Победитель Бури: Источник Молчания

Павлин отложил кастет. Его лицо стало сосредоточенным.

– Ладно, допустим. Что-то мутное. Но при чём тут мы? Легионеры шкафчик опечатали – значит, официально всё закрыто. А у меня… – он кивнул в сторону воздухата, – …Великая Гонка в следующем году. Но каждый день на счету, особенно после того позора в прошлый раз. Эти… Динами… – он брезгливо поморщился, – …у них там всё схвачено, а мне реально надо летать.

– Я нашёл Марка. После уроков. Спросил, – Виктор снова понизил голос до конспиративного шёпота.

Павлин приподнял бровь.

– «Шрам»? И что же он сказал?

– Марк знает, что официальная версия – враньё. Последний раз её видели… выходящей из кабинета Языковой. В тот же день, когда она пропала. А на следующий день легионеры уже шкафчик опечатывали. Слишком… оперативно. Марк сказал не лезть. Слишком тут «мутно», по его словам. Опасно.

Воцарилась долгая пауза. Павлин смотрел на серебряные нити на стене, потом на свой кастет, потом на Виктора. На его лице появилась горькая усмешка.

– Мутно? – он резко встал и начал расхаживать, его движения всё ещё напоминали разминку пилота. – Вик, посмотри вокруг! У нас тут целое болото мути, в котором мы барахтаемся! Источник Молчания, который, видимо, теней приманивает, но где он – хрен знает. Твой компас, который как истукан тычется в Анну Щит, которая почему-то игнорирует метку. Теперь вот Зоя… Исчезла после визита к нашей любимой злюке-бабульке с мёртвыми розами. – Он остановился, глядя прямо на Виктора. В его глазах не осталось и тени шутки. – А знаешь, что самое мерзкое? Языкова – идеальный кандидат в безумных старух, которые учеников в подвалах прячут или в удобрения для своих чёрных роз превращают. У неё и ваза с покойниками готова стоит.

– Именно! – Виктор тоже вскочил на ноги. – И Марк сказал «не лезь». Значит, там что-то… серьёзное. Опасное. И связанное именно с Языковой. – Он провёл рукой по лицу, словно стирая усталость. – Источник… Компас… Зоя… Анна с её чёрным светом… И Языкова в центре всего этого? Или просто ещё один кусок пазла? Боже, Пав, у меня голова кругом. Кажется, мы вляпались во что-то… огромное. И тёмное. Темнее этих тоннелей.

Павлин тяжело вздохнул. Он подошёл к своему воздухату и положил руку на ещё тёплый корпус. Потом сжал кулак в серебряном кастете.

– Согласен. Тёмное, мутное и пахнет серебром, гнилыми розами и… – он преувеличенно принюхался, – …жжёным изолятором. Ладно. Сидеть и бояться – не вариант. Нужно действовать. Но как? Пойти прямо к Языковой и спросить: «Где Зоя, бабушка?»? – Он снова усмехнулся, но без единой нотки веселья. – Или… – Павлин сделал драматическую паузу, и его взгляд стал хитрым, – …или проверить её кабинет? Марк же сказал, что Зою видели выходящей оттуда в последний раз. Может, там… что-то осталось? След? Подсказка? Без Мидира шанс вырваться отсюда – ноль, но если Языкова что-то скрывает и это связано с Источником или Анной… Тогда кабинет – единственная зацепка прямо сейчас. Выбирай, Вик. Тёмное болото или Проклятая Арена? Оба пути ведут в ад, похоже.

Виктор посмотрел на кастет Павлина, потом на его измазанный маслом комбез, на упрямый огонёк в глазах друга.

– Кабинет. Идём. Источник может подождать, а вот след в кабинете Языковой… – он сжал кулаки, – …его могут замести в любой момент. Если она замешана, она уже могла. Но проверить надо. Сейчас. А потом… – он кивнул на воздухат, – …ты продолжишь вираж. Ты же не хочешь снова проиграть ему?

Павлин хмуро посмотрел на Виктора, потом резко повернулся к своему аппарату. Его движения стали резкими, целеустремлёнными.

– Не хочу. Ни за что. Ладно. Идём в логово злюки. А потом… – он щёлкнул пальцами, и двигатель воздухата окончательно затих, – …я вернусь и впишу эту "Спираль" идеально. Пошли.

Виктор кивнул. Оставив позади шипящий пар и мерцающие серебряные нити, они вышли из станции. Их тени, удлинённые и искажённые призрачным светом, поползли за ними по бетону, будто спеша предупредить о надвигающейся тьме.

***

Кабинет Мирового Языка тонул в гнетущей предвечерней тишине. Школа вымерла, и лишь навязчивое тиканье старых часов нарушало безмолвие, отдаваясь в висках металлическим эхом. Виктор осторожно прикрыл тяжёлую дубовую дверь, и щелчок замка прозвучал оглушительно громко. Павлин нервно облизнул губы, его взгляд, словно притянутый магнитом, упёрся в зловещую вазу с розами на учительском столе.

– Тише, – прошептал Виктор, затаив дыхание.

Тиканье часов, собственное сердцебиение в ушах и сдавленное дыхание Павлина – больше ничего не нарушало зловещего спокойствия. Они стояли посреди знакомого кабинета, который вдруг стал чужим и враждебным. Воздух был спёртым, пропитанным пылью и странным, тошнотворным коктейлем запахов: сладковатой гнилью, пробивавшейся сквозь внешний лоск, и холодным, металлическим оттенком, словно после кварцевой лампы. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь пыльные шторы, выхватывали из полумрака мириады танцующих пылинок. И всё это время на них смотрели мёртвые глаза чёрных роз – неестественно ярких, почти пульсирующих жизнью, но источающих запах тлена.

Комната сияла безупречной, пугающей чистотой. Стол под зелёным сукном был идеально гладким, книги на полках стояли выровненными солдатами. Ни пылинки, ни случайного пятнышка, ни помятого уголка страницы. Словно здесь не жили и не работали, а проводили заключительную уборку после важного, страшного события.

– С чего начнём? – голос Павлина дрожал, едва различимый. Мысль о том, что здесь могло случиться с Зоей, сжимала ему горло ледяной рукой.

– Всё. Проверим всё, – ответ Виктора прозвучал решительно, но без тени надежды.

Он подошёл к учительскому столу. Ящики были заперты. Попытка поддеть замок тонким лезвием из набора для электроники наткнулась на неожиданное сопротивление – замки были не просто крепки, а, казалось, зачарованы. Ни клочка бумаги, ни забытой записки.

Павлин двинулся к стеллажам. Он аккуратно вынимал толстые тома, заглядывал за корешки, встряхивал их. Пустота. Абсолютная. Как будто кто-то уже тщательно, до них, вытряхнул все возможные тайники, стёр все следы.

– Ученический шкафчик? – Павлин кивнул в угол, где стоял ряд металлических ящиков.

– Опечатан Легионом, помнишь? – напомнил Виктор, подходя.

Печать на шкафчике Зои – небольшой серебряный диск с эмблемой Легиона – находилась на месте. Она была холодной и неприступной на ощупь. Но Виктору показалось, что она выглядела… слишком новой. Слишком блестящей. Будто её установили вчера, а не полгода назад. Он осторожно послал слабый импульс электричества, пытаясь «прощупать» защиту. Диск лишь коротко шикнул и слегка нагрелся.

– Тронуть – значит сразу подать сигнал. Легион тут как тут, – констатировал он. – Странно… Печать… она как будто свежая.

Его ноги сами понесли к вазе. Чёрные, бархатистые лепестки манили и пугали. Он медленно протянул руку, намереваясь лишь слегка коснуться одного…

В тот миг, когда пальцы зависли в сантиметре от поверхности, хрусталь вазы вздрогнул. Не физически, а в отражении, в искажённом свете. По гладкой стенке, чуть ниже уровня мутной воды, на долю секунды проступила, словно паутина теней, сеть тончайших угольно-чёрных трещинок. Они вспыхнули и исчезли. Одновременно Виктор не услышал, а почувствовал – шелест. Множественный, неразборчивый шёпот, доносящийся из самой глубины сосуда. Он замер, рука окаменела.

И тут, в самом тёмном углу комнаты, за высоким шкафом, где тень сгущалась в почти непроглядную черноту, мелькнуло что-то. Быстрое, маленькое. Отблеск света на чём-то гладком и металлическом. Размером с крупного жука. Или объектив. Миг – и там снова была лишь пустота.

Лепесток, которого он даже не коснулся, сам собой отделился и бесшумно упал на полированную столешницу. Виктор вздрогнул, резко одёрнув руку. Павлин замер, уставившись на упавший лепесток.

– Вик… это… они же не должны так… – Павлин не договорил. Он видел лишь, как лепесток на глазах чернел ещё сильнее, сморщивался и за считанные секунды превращался в кучку чёрного, зловонного праха. Запах гнили ударил в нос, смешавшись со сладкой одурью роз.

– Ты… ты это видел? – прошептал Виктор, не отрывая взгляда от вазы, а потом резко переведя его в тот злополучный угол.

– Что? Лепесток? Да, он просто… рассыпался! – Павлин был потрясён зрелищем. Отблеск в углу он пропустил.

– Нет! На вазе! Трещины! Чёрные! И… там, в углу – что-то блеснуло! – настаивал Виктор, но сомнение уже точило его изнутри. Галлюцинация? Напряжение?

Павлин прищурился, внимательно осмотрел вазу, потом вгляделся в указанный угол.

– Ничего нет, Вик. Гладкая. Пусто. Ты переутомился.

Он неосторожно потянулся к вазе, чтобы проверить самому.

Виктор молниеносно схватил его за запястье.

– Не трогай! – его голос сорвался на полукрик. Теперь он знал. Кабинет. Ваза. И что-то ещё. Нечисто. Опасно. – Просто… не трогай, – добавил он, тише, но с ледяной тяжестью в голосе, отпуская руку Павлина.

Тот лишь молча кивнул, лицо его стало землистым.

– Марк был прав, – выдохнул Виктор, ощущая, как мурашки бегут по спине. – Здесь… кто-то поработал до нас. Кто-то, кто знал… или знает всё. Кто следит. Или спрятал так, что нам не найти.

Они двинулись к выходу, крадучись, как по минному полю. Виктор бросил последний взгляд на опечатанный шкафчик Зои. Серебряный диск Легиона тупо поблёскивал. Официальная версия. Официальная могила. И, возможно, новая печать, поставленная поверх старых следов.

Павлин приоткрыл дверь, и они выскользнули в пустой, погружающийся в сумерки коридор. Щелчок замка позади прозвучал как освобождение.

– Что теперь? – спросил Павлин, всё ещё бледный.

– Теперь, – Виктор сжал кулаки, его глаза загорелись мрачной решимостью, – теперь у нас только один путь. Туда, где можно найти силу или знания, чтобы пробить любую стену. Арена. Безликий Рык. Источник Молчания. Нам нужно научиться обходить ментальный вой Рыка. Культисты наверняка смогут нас наставить. А эта тайна… – он кивнул на зловещую дверь кабинета, – …она подождёт. Пока мы не станем сильнее.

Глава 6: Оковы разума

Отполированные стены святилища, покрытые инеем, мерцали в призрачном свете бледно-голубых кристаллов, вмурованных в потолок. В центре пещеры лежал плоский камень, похожий на алтарь, на который Виктор бессознательно опирался спиной, нервно постукивая костяшками пальцев по холодному шесту. Павлин шагал взад-вперёд по узкому пространству перед алтарём, его шаги отдавались глухим эхом, нарушая звенящую тишину, в которой гудели кристаллы.

Они услышали щелчок.

Тень у дальней стены сгустилась, из неё бесшумно выступила Соня «Кисть». Её серебряные глаза светились в полумраке, спиральный шрам на виске был особенно отчётлив. Серый плащ поверх школьной формы скрывал очертания фигуры, лишь на рукаве едва заметно выделялась нашитая треснувшая десятиконечная звезда.

– Ви_тор. Пав_ин, – её голос прозвучал тихо и чётко, словно удар льдинки о камень. – Вы настойчивы. Или отчаянны. Знак обозначил запрос на Знание. Какое?

Виктор сделал шаг вперёд, подавляя дрожь в руках – не от холода, а от въевшегося в память воя с арены.

– Псионика, С__я. Нам нужно… научиться выдерживать ментальную атаку. Оглушающий вой. Он парализует, сводит с ума.

Павлин остановился, его лицо было бледным.

– Существо на арене… «Безликий Рык». Его крик… Это не просто звук. Он ввинчивается прямо в мозг. Видел, как боец просто… рассыпался? Мы не сможем подойти, не то что сражаться, без защиты.

Соня внимательно смотрела на них по очереди. Её взгляд скользнул по фляге Павлина, задержался на очках Виктора, потом вернулся к их глазам. Молчание затянулось. Она медленно подошла к алтарю, положила на него ладонь. Кристаллы на потолке вспыхнули чуть ярче.

– Шёпот Тени крадёт имя, – наконец заговорила она, не поворачиваясь. – Вой этого… творения… ломает разум. Разные орудия. Общая слабость цели – хрупкость оболочки, что зовётся сознанием. – Она обернулась, её серебряные глаза сверлили Виктора. – Почему вы считаете, что мы обладаем этим знанием? И почему должны им делиться?

Виктор не отводил взгляда.

– Мы видели ваши инструменты. Ржавые кристаллы, что кинули нам культисты на испытании. Они втянули нас в наши же желания. Вы управляете этим. Ты – маг мысли. Вы – Свидетели Десятого, который боролся с системами контроля… а что такое метка, как не контроль над разумом и телом? Вы должны знать, как защитить разум. Или… как его сломать. – Он сделал паузу, подбирая последний аргумент. – Мы – «Тенистые». Члены культа. Мы ищем Источник Молчания для задания Осмира. Источник, который, мы подозреваем, связан с Тенями. С тем… что случилось на линейке. Помоги нам стать сильнее против этого воя, и мы сможем добраться до него. Узнать правду. Ту, которую ищете и вы.

Соня не двигалась, но уголок её губ чуть дрогнул – что-то вроде тени улыбки или гримасы.

– Правда… – она протянула слово. – Она часто требует жертв. Знание – тоже оружие, Ви_тор. Обоюдоострое. – Она вздохнула, почти неслышно. – Десятый учил: «Щит познаётся через меч». Чтобы отразить удар по разуму, нужно понять его природу… и природу своего собственного ума. Готовы ли вы познать свой разум как оружие… и как уязвимость? Готовы к боли? Истинная защита – это дисциплина. Жестокая дисциплина.

– Готовы, – хором ответили они, хотя Павлин невольно сглотнул.

– Хорошо. – Соня вытащила из складок плаща два небольших, холодных на вид кристалла. Не ржавых, как тогда, а прозрачных, с мерцающей голубой сердцевиной. Они напоминали льдинки. – Возьмите. Сожмите в кулаке. Не сопротивляйтесь.

Ледяной холод немедленно проник сквозь кожу, едва их пальцы сомкнулись на кристаллах.

– Найдите внутри себя точку тишины, – голос Сони прозвучал прямо в их головах, минуя уши. – Образ, ощущение, звук… что-то абсолютно ваше, абсолютно стабильное. Зацепитесь за это. Это ваш якорь в шторме.

Виктор мгновенно представил жёсткую, негнущуюся поверхность своего шеста в руках. Павлин сосредоточился на ритмичном падении капель в их насосной станции – кап… кап… кап…

– Теперь… представьте вокруг своего сознания не стену. Стена рухнет под напором. Представьте… сеть. Сложную, подвижную, как паутина из серебряных нитей. Она должна дышать, вибрировать, рассеивать ударную волну.

Давление возникло внезапно. Сначала это был просто навязчивый фоновый гул, словно от трансформаторной будки. Они напряглись, удерживая якорь. Виктор попытался мысленно «сплести» сеть – нити получались толстыми, неуклюжими, как провода.

– Не контролируй каждую нить! – мысленно крикнула Соня. – Дай сети вырасти из твоего якоря! Из твоей стабильности! Как ветви из ствола!

Виктор переключился. Он представил, как от ощущения шеста в руках расходятся тысячи тончайших серебристых лучей, образуя вокруг него сложный, пульсирующий кокон. Стало чуть легче.

У Павлина «капли» начали размываться под нарастающим гулом. Его «сеть» была красивой, текучей, как водопад, но неупругой.

– Твой якорь теряет форму! – предупредила Соня. – Заключи его в сферу! Серебряную, идеально гладкую! Шум бьёт по сфере – она звенит, но не ломается! Твоя сеть – это брызги, отражённые от сферы! Рассеивай энергию через них!

Павлин сжался внутренне, представив капли внутри прочной серебряной сферы в своей груди. Внешняя «водяная» сеть стала резче, отрывистей, как струи фонтана.

Гул превратился в пронзительный визг, скрежет по стеклу. Боль вдавилась в виски. Виктор стиснул зубы, его «сеть» из лучей напряглась, засверкала искрами. Павлин задрожал, его «сфера» зашевелилась, но выдержала. Для него давление трансформировалось в ощущение, будто череп наполняется ледяной водой, которая вот-вот разорвёт его изнутри. Холод кристалла в руках стал почти невыносимым, словно обморожение.

Визг достиг пика. Павлин застонал, его «брызги» захлебнулись. Виктор почувствовал, как его собственная внутренняя энергия, та, что обходит метку, закипает в ответ на давление. Инстинктивно, не думая, он вплел в свою серебристую «сеть» вспышку – не настоящей черной молнии, но её мыслимого образа. Тёмная, жгучая, тихая, она прорезала его ментальную конструкцию.

Пронзительный визг в его голове захлебнулся, на мгновение превратившись в искажённое шипение, словно звук попал в помеху. Давление ослабло.

Визг стих. Соня резко открыла глаза – они оба не заметили, когда она их закрыла. Она пристально смотрела на Виктора. Её лицо было непроницаемым, но в серебристых глазах горел холодный, аналитический интерес.

– …Неожиданно, – произнесла она вслух, её голос звучал слегка хрипло. – Ты использовал свою сущность как… глушитель. Грубо. Опасно. Как кувалда в часовом механизме. – Она подошла к нему почти вплотную. – Эта сила… она хочет вырваться наружу при любой угрозе. Контролируй импульс. Направляй его в сеть, как усилитель упругости, а не как взрывчатку. Иначе сожжёшь мосты в своём же разуме. – Она отступила. – Но… эффективно в данном контексте. Против топора – допустим и молот.

Она забрала кристаллы. Виктор и Павлин опустились на колени, обливаясь холодным потом, с пульсирующей головной болью и тошнотой. Павлин тряс головой, пытаясь избавиться от остаточного звона.

– Боль – это язык, на котором ум учится выживать, – констатировала Соня без тени сочувствия. – Вы продержались, но этого недостаточно для борьбы с мутантом. Продолжим наши тренировки потом.

Она уже растворялась в тени у стены, когда её голос донёсся, как эхо:

– Вы искали в кабинете Языковой… Розы. Красивые цветы. Но даже самый прекрасный бутон вянет, когда корни его пьют тлен. Ищите глубже… под корнями.

И прежде чем они успели что-то спросить или осмыслить сказанное, её силуэт исчез, оставив лишь запах озона и ледяное эхо её слов в их измученных головах.

Виктор с силой провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть остатки ледяного касания псионики. Голова раскалывалась.

– Никогда ещё мои собственные мысли не причиняли такой боли, – его голос прозвучал хрипло и глухо в ледяной пещере. – Как будто мозг вывернули наизнанку, поскребли по нему наждаком и запихнули обратно.

Павлин, всё ещё сидя на корточках, сгорбился и сжал виски пальцами.

– Зато теперь я прекрасно понимаю, что почувствовала бы рыба, если бы её взорвали изнутри глубинным зарядом, – простонал он. – Всё гудит. Даже ресницами моргнуть – больно. И этот её «якорь»… Я едва удержался. Чуть не превратил свои капли в цунами, которое смыло бы меня самого.

Он поднял на Виктора воспалённый взгляд.

– А ты… что это было в конце? Я почувствовал… всплеск. Тихой, чёрной тишины. Давление вдруг схлынуло. Ты что, разрубил её атаку?

Виктор медленно выдохнул, разминая онемевшие пальцы.

– Не разрубил. Создал помеху. Моя сила… она реагирует на угрозу. Даже мысленную. Я просто… позволил ей ответить. В виде образа. Темноты, поглощающей звук. Соня права – это грубо. Опасно. Но сработало.

– Сработало, – с горькой усмешкой повторил Павлин, с трудом поднимаясь на ноги. – Она назвала это «молотом против топора». Звучит как сомнительный комплимент. Как будто я изящной фехтовальной шпагой пытался отразить таран, а ты просто взял и обрушил на него скалу. Неспортивно.

– Здесь не до спорта, – отрезал Виктор, тоже поднимаясь. Его взгляд упал на камень-алтарь, где секунду назад лежали кристаллы. – Речь идёт о выживании. Чтобы подобраться к тому… чудовищу… нам нужен и твой «фонтан», и мой «молот». И ещё десяток таких тренировок. Если, конечно, она не передумает и не сочтёт меня слишком «опасным» для своих часовых механизмов.

Он помолчал, вглядываясь в тень, где исчезла Соня.

– Но это не главное. Ты слышал, что она сказала в конце? Про розы.

Павлин мрачно кивнул, потирая виски.

– Слышал. «Ищите глубже… под корнями». Звучало как угроза. Или предупреждение. Опять эти её загадки. Как будто просто сказать «копай пол в кабинете» – ниже её достоинства.

– Или она не может сказать прямо, – задумчиво произнёс Виктор. – Боится чего-то. Или кто-то запрещает. Но она дала направление. «Под корнями». Это может быть метафора. Или… буквально.

Он посмотрел на Павлина, в глазах загорелся знакомый одержимый огонёк, который тот знал слишком хорошо.

– Пол. Мы не смотрели пол. Мы искали в ящиках, на полках. Но если там есть люк… или если нужно снять напольную плитку…

– Эй, подожди, – Павлин поднял руку, словно пытаясь остановить поток мыслей. – Мы едва держимся на ногах после того, как наша собственная голова пыталась нас убить. А ты уже рвёшься на новое свидание с той… с той училкой, от которой пахнет смертью и мёртвыми розами? Может, сначала вернёмся на станцию? Выспимся. Придём в себя. Решим, что делать с этой тварью на арене. Потом уже будем ломать полы.

Виктор на мгновение задумался, затем кивнул, смирившись с доводами.

– Ладно. Ты прав. Сегодня мы и так прошли через слишком многое.

Он сделал последний взгляд вокруг пещеры, на мерцающие кристаллы и плоский камень.

– Но она знает больше, чем говорит. О Языковой. О Зое. Обо всём. Она проверяла нас сегодня не только на прочность. Она смотрела, на что мы способны. Что мы можем… проглотить.

– Отлично, – буркнул Павлин, уже двигаясь к выходу. – Значит, я был сегодня главным блюдом. Надеюсь, я ей не понравился. Идём уже. Здесь до сих пор пахнет озоном и болью. А мне это напоминает о линейке.

Они вышли из святилища, оставив за ними тишину и невысказанные вопросы, витавшие в холодном воздухе, тяжёлые и нерешённые.

***

Прошло две недели. Ледяное безмолвие святилища сменилось новым, более гнетущим звуком – ровным, монотонным гулом, исходившим от самих кристаллов в потолке. Он не был громким, но впивался в кости, в зубы, в самое нутро, вызывая тошнотворную вибрацию. Воздух струился маревами, искажая очертания алтаря и стен, словно они находились на дне колодца, полного тягучей, мерцающей жидкости.

Виктор и Павлин стояли спиной к спине в центре пещеры. Их лица были сосредоточенны, тела напряжены, но без прежней панической дрожи. На их висках и запястьях были закреплены тонкие серебряные обручи, испещрённые мельчайшими рунами, – новые фокусы, созданные Соней для этой фазы тренировок. Обручи мерцали в такт гулу, то затухая, то вспыхивая ярче.

Её голос прозвучал прямо в их сознании, холодный и безличный:

Гул – это не атака. Это фон. Реальность, в которой вам предстоит действовать. Ваш разум должен научиться игнорировать его, как игнорирует биение собственного сердца. Но сегодня… сегодня атака придёт иначе.

Виктор мгновенно активировал свой «якорь» – не просто образ шеста, а его точный вес, шероховатость бамбука, упругость при ударе. Вокруг этого ядра его сознание сплело уже привычную, отточенную сеть из серебристых лучей. Она пульсировала, рассеивая назойливый звук, превращая его в фоновый шум.

Павлин сделал глубокий вдох. Внутри него сомкнулась идеальная серебряная сфера, внутри которой ритмично падала единственная, вечная капля. Вокруг сферы взметнулись, замерли в воздухе и снова рухнули тысячи мельчайших водяных брызг – его «сеть», готовая принять и рассеять удар.

Атака пришла не в виде звука.

Она пришла в виде запаха.

Сначала это был едва уловимый, сладковатый аромат тления. Пахло мокрой землёй, гниющими листьями и чем-то пряным, приторным. Запах нарастал, заполняя ледяную пещеру, протискиваясь сквозь ментальные сети, не поддаваясь рассеиванию.

Обоняние – древнейшее чувство. Оно обходит логику, бьёт прямиком в инстинкты. В память тела – голос Сони был ровным, как скальпель.

Виктор почувствовал, как его желудок сжимается. Запах был… знакомым до тошноты. Таким пахло в мастерской отца после «тихого дня» – когда Дмитрий Таранис часами молча чинил какую-нибудь дрожащую, сложную механику, и воздух густел от запаха машинного масла, озона и немой, гнетущей тревоги. К этому теперь примешивался едкий, обжигающий нос запах перегретого металла и… палёной кожи. Его кожи. В Атриуме Стихий, при его первом неуправляемом всплеске, когда чёрная молния едва не выжгла ему ладони. Его сеть дрогнула. Лучи поплыли, закручиваясь в спирали, похожие на дым от испепелённой плоти.

Рядом с ним Павлин застонал. Для него запах был иным – густым, затхлым, невыносимым. Пахло ржавой водой и гниющими водорослями на дне заброшенного резервуара насосной станции до того, как они её отвоевали и очистили. Пахло страхом утопленника, тем животным ужасом, который он, маг воды, подавлял глубже всего. И поверх этого – резкая, унизительная нота дезинфектора и моющего средства, которым пахло в казармах Легиона после его провала на вступительных испытаниях, когда мать молча, с холодным разочарованием в глазах, забрала его домой.

– Нет… – выдохнул Павлин. Его водяные брызги застыли, превратились в хрупкие, безжизненные сосульки.

Якорь. Держись за якорь. Это не реальность. Это мираж, выдернутый из вашей же памяти.