Наследница Джасада

Осознавая растущий во мне гнев, я замолчала и стала разглаживать складки юбки на своих коленях. Бледный солнечный свет ярко отражался от моих браслетов, и то, что я была единственным человеком, способным видеть или чувствовать их, считалось благословением. Их блеск был настолько ярок, что мог прорезать дыры в сетчатке глаз Марека.

– Двумя последними чемпионами Низала были лукубский каменщик и орбанский нищий. Оба стали победителями.

– Марек, хватит уже.

Я не хотела больше говорить ни о Низале, ни об Алкалле. Мой гнев угасал гораздо медленнее, чем разгорался, а у меня просто не было сил.

– Говорят, что наследник может почувствовать джасади лишь одним своим прикосновением, и тогда его взгляд замораживает магию в их жилах, – продолжал Марек.

Даже при одной мысли об этом я боялась исторгнуть свой завтрак с яичной скорлупой наружу. Обычно мне удавалось забыть о том, что на джасади охотятся, словно на бешеных животных, ведь я почти ничего не могла сделать не только для них, но даже для себя.

– То, что ты описываешь, – невозможно! Твои слова указывают на то, что наследник сам владеет магией, – мой тон стал резким от нарисованной словами Марека картины.

– Нет, конечно. Нет, я хочу сказать, что…

– То, что ты говоришь, – это государственная измена, а в последнее время мы совершили слишком много предательств, ты не согласен?

По мере нашего приближения к главной площади толпа вокруг повозки Марека сгущалась. Мы проезжали мимо людей, одетых в синее и белое, а как только повозка остановилась, я глубоко вздохнула и спрыгнула вниз. Плотно закутавшись в плащ, я опустила голову, настроившись на дорогу пешком. Каждый случайный удар плечом или рукой был подобен для меня тысяче уколов булавками, от чего во мне пульсировало отвращение.

Дойдя до лавки Рори так быстро, как только могла, я открыла дверь и стала ждать, пока Рори, услышав колокольчик над дверью, выйдет из задней комнаты. Но когда по прошествии минуты он так и не появился, я взяла его трость, обогнула прилавок, а затем отодвинула занавеску.

Зайдя в комнату, я увидела, что Рори сидел на двух перевернутых ящиках перед тремя мисками на столе и ведром лягушек у ног.

– Уходи, – сказал он, не оборачиваясь.

О кости Дании, я опоздала.

От запаха, который шел из ведра, я сморщила нос. Рори никогда не работал с лягушками днем, если только его отвращение к человечеству не пересиливало здравый смысл. А теперь по всей комнате распространилась вонь крови и прокисшего алкоголя.

– Итак, Рори… – начала я, стараясь, чтобы в моем голосе звучало терпение, которого у меня на самом деле не было.

Почему, вместо того чтобы выбрать для пьянства любой другой день, он выбрал именно неделю валимы?

– Я думаю, тебе следует… – Я не успела продолжить, так как Рори кинул в меня корзиной, попав мне в грудь.

– Мне нужно больше ингредиентов! – рявкнул он, не поднимая глаз. – И мне плевать на твое мнение.

– Когда в последний раз я заходила в Эссам в юбке, сыпь на моем бедре исчезла только через неделю, – сказала я.

Я бы предпочла чистить зубы хвостом ящерицы, чем продавать товар десяткам незнакомцев, но, в отличие от Рори, у меня не было в запасе роскоши устраивать истерики.

– Я сама присмотрю за лавкой, а ты можешь оставаться здесь.

Рори проигнорировал мои слова, переворачивая лягушку на спину.

Невероятно!

Когда он впадал в такое состояние, к нему было просто невозможно пробиться. Поэтому я просто схватила корзину и вышла на улицу.

Снаружи на главной дороге суетились те, кто приехал пораньше, чтобы изучить ограниченный ассортимент Махэра. Вокруг меня толпилось так много посетителей, карманы которых так и просили, чтобы их опустошили.

Ругая Рори себе под нос, я подобрала юбку и повернула в сторону леса.

– Стой, джасади!

Когда этот крик прорвался сквозь шум главной дороги и долетел до моих ушей, я замерла. Я напрягла мышцы ног, инстинктивно готовясь к тяжелому и быстрому бегу и даже согнула локти, напрягая также и мышцы в плечах. Еще секунда, и я бы превратилась в размытое пятно, исчезающее в лесу. Еще секунда, и я бы не увидела, как отца пекаря толкнули, и он упал лицом в грязь.

Толпа хлынула на место скандала, потянув меня за собой. Их руки то прижимались к моим, то сталкивались локтями с другими людьми, чтобы в итоге увидеть солдат Низала, стоящих над обсыпанным мукой мужчиной лет семидесяти.

Они поймали не меня. Они поймали его.

Солдат Низала с животом, напоминающим бочонок с пивом, навис над тощим стариком, которого, как я помнила, звали Адель. Он всегда добавлял побольше кунжута в мои булочки.

– Вы обвиняетесь в активном использовании магии и будете доставлены в Низал, где установят ваше происхождение. Если следствие признает вас джасади, вы предстанете перед судом в честном и справедливом суде нашего Верховного.

– Пожалуйста… я живу здесь уже сорок лет. Я прожил в Омале почти всю жизнь, построил здесь семью, вырастил детей. Моя магия – это ничто. Едва ли маленькая капля.

– Так ты признаешь, что владеешь магией? Ты признаешь, что ты джасади?

– Я родился в Джасаде, – заплакал Адель. – За несколько десятилетий до войны.

– Я видела, как он использовал свою магию! – закричала женщина, которую я не узнала. Вероятно, она была одной из посетительниц пекарни. – Он прикоснулся к подгоревшей буханке хлеба, и она снова стала красивой.

На моих запястьях натянулись наручники.

Глупец, зачем было использовать свою магию на глазах у других? Как же неосторожно.

– Он сжег хлеб, и в этом его преступление? – раздался яростный, хрипловатый голос Юлия.

Должно быть, он знал Аделя много лет и, возможно, даже нанимал его сыновей для работы на своих фермах.

– Адель один из нас.

– Он не один из них, он один из твоих людей, – прошипела Ханым. – Сделай что-нибудь, Эссия, спаси его.

Я же оставалась неподвижной. Мое вмешательство привело бы лишь к двум смертям вместо одной. Я не могла ему помочь. Не могла пожертвовать из-за него своей жизнью только потому, что он родился в Джасаде, а я была Наследницей этого королевства. Ему следовало быть осторожней.

– Вставай, идем с нами. – Более низкорослый солдат Низала поднял Аделя на ноги, не обращая внимания на его крики и то, что он сжимает его руку. – Ты сможешь изложить свои претензии трибуналу.

– Остановитесь, вы делаете ему больно! – Крик Юлия смешался с криками толпы.

А в мою голову внезапно пришла странная мысль, грозящая перевернуть землю с ног на голову.

А что, если эти люди знали об Аделе всё?

Если он жил здесь так долго, он мог рассказать им, что он джасади. Он мог рассказать им об этом без страха в безмятежные дни, когда его личность и место рождения не ассоциировались с колоколами смерти. Ведь в такой маленькой деревне, как эта, кто-то обязательно должен был заметить его магию. Семья Аделя владела пекарней. Они управляли ею на протяжении десятилетий, и, быть может, жители Махэра коллективно решили не сообщать об Аделе, несмотря на грозящее им суровое наказание за сознательное укрывательство джасади.

На лице Аделя появилась паника. Он пошатнулся, заставив солдат крепче сжать его руки, и задрожал.

Будь умнее!

Мне хотелось умолять его об этом, ведь я уже предвидела то, что может случиться.

Держи себя в руках, Адель! Не дай панике победить.

– Нет! – закричал Адель.

Воздух вокруг толпы будто сжался, устремляясь к дрожащему джасади. Магия Аделя натянулась, словно лента рогатки, и вокруг него затрепетали ленты серебра и золота. В момент, когда магия Аделя устремилась ввысь, я взглянула на солдат, которые знали, что это произойдет. Они ждали этого. Набирающее силу, кружащее вокруг Аделя волшебство внезапно будто взорвалось, и толпа повалила солдат Низала на землю. Адель тяжело поднялся, глядя на всех неуверенными глазами. Если бы я не была прикована к месту от шока, то, возможно, дернула бы себя за волосы.

Почему он не бежит?

И тут Адель бросился в сторону леса. Если он успеет пройти стену и сбежит за деревья, отмеченные символом Низала, прежде, чем солдаты смогут его поймать, – у него будет хоть какой-то малейший шанс спастись.

– Он слишком слаб и не выживет в лесу. Если его не поймают солдаты, то это сделает другой хищник, – проговорил голос Ханым.

Я чувствовала ее разочарование, будто она стояла рядом со мной, а вот вопрос о способности Аделя к выживанию так и остался без ответа, потому что бокастый солдат Низала поднялся на ноги и выхватил из-за бедра короткий клинок.

Адель бежал по прямой, поэтому солдат, откинув руку назад, без проблем попал клинком в Аделя.

Я закрыла глаза.

– Смотри! – крикнула Ханым. – По крайней мере, он должен иметь право на то, чтобы ты видела его смерть.

Я посмотрела и увидела. Увидела, как клинок вонзается в спину Аделя. Увидела, как старый пекарь рухнул в нескольких футах от стены, и увидела, как низкорослый солдат Низала подбежал к Аделю и добил джасади шквалом жестоких и яростных ударов руками и пинков ногами. Некоторые зрители молчаливой толпы переносили влажные из-за крови удары по телу тяжелее, чем треск костей. Когда солдат поднялся и отошел от тела Аделя – вместо пекаря на земле уже лежало кровавое месиво с пустыми глазами.

Раздался всхлип, а женщина, указавшая солдатам Низала на Аделя, просто не смотрела на его тело, продолжая вести себя как ни в чем не бывало.

Сбоку от толпы я увидела стоящего Рори. Он пристально смотрел на тело Аделя и так сильно сжимал трость, что костяшки его пальцев побелели. На лице Рори был явно виден шок, но непонятно – был ли он вызван отвращением или горем.

– Мы погрузим его тело в повозку, – сказал хромающий солдат, верхняя часть его правого бедра была пропитана кровью Аделя.

– Когда мы вернемся, мы ожидаем вашего полного содействия в поиске его детей. Любое сопротивление и неповиновение приведет к тому, что каждый из вас отправится в Низал.

Более низкорослый солдат с сомнением посмотрел на ногу говорившего, ведь она едва выдерживала его вес. Они коротко переглянулись, а затем повернулись к нам.

– Я останусь здесь, чтобы убедиться, что никто из вас не пытается защитить детей джасади. Нам нужен доброволец, чтобы помочь донести тело до повозки.

Добровольцев не было, и толпа молчала. Видимо, только человек с поразительно низким уровнем интеллекта добровольно пошел бы в лес с солдатом Низала и зверски изуродованным телом его жертвы.

– Я пойду.

Головы толпы повернулись в мою сторону, едва эти слова вырвались с моего языка.

Что я только что сделала?

Тот солдат, что не был ранен, оценивающе посмотрел на мое телосложение и рост. Он поджал губы, и я чуть не рассмеялась, ведь было видно, что он не хотел выбирать меня. Я была выше его и более широкоплечей. Если бы между нами возник конфликт – я была бы более сильным противником, чем пожилой пекарь, но мужская гордыня была выигрышной ставкой. Надежной, словно восход и заход солнца.

– Ладно, бери его за голову.

В кои-то веки уход от толпы не принес мне облегчение, и я подумала, не смотрят ли на меня Сэфа и Марек, ругая меня за мою глупость, ведь они не понимали, что я чувствую. Наверняка они думали, что я всего лишь принадлежу к толпе зрителей.

Ханым хотела, чтобы я чувствовала себя виноватой в смерти Аделя. Чтобы меня трясло от праведного гнева и жажды мести, но я чувствовала только отчаяние. Больше всего на свете я хотела бы принадлежать всего лишь к толпе зрителей, а не просовывать руки под плечи Аделя и не поднимать его тело из лужи собственной крови. Его голова перекатилась на мое плечо, оставляя на моей шее красные дорожки. Солдат Низала взял Аделя за ноги скрюченными руками и, повернувшись лицом к лесу, начал движение.

Я почти пропустила то, что мы прошли мимо деревьев с вороньими метками. Неся хрупкое тело Аделя, я старалась не замечать ничего, кроме тропинки под моими ногами. Справа от нас журчала река, плескаясь о валуны, усыпавшие ее берега.

– Сюда, – указал солдат, и я вздрогнула.

Посмотрев на его затылок, я очень ярко представила себе, как проламываю его череп.

– Я приведу лошадей, а ты оставайся у тела, – сказал солдат, когда мы опустили Аделя на землю.

Он бросил на меня предупреждающий взгляд и скрылся за деревьями.

Я присела у тела Аделя и прижала два пальца к его векам, закрывая их. В такую минуту Сэфа бы заплакала, ведь ей были не чужды эмоции. Она принимала их, когда они приходили, но не позволяла им задерживаться в ее голове. Гнев не оседал в ней, словно осколки стекла, отрезающие путь назад. Я бы тоже хотела сейчас заплакать, ведь Адель заслужил наши слезы, но, запятнанная гробница Ровиала, как он мог быть таким глупым? Он признался во владении магией и за несколько секунд использовал свои драгоценные запасы, чтобы подписать свой приговор. Если бы он позволил им схватить себя, он бы мог, по крайней мере, попытаться сбежать во время дороги в Низал. Я же должна была просто уйти. Я не знала этого человека, и его кровь была не на моих руках.

– Конечно, ты хочешь спрятаться. Это то, что ты делаешь лучше всего, – усмехнулась Ханым.

Я заскрежетала зубами.

Как мне избавиться от ее голоса в моей голове? Что могло ее удовлетворить и заставить исчезнуть? Что я могу сделать для этого джасади, чтобы избавиться от Ханым?

Внезапно в моей голове возникла идея более глупая, чем добровольное согласие нести тело Аделя в лес, но если это означало хоть ненадолго избавиться от Ханым…

Сбросив сандалии, я поспешила к берегу реки. Хирун была угрюмой рекой, поэтому, чтобы она не нарушила моего равновесия и не затянула в свое течение, я должна была доверять ей. Медленно пробираясь между валунами, я размышляла, как мне нести воду обратно. Вода, которую я зачерпну в руки, расплескается, пока я поднимусь на берег. К тому же время было не на моей стороне. Солдат Низала мог вернуться в любую минуту. Наконец, я решила эту задачу и окунула в воду нижнюю часть своей юбки. Тщательно ее намочив, я поспешила обратно к Аделю, приподняв юбку, чтобы вода в ней не впитывала грязь.

На уроках Ханым много рассказывала мне о погребальных ритуалах Джасада, потому что она была уверена, что сможет вылепить из меня правителя королевства, которое Низал уже стер с лица земли. Какая же это была пустая трата ее и моего времени.

Добравшись до тела Аделя, я отжала мокрую ткань юбки, и вода струйкой потекла по его левой руке. Затем я перешла к другой его руке, а затем к ногам. Так как солдаты не оставили на нем ни единого живого места, каждая капля воды смешивалась с его кровью и стекала с его конечностей красными струйками. Прикоснувшись к его лицу, я даже не дернулась. Мое отвращение к физическому контакту распространялось исключительно на живых. Аделю выбили глаза, а из-под его ресниц все еще сочилась кровь. Его магии едва хватило на борьбу с солдатами, поэтому я вспомнила, как когда-то в Эссаме Ханым разглагольствовала о том, что когда на королевство напал Низал – магия Джасада ослабла. Она говорила, что через несколько поколений наши земли станут такими же бесплодными, как и до Авалинов, а дети Джасада будут рождаться без магии в их жилах.

Капнув водой на щеки и лоб Аделя, я растоптала ложь Ханым, отбросив ее в самый темный угол моего сознания, но глядя на худое лицо Аделя, на кости его лба, вдавленные в череп, трудно было не поверить, что в ее словах есть доля правды.

Я выжала последние капли воды из своей юбки, чтобы вытереть кровь с его подбородка.

– Мин дам Ровиал, мин раад аль Авалин, – начала я по-ресарски.

Если бы похороны проходили в Джасаде – кто-нибудь положил бы ему на язык финиковую косточку в знак прощания с его телом и в знак благодарности за все, что оно дало.

Вытряхнув камешек из жилета, я положил его ему в рот.

– Ирджа’а ила макан аль мавт валь хайа, ила аваль аль Авалин.

Возвращайся к месту смерти и жизни. К первому из первых.

Я надеялась, что Адель не будет возражать против того, чтобы я совершила ритуал погребения джасади. Конечно, он провел почти всю свою жизнь в Омале и, возможно, Джасад для него ничего не значил, но Ханым не учила меня омалийским обрядам смерти, и я просто надеялась, что они в чем-то похожи.

– Ила аль мавт нивада’ак, ва на’еш хайа бакя фи фи фикрак. Якун ма’ак… – проговорила я, но сделала паузу.

Мы оставляем тебя со смертью, а оставшуюся жизнь ты проживешь в наших воспоминаниях. Пусть с тобой будет…

Я закрыла глаза и еще раз проговорила фразу в поисках недостающих фрагментов.

– А’малак ви ахбабак, – раздался надо мной ровный размеренный голос. – По-моему, это те слова, которые ты забыла.

Я застыла на месте, ругая себя за то, что забыла прислушаться к приближающимся шагам. Открыв глаза, я увидела, что в нескольких сантиметрах от головы Аделя стоит мужчина в сапогах, а посмотрев чуть выше – я увидела фиолетовых воронов, вышитых по низу его длинного черного плаща. Широкоплечий, но худощавый, мужчина был одет в низальский мундир из более тонкой ткани, чем все, что я видела раньше. На его руках были надеты печально известные черные перчатки, а от горла до его челюсти тянулся тонкий шрам. Возможно, я не узнала бы его по этим мелочам, но его глаза, бледно-голубые, словно зима, стали последним тревожным звонком. До этого я видела их лишь однажды. Надо мной стоял Арин из Низала и смотрел на то, как я провожу обряд погребения джасади.

Меня поймали.

Мир перевернулся и будто бы поглотил меня, и я закружилась в пустоте. К моему горлу подкатила тошнота, и, забыв о тяжести юбки, я вскочила на ноги.

Как он здесь оказался? Когда он пришел?

Я открыла рот, чтобы объяснить, солгать, закричать, но через мои губы прошел только воздух.

– Спокойно, Эссия, помни первое правило, – пробормотала Ханым.

Но было уже поздно, и я оцепенела от распространившейся в моем теле паники.

Когда я умру, совершит ли кто-нибудь над моим телом обряд джасади?

Внезапно с тихим ржанием появились две лошади, ведомые солдатом, который оставил меня одну, и его глаза комично расширились при виде своего командира. Очевидно, он не знал о его приезде, а если патруль Низала не ожидал прибытия наследника, то почему он здесь? Мои кости пронзил импульс чистого ужаса.

Мертвый солдат.

Что, если они нашли его тело?

Заметно нервничая, солдат опустился на одно колено.

– Мой сеньор.

– Полагаю, он твой? – Наследник Низала жестом указал на тело Аделя, и солдат нервно сглотнул.

– Он использовал магию и напал на нас. У нас не было выбора.

– Вы связали его? Завязали ему глаза?

– Нее… нет.

– Он использовал магию во второй раз?

Солдат покачал головой и заметно вздрогнул.

– Понятно, – взгляд наследника Низала стал холодным. – Закопай его тело и встреть меня на своем посту.

Пока они говорили, я приходила в себя. Наследник Низала не стал бы направляться в Махэр из-за смерти одного из солдат. Он даже не мог знать мою истинную личность, если только за последние несколько дней мертвые не научились разговаривать. Марек сказал, что наследник был замечен в Гаре, так что Махэр был не первой омалийской деревней на его пути. Арин всего лишь видел, как я говорила на ресарском языке и совершала обряд погребения, но я не использовала магию, и это могло меня спасти.

Забравший тело Аделя солдат, пошатываясь, ушел за деревья, оставив меня наедине с наследником Низала. Когда тот снова повернулся ко мне, я склонила голову.

– Ваше высочество, я прошу разрешения объяснить, чему вы только что были свидетелем.

Наследник удивленно наклонил голову, смотря на меня, от чего прядь серебристых волос выбилась из-под повязки на его голове.

– Разрешаю.

– Я не джасади, – начала я, медленно выдохнув.

Истина была всего лишь восприятием, и хоть я не могу изменить того, что произошло, я могла изменить то, как он это интерпретировал.

– Я не владею магией и не связана с выжженным королевством. Несмотря на то что я знала Аделя много лет, истина о природе его происхождения оставалась скрытой как для Махэра, так и для меня, но дикость его смерти расстроила меня. Я лишь хотела оказать ему любезность, проведя предсмертный обряд его народа.

– В вашей деревне принято изучать обряды смерти джасади? – в его голосе звучало любопытство, будто он пытался меня разговорить.

– Нет. – Я сделала вид, что колеблюсь. – Я выучила их в Гануб иль Куле до войны. Мои наставники придавали большое значение знанию старых языков и пониманию обычаев каждого королевства.

За год или два до осады Низал попытался укрепить дружбу между королевствами, создав в центре Эссама лагерь под названием Гануб иль Куль. Низал планировал объединить здесь сотни детей для совместного обучения и устранить разногласия между королевствами, но, разумеется, никто из королевских семей своих наследников туда не отправил. Мои бабушка и дедушка так вообще отнеслись к этой идее с насмешкой и отбросили цветистое приглашение Верховного Равейна.

Моя любимая служанка Сорайа была не столь снисходительна, как я.

– Опасайся доброты злых людей, Эссия. Она всегда происходит из ядовитых корней, – говорила она.

На второй неделе войны все дети, оставшиеся в Гануб иль Куле, были жестоко и бесчеловечно убиты. Верховный Равейн обвинил в этом Джасад, и любое королевство, не решающееся направить свой меч на Джасад до этого, меняло свою сторону после произошедшего в Гануб иль Куле.

– Твой акцент безупречен. Должно быть, твои наставники гордились тобой.

Я смотрела на наследника и не могла понять, верит ли он мне или просто подыгрывает. Выражение его лица оставалось неизменным и безукоризненно вежливым. С таким же успехом он бы мог так же отреагировать на мое описание лучшего способа удаления пятен с белья.

– Честно говоря, я причиняла им небольшое беспокойство. Как видите, я редко использую свои навыки по назначению.

– Ах, – сказал наследник, слегка скривив губы. – Вот и первый проблеск честности.

Я изо всех сил старалась контролировать свое дыхание. Он не верил мне.

Внезапно сквозь кроны деревьев прорвались солдаты Низала. Двое из них сидели на лошадях, остальные шли рядом. Они посмотрели на меня, но тут же отвели взгляды.

– Сир, – пропыхтел первый из них, кланяясь. – Мы искали ваше высочество.

– Вы меня нашли, – сказал он. – У вас есть новости?

– Нет, мой сеньор. Все было так, как сказал кузнец. Мальчик был освобожден.

Сир, ваше высочество, мой сеньор… сколько еще названий было у его титула? В Джасаде для того, чтобы подчеркнуть важность королевской особы, применяли не больше двух титулов.

– Превосходно! – сказал Арин, но выражение его лица не изменилось. – Передай мне поводья, Джеру, мы сопроводим госпожу в Махэр.

Пока они разговаривали, я уже успела отступить на несколько шагов, но заявление командира пригвоздило меня к месту.

– Уверяю вас, в этом нет необходимости.

– Прими милость его высочества, девочка, – огрызнулся один из солдат, но, похоже, все они были раздражены моим ответом.

Кудрявый Джеру протянул наследнику поводья черного коня. В ожидании наследник изучал меня глазами, а мне хотелось просто выколоть их, но, поклонившись, я нацепила любезную улыбку. Ведь правильным был только один ответ, и я не должна сначала действовать, а потом думать, как Адель.

– Конечно, благодарю вас, мой сеньор, я смиренно принимаю ваше предложение.

– Замечательно. Вы ездите верхом?

В неуверенности я сжала пальцами ткань своего плаща. Что он хотел сказать?

– У меня было мало возможностей, чтобы учиться верховой езде, но я справлюсь, сир.

Он взял у Джеру поводья второй лошади, и я предположила, что он собирается сесть на нее верхом, но наследник поднял правую руку и стал стягивать со своих пальцев перчатки.

Солдаты замерли, когда их командир протянул мне свою голую ладонь.

– Разрешите вам помочь.

В его намерениях нельзя было ошибиться.

– Он может почувствовать джасади лишь одним своим прикосновением, – послышался в моей голове голос Марека.

То, что говорил Марек, было невозможно. Ведь никто кроме джасади больше не владел магией. Но тогда зачем ему было снимать перчатку?

Я стиснула зубы и считала свои вдохи по мере приближения к наследнику.

У меня был лишь один выбор: мне было необходимо затолкнуть свою магию как можно глубже и молиться, чтобы наручники сработали так, как они были задуманы. Иначе я раскрою себя как джасади и едва ли проживу дольше собственного крика.

Внезапно я вспомнила, как Верховный Равейн подмигнул мне на Кровавом пире за мгновенье до того, как начались крики. Я вспомнила Гидо Нияр, которая вытолкнула меня из-за стола, и расплавленное золото, вспыхнувшее в глазах Тэты Палии, когда ее магия окутала этот стол. Далее последовал взрыв, убивший Тэту и Гидо и охвативший пламенем всех, кто находился поблизости. Только позже я поняла, почему Малик и Малика выбрали для себя такую ужасную судьбу. Учет тел погибших был действительно сложной задачей, особенно когда их тела были обугленными неузнаваемыми кусками, но, тем не менее, учет был произведен и имя десятилетней Эссии было занесено в список погибших.