Соня и волшебное обещание

Софья Антонова

Соня и волшебное обещание

Благодарности

Эта книга и весь будущий сюжетный цикл родились из одного простого и очень сложного желания – дописать заново истории, которые в моей жизни остались без точки.

Я бесконечно благодарна всем, кто был героями моих реальных «недописанных глав». Моей маме, которая, несмотря на все трудности, сделала все возможное и невозможное, чтобы у меня была хорошая одежда, образование и воспитание. Моему отцу, который научил меня любить слова, музыку, даже если не смог стать опорой. Моей бабушке, которая показала мне силу независимости, ту самую, которая внутри нас.

Отдельная благодарность – всем моим незаконченным кружкам, неспетым песням и несделанным домашним заданиям. Вы были моими самыми молчаливыми и самыми красноречивыми учителями.

И конечно, спасибо тебе, мой внутренний ребенок, который так и не перестал верить, что когда-нибудь у нас будет «другая жизнь, лучшая, как в сказке», которая начинается здесь и сейчас. И мы пишем ее сами.

Эта книга – для всех, кто когда-либо чувствовал себя забытым в собственной жизни. Надеюсь, вы найдете в ней частичку своего волшебства.

С любовью и верой в наши завершенные истории, Ваша Соня.

«Каждая сказка начинается с того, что кто-то решает сделать шаг в сторону чуда».

Введение

В каждом доме есть свои законы. В одном царят чистота и порядок, в другом – уют и спокойствие. А в доме, где растет Соня, правит бал хаоса рифм и эскизов, с запахом пирогов и ворчливым шепотом.

Здесь на стульях сидят не гости, а стопки книг, которые вот-вот сложатся в новую поэму. Вместо пыли на полках оседают блестки и обрезки дорогих тканей. Воздух густой от вдохновения и забытых обещаний.

А в самом центре этого вихря – тихая девочка с голубыми глазами. Она научилась быть прозрачной, чтобы не мешать творческому урагану, имя которому – её родители. Она верит, что лучший способ быть любимой – это не просить о любви.

Но однажды случается «что-то» маленькое, незначительное для всех. И огромное – для неё. Оно переворачивает весь хрупкий мир с ног на голову.

Эта история – о том, как самый тихий человек в самом шумном доме нашла в себе смелость издать самый важный звук в своей жизни. Звук, который изменил всё.

Это зарождение большого сюжетного цикла о волшебстве, которое начинается не со слов «Жили-были…», а с одного-единственного, самого главного слова. Вы готовы его услышать? То самое слово, которое ляжет в основу важного обещания шестилетней девочки.

Глава 1: Тихий уголок в шумном мире

В доме, где я росла, творился перманентный, очень красивый и абсолютно безумный хаос. Это был не хаос от беспорядка, а от переизбытка жизни, как в джунглях, где все растет, цветет и поет одновременно, не спрашивая ничьего разрешения.

Воздух навсегда пропах тремя вещами: запахом свежей типографской краски с папиных книг, тонким ароматом дорогих духов мамы и сладковатым дымком от постоянно тлеющей в пепельнице дедовской трубки. В этом доме можно было наступить на бисер от рассыпавшейся маминой выкройки, найти в холодильнике, рядом с вишневым пирогом, стопку свежих черновиков или услышать посреди ночи, как папа в соседней комнате вслух ищет рифму к слову «бессонница».

Я обожала этот дом, но в то же время чувствовала себя в нем вечным, очень тихим гостем.

Моим личным пристанищем, законными владениями был угол между огромным кожаным диваном, на котором вечно спал пятнистый кот Бакстер, и стеллажом, забитым книгами до потолка. Это было мое королевство. Пол был устелен толстым пушистым ковром, на котором можно было разложить самое важное – альбомы, карандаши, коллекцию особенно красивых камушков, принесенных с прогулки.

Сейчас, прижав к груди колени, я сидела в своем углу и наблюдала. Это было основное занятие – искусство быть прозрачной.

Мама высокая и прекрасная, как цапля, парила перед большим зеркалом, прикалывая на манекен куски шифона. Лицо ее было искажено творческой мукой, что делало его еще прекраснее. Она что-то бормотала про линию бедра и драпировку.

Папа ходил из угла в угол по кабинету, как большой задумчивый медведь, заложив руки за спину. Он останавливался, что-то быстро записывал в потрепанный блокнот, затем снова начинал свой мерный ход, будто вышагивая ритм своих стихов.

Мне казалось, что родители – это два огромных, ярких, шумных светила, вращающихся каждый по своей орбите. А я – маленькая, тихая планета где-то на задворках этой системы. Быть частью этого мира было счастьем. Но быть его центром? Нет. Об этом не могло быть и речи. Чтобы не нарушать их гравитацию, нужно было вести себя очень-очень тихо.

Я взяла свой самый острый карандаш и на чистом листе альбома вывела крупными, еще неуверенными буквами: «ЖИЛИ-БЫЛИ ПАПА С МАМОЙ, И У НИХ БЫЛА ДОЧЬ. ОНА БЫЛА ОЧЕНЬ…»

Я остановилась. Какое слово подобрать? «Хорошая»? Слишком просто. «Послушная»? Да, но это было бы как-то… скучно. Хотелось найти слово, которое описывало бы мой главный талант.

Но я так и не дописала предложение. Из кабинета донесся папин стон: «Опять эта рифма не бьется! Кошмар!». Я вздрогнула и замерла, это было неожиданно. Мама в ответ что-то крикнула про муз и отсутствие вдохновения.

Я пришла в себя, аккуратно сложила альбом и отодвинула его в самую глубь своего уголка. Пришло время становиться невидимкой. Прижавшись спиной к стеллажу, закрыла глаза и попыталась дышать так тихо, как только может дышать маленькая девочка, которая уверена, что самое лучшее, что она может сделать для мира – это не мешать ему вращаться.

А за окном медленно садилось солнце, окрашивая комнату в золотистые тона, и длинные тени от мамы и папы, такие большие и значительные, тянулись через всю комнату, почти достигая моих маленьких тапочек, но не дотрагиваясь до них.

Пятнистый кот Бакстер, лениво потягиваясь на диване, приоткрыл один глаз и посмотрел на меня своим универсальным кошачьим взглядом, в котором читалась вся мировая скорбь и легкое презрение к человеческой суете. Казалось, он единственный во всей вселенной понимал стратегию тихого существования и в целом одобрял ее.

Очень хотелось пить. Стакан с водой стоял на низком столике, ровно на полпути между моим углом и маминым манекеном. Преодолеть эту дистанцию значило вторгнуться в творческое поле матери, рискуя нарушить хрупкий баланс и вызвать цунами из шифона и раздражения. Я сглотнула и в ту же секунду придумала систему: если мама отойдет от манекена сделать хотя бы два шага назад, то я смогу совершить бросок.

Минута… другая… Мама не отходила.

Вместо этого она обернулась.

– Сонь, ты не видела мою запасную коробку с булавками? – голос у мамы был звонкий, но усталый и рассеянный. Она смотрела прямо на меня, но взгляд был затуманен, обращен внутрь, на какой-то мысленный эскиз.

Меня заметили, я не могу упустить свой звездный час умницы-разумницы! Это было редкое событие, почти чудо. Я напрягла слух и внимание.

– Нет, – прошептала я, но мама уже не слушала, отвернувшись заговорив сама с собой:

– Ладно, не важно, обойдусь без…

Фраза повисла в воздухе не законченная. Потребность в булавках была мгновенно вытеснена новой творческой проблемой. Я замерла с полуоткрытым ртом, готовая помочь, предложить поискать, но момент ушел. Луч прожектора, ненадолго упавший прямо мне на макушку, уплыл в сторону.

Я снова обняла свои колени еще крепче. В тихом королевстве у дивана было свое правило: чем незаметнее сидишь, тем больше шансов, что тебя когда-нибудь позовут пить чай с бабушкиным пирогом и расспросят о твоих делах. Это была магия, мое заклинание на привлечение внимания – абсолютная, идеальная тишина.

Альбом, точно. Я снова вернулась к написанию той самой фразе «ОНА БЫЛА ОЧЕНЬ…», с силой, почти прорывая бумагу, вывела одно-единственное слово, вложив в него всю свою детскую, серьезную печаль:

…НЕЗАМЕТНАЯ.

Звук захлопнувшейся папиной записной книжки прозвучал как выстрел. Он вышел из кабинета, потягиваясь и увидел меня, сидящую в углу. Его лицо озарилось теплой, немного рассеянной улыбкой.

– А, Крошка! Ты все тут? – он потрепал меня по волосам, проходя мимо на кухню, скорее всего, за чаем. Это было нежно и мимоходом. Как погладить кота на своем пути.

Я смотрела ему вслед, а в голове не было обиды, лишь холодная, кристально ясная мысль, которую я бы не смогла сформулировать, но чувствовала ее каждой клеточкой: «Они самые лучшие на свете. Они меня любят. Просто их мир такой огромный и яркий, что в нем легко затеряться маленькой тихой девочке.».

Я думала именно так, но не знала, что всего через день теория о надежности тишины даст жесточайшую трещину. А пока я просто сидела в своем углу, в лучах заходящего солнца, в облаке маминых духов и папиных стихов, практикуя свою магию – магию быть незаметной. Самая тихая девочка на свете в самом шумном доме.

Глава 2: Забытое облачко

На следующий день мир снова вращался в своем привычном, красивом безумии. Утро было суматошным и благоухающим: мама, опаздывая на встречу с тканью-шампунем (именно так мне слышалось «шанель»), целовала меня в макушку, сметая на лету папины сосиски с тостами. Он сам, в свою очередь, пытался найти рифму к слову «суматоха», на ходу завязывая шарф и что-то бормоча про «беспорядок» и «свинарник».

– Пап, а ты меня заберешь сегодня? – тихо спросила я, когда он наконец-то надел вторую перчатку.

– Конечно, Крошка! Обязательно! После тихого часа, как всегда, – он улыбнулся той самой рассеянной улыбкой, которая означала, что его мысли уже витают где-то между строчками. – Буду самым первым!

Он сказал это так уверенно, так светло, что мне и в голову не пришло усомниться. Его слова стали тем самым маленьким золотым ключиком, который я зажала в ладошке на весь день.

В детском саду пахло крахмалом от салфеток и сладким компотом из сухофруктов. Я обычно была тихим, но приятным участником общих игр. Сегодня же чувствовала себя особенным агентом под прикрытием, ведь было дано секретное обещание: меня заберут самой первой. Украдкой поглядывая на большие часы с кукушкой в коридоре, я мысленно заставляла стрелки двигаться быстрее.

«Сколько осталось до тихого часа? – думала я, старательно клея бумажного зайца. – Папа сказал «после». Значит, когда тихий час закончится, он уже будет здесь. Он постоит немного у окошка, а потом зайдет».

Тихий час прошел под аккомпанемент моего нетерпеливого сердца, которое стучало громче, чем храп воспитательницы Марьи Ивановны. Наконец-то прозвенел музыкальный звонок. Дети сонные и помятые, потянулись в раздевалку.

И началось.

Они исчезали один за другим. Сначала Варю забрала бабушка с целым пакетом пряников, угостив при этом всех детей. Потом Степу забрал папа в форме летчика, от которого пахло ветром и небом. Машеньку – старшая сестра, хвастающаяся новым телефоном.