Выжить в Антарктиде

Слушатели с интересом развернулись в сторону пышущего яростью Дюмона. Многим эта пикировка понравилось куда больше самой лекции.

– Это мой план! Я, а не вы, иметь приоритет!

– Месье Дюмон, успокойтесь! – попыталась урезонить его миловидная блондинка в красном кардигане, сидевшая рядом с ним. Говорила она по-французски, ее голос звучал умиротворяюще, но Дюмон не внял. Он вырвался из ее рук и бросился вперед, расталкивая сидящих на его пути людей.

– Я не позволить! Я первый взять разработка сенсации! Драконий Зуб ждать меня и мои люди. Вы самозванец!

– Это возмутительно! Русские, между прочим, были в этих землях вперед французов! – не удержался Белоконев. – И уж если говорить про приоритеты, то..

Дюмон взлетел на невысокий постамент с кафедрой и принялся отталкивать Белоконева прочь. Тот, понятно, сопротивлялся.

– Дать мне сказать! – требовал француз. – Мне нужен трибуна, чтобы делать заявление!

– Позвольте, но это моя лекция!

Дюмон вцепился в ворот вязаной кофты историка и дернул так, что посыпались пуговицы.

– Да что вы себе позволяете! – задохнулся Геннадий.

Оба они не удержались на ногах и при очередном крене корабля полетели на пол. Все это произошло так стремительно, что никто не успел вмешаться. Возможно, француз и не планировал лезть в драку, но выглядело это со стороны весьма некрасиво. Он придавил Белоконева всей своей тяжестью и никак не позволял тому подняться.

Наконец присутствующие в салоне мужчины подоспели и растащили их в разные стороны.

– Вы ответите! – возмущался Белоконев, сокрушенно рассматривая испорченную кофту. – Варвар!

– Я подать вас суд! – угрожал Дюмон. – Вы отнять мой приоритет!

– У вас кровь! – воскликнул школьник и первого ряда.

Геннадий коснулся рукой головы и поморщился. Там не только пухла шишка, образовавшаяся после падения на пол, но было липко и горячо. Тонкая струйка текла по щеке и капала на воротник белоснежной рубашки.

Лекция была окончательно сорвана. Не было и речи, чтобы вернуться к прерванному занятию.

6. Новый план

После столь нелепо прерванной лекции народ из салона расходился медленно и неохотно. Люди собирались группками и переговаривались, обсуждая сразу все: и прослушанный доклад, и потасовку.

Вика и Анна, которые сидели вместе, сначала тоже прислушивались к разговорам, но а потом накинули новенькие куртки и вышли на палубу третьего яруса. Они были слишком возбуждены, чтобы томиться в душных и шумных помещениях ледокола и тем более – возвращаться в тесную каюту. Дверь наружу вела прямо из салона, и найти ее оказалось легче легкого: над ней горела табличка с жирной стрелкой и надписью «Выход на платформу № 3».

– Можно решить, будто мы на вокзале, – смеясь, сказала Анна. – Ты не знаешь, почему они палубу обозвали платформой?

Вика помотала головой.

– Мне Геннадия Альбертовича жалко, – призналась она невпопад. – Что с ним теперь будет?

– Да ничего особенного. Придется ему делить славу с французом, ведь тот от своего не откажется.

– Француз этот совсем на француза не похож. Французы слывут галантными, а Дюмон злобный и противный. Ведет себя, словно гопник из трущоб. В драку зачем-то полез.

– И не говори! – с нервным смешком Анна кинулась грудью на холодные перила и перегнулась через них, стараясь увидеть происходящее на главной палубе. – Международный скандал: Франция напала на Россию!

– Не понимаю, чему ты радуешься, – пробормотала Вика, натягивая на голову капюшон. Ветер по палубе гулял нешуточный, а шапку она забыла в кармане старой куртки.

– Я думала, лекция окажется скучной. Но торчать весь день рядом со страдающим от качки Давыдовым было выше моих сил. Ой, смотри, врач его отпустил!

– Кого, Давыдова? – Вика тоже осторожно перегнулась через борт.

– Да нашего Паганеля. Вон он! Стоит у шлюпки.

Геннадий Белоконев действительно стоял на палубе неподалеку от двери в медицинский отсек. Рядом с ним маячил фокусник, который провожал пострадавшего к врачу после драки. Теперь Ашор Визард, подобно заботливой мамаше, поправлял на историке куртку, укладывал красивыми складочками шарф и смахивал с рукавов пылинки. Только доведя до совершенства внешний вид своего подопечного, он наконец ушел, оставив Белоконева в одиночестве.

– Пойдем быстрее, пока к нему опять никто не пристал! – гимнастка, схватив Завадскую за локоть, потянула ее к трапу.

– Зачем? Да куда ты меня тащишь? – слабо протестовала Вика.

– Да как ты не понимаешь – это наш шанс! Лектор тоже собрался в сухие долины, он может взять нас с собой!

– Что за навязчивая идея?!

– Ты просто зануда, Вика! Сухие долины полны тайн, а еще там неземные пейзажи и заброшенная станция. Ты же видела фотографию на лекции, разве тебе не интересно?

– Интересно, но…

– И соотечественника надо поддержать! Нельзя ему в одиночку отстаивать честь родной страны, французы его числом задавят. Не согласна?

– Согласна, но я тебе зачем?

– С твоей внешностью любая дверь откроется. На меня никто не взглянет, а ты будешь моей группой поддержки. Красивым женщинам мужчины отказывают гораздо реже.

– Ты тоже очень симпатичная. И у тебя есть напор.

– Напора мало, только с ним не получится.

– С Сережей-то получилось, – буркнула Вика.

Признаться, причину того, что Давыдов благосклонно смотрел на гимнастку, она до сих пор не понимала. Может быть, его прельстила живость и непосредственность? Хотя саму Вику эти качества больше отталкивали. Она принимала их за навязчивость. Вот только Егорова совершенно не желала этого сознавать и прилипла как банный лист.

– Так ты мне поможешь? Просто рядом постой и пару раз очаровательно улыбнись.

Анна наконец выпустила ее рукав и замахала, привлекая внимание Белоконева, топтавшегося в задумчивости под нависающей шлюпкой.

– Эй, Геннадий Альбертович!

Белоконев встрепенулся. Вика тяжело вздохнула. «Надо было все-таки идти роль повторять», – подумала она.

– Геннадий Альбертович, мы к вам, – Анна остановилась напротив и улыбнулась как можно обаятельнее. – Этот французский разбойник не сильно вас помял?

– Да нет, что вы, спасибо, – историк смутился, невольно дотрагиваясь до пострадавшего затылка. – Врач меня даже не стал бинтовать – помазал зеленкой.

– Да, волосы у вас теперь зеленые, – отметила Анна со смешком.

– Он старался быть аккуратным, – Геннадий постарался защитить врача.

Как и предвидела Анна, разговаривая с ней, поглядывал Белоконев в основном на молчащую Вику. Но Егорова не унывала:

– Так обидно, что француз лишил нас удовольствия услышать продолжение.

Вика, которой Геннадий уделял гораздо больше внимания, наконец-то изобразила улыбку. Историк в ответ просиял.

– А ведь и правда, самое интересное я рассказать не успел! – воскликнул он, слегка оживая. – Я как раз собирался переходить к наиболее загадочной и поразительной части.

– Ужасно! И как бы нам услышать окончание? – Анна тоже оглянулась на Вику, незаметно пихая ее локтем в бок. – Вы не можете хотя бы кратенько поведать про заброшенную старую базу? И что у вас за догадки по поводу антарктической цивилизации.

– Вам действительно интересно?

– Очень, – подтвердила Вика, получившая вторичный тычок в бок. – Мы сгораем от нетерпения.

Блестящие девичьи глаза и улыбки подкупили Геннадия. Вот только пригласить их покинуть неуютную палубу и направиться к нему в каюту, на что втайне рассчитывала Егорова, он не догадался.

– Ну, хорошо, я расскажу, – заявил он, облокачиваясь на подвернувшийся ему под руку красный ящик с противопожарным оборудованием. – Есть свидетельства, что СССР в сороковых годах, сразу после войны с фашистской Германией проявил весьма настойчивый интерес к Антарктиде. Вот вы, милые дамы, знаете, когда были построены первые антарктические советские станции?

Вика пожала плечами, но Анна к ее изумлению ответила очень быстро:

– В середине 50х годов, мой дед был участником Первой антарктической. Он Мирный строил.

– Ах, вот почему у вас такой жгучий интерес к Антарктиде! – воскликнул Белоконев, переводя взгляд на Егорову. – Вот только Первая экспедиция 55-го года была, как оказалось, не первой. В прессе об этом не трубили, но антарктические проекты заложили еще в тридцатых годах 20 столетия, одновременно с немцами, американцами, аргентинцами и англичанами. Это было закономерно, и даже Вторая Мировая не смогла надолго отвлечь Сталина от этих планов. Про покорение Арктики, спасение «челюскинцев», «папанинцев» на льдине, перелет Чкалова через Северный полюс советские газеты писали взахлёб. А вот про строительство экспериментальной станции в глубине Земли Королевы Мод и того же Папанина, но в Антарктиде, не писал никто, несмотря на героизм и потрясающие находки, которые мы там сделали. Казалось бы, почему так? – Геннадий вновь посмотрел на Вику.

– Почему? – эхом отозвалась она.

– Все дело в тех самых находках, из-за которых Сталин лично наложил на исследования гриф секретно!

– Я где-то читала, что в Антарктиде есть пещеры, и в них творятся странные вещи, – Анна проявила нешуточную заинтересованность. – Говорят, под слоем льда кипит жизнь, в том числе разумная. Из глубоких пещер иногда вылетают неизвестные науке аппараты и нападают на людей, если те оказались поблизости и стали ненужными свидетелями.

– Боже мой, никаких аппаратов, НЛО и разумной жизни под льдом! Что за каша у вас в голове, милая барышня? – от неподдельного волнения Белоконь сдернул очки и принялся вертеть их в руках. – Эта мистическая чушь… я не понимаю, зачем ее постоянно цитируют! Столько всего нагородили, только диву даешься. Якобы там был создан Четвертый рейх, прятался выживший Гитлер, а на американский флот под предводительством адмирала Берда, когда они задумали Гитлера выкурить, из-под воды выпрыгивали летающие диски. И ведь верят! Верят, господи! Однако нет и нет! Все это неправда, чушь, сказки, о которых в приличном обществе и говорить неловко!

– Тогда где же правда? – спросила Вика.

– Неоспоримый факт, что капиталистические страны начали активно делить Антарктиду перед второй мировой войной. Дело в том, что в международном праве практиковалось следующее: кто первым открыл новую землю, воткнул в нее флаг, тот и застолбил за собой территорию. Советское правительство в январе 1939 года даже заявило официальный протест из-за того, что США, Англия и Норвегия разделили между собой на сектора земли, некогда открытые российскими мореплавателями – Беллинсгаузеном и Лазаревым.[3] Правда, разделили они их только на карте. Да и война с гитлеровской Германией на время отвлекла их от дорогостоящей затеи. Но тут вперед неожиданно для всех вырвались сами немцы. Их интерес к Новой Швабии, как они называли Землю Королевы Мод, стал предметом спекуляций, но это не означает, что его не было. Немцы составляли точные карты, строили перевалочные пункты на антарктическом побережье, сбрасывали с самолётов флажки со свастикой – межевали территорию. Да что уж там говорить: некоторые станции до сих пор пользуются медными кабелями связи, которые проложили немецкие субмарины в тридцатых-сороковых годах! Германия всерьез полагала, что пришла в Антарктиду надолго, но нацисты ничего не делали просто так, без дальнего прицела. У них были конкретные планы…

Вика облокотилась о перила и смотрела на вязкие холодные волны. Она могла бы уже уйти, эти двое вели самодостаточную беседу и не сразу заметили бы ее отсутствие. Но она не уходила, потому что тоже невольно заинтересовалась. Созерцая пустынный океанский простор, Виктория прислушивалась к рассказу историка.

– Да-да, точно, об этом я тоже читала, – подхватила Анна, – фашисты построили во льдах базу и незадолго до разгрома вывезли туда все самое ценное.

– Вывезли или нет, трудно сказать, – заметил Белоконев с горячностью, – намерения такие у них были, но они, скорей всего, толком ничего не успели. Дорого, сложно и далеко. Но строительство велось, да, и очень активно. Даже в годы войны. После победы в руках советских военных оказались подробные данные немецкой аэрофотосъёмки Земли Королевы Мод. А так же все находки, сделанные в ходе антарктической экспедиции под руководством рейхмаршала Геринга.

Сталин решил добытым материалом немедленно воспользоваться, и это не понравилось лидерам других стран. Ведь Антарктида не имеет своего населения, она как бы ничейная, но в ее землях таится много полезных ископаемых, а лед содержит 70 % запасов всей пресной воды на планете. Очень лакомый кусочек. Желая присвоить себе лучшие территории, американцы предприняли несколько научных и даже военных экспедиций и развязали антисоветскую кампанию в прессе, требуя отстранить Советский Союз от дележки антарктического пирога[4].

Анна засмеялась:

– Мы, конечно, не испугались!

– Разумеется, нет. Начиная с 1946 года в антарктических водах плавала наша китобойная эскадра, в составе которой была специально построенная для плавания во льдах дизель-электроходная платформа «Слава» – мы после войны экспроприировали ее у немцев. Несколько вооруженных до зубов эсминцев охраняли ее и заодно занимались военной разведкой. Китобойный промысел был прикрытием для тайной операции, развернувшейся на подступах к главному сокровищу Земли Королевы Мод. По заведенной в те годы традиции безобидные названия скрывали истинные цели предприятия. Ну, вы же знаете: были секретные города, которых не найдешь на карте, были заводы-«почтовые ящики». Вот и с китобойной флотилией вышла похожая история.

– А почему информацию скрывали?

– Антарктический проект курировали военная разведка и спецотдел НКВД, а секретность это их образ действия. Дело тянулось еще с первых советских экспедиций в Тибет и Монголию, в ходе которых были получены сведения про погибшую цивилизацию Антарктиды. Но в 20–30х годах прошлого столетия у молодой страны Советов не было ни средств, ни возможностей отправить людей к Южному полюсу. Однако соблазн добраться до загадочного клада, скрытого подо льдами, манил. И те, кто был причастен к долгосрочному планированию, выстраивали стратегию терпеливо и упорно.

Сначала было принято решение потренироваться в схожих климатических условиях поближе – освоить Арктику, обкатать там технику, получить бесценный опыт работы при низких температурах. Но все делалось с дальним прицелом. Поэтому, когда другие страны вдруг сделали попытку проникнуть в Антарктиду, СССР тотчас вмешался. После победы над фашизмом Советский Союз имел солидную поддержку среди других государств, поэтому Трумэну ничего не оставалось, как пойти на подписание Договора о равноправном присутствии в Антарктиде всех заинтересованных стран. Правда, США настояли на включение в него такого пункта, как демилитаризация и запрещение на её территории любой военной деятельности вплоть до хранения оружия и разработки сырья в военных целях.

– Этот пункт лоббировали американцы? – удивилась Вика. Незаметно, она влилась в разговор, который интересовал ее все больше и больше. – Разве не СССР всегда ратовал за мир во всем мире?

– В данном случае за мирную Антарктиду ратовали американцы как проигравшая сторона, – ответил Белоконев, одевая очки и поворачиваясь к Завадской. – У СССР, благодаря созданию антарктического флота – его еще называют Пятым тихоокеанским – обнаружилось военное превосходство в этом регионе. Советы скрывали свое присутствие на ледовом континенте, но и американцам было невыгодно трубить о своем поражении на весь свет. Поэтому обе стороны прикрылись грифом «секретно».

– А нашли ли мы в Антарктиде что-то стоящее? – спросила Вика. – Из-за чего стоило ломать копья.

– Нашли, – ответил Геннадий. – Но находки требовали многолетнего изучения. Они переворачивали некоторые представления в области физики, химии, географии, геологии и истории. Был создан специальный институт, но немедленной отдачи от него никто не ждал.

– И что же пошло не так? – Вике было интересно понять, почему такие потрясающие находки были засекречены на десятки лет.

Белоконев вздохнул.

– Сталин умер, а Хрущев принялся активно втаптывать в грязь все перспективные наработки предшественника. К тому же, проект по созданию атомной бомбы был весьма успешен, за расщепленным атомом виделось будущее. А Антарктида была далеко, и климат ее не славился гостеприимством. Хрущев предпочел синицу в руках.

– Но как же государственная дальновидность?

– В СССР хватало проблем. Мы стремились достигнуть паритета в ядерном оружии, потом началась космическая гонка. США проявили интерес к освоению околоземного пространства и Луны, и мы не должны были им уступить. На Антарктиду просто не оставалось ни сил, ни средств. Однако совсем ее забросить Советский Союз не посмел. С 1956 года там совершенно официально стали появляться базы и научные станции. С развалом СССР, правда, все постепенно угасало, и теперь мы серьезно отстаем и от китайцев, и от американцев, и даже от новозеландцев, но однажды мы туда вернемся по-серьезному. Ядерное оружие постепенно перестает работать как сдерживающий фактор, – историк опустил руку, вздыхая украдкой, – все ищут иные преимущества и технологии, и потому вновь просыпается интерес к тайнам прошлого. Думаете, этот француз Жак Дюмон возник на пустом месте? Нет, он работает в интересах своей страны. Мое неожиданное появление спутало ему карты. Понятно, почему он так разозлился!

– Неужели француз работает на военное ведомство?

– Курирование наверняка осуществляется через фонд «Миссия достойных», который его спонсирует. Не поверю, чтобы его планами не заинтересовались на самом верху.

– А кто стоит за вами? – спросила Анна.

– За мной? – Геннадий Белоконев усмехнулся. – Никто. Я еду на свой страх и риск, как турист. Мне запрещено использовать любое оборудование, кроме фото и видеотехники.

Утверждая это, он старался внушить сам себе, что действительно контролирует ход собственных исследований и принимает решения. А все эти анонимы, подсказки и спонсорская помощь осуществляется безвозмездно, без далеко идущих целей. Конечно, Геннадий понимал, что это лукавство, но ощущать себя пешкой в чужих, причем невидимых руках, было весьма неприятно.

Девушки планировали продолжить расспросы, но Белоконев вдруг начал их обществом тяготиться. Он не мог простить себе лжи, а говорить правду не хотел и не мог. Его спас капитан.

По громкой связи раздалась мелодия-позывной, и было объявлено, что впереди стая китов. А еще первые настоящие айсберги! Девушки, заслышав такую весть, спешно попрощались и бросились в каюту за фотоаппаратами.

– Надо их с собой постоянно таскать! – восклицала на ходу та, что поменьше ростом и не такая симпатичная, как ее подруга…

Впрочем, в том, что эти девушки и впрямь подруги, Белоконев сомневался. «Слишком разные, слишком отчужденно держатся», – подумал он. Одна из них – актриса, которая мало похожа на актрису, не жеманничает, не кривляется, говорит мало. Красивая – это да, глаз не оторвать, и цену себе знает, но при этом не стремится оказаться в центре внимания, словно выбирает, кого подпустить к себе, а кого держать на расстоянии. А вторая называет себя цирковой гимнасткой и ведет себя словно восторженная старшеклассница, будто все ей в новинку. Но ее непосредственность контрастируют с печальными и все подмечающими глазами. Белоконев еще за столом это отметил и счел, что девочка многое видела и пережила. Есть в ней до сих пор какой-то надрыв…

Движение в воде привлекло взгляд, и Геннадий отвернулся от удаляющихся фигурок, прищурился на новый объект, скользивший в воде. Это был кит, его темное блестящее тело легко рассекало волны. А рядом плыл еще один. И еще.

Белоконев тоже решил сходить за камерой. Хотя попробуй поймай такого в объектив: секунда – и кит вздымает к облакам массивный хвост, другая – животное уже скрылось в глубине. Надо обладать молниеносной реакцией, чтобы успеть нажать на затвор. И все же он хотел попытать счастья.

Геннадий направился к двери, чтобы подняться на нужную палубу по внутренней лестнице. Его одноместная каюта была недалеко, и путь занял от силы три минуты. Войдя, историк кинулся к столу, где в ящике держал фотоаппарат, но замер.

На столе прямо по центру лежал конверт. «Геннадию Белоконеву, срочное».

Недоверчиво, с опаской Геннадий дотронулся до конверта. Взял его, перевернул, потряс и стал надрывать. Из конверта выпала сложенная вчетверо бумажка, на которой было написано: «Скоро к вам придет человек (а возможно и два), они попросят оказать услугу. Не отказывайте, какой бы абсурдной эта просьба вам не показалась. Помогайте им во всем. Доверьтесь им. О дальнейшем мы позаботимся».

Геннадий сел на узкую койку. Сердце забилось судорожными, суматошными толчками. Ладони вспотели. Он снял очки и принялся протирать стекла. Про китов, конечно, сразу забыл. Записка и конверт лежали на столе и мозолили глаза.

Если конверт подкинули в открытом море, получается, Аноним путешествует вместе с ним. Следит за ним. Направляет. Или охраняет?

– Кто же он? – пробормотал Геннадий. – И кто обратится с просьбой?

Впервые он стал задумываться о том, что ввязался в игру, не уточнив правила. И, значит, это может закончиться немного не так, как им первоначально планировалось.

7. Три просьбы

К вечеру волнение практически сошло на нет, а облака разошлись, впуская в мир серебристый солнечный свет. В южных широтах царила белая ночь, поэтому не было ничего удивительного, что стоило хмурым тучам исчезнуть за горизонтом, вечерние часы казались куда светлее и насыщеннее красками, чем утренние и дневные. И все же солнце было тусклым, холодным и ни капли не грело. Даже металлические детали на солнечной стороне оставались на ощупь ледяными.

За ужином в столовой второго класса вновь стало оживленно. Те, кто еще недавно страдал от качки, взбодрились и демонстрировали проснувшийся аппетит. Только за столом режиссера Бекасовой отсутствовал один из пассажиров – Геннадий Белоконев.

– Опять потерялся? – предположил Сергей Давыдов с улыбкой. – Ему надо с GPS-навигатором ходить.

– Надеюсь, с ним все в порядке, – не поддержала шутку Елизавета Даниловна. – Бедняга переживает. Такой скандал получился!

– А что такое? – удивился Урусов, который на лекции Паганеля не присутствовал.

Пока Бекасова в сдержанных тонах пересказывала ему происшествие, Анна толкнула в бок Викторию и едва слышно зашептала:

– Давай заскочим к нему после ужина!

– У меня спектакль.

– У меня тоже репетиция и полуночное выступление, но надо же поддержать человека. И вообще, ты мне обещала!

– Что? – изумленно уточнила Вика.

– Попросить его об услуге.

– Даже если он и согласится, у меня нет лишних средств, я же тебе объясняла. Зачем мне его уговаривать, если я никуда не поеду?

– Не волнуйся, у меня все есть. Кроме аванса я с собой приличную сумму взяла, на все хватит. Ты потом отдашь, когда сможешь. Ну, не будь дурой, это отличный шанс! А я без тебя пропаду.

Вика сомневалась, но после лекции и рассказа Паганеля она чувствовала, что начинает увлекаться. В конце концов, экскурсия займет три дня максимум, они будут находиться в обществе людей, которые во всем разбираются… А второй раз приехать в Антарктиду у нее точно не получится. К тому же был существенный момент: Белоконев летел в ту же долину, что и Долговы, и это означало провести дополнительное время рядом с Юрой.

– Вика, поверь, поехать с ними обойдется дешевле, чем покупать экскурсию в отеле. Так мы оплатим только спальный мешок и продукты. – настойчиво соблазняла ее Анна, обдавая жарким шёпотом ухо. – И потом, ты всегда можешь отказаться. Ну, пожалуйста! Сделай это ради меня! У меня самой ничего не получится, а ты сможешь его уговорить.

– Зачем мы ему там? Только мешать будем.

– Наоборот. Поможем, компанию составим. Так как, ты согласна?

Виктория медленно кивнула. В конце концов, решать историку. То, что она озвучит просьбу, ничего не гарантирует. И передумать можно в любой момент, тут Аня права.

Завадская украдкой взглянула на Юру, объясняющего Евгению Урусову, отчего француз так возбудился во время лекции.

– Вопрос приоритета в науке всегда стоит очень остро, – говорил он. – Первооткрывателю достаются все лавры, а имя второго забывается. Жак Дюмон получил грант на исследования, добыл разрешение на пребывание в указанном квадрате, согласовал все нюансы с разными службами в разных странах, а это было очень непросто. И вдруг обнаруживается, что какое-то частное лицо, писатель, даже не его соотечественник, намылился в тот же самый квадрат. Его это изумило и задело. Плохо, что он повел себя несдержанно, как человека, его этот поступок не красит. Но мотивы его очевидны и понятны.

– А у нашего Паганеля есть разрешения на раскопки? – уточнил Урусов.

– Разрешения именно на вмешательство в экосистему, бурение скальных пород, растапливание ледяного покрова и тому подобное нет ни у кого. Оба исследователя запланировали лишь предварительный визит для уточнения масштабов работы и ее ценности для науки.