Смоленский перевал

Внезапно шелест осиновых листьев изменился. Ритмичный, убаюкивающий шорох сменился резким, тревожным звуком, словно тысячи листьков внезапно взметнулись и забили тревогу. Артем вздрогнул и поднял голову.

На противоположной стороне поляны, у ствола одной из елей, стоял Степан. Он опирался на свой посох и смотрел на Артема. На этот раз его лицо было хорошо видно – обветренное, покрытое сетью морщин, с цепким, изучающим взглядом.

– Нашел, – негромко произнес Степан. Не вопрос, а констатация факта.

– Вы… вы следили за мной? – спросил Артем, пытаясь скрыть внезапную нервозность.

– За всеми здесь следят, – ответил Степан, делая несколько шагов вперед. Он двигался бесшумно, несмотря на возраст и посох. – Ты хотя бы понял, на что смотришь?

Артем указал на клин.

– Это заслон. Он… стабилизирует границу. Не дает пелене рваться.

– Умно сказал, для городского, – в голосе Степана прозвучала усмешка, но беззлобная. – Почти как твой дед. Только он это чувствовал. А ты пытаешься понять. Разница есть.

– Я хочу понять, – сказал Артем. – Что здесь происходит? Кто эти… сторожА? Что за миры там, за пеленой?

Степан подошел к клину и положил на него ладонь, не боясь ржавчины и холода.

– Вопросы, вопросы. Дед тебе ничего не объяснил?

– Объяснял. Но я не верил. Считал сказками.

– А теперь поверил? Одной ночи хватило? – Степан внимательно посмотрел на него. – Недолгая у тебя вера. Она может так же быстро и закончиться.

– Я видел то, что нельзя объяснить, – твердо сказал Артем. – И я не уйду, пока не узнаю правду.

Степан помолчал, глядя на почерневшие камни.

– Правды тут нет. Есть много правд. Как и много миров. Твой дед называл их «отголосками». История, парень, – она как дерево. Всякий раз на развилке оно выбирает, куда расти. Вправо или влево. А отсеченная ветвь… она не умирает. Она продолжает жить там, за пеленой. Как сон, который снится самому дереву.

Артем слушал, завороженный. Это была поэтичная, но пугающая концепция.

– То есть я видел… отголоски других Россий?

– Не только Россий, – поправил Степан. – Миров. Где Смоленск – столица княжества, которое никогда не подчинялось ни Киеву, ни Москве. Где монголы не приходили, а вместо них пришли другие завоеватели, с запада. Где вера не христианская, а какая-то иная, древняя. Где люди… немного другие. Эти миры наслаиваются друг на друга, как листы в книге. А Перевал – это место, где листы иногда слипаются, и чернила с одного проступают на другой.

– И этот клин не дает чернилам проступать?

– Этот клин, – Степан похлопал по железу, – как гвоздь, который прибивает нашу страницу к столу. Чтобы ее не унесло сквозняком из иных миров. Он старый. Очень старый. Старше Москвы, старше Смоленска. Его поставили первые хранители. Те, кто понял природу этого места.

– А кто они были?

– Кто ж их знает. Волхвы, может. Или те, кто пришел еще до волхвов. Люди, чувствовавшие ткань мира. Твой дед был из их числа. Я… я скорее сторож. Следопыт. Слежу, чтобы никто не повредил заслон. И чтобы ничего чужеродного не проникло сюда.

– А те, в капюшонах? Они – сторожа с той стороны?

Тень пробежала по лицу Степана.

– Сторожа? Нет. Они… наблюдатели. Или сборщики. Иногда они забирают с собой то, что потерялось. Иногда приносят что-то свое. Они не враги. Но и не друзья. Они просто иные. Дед называл их «Безликими». Лучше с ними не встречаться. Вчера тебе повезло, что это был всего лишь вестник. Предупреждение.

– Предупреждение о чем?

– О том, что пелена истончилась. Что пора укреплять заслоны. Полнолуние близко. В полнолуние граница всегда слабеет. – Степан посмотрел на небо, скрытое еловыми лапами. – Надо делать обход. Проверять все тонкие места. Ты поможешь.

Это прозвучало не как предложение, а как приказ.

– Я? – удивился Артем. – Но я не знаю как.

– Научишься. Дед оставил тебе знания. А я покажу дорогу. Другой возможности у тебя нет. Ты уже прикоснулся к тайне. Теперь ты либо становишься частью ее, либо она тебя уничтожит. Равнодушных Перевал не терпит.

Артем почувствовал, как по спине пробежал холодок. У него не было выбора. Бежать обратно в Москву, к своим диссертациям и архивам, теперь казалось детской забавой. Реальность была здесь, в этом лесу, у ржавого клина, вбитого в землю бог весть кем и когда.

– Хорошо, – сказал он. – Я помогу.

Степан кивнул, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на удовлетворение.

– Ладно. Первое задание. Видишь эти камни? – он указал посохом на круг. – На некоторых насечки стерлись. Их нужно обновить. У деда в сарае есть инструменты. Резцы специальные. Найдешь и принесешь сюда. Без обновления знаков заслон ослабевает.

– А что нужно вырезать?

– Ты поймешь, – enigmaticly ответил Степан. – Знаки сами подскажут. Главное – сосредоточиться и не думать ни о чем постороннем. Мысль – это тоже ключ. Она может как запереть дверь, так и открыть.

С этими словами Степан развернулся и снова скрылся среди деревьев, оставив Артема одного на таинственной поляне.

Артем еще раз посмотрел на клин и на камни. Задача казалась невыполнимой. Как знаки могут «сами подсказать»? Но спорить было бесполезно. Он повернулся и пошел назад, к дому, чувствуя тяжесть ответственности, которая легла на его плечи.

Возвращался он другой дорогой, той, что вела вдоль ручья. Солнце уже клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. Он шел, погруженный в свои мысли, и почти не смотрел по сторонам. Поэтому он заметил не сразу.

На мягкой земле у ручья, там, где накануне не было ничего, кроме звериных следов, теперь отпечатался четкий след. След сапога.

Но не современного, а словно сошедшего со страниц учебника по древнерусской истории. Длинный, с заостренным носком. И самое странное – на подошве был отчетливо виден узор, напоминающий стилизованного двуглавого орла, но с тремя головами. Третья голова была в центре, и все три были увенчаны не коронами, а чем-то похожим на языки пламени.

Артем замер, рассматривая отпечаток. Он был свежим, глубоким. Кто-то прошел здесь совсем недавно. Кто-то, чья обувь не соответствовала ни одному известному ему историческому периоду.

Он поднял голову и оглядел окрестности. Лес молчал. Но теперь это молчание было обманчивым. Он вспомнил слова деда из дневника: «След у ручья. Отпечаток сапога, но подкова незнакомая».

Это был не просто след. Это было послание. Или предупреждение. Кто-то или что-то действительно просочилось через пелену. И сейчас бродило где-то здесь, в его мире.

Сердце Артема забилось чаще. Он понял, что Степан был прав. Полнолуние близко. И игра уже началась. Теперь он был не просто наблюдателем. Он был участником. Хранителем, нравилось ему это или нет.

Он быстро зарисовал след в своем блокноте, стараясь не пропустить ни одной детали, и почти бегом пустился к дому. Ему нужно было найти резцы и вернуться к клину до наступления темноты. До того, как «наблюдатели» снова выйдут на охоту.

Тень трехглавого орла легла на его сознание, и он почувствовал, как реальность вокруг снова заколебалась, грозя распасться на тысячи чужих, незнакомых историй.

Глава третья: Чернила инейных миров

Сарай деда представлял собой отдельный мирок, пахнущий старым деревом, пылью и чем-то горьковатым, напоминающим полынь. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь щели в дощатых стенах, освещали клубящуюся в воздухе пыль, превращая ее в танец золотистых мошек. Артем стоял на пороге, чувствуя себя чужим в этом хранилище памяти. Он не решался нарушить царящую здесь тишину, словно каждая вещь была погружена в многовековой сон.

Он принялся за поиски. Сначала перебрал ящики с гвоздями, старыми замками, ржавыми инструментами. Ничего похожего на резцы. Потом его взгляд упал на большой сундук из темного дерева, стоявший в самом углу, под стрехой. Он был меньше того, что хранился в доме, и закрыт на простой, но массивный железный засов.

Артем откинул засов. Крыша открылась со скрипом. Внутри, на бархатной ткани, когда-то темно-бордовой, а ныне выцветшей до розоватого оттенка, лежали предметы, от которых повеяло такой древностью, что у него перехватило дыхание.

Там были ножи с костяными ручками, украшенные замысловатой резьбой, похожей на те знаки, что он видел на камнях у Осинового клина. Были странные деревянные цилиндры с навершиями в виде звериных голов. И отдельно, в кожаном свертке, лежали именно они – резцы. Несколько штук, разных размеров, из темного, отполированного до блеска металла, который не тронула ржавчина. Рукояти были из желтоватой кости, на которой были вырезаны те же символы.

Артем осторожно взял один из резцов. Металл был на удивление теплым, живым. Он почувствовал легкую вибрацию, проходящую по пальцам, словно инструмент отозвался на его прикосновение. Это не были просто орудия труда. Это были артефакты.