Наследница Джасада

Я почувствовала, как пристальный взгляд Сэфы буквально сверлит мой затылок.

– Могу я задать тебе вопрос?

– Задавай, – ответила я сквозь зубы.

– Зачем тебе понадобилось ломать ему спину? Разве сломанной шеи было недостаточно, чтобы создать впечатление, будто он поскользнулся? – спросила Сэфа.

В ее голосе слышалось только любопытство, но я все равно сделала паузу, прежде чем ответить.

– Если они решат расследовать эту смерть как убийство, то сломанная спина означает, что они будут искать мужчину.

Губы Сэфы приоткрылись в удивлении.

– Из-за силы, которую нужно было приложить, чтобы сломать позвоночник?

– Да.

Было невероятно странно делиться с ней этими мыслями. Ведь баланс наших отношений изменился, и я больше не знала, кем мы приходимся друг другу.

– Если бы ты была такой девушкой, какой я тебя вырастила, ты бы прикончила их прямо здесь, – сказала Ханым.

Я провела рукой по лицу. Когда же ее голос покинет мою голову?

Как только Марек закончил с телом, Сэфа помогла ему выбраться с берега. Я же держалась вне пределов их досягаемости. Прикосновение ко мне прямо сейчас разрушило бы остатки моего и без того слабеющего самоконтроля.

– Нам нужно торопиться. Мы побежим так быстро, как только сможем. Мы уже не успеем в Махэр к началу смены патруля, но нам нужно пересечь границу деревьев, отмеченных вороном, чтобы оказаться на безопасной стороне леса. – Я теребила свое запястье, глядя куда-то поверх их голов. – Спасибо вам за помощь. Я этого не забуду.

Пока мы бежали навстречу рассвету, Сэфа не раз спотыкалась, но Марек всегда был рядом и поддерживал ее. Я же сосредоточенно смотрела под ноги, чтобы не наступить в лужу, потому что угадать, насколько они глубоки, было невозможно. К тому же они уже причинили немало неприятностей, а сломанная лодыжка была именно тем, чего не хватало этой ночной катастрофе. Я постаралась выбросить из головы все свои подозрения относительно Сэфы и Марека. Для моего нынешнего душевного состояния это был слишком большой клубок, чтобы начинать его разматывать.

Как только мы без происшествий пересекли периметр отмеченных вороном деревьев, мы непроизвольно коллективно выдохнули.

– Остаток пути нам нужно пройти пешком, – сказал Марек. – Мы и так обливаемся потом, будто в чем-то виноваты.

– Ни один из нас не виновен, – резко сказала я. – Если придется выбирать между моей защитой и своей защитой – сделайте более разумный выбор, чем тот, который вы сделали сегодня ночью.

– Она пытается защитить нас или оскорбить? – спросила Сэфа у Марека. – Я никогда не могу сказать наверняка.

– Думаю, и то и другое.

– Мы же все осведомлены слухами о случайных исчезновениях, происходивших по всем королевствам в прошлом году? – спросила я. – Так вот, это было еще одно исчезновение.

– Эти слухи – полная чепуха. – Сэфа огляделась по сторонам более настороженно, чем минуту назад.

– Может, и так, но их существование поможет нам выиграть немного времени.

Когда мы добрались до тропы, идущей в деревню, мимо нас прогрохотала повозка, нагруженная башнями из ящиков, связанных вместе веревкой для полива. С главной дороги доносился запах свежих айш балади[8], которые дети бросали в принесенные с собой корзины или на деревянные решетки, закрепленные на их плечах.

Теплый аромат пшеницы всколыхнул мои воспоминания. По утрам в Урс Джасаде я обжигала язык горячими айш балади из дворцовых печей, а моя одежда была покрыта крошками. Конечно, такой хлеб был более распространен в сельских вилайях Джасада, но моя мама просила пекарей готовить нам по две буханки каждое утро.

Так много всего было перенято у нас другими королевствами: еда, искусство, традиции, обычаи. Когда Джасад пал, падальщики захватили все это, словно военные трофеи.

Я отвернулась от пекарни, напоминая себе, что Джасад исчез, а оплакивать королевство, которое я едва знала, было опасно для новой жизни, которую я себе построила.

– Теперь моя очередь собирать продукты для завтрака, – сказала Сэфа. – Если я вернусь домой без них, Райя попросту протрет полы замка моей шеей.

– У нас нет с собой емкости, – сказал Марек.

– Хамада очень милый и позволит одолжить у него лишнюю банку.

– Мило, – насмешливо повторил Марек. – Но на этот раз бери только бобы, масло, соль и черный перец, хорошо? Никто кроме тебя и Фэйрел не любит, когда в их еду кладут чеснок.

– Я попрошу подать его отдельно, чтобы вы могли есть его по-своему. Но хочу добавить, что вы едите его неправильно.

Мы остановились у тележки, полной еды, и Хамада, проигнорировав нас с Мареком, сосредоточился на Сэфе. Пока он пересыпал дымящиеся бобы из массивного металлического кувшина в кастрюлю с крышкой, я огляделась по сторонам.

Патруль сменился примерно двадцать минут назад, и даже если бы они дали солдату несколько минут на опоздание, они бы не стали ждать целых двадцать минут, прежде чем вызвать подкрепление.

В моей груди нарастал страх.

Почему я вернулась?

Мне следовало бросить тело солдата и бежать, ведь я знала, как спрятаться в дебрях Эссама. У меня была корзина с едой и преимущество по знанию леса. В конце концов, я могла бы найти дорогу в нижние деревни Лукуба или Орбана и начать все сначала. Какой же я была дурой, что, спотыкаясь, решила вернуться в клетку и надеяться, что за мной не закроют замок.

Армия Низала могла забаррикадировать любой вход и выход в Махэр, прочесать каждый дом в поисках джасади, прекратить торговлю и даже отменить валиму, один из самых больших источников дохода для деревни.

– Солдаты часто исчезают, – пробормотал Марек, и я вздрогнула, удивленная тем, что он наблюдает за мной.

– Они не будут тратить ресурсы на простую омалийскую деревню, пока не будут уверены, что он был убит.

– Но у них достаточно ресурсов.

– Только не сейчас, ведь до Алкаллы осталось всего несколько месяцев. Они выделили огромную свиту солдат для того, чтобы защитить наследника Низала, пока он ищет своего чемпиона, – сказал он, и я уставилась на Марека.

На моей спине были шрамы, свидетельствующие о том, какой скрупулезной была Ханым в плане моего образования. Она позаботилась о том, чтобы я изучила диалекты каждого королевства. Их язык, привычки и историю. Но несмотря на мою образованность, я все же практически ничего не знала о наследнике Низала. Ханым не рассказывала мне о нем ничего. Только предупреждала, что если он увидит мою магию, то убьет меня так быстро, что я даже не успею сделать вдох. Учитывая ее горячую ненависть к моим бабушке с дедушкой и Верховному Равейну, я представила, как больно ей было видеть успехи Верховного там, где она потерпела неудачу. Он вырастил воина, а она девушку, которую можно было легко заметить со сторожевой башни, пока она убегает с поля боя с едой других солдат. Часть моего раскаяния утихла, когда я подумала, что если бы я побежала в лес, то могла бы столкнуться с Арином из Низала, и вопрос о моей судьбе был бы немедленно решен. Джасади не мог уйти со встречи с наследником Низала живым.

Откуда Марек мог знать, сколько солдат отправил Низал для защиты своего наследника, пока он выбирал чемпиона для Алкаллы? Мои прежние подозрения насчет этих двоих вернулись с удвоенной силой.

– Ты определенно знаком с низальскими обычаями.

– Как и ты, – приподнял он бровь.

– Ты уверен в том, что они не поднимут тревогу, пока не найдут тело? Мне очень бы хотелось в это верить.

– Совершенно уверен.

– Кто-нибудь из вас собирается мне помочь? – захрипела Сэфа под тяжестью кастрюли, которую Хамада наполнил до краев.

Мы с Мареком одновременно ухватились за ручки кастрюли, когда Сэфа пошатнулась и часть бобовой похлебки выплеснулась за край. В крепость нам удалось вернуться невредимыми, но Райя минут десять кричала на нас, будучи недовольной грязным состоянием нашей одежды. Как только она закончила отчитывать нас, мы пошли каждый по своим делам. Я – купаться, Сэфа – помогать с завтраком, а Марек переодеваться для предстоящего тяжелого дня. Оборачивая свое тело полотенцем, я пожалела о том, что не могу снять напряжение со своих конечностей с помощью магии. На моей памяти я была так напряжена лишь в первые месяцы моего прибытия в Махэр. Завернув свои мокрые волосы в льняные брюки и завязав их на затылке, я отправилась в свою комнату, но даже лежа на кровати не смогла расслабиться. За моей дверью то и дело раздавался шум шагов и разговоров, которые возвещали о начале нового дня.

Младшим девочкам, живущим в замке, я не очень нравилась. Мне недоставало нежных и заботливых прикосновений, которые были так естественны для Сэфы, и хоть я старалась быть с ними помягче, материнские инстинкты у меня были, как у кровожадного таракана. Все же по какой-то непостижимой причине их присутствие было мне утешением всякий раз, когда страх затягивал вокруг меня свою петлю. Райя скорее умерла бы, чем позволила этим детям почувствовать давление ответственности, которую она несла за них. Она позаботилась о том, чтобы они беспокоились лишь о таких проблемах, как спор за самое красивое платье в ежемесячных тележках для пожертвований или спор о том, кто сможет пронести самую большую козу дальше всех. Эти осиротевшие девочки были настолько близки к счастью, насколько позволяли обстоятельства.

– Ты не должна от них скрывать реалии жизни, с которыми они столкнутся за пределами этой крепости, – сказала я однажды.

Этот разговор произошел через несколько дней после того, как мне исполнилось шестнадцать. Я точила кухонные ножи у камина, пока Райя в шестой раз подсчитывала свой недельный заработок.

– Чем больше обязанностей возложишь на их плечи, тем лучше они будут с ними справляться.

Она смотрела на меня так долго, что я даже напряглась, крепче сжав нож.

– Дети созданы не для того, чтобы на их плечи легли все беды и невзгоды этой жизни, Сильвия, – сказала Райя, потирая темные круги под своими глазами. – Это ломает их. Из-за этого они проведут свою взрослую жизнь, делая все, что в их силах, чтобы никогда больше не чувствовать тяжести этого мира.

Вспоминая этот день, я почувствовала, как на меня навалилась усталость. Я не спала два дня, но каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела солдат Низала, въезжающих в Махэр с мечами и факелами.

Иллюзия безопасности, которой я себя так тешила, была разрушена.

– Ты Наследница Джасада! И ты не можешь чувствовать себя в безопасности, где бы ты ни была! – сказала Ханым.

Уткнувшись лицом в жесткую подушку, я мысленно стала перечислять травы и вещи, которые мне нужно было собрать для Рори, перед тем как мы выберем лучшее место для нашего столика на валиме. Но эти фантазии не помогли мне уснуть, поэтому я прибегла к практике, столь же старой, как и шрамы на моей спине. Я прижала холодную ладонь к сердцу и начинала считать удары.

Раз, два, я еще жива. Три, четыре, я в безопасности. Пять, шесть, я не позволю им поймать меня.

Я стою в одиночестве посреди огромного бального зала, окруженная аудиторией безликих джасади, которые, затаив дыхание, ждут моего слова. На мне надето платье, лиф которого сделан в форме цветка лотоса, обвивающегося вокруг моих ребер, а радужный символ Джасада – гладкая черная кошка и голова сокола с золотыми крыльями – выгравирован на моей юбке. Эта черная кошка обладает чистой магией и окружена легендами, а сокол взволнованно кружит вокруг нее на моем платье. На моей голове покоится корона.

– Королева Эссия! Потерянная наследница вернулась, чтобы возродить Джасад! – кричит человек, состоящий из тени и дыма. – Магия снова будет процветать!

Я пытаюсь убежать, но не могу сдвинуться под тяжестью короны, а мои губы сшиты друг с другом золотой нитью. Я молча терплю их ликование, их облегчение, когда они подходят ко мне со всех сторон. Спасительница. Герой. Королева.

По моему подбородку стекает кровь, когда я с усилием раздвигаю губы, туго затягивая швы, и привкус железа наполняет мой рот.

– Пожалуйста, не надо! Я не та, кого вы ищете! Я ничем не могу вам помочь.

Я падаю на колени, и нити на моих губах рвутся. Красивые золотые нити падают на землю окровавленной грудой, а мой освобожденный от них голос эхом отражается от стен в пустом бальном зале.

– Эссия, ты помнешь свое платье? – Чья-то сильная хватка поднимает меня на ноги. Пребывая в абсолютном шоке, я понимаю, что смотрю на свою мать и возвышаюсь над ней почти на целую голову. Плечи, на которых я так часто сидела в детстве, в два раза шире моих, но у меня есть изгибы в тех местах, где она стройная. Также я более мускулистая там, где она мягкая.

– Я выше тебя, – это все, что я могу сказать своей умершей матери.

Смех Нифран – это музыка для моих ушей.

– Ненамного. По фигуре ты похожа на свою бабушку.

Внезапно бальный зал растворился вокруг нас как дымка, и мы стоим на поверхности замерзшего озера, простирающегося на многие мили во все стороны вокруг нас. У ног Нифран танцуют оранжевые языки пламени.

– Королевство не может пасть, когда его наследник стоит на ногах. Ты не можешь уклониться от своего долга, дорогая, это наследие по крови.

Я ищу источник огня, который неуклонно пожирает ее тело, но не нахожу его.

– Более того, – беспечно продолжает Нифран, как будто не сгорает заживо в двух футах от меня. – Это наследие передается по крови, невзирая на то, кто мы такие и кем бы мы могли быть. Нас должно интересовать только наше королевство. Неужели люди, потерявшие свой дом, ничего для тебя не значат?

Я ударяю ногой по твердому льду под нами, но он не ломается. Мы окружены водой подо льдом, но все же моя мать горит.

– Нет, – выдыхаю я в ужасе.

Однажды они уже забрали ее.

Увидев, что огонь разгорается все сильнее, я тянусь к Нифран, но она отступает назад.

– Тогда спаси меня.

– Он не ломается! – Я падаю на лед, ударяя по нему кулаками.

Но костяшки моих пальцев напрасно разбиваются в кровь, ведь слой льда слишком толстый, слишком глубокий.

Адская гиена ревет, поглощая Нифран, но я все равно слышу ее слова:

– Разбей его вдребезги.

– Я не знаю как… – Я снова поднимаю руки, чтобы ударить ими по льду, но останавливаюсь.

Мои запястья ничем не скованы, а там, где должны быть браслеты, – гладкая кожа, но огонь, поглощающий мою мать, уже лижет небо, расцветая в ночи своим чудовищным сиянием. Он освещает тысячу теней, неподвижно стоящих на берегу. Они наблюдают за нами, судят нас.

– Эссия! – вскрикивает Нифран, но я отползаю назад, закрывая лицо рукой.

Пламя вспыхивает еще ярче, поглощая нас обоих.

Глава 4

Следующие четыре дня никто не требовал моей казни, солдаты Низала по-прежнему патрулировали Махэр, а посетители валимы продолжали прибывать. Я же продолжала искать лягушек для Рори. Если бы не мои синяки и отсутствующие пряди вырванных волос – я бы подумала, что та ночь мне просто приснилась. Но меня неотступно преследовало беспокойство. Я не доверяла этому миру. Солдаты Низала не могли просто так забыть об исчезновении одного из своих.

За два дня до валимы Райя ворвалась в мою комнату, охваченная редким для нее возбуждением, и никто из нас не мог понять почему. Ее ткани продавались на рынке с ошеломляющим успехом, не говоря уже о распродажах, которые проводились раз в три года. Знатные дамы из самых отдаленных городов четырех королевств присылали своих слуг, чтобы сделать заказ на экстравагантные платья Райи, поскольку все стремились одеться для празднования Алкаллы наилучшим образом, переплюнув других дам своего королевства. Так что платьев Райи было продано более чем достаточно, чтобы она могла привести в свой замок еще одного или двух сирот с улицы.

Спустившись к подножию холма, я увидела, как Марек загружает повозку. Брезент, обычно закрывавший заднюю стенку, был откинут, чтобы Марек мог беспрепятственно сложить ящики.

– Ты опоздала! Рори, наверно, уже довел своих посетителей до слез, – заметил Марек, запрыгивая на козлы.

– Если он до сих пор ни в кого не швырнул своей тростью, то утро определенно будет добрым.

В ответ Марек указал на крошечную фигурку девочки, бегущую во весь опор вниз по склону. Ее спина согнулась под тяжестью деревянного стула. Посмотрев на нее, я попыталась скрыть улыбку. Каждой девушке в своем доме Райя предоставляла выбор: работать или учиться. И большинство выбирало учебу, но девятилетняя Фэйрел, гордо задрав свой маленький подбородок, сказала: «Я предпочла бы быть лучшей в чем-то одном, чем знать немного о множестве вещей». С тех пор прошло почти три года, и девочка относилась к своей роли смотрителя за креслами Нади все с той же серьезностью, присущей только тем, кто работает с оружием.

Фэйрел запрыгнула на заднее сиденье повозки, поднимая к себе стул.

– Я здесь.

Марек усмехнулся и прищелкнул языком в сторону лошадей. Шесть девушек, забравшиеся на заднее сиденье, устроились поудобнее, и телега сдвинулась с места.

Пока мы ехали по главной дороге, я шевелила ногой и тарабанила пальцами по своему колену, а по мере приближения к главной площади страх наполнил мою грудь до краев. Ведь еще одной причиной ненавидеть напряженное время перед Алкаллой была угроза опознания. Я всегда старалась держать ухо востро, особенно интересуясь слухами о наследнице Джасада, даже несмотря на то, что мне пока не встретился ни один человек, которого посетила мысль о том, что, в отличие от остальной части ее семьи, Эссия – жива. Большинство из тех, кто тогда прибыл на Кровавый пир, погиб во время нападения на королевскую семью, включая Исру, жену Верховного Равейна. В живых остались только королева Омала, Верховный Равейн и султанша Бисаи, которая умерла спустя несколько лет, передав корону Лукуба своей дочери. Пути же двух других членов королевских семей не могли пересечься с моим. Но всякий раз, когда в Махэр прибывали гости, это не мешало мне продолжать проверять, чувствуется ли при моем шаге успокаивающая тяжесть кинжала, засунутого в мой ботинок.

Мы выехали на главную дорогу, ведущую к Махэру. Справа от нас возвышался голубой коттедж, чьи владельцы были стары и бездетны. Не многие были заинтересованы в покупке недвижимости в таком месте, как это, ведь слева от этого коттеджа располагался замок, полный сирот, а справа – бродячая дорога. Я посмотрела на этот коттедж, и причудливые фантазии Сэфы явно проникли в мой здравый разум, потому что я подумала, что это был бы отличный дом для нас. В нем нашлось бы место для меня, Сэфы и Марека. Возможно, я бы даже разбила небольшой садик для моего фигового дерева. Но это были всего лишь фантазии, а стремление к невозможному – было задачей, которую лучше оставить дуракам.

Внезапно повозка дернулась, когда дорога стала более каменистой, а дети, гнавшиеся за нами, отступили, бросившись в противоположном направлении, видимо, вспомнив предостережение своих родителей – не выходить на дорогу бродяг.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил Марек.

Я знала, о чем на самом деле он спрашивает, но у меня в запасе не было ответа, который бы его устроил.

– Я голодна. Майе должно быть позволено готовить завтрак только для ее врагов. В моих зубах до сих пор застряла яичная скорлупа.

В ответ Марек промолчал, и это молчание затянулось настолько, что я уже стала надеяться, что на этом наш разговор закончен.

– Пять лет. Пять лет дружбы, Сильвия. Мы дружим уже столько времени, несмотря на твои многочисленные попытки отстраниться от нас. Да, я заметил, что ты это делаешь. У меня талант видеть людей, но ты… ты ставишь меня в тупик. За пять лет дружбы единственное слово, которое приходит мне на ум, чтобы описать тебя, это… – Марек поворачивает голову ко мне. – «Тихая». Просто… тихая, и на этом мой словарный запас в отношении тебя был бы исчерпан, если бы две ночи назад я не увидел, как ты в одиночку, не дрогнув, сломала человеку хребет.

Тихая

Я повторяла про себя это слово, проверяя, подходит ли оно мне, и оно меня позабавило. Возможно, хлыст Ханым и предназначался для девушек с тихими манерами, но шрамы на моей спине были щедрой наградой за мой вспыльчивый характер. В первую же неделю в крошечной хижине Ханым я швырнула тарелку со своей едой в стену и тут же разрыдалась. Я все еще была бунтаркой, наполненной злобой и негодованием за оскорбление королевской семьи. Несмотря на то что я собственными глазами видела, как горели мои бабушка и дедушка, собственными ушами слышала, как посланник объявил о смерти Нифран, реальность еще не вонзила свои когти в мою грудь. И опозоренный капитан армии Джасада стояла передо мной, словно безмолвная могила, ожидая, пока я утру свои слезы.

– Иди в угол! – сказала она. – И подними руки.

Испуганная пустотой в ее глазах, я держала руки поднятыми до тех пор, пока боль в моих плечах не перешла в нытье. Я сосчитала трещины в стене, запомнила надписи на своих браслетах, и спустя время боль, в конце концов, утихла, став такой же постоянной и не обращающей на себя внимание, как пульс на моей шее. Подумав об этом, я решила, что слово «тихая» все-таки мне подходит.

– Ты слышала новости? – продолжил Марек, совершенно не смущенный моим молчанием. – Говорят, наследника Низала заметили недалеко от границы с Гаре.

Укол страха, понизивший мою грудь, разозлил меня. Гаре была еще одной омалийской деревней в низах, расположенной всего в часе езды отсюда. Но если бы туда прибыл наследник – весть об этом разнеслась бы еще задолго до появления его лошадей.

– Это болтовня праздных торговцев, – сказала я, разжав кулаки. – Я уверена.

– Возможно, – согласился Марек, искоса поглядывая на мои подергивающиеся пальцы. – В этом году настала очередь Омала представлять Низал на Алкалле, так что наследник, вероятно, посещает наши скромные деревни в поисках своего чемпиона.

Насмешливый тон Марека точно передавал, что он думает об этой затее.

Устраиваемая раз в три года Алкалла придавала силы каждому королевству и каждому его жителю от самого высокого ранга до самого дикого бродяги. Турнир состоял из трех изнурительных испытаний, призванных отпраздновать жертвоприношение прародителей наших королевств. Место проведения каждого испытания чередовалось между четырьмя королевствами, а завершалась Алкалла Балом победителя. Одержимость Махэра Алкаллой свидетельствовала о том, что все королевства строили свою жизнь вокруг этого события. Я не могла сосчитать, сколько раз я слышала, как посетители лавки Рори ходили по ней и фантазировали о танцах на Балу победителя или подбадривали зрителей на одном из судебных процессов. Низал был единственным королевством, которое не выбирало чемпиона из числа своего собственного народа. Вскоре после того, как Джасад был сожжен дотла, Верховной Равейн великодушно объявил о плане Низала по укреплению мира между оставшимися королевствами. Следуя этому плану, Низал должен был выбирать чемпиона для Алкаллы из другого королевства, ведь, кроме всего прочего, Низал обладал несправедливым преимуществом. Они призывали в свою армию молодежь подросткового возраста, и, соответственно, их самый некомпетентный солдат мог легко дать фору лучшему солдату другого королевства.

– Он бы не выбрал чемпиона из нижней деревни, – сказала я.

– Я уверен, что у него уже есть какая-то договоренность с наследником Омала. Возможно, заранее выбранный чемпион, которому благоволит королевская семья.

– Феликс даже не может самостоятельно подтереть свои сопли, неужели наследник Низала будет интересоваться его мнением в выборе чемпиона.

Вообразив эту картину, я издала звук отвращения.

– Каждый чемпион, которого выбирал наследник Низала, выигрывал Алкаллу. Я сомневаюсь, что он согласился бы обучать новичка только для того, чтобы выслужиться перед политиками. И даже если наследник Низала решит выбрать в чемпионы одного из жителей нижних деревень, ему будет непросто убедить их согласиться на такую роковую роль.

Несмотря на то что все любили порассуждать об Алкалле, у жителей нижних деревень было достаточно здравого смысла, чтобы отказаться от добровольного согласия участвовать в турнире, в котором погибло больше половины участников, по крайней мере, я на это надеялась. Чемпионы умирали.

Марек пожал плечами, объезжая полосу вонючих луж, усеивающих дорогу.

– Возможно, оно того стоит. Если чемпион становится победителем, то получает свиту стражников в свое распоряжение, дома в верхнем городе каждого королевства и богатства, которых хватит на всю жизнь.

– Это не стоит такого риска. Если только ты не аристократ с кашей вместо мозгов. И твоя единственная цель – стать участником соревнований, просто чтобы потом похвастаться этим, утверждая, что ты празднуешь жертвоприношение Авалинов.

Мифы, связанные с Алкаллой, были полной чепухой. В народе говорилось, что четверо родных братьев и сестер были существами, сотканными из чистой магии. Первородной магии. Авалины создали королевства и правили тысячелетиями, пока Авалин Джасада не сошел с ума и не убил тысячу людей. Сказатели утверждали, что магия – это безумие, которое неизбежно настигнет существо, в жилах которого течет такая могущественная сила. Чтобы сдержать своего брата и защитить свои королевства, Авалины погрузились в вечный сон под мостом Сираук. Так что же именно олицетворяет собой праздник Алкаллы? Кровопролитие или погребение?