Выжить в Антарктиде

Свою вторую Золотую Звезду Героя Иван Папанин получил за спасение экипажа теплохода „Седов“ в 1940 году. В годы Великой Отечественной войны он отвечал за Северный морской путь, по которому союзники доставляли в СССР военную помощь. За эти заслуги Папанин был удостоен звания контр-адмирала. После войны легендарный покоритель Арктики стал одним из основателей научного флота СССР и морской разведки.

В интересующие нас годы в его биографии затесалось подозрительное „белое пятно“. С июля 1946 по август 1948 года Папанин, как свидетельствует официальная хроника, „находился на длительном лечении“. Зато сразу после „лечения“ он занял высокий пост заместителя директора Института Океанологии АН по экспедиционной части (должность военная), два года спустя получил Орден Боевого Красного Знамени (учрежден для награждения за особую храбрость, самоотверженность и мужество, проявленные при защите социалистического Отечества) и должность начальника отдела Морских экспедиционных работ, то есть, под его началом оказалась вся военно-морская разведка СССР.

Невольно хочется спросить, от чего или, точнее, кого Папанин „лечил“ так успешно? А ведь официально Папанин не провел на передовой ни дня, хотя числился в вооруженных силах адмиралом.

Отпустим на минуту фантазию в полет и взглянем на факты под нетривиальным углом.

Известно, что сразу после окончаний войны по приказу Сталина на верфях начали массово закладываться подводные лодки и корабли, способные действовать в условиях ледового покрова и низких температур. Все новинки в большинстве приписывались к Тихоокеанскому флоту, который в январе 1947 года разделился на две части: Пятый и Седьмой тихоокеанский флот. Причем о кораблях Пятого флота (существовал с января 1947 по апрель 1953), о боевых задачах и смысла разделения флотилий информации в открытом доступе до сих пор не имеется.

Рискнем предположить, что причиной выделения специального (Антарктического) флота было масштабное столкновение наших интересов и интересов американцев в январе 1947 года у берегов Земли Королевы Мод. Советский Союз был готов отстаивать свои права на Антарктиду даже военным путем. Папанин, бывший одним из любимцев Сталина, вполне мог оказать влияние на принятие подобного решения. Да и временное совпадение первого похода „Славы“ и ее научного корпуса к берегам шестого континента и начала „лечения“ Ивана Папанина, прикомандированного к Академии Наук еще с октября 1944 года, наводит на мысли о том, что Папанин вполне мог принимать участие в походе 1946–1947 годов со всеми вытекающими последствиями…»

⁂

От чтения Павла отвлекла Патрисия.

– Мой милый, где ты пропадаешь? Первое отделение уже закончилось, – сообщила она, проскальзывая в дверь каюты.

Павел вздрогнул и захлопнул папку.

– Дела могут немного подождать, – она подошла к нему и, обхватив лицо тонкими изящными руками, наклонилась и нежно поцеловала. – Я скучаю без тебя.

– Пьеса настолько дурна? – шепнул он в перерывах между поцелуями.

– Без тебя все дурно, идем же в салон! Там и режиссер волнуется. Она так хочет тебе угодить, а ты исчез и ее своим поступком напугал.

Долгов, как привязанный, пошел за женой к выходу.

– Постой! – он спохватился уже в коридоре. – Букеты! Чуть не забыл. Мы же с тобой вместе собирались…

– Конечно, милый! Я и сама забыла! Цветы для актеров это очень важно.

Когда чета Долговых появилась в театральном салоне, к Павлу подошел Игорь Симорский.

– Девочку тут у тебя хорошую присмотрел, – сказал он, – хочу поближе на нее взглянуть.

– Ну так гляди! – отозвался Павел весело. – Кто мешает?

– Пригласи актеров на ночную вечеринку. Не всех, конечно, но Завадскую обязательно.

– Так тебя Завадская заинтересовала? – Паша погрозил ему пальцем. – Только не вздумай отыграться на ней за Анжелу. Знаю, Анжела твоя любимица, но Завадской нужно дать шанс.

– Так именно поэтому я с ней и хочу переговорить.

Паша знал о вкусах Симорского. Не во всем разделял его подход и порой даже брезгливо морщился от слухов, которым был окружен его партнер по театральному бизнесу. Но нюх на таланты у того был отменный, а прямых жалоб от актрис не поступало. Ну, а коли всех все устраивает, к чему щепетильность?

– Легко, – ответил Долгов. – Только куда ты свою Марину денешь?

– А при чем тут Марина? – Симорский сделал вид, будто не понимает намеков. – У Марины свой контракт, а у Завадской будет свой. Если мы друг друга устроим, разумеется. Твое дело, Паш, все оформить ненавязчиво. Сделаешь ради меня и этой талантливой девочки одолжение?

– Сделаю, сделаю, – Долгов махнул рукой и вернулся к жене.

Второе отделение как раз начиналось…

⁂Владимир Грач

Выйдя из каюты Долгова, Володя задержался возле своего напарника, Дмитрия Ишевича. Была его очередь ходить за боссом по пятам, и теперь Дима терпеливо ждал, когда Павел соизволит вернуться в театральный салон.

– Ну как? – хмуро поинтересовался у него Грач.

– Все тихо, – ответил Ишевич. – Слушай, Володь, просьба к тебе есть: не можешь меня на оставшийся вечер подменить? Не в службу, а в дружбу. Мне отойти надо.

– Куда отойти? – Грач поморщился. – Куда тут вообще можно отойти, разве что за борт!

– Нет, за борт не хочу. Дело есть у меня. Часа на два или три.

– Дело? На ледоколе?

– Ну да, личное. Очень надо.

– А завтра утром?

– Завтра никак.

Владимир смерил напарника взглядом. Дмитрий был парнем видным: темноволосым и темноглазым, на такого девки пачками вешаются. Неужели какая-нибудь интрижка намечается? «И чем он этих баб цепляет? – подумал Грач. – Софья Мухина, жена адвоката, уже который месяц на него облизывается».

– Доведи босса до дверей театра и можешь, так и быть, отлучиться, – сказал он вслух. – На вечеринке с циркачами я сам подежурю.

– Спасибо.

– Только это… Дим, нам проблемы не нужны, сечешь?

– Никаких проблем, шеф, – Дмитрия одарил его голливудской улыбкой. – Обижаешь даже, разве ж я когда подводил?

– Не подводил, но и на старуху бывает проруха.

– Это не про меня. А ты чего такой мрачный?

Грач оглянулся, просканировал взглядом коридор и плотно закрытые двери.

– Да так, историю с дракой расследую, – ответил он, понижая голос. – Слышал небось, что у нашего Жака конкурент объявился? Историк Геннадий Белоконев.

– Белоконев? Нет, не слышал. И что?

– Ходил к нему, просил недорассказанную лекцию до конца изложить. Наслушался такого!

– Не лез бы ты в это, – совершенно серьезно посоветовал Ишевич. Он перестал улыбаться и смотрел тревожно и осуждающе. – Это не твои проблемы.

– Как бы не так, – буркнул Володя, вытаскивая за уголок из кармана файл с помятым письмом. – Помнишь анонимку, которую Долговым подбросили в щель забора? Историку, оказывается, тоже такие подбрасывают. И сегодня он как раз очередное послание получил перед нашим приходом.

– Вашим приходом? Так ты к нему не один заходил?

– С Юрой. А что? Ты бы лучше спросил, что в письме.

– И что в письме? – спросил Ишевич, оставаясь все таким же собранным. – Еще одна угроза?

– Совет довериться добрым людям и выполнить их просьбу. Белоконев решил, что добрые люди – это мы с Громовым. А просьба – пооткровенничать с нами от души. Вот он и откровенничал.

– Что он рассказал?

– Да много чего, – Владимир махнул рукой, отсекая дальнейшие вопросы. – Вот что, Дима, я думаю, надо будет и за Белоконевым краем глаза приглядывать. Затевается тут что-то весьма нехорошее. А нас с тобой всего двое, резервов нету. Так что ты давай оставляй свои шашни с бабами и смотри в оба. Когда причалим к Беллинсгаузену, совсем не до шуток станет.

– Да нет никаких баб, Володя! – открестился Ишевич. – Тебе все мерещится.

– Ну, вот и хорошо. Ты профессионал от бога, поэтому я очень на тебя рассчитываю. Сегодня вечером я подежурю, а завтра тогда будет опять твоя очередь. С утра зайди ко мне, обговорим тактику и стратегию во вновь открывшихся обстоятельствах.

– Понял. Спасибо, Володя!

Грач кивнул.

Дмитрий заложил руки за спину и остался стоять в коридоре, глядя в стену перед собой. Лицо его было по-прежнему сосредоточенным, как будто он решал в уме сложную математическую задачу. Владимир посмотрел на него, хмыкнул и, больше не теряя времени, пошел договариваться с официантами насчет отпечатков на грязной посуде.

11. Поиск ответов и улик

Владимиру было жаль расставаться с папкой, которую ему вручил Белоконев. Он настроился погрузиться на сон грядущий в историческую загадку. Но ничего не поделаешь, пришлось уступить боссу и заняться другими задачами. Например, собрать коллекцию отпечатков пальцев.

По пути к себе он завернул на камбуз, чтобы уточнить, кто станет обслуживать полуночную вечеринку. Ему сразу повезло: за сто долларов смышлёный официант азиатской внешности, бегло болтавший по-английски, пообещал упаковать грязные стаканы в отдельные подписанные пакеты и держать язык за зубами. Да и удостоверение с фотографией Грача в военной форме, которое ему выдали вместе с лицензией, произвело на парня огромное впечатление.

Хмуря лоб, Грач спустился в свою каюту и достал универсальный чемоданчик, который всюду с собой возил, даже когда сопровождал Павла на Эверест.

На инструкторских курсах по вопросам безопасности их учили самым разным и неожиданным вещам, связанным не только с охранной, но и с зачатками детективной деятельности. Чтобы снять отпечатки пальцев, особой сноровки не требовалось. Основное это раздобыть исходный материал, а реактивы и прочими ингредиенты Грач предусмотрительно держал под рукой.

Проще всего работать с гладкими поверхностями: мебелью или стеклом. Насыпать поверху порошок, можно даже грифель карандаша настругать, если ничего другого под рукой нет, кисточкой убрать лишнее и приклеить скотч. Отпечатки получаются очень четкие. С бумагой сложнее, приходилось повозиться, но коли есть сноровка и голова на плечах, все получается как надо.

Володя взял стеклянную банку, бросил туда ватку, смоченную йодистым раствором, а потом нагрел донышко с помощью обычной зажигалки. Йод начал испаряться. Осталось лишь поместить в его пары бумажный лист и вуаля! Отпечатки пальцев проявились с обратной стороны в виде синих пятен.

В портативном компьютере у Володи сохранились образцы, взятые с предыдущего послания анонима. Теперь новоявленному сыщику предстояло всматриваться в папиллярные узоры в поисках совпадений. Конверт и бумага, которые ему передал Белоконев, были жутко мятые, это раздражало и мешало видеть мелкие детали.

– Интересно, – буркнул в сердцах Володя, – он с ним в туалет собрался сходить? Или съесть после прочтения?

Он долго рассматривал отпечатки, перепроверяя все по нескольку раз, пока перед глазами не стали прыгать темные пятна. Вроде бы некоторые «пальчики» выглядели идентичными… но присутствовали и другие, особенно на конверте. Следовало взять отпечатки у Белоконева, но и без того очевидно, что он захватал послание.

Володя шумно выдохнул. Положим, сегодня на полуночной вечеринке удастся обзавестись грязными бокалами гостей и артистов цирка. Но как быть с остальными? Подбрасывать послания мог кто угодно, да и дело это в общем-то неподсудное. Всегда можно отговориться шуткой.

«Ну, поймаем мы „писателя“ за руку, – думал Грач, – а дальше с ним что делать? Не пытать же его, если он станет отпираться». Да и тот, кто доставил письмо, не обязательно его же и писал…

Был бы на месте Грача кто-то постарше и поопытнее, возможно, он и придумал бы неожиданный и меткий ход. Но Владимир большую часть жизни подчинялся чужим приказами, ответственная должность начальника личной охранной службы явилась для него, скорей, недоразумением. И хотя он старался, оставаясь верным помощником Павлу, сам Володя остро ощущал свою некомпетентность.

У него даже мелькнула мысль, а не нарочно ли Патрисия подсунула ему свинью, убедив жениха, будто лучше кандидатуры не найти? Впрочем, Грач понимал, что прежде всего сам сглупил.

Владимир засунул конверт и записку обратно в файл, убрал ингредиенты в чемоданчик, выключил ноутбук и решил опять наведаться к историку.

Геннадий Белоконев сидел у себя, перебирая бумажки. Собственные материалы он держал в старой картонной папке с завязочками. Владимиру он обрадовался, как родному.

– Вы уже нашли человека, подкинувшего письмо? – спросил он.

– Ишь, какой вы шустрый, – пробормотал Грач. – Нет, не нашел.

Он задержался у двери и внимательно изучил замок. В каюте Долгова, впрочем, был точно такой же: электронный, простенький, так называемого «открытого типа», какие устанавливают в офисах с централизованной охраной. Но оно и понятно: посторонние люди по палубам не бродят, а золото-бриллианты нормальные пассажиры в Антарктиду не берут.

Тут Володя вспомнил, что Патрисия притащила с собой на борт здоровенную шкатулку с драгоценностями. Часть из них она надевала на свадьбу, часть везла для венчания. Но шкатулка хранилась в сейфе у капитана, да и Патрисия, по мнению Грача, была не совсем нормальной девушкой.

Безопасник усмехнулся своим мыслям и вернулся к изучению дверного замка. Он уже понял, что такие при желании вскрываются электронной отмычкой с микропроцессором путем перебора кодов за пять минут. А если это банальное воровство, то преступник и вовсе не станет заморачиваться: электрошокер сжигает микросхему за секунду. Однако в случае с Геннадием дверь не пострадала, значит, речь шла отнюдь не о дилетанте.

Володя удостоверился, что три шурупа из четырех, крепившие лицевую панель замка, завинчены не до конца. И шурупные головки блестели чуть ярче, чем у нижнего соседа, крепко сидевшего в гнезде. Кажется, человек, проникший в каюту, был неплохим инженером и понимал в электронике. Злоумышленник открыл панель, оставив ее висеть на одном шурупе, добрался до проводов, ведущих к плате контроллера, и подал ток на узел, отпирающий магнитный замок, переподсоединив провода в нужном порядке. Уходя же, тщательно за собой прибрал.

«Интересно, зачем заметать следы, если ты оставляешь конверт на видном месте? И без того понятно, что вторжение имело место быть… Да и письмо проще подсунуть под дверь».

Володя присел на корточки, чтобы убедиться, что зазор между полом и нижним краем дверного полотна оставляет подобную возможность. Логика подсказывала, что аноним не только подкидывал записку, но делал в каюте что-то еще.

– Вы пришли к каким-то выводам? – спросил Геннадий, напряженно взиравший на все эти телодвижения.

Грач почесал нос и поднялся. Но отвечать на вопрос не спешил.

– Письмо вам подкинули либо во время лекции, либо после, так?

– Точнее сказать нельзя. Именно в это время я отсутствовал.

– Я выяснил, что на лекции были все, кто поселился в этом коридоре. Получается, случайных свидетелей того, как чужак отпирает вашу дверь, не найти. Разве что, матросы, но они в пассажирских отсеках практически не появляются. С другой стороны, мне не дает покоя этот странный скандал с французом. Суматошный Дюмон своими заявлениями и рукоприкладством словно нарочно привлек к вам внимание. До драки никто и не догадывался, насколько ваши интересы схожи. А теперь все только об этом и судачат.

– Вы считаете, сей демарш был продуманной акцией? – удивился Белоконев. – Мне показалось, Дюмон был искренне возмущен и действовал спонтанно. Знаете, у людей науки иногда так бывает…

Тут историк принялся объяснять, какие казусы порой случаются у людей науки, но Грач не очень-то прислушивался, занятый своими мыслями.

– Погодите-ка немножко, я должен кое-что проверить, – бросил он и, положив чемоданчик на койку, достал из него простенький радиодетектор. С его помощью можно было отыскать в помещении любой микропередатчик. Когда-то он сам его собрал на досуге, используя схемы, полученные на курсах. Изменяя длину телескопической антенны, чтобы захватить все частоты, он прошелся с детектором по каюте, уделяя особое внимание плинтусам и всевозможным нишам, куда принято совать жучки.

В каюте Белоконева было чисто.

– Вы думаете, за мной следят?! – пробормотал Геннадий потрясенно.

– Что я думаю, не важно, – ответил Грач, – но у вас ничего нет, и это главное.

«Однако человек потратил время на то, чтобы привести в порядок замок, значит, был уверен: хозяин каюты внезапно не нагрянет, – продолжал он размышлять, убирая детектор обратно. – У анонима был сообщник, который в это время отвлекал историка. А может, и скандал был нужен только для того, чтобы проникнуть в каюту?»

– А скажите-ка, дорогой друг, чем вы занимались после того, как подрались с французом? – Грач поднял на Белоконева прищуренный взгляд.

– Да ничего особенного… сначала посетил врача, меня к нему любезно отвел Ашор…

– Фокусник?

– Да, но там ерунда, – Белоконев коснулся головы в месте удара, – даже швы не потребовалось накладывать… А потом мы беседовали с Викой и Аней.

– С теми, кто после явился с просьбой взять их на станцию Надежда?

– Да-да, сначала я поговорил с ними на палубе, а после обеда они пришли ко мне еще раз. И Вика что-то делала с радио… Неужели она засунула в щель микрофон?!

– Нет, я же сказал: у вас все чисто, никаких микрофонов.

«Возможно, в каюте проводили обыск, но уже после того, как выяснилось, куда навострил лыжи русский историк, – напряженно соображал Грач. – Искали материалы по Надежде или пытались понять, как много ему известно. Однако есть неувязочка. Тот, кто подкинул конверт, был в курсе предыдущих посланий и, следовательно, в курсе конечной цели поездки. Неужели каюту Паганеля посещало несколько человек? Один, к примеру, жучок установил, а второй его убрал и оставил конверт…»

Володя еще раз окинул внимательным взглядом каюту, задержался у стола.

– Вижу, вы уже забрали свой ноутбук из лекционного зала.

– Да, никто на него не покусился, – заулыбался Белоконев. – Даже наоборот, выключили его, чтобы зря аккумулятор не сажать.

– Вы проверяли, там все на месте? Ничего не пропало, не стерто?

– Э-э, нет… то есть да, я его включал, но не приглядывался. На беглый взгляд, все в порядке, иконки на месте.

Грач только головой покачал, поражаясь подобной наивности.

– Ладно, я планировал побеседовать с вами о Надежде и заодно взять ваши отпечатки пальцев, – сказал он, вновь открывая чемоданчик.

Белоконев с готовностью согласился и на то, и на другое.

– Станция была заложена в начале 1947 года в рамках засекреченной советской программы по освоению Антарктиды, – начал историк. – В документах из «Пирамиды» говорится, что она действовала всего несколько лет – с 47 по 50-й год, и была сезонной, то есть постоянно там никто не жил, не зимовал. Станция состояла то ли из четырех, то ли из пяти одноэтажных домиков и складского помещения. Неподалеку была расчищена взлетно-посадочная полоса для легкомоторных самолетов.

– Наверное, бесполезно спрашивать, почему именно в этом месте было принято решение строить станцию? Долина Драконьего Зуба находится далеко от побережья.

– Верно! Вот только Яков Блюмкин говорил о двух точках входа в антарктическое Хранилище. Одна из них оказалась у самого берега, под водой, потому что за тысячелетия уровень океана значительно поднялся, а вторая – далеко в горах. Немцы не рискнули забираться вглубь континента, но береговой вход оказался затоплен. Они пытались пробиться по нему с помощью подлодок, только усилия не увенчались успехом.

– Об этом вы тоже узнали из папок «Пирамиды»?

– Так не секрет, что в СССР попала вся документация по «Новой Швабии». В 1938 году немецкие подводники, исследовавшие ледовый континент, отыскали под толщей льдов у побережья руины древних городов и туннели. Но проход во внутренние территории был возможен лишь в результате сложных манёвров на подводных лодках. Все лоции сохранились. Немцы, правда, опасались, что карты попадут в чужие руки, и сделали несколько вариантов, в том числе фальшивых. Все документы – карты, ориентиры и прочее – печатались в концлагере Дахау в январе 1944 года. Как вы догадываетесь, люди, участвовавшие в их изготовлении, были уничтожены.

– Почему же наши взялись разрабатывать второй вход, если у них были такие подробные карты подводного туннеля?

– Хороших подводных лодок, способных успешно работать во льдах у нас в 1947 году еще не было, мы только начинали их строить с учетом требований антарктического климата, – ответил Белоконев. – А вот авиация уже успела себя зарекомендовать в период освоения Арктики. Поэтому Надежду стоили с воздуха. Это было потрясающе! – глаза Белоконева, как бывало всякий раз, когда он седлал любимого конька, загорелись энтузиазмом. – На всем маршруте следования от побережья до горной гряды Драконьего Зуба создавали промежуточные лагеря со складами продовольствия, запасом горючего и так далее. Потом пускали санные поезда, на которых везли оборудование и строительные материалы. Часть, конечно, сбрасывали на парашютах с самолетов, но не все. Люди, как муравьи, буквально тащили будущую станцию на себе, пополняя запасы в пути и преодолевая горные склоны. Надежда строилась три года. Представляете, какая сила духа вела этих людей – простых строителей, ученых, альпинистов? Каждый их них – герой!

– Почему же они ее бросили, едва построив?

Геннадий помрачнел и пожал плечами:

– Это загадка. Я так понял, что станцию как обычно законсервировали на зиму, предполагая вернуться в ноябре. Но не вернулись.

Володя вспомнил строку из старого письма анонима: «забудьте о Надежде». На какую опасность он предрекал?

– Что же получается, все время с 47-го по 50-й было потрачено на строительство, а к изучению хранилища никто и не приступил? Может быть, реальность в итоге их просто отрезвила? Они поняли, что овчинка не стоит выделки.

Геннадий рассердился:

– Послушайте, вы же умный человек! Вы же понимаете, что Хранилище, если оно существует, это не музей и не магазин, куда можно спокойно войти и разглядывать товар на полочках. Для того, чтобы его вскрыть, изучить, понять требуется время! И колоссальные средства! И лучшие умы! Проблема не решается с наскока. Я допускаю, что стройка и археологические изыскания могли идти одновременно, но упор в первые годы делался все же на стройке. Чтобы привезти в Антарктиду специалистов по древней истории, лингвистов, искусствоведов, физиков, реставраторов, им необходимо создать условия для работы. Антарктида – это же как полет на Марс! Это годы подготовки, годы серьезнейшей работы. Я отлично понимаю, почему за первые три года не было сделано существенного прорыва. Но не понимаю, почему все бросили на полпути, затратив невиданные усилия и огромные средства.

– Перестали нуждаться в древних технологиях? – предположил Грач, скептично хмыкнув. – Или сочли, как в басне, что «зелен виноград». На пути исследователей встали трудности высшего порядка: невиданные ловушки или что-то еще. Если Хранилище существует, древние строители не могли оставить его без защиты.

– Может быть, – Геннадий поник. – Я надеюсь найти на станции подсказки или даже прямые ответы на то, что произошло.

– Хранилище далеко от станции?

– Станция построена у подножия горы, в недрах которой находится Хранилище.

– Там пещера?

– Да, – Геннадий уставился на испачканные в краске пальцы и вздохнул. Володя протянул ему пачку влажных салфеток. – Вообще, наукой не доказано существование пещер в Антарктиде, но на некоторых спутниковых снимках они просматриваются. Я не слышал, чтобы кто-то ставил себе целью проверить, это действительно пещеры или нет. Возможно, тот снимок указывает на рукотворный объект, отмечающий вход в подземные залы.

– Вы это тоже собираетесь выяснить?

Историк фыркнул:

– Надо быть идиотом, чтобы сунуться туда без снаряжения и спелеологических навыков. Нет-нет, станция на данный момент интересует меня гораздо больше. Это неизвестная страница нашей истории. Страница намеренно уничтоженная..

– Я понял, – остановил его Грач. – Но у меня есть еще вот такой вопрос: отчего все это окутано покровом тайны? Ну, хорошо, про Хранилище болтать лишнего не полагалось. Но сам факт существования антарктической программы – зачем его скрывать? Про покорение Арктики же не скрывали ничего.

– Скрывали, конечно, все скрывали! И подробности арктической эпопеи, и космические программы. Обо всем сообщали с запозданием и очень кратко.

– Но оазис Драконьего Зуба включили в туристический маршрут. Соседнюю долину Чаруского пасут англичане, у них там лагерь, а по здешним меркам она совсем близко. Неужели никто не натолкнулся, хотя бы случайно, на заброшенную станцию? Не стал задаваться вопросом, откуда тут строения, брошенная техника, аэродром.

– В Антарктиде полно брошенных домов и техники, – сообщил Геннадий. – В основном, вдоль берега – остатки китобойных баз. Но встречаются и в глубине континента. Это сейчас все очень строго и контролируется экологической комиссией. А прежде и перевалочные пункты оборудовали, где попало, часто даже на карту не наносили, и склады с продуктами и горючим – им нет числа. Собирались куда-нибудь в поход и на пути следования делали схроны. А на обратном пути все, что не пригодилось, оставляли до следующего раза, который мог и не наступить. Поэтому на заброшенные станции не обращают внимания. Хорошего оборудования там нет, все устарело, да и консервы просрочены. К тому же, Драконий Зуб находится в зоне интересов Британии, а им плевать на советские артефакты.