Полная версия
А ЛЮБОВЬ разная, у каждого своя…
Александр Стенников
А ЛЮБОВЬ разная, у каждого своя…
Какая ж ЛЮБОВЬ разная, у каждого своя…
ГЛАВА 1
СОВСЕМ НЕ ДЕТСКИЕ ВОПРОСЫ…
Лето. Это было последнее лето моего проживания у бабушки в деревне. Осенью я пойду в первый класс, поэтому уже скоро за мной приедут родители и увезут в далёкий Казахстан. А пока лето продолжало радовать жаркой погодой, тёплой, летней грозой, разнообразием деревенских, детских дел. Но с каждым днём мы росли и как нам казалось – взрослели, исходя из этого, в голове начинали возникать совсем не детские вопросы…
– Сано, привет! – из калитки появился мой друг Колька – Пузан, («Пузан», это его прозвище. У него большое пузо, от чего рубашка на этом месте не сходилась, поэтому две пуговки были всегда расстёгнуты). Он не просто появился, он как вихрь ворвался в калитку и сходу задал мне вопрос в «лоб»: – Помнишь, давеча ты спрашивал у меня, приходят ли мне в голову взрослые вопросы или нет, я тогда отшутился. А вот сейчас хочу у тебя спросить, как это так получатся, что все деревенски девчонки в тебя влюблены? Мне ж обидно…!
– Ну, прям все?
– Да, все трое… Но эт, я тебе по секрету. Сеструха моя, Зойка, проговорилась.
– Коля, а что эт значит, влюблены?
– Спорют, даже ссорются, кто из них за тебя замуж пойдёт…
– Колян, так я, замуж не собираюсь. Хотя, ой, мужуки же женются… Ну, даже и жениться! Все одно, как-то рановато… Пойдём Коль на твою лавочку, под тополем посидим не долго, а то бабуля мне каку-то работу придумала. – мы уселись в тенек под нашим любимым деревом. – Давай, Коль, для начала все распознаем! Например, откуда берётся эта самая любовь, как люди находят на ком жениться? Ты поспрашивай у родителев, у бабушки своей, и я поузнаю, а потом уж и решим, вообще, а нам это надо?! Кстати, я с няней Лидой уже говорил за любовь, и она рассказала про папу с мамой, как они встретились и поженились. Вот, слушай, со слов Лиды: – «Витя с другом приехали из Комсомольска (это соседняя деревня) к нам в Копырино работать. Практика какая-то у них, после училища. По распределению к нам и попали. Ну, и, как обычно, вечером, все в клуб пошли, на танцы. Куда ж ещё? И видят идущих впереди две девушки. Папа твой (то есть мой) и говорит другу: «Давай с ними познакомимся, твоя – с лево, моя – с право». – Шура (моя будущая мама) как
– Нянь, ну а как папка-то мог угадать, что моя мама с право?!– удивился тогда я…
«А всё в руках Божьих, как говорит наша бабуля – Авдотья Алексеевна, все от НЕГО!» – ответила тогда няня Лида. Вот такая история про любовь, Пузан…
– Сано, это хорошо, что твой папа Витя угадал, с какой стороны шла мама Шура, а то навряд ли сейчас, мы с тобой бы разговаривали…
– А что бы нам помешало?
– Да очень просто, тебя вовсе могло бы и не быть на этом свете!
– Точно, Колька, вот какой я счастливый! Уже дважды! Ещё, мне бабушка сказывала, что я в рубашке родился.
Вот на этом месте хочется уточнить. Почти каждый, кому я б не рассказывал, что родился в рубашке, спрашивали: «В клеточку или в полоску?» Но «Пузан» тогда сказал: – Сано, вот скажи, почему мы не помним того, что уже десять раз рассказывали друг другу какие-то истории? Поэтому я не буду спрашивать у тебя в какой рисунок была та рубашка, в которой ты родился…
– Колян, это образно так говорят! А на самом деле в плёнке в такой, как в пузыре и мёртвый, меня еле-еле оживили. Поэтому и называют счастливчиком, что живу, а могли б и не откочать… Ну ладно Коля, не будем, о грустном. Пошли по домам! Давай, до завтра.
Подходя к калитке дома, я увидел, как со стороны колхозной канторы на меня надвигается дождь. Было какое-то чудо; на небе, вроде ни облачка, жара стоит несусветная, прям пекло! И тут дождь! Самое не понятное, у дороги, дождь взял и остановился! Я подошёл ближе. На расстоянии вытянутой руки от меня, дождь лил как из садовой лейки, а на меня ни одной капельки не упало, так стоит стеной и льёт! Я засунул в дождь ладошку, она мгновенно наполнилась прохладными и очень крупными каплями. Тогда я снял сандалики и босиком стал носиться под дождём, иногда выныривая из него, каждый раз удивляясь, невероятному событию в моей жизни. В одно мгновенье, дождь исчез, оставив после себя на дороге тёплые лывы. Улыбаясь самому себе, я взял в руки сухие сандалии и мокрый как курица, потащился домой. Осторожно, чтоб не скрипела, отворил калитку. Бабушка, на огороде пропалывала грядки. Я стал подкрадываться, чтобы её испугать по шуточке, но наступил на сухую веточку, она хрустнула и выдала моё присутствие.
– Сано, напугал меня, окаянный! Как ты вовремя, хотела уж идтить, тебя искать. Полкаете целыми днями по деревне-то, чем хоть занимаетесь? – не отрываясь от грядок, выговаривала Алексеевна, – Забежал бы хоть, пообедал! А то, как с утра удул, вона уж солнце дальше зенита!
Взглянув на меня, промолвила с удивлением, – Сано, а что с тобой стряслось? Ты пошто такой мокрый?! С мостков, что ли в озеро свалился?
– Бабуль, да ты ж и не поверишь, я сейчас видел чудо, и даже в нем участвовал! А мокрый, от того, что бегал под дождём!
Авдотья Алексеевна, в недоверии, покачивая головой, посмотрела на небо, по сторонам и молвила, – Санушко, вот только давай без фантазий, какой дождь?! Небо, к сожалению, чистое, вона огород изныват без влаги, уж каку неделю!
– Баб, тута не было, а тамо, за оградой, прям у дороги, дождь и стоял!
– Так дождь не стоит, голуба моя, дождь идёт!
– Да в том-то и чудо, баб! Дождь надвигался, надвигался на меня, а как дорогу перешагнул, так стеной и остановился! Сначала я стоял совсем рядом, ничего не понимая, а потом уж интерес меня взял, радостно так, тогда и намок! А хорошо баб, в таку жару бегать под дождём, его было так много, прям глаза заливало! Я вовсе не боялся, не гроза же! Ни грома, ни молнии, и такой он был добрый, тёплый, он играл со мной. А я, то забегу в него, а то выскочу. Баб, а баб, а ты бегала когда, под дождём, ну…босиком?
Бабушка стояла напротив, руки в боки, передник одним краем на половину заправлен за пояс. Платочек завязанный на макушке сполз на левое ухо как у пирата, смотрела на меня и с понятным мне не доверием улыбалась во весь рот одним оставшимся во рту зубом…
– Бабуль, да вот, видишь и сандалии мои, сухие! Да и лывы, вона на дороге, не веришь, сходи и убедись, – обиженно выговорился я…
Через некоторое время, с удивлением на лице, разведя руками, Авдотья Алексеевна вернулась с улицы, – ладно Сано, не обижайся на старую, что не поверила, и правда – чуудоооо… Иди, переодень, мокру-то одежу, да обедать будем…
После обеда, мы с бабушкой любили посидеть на пороге, подставив солнышку свои лица…
– Бабуль, вот скажи, – начал я из далека подходить к главному вопросу разговора, – я тута стал замечать, что все вокруг растёт, живёт и все по два. И вот сейчас даже, посмотри, одна стрекоза гонятся за другой, вона гусь наш нахохлился и ходит так важно за гусыней, и в песне я слышал по радио, – «Даже тонкая рябина хочет к дубу перебраться», баб это любовь?
– Да, Санушко, это любовь… А ты помнишь продолженье песни про рябину?
– Помню, там дальше…, – я встал, развёл руки в стороны и запел громко на весь двор, – «Но нельзя рябине, к дубу перебраться, знать судьба такая, век одной качаться…» Бабуль, если рябина полюбила дуба, почему ей нельзя к дубу перебраться и жить вместе?
– Быват и так Сано. Да и живёт дуб-то, ты вспомни, через дорогу, да ещё за рекой широтной. Дуб сильный, большой, красивый, есть за что его полюбить, только у него семья, целая дубрава и корни глубоко в землю ушли. Да и у рябинки корни, рванула бы, да не пускают, вот и остаётся им только поглядывать друг на дружку да вздыхая, душу свою рвать.
– Тогда, бабуль, где ж тут любовь? Если невозможно быть вместе, что ж их может соединить, ведь они на разных берегах?
– А любовь, она разная, у каждого своя… И у дуба с рябиной, Сано, как и у всех влюбленных – разноцветная, как радуга. Так вот, их любовь – радуга, перекинув себя от одного берега к другому, и соединяет их. И текут по этой радуге туда и обратно разноцветные чувства, будоража и насыщая, отдавая и принимая, иной раз с болью, что иначе невозможно, а все больше с мгновениями счастья. Такая вот, Сано, печальная песня о любви…
– А я думал, что так быват только у людей, которые смотрят через дорогу на горящие окна любимой, да вздыхают. Баб, а человеку обязательно нужна любовь?
– В человеке, Сано, столько понамешано! Разные чувства в нас есть. И хорошие: доброта, милосердие, сострадание, скромность, великодушие…да много еще, чего доброго. И плохие качества, как: зависть, ненависть, злость, презрение, вранье всякое и предательство… А вот любовь, она даётся человеку Богом, как ДАР, и не кажной ещё этот дар получат…
Что бы жить плодотворно, всему на свете, нужно главно: солнце, воздух и вода, а человеку, ещё и – любовь… Для человека без любви и не жизнь это, мытарство одно. А быват, и есть любовь, а токмо однобоко живёт в твоём сердце, безвозврату, да голову беспрестанно точит. Так от любви ентой, не взаимной, мука одна, хоть и сладкая, а все одно – выть хочется, на луну по ночам. Потому как, любви выход нужен, для неё два сосуда нужны, чтоб ента любовь переливалась из одного в другой, от кипения до озноба телесного… Да хоть и так, пусть даже не взаимна, в любом ЕЁ проявлении – есть своё, особенное счастье… А без любви, человек пустой как барабан обтянутый кожей. Все в жизни природы: и у животных, растений, птиц, букашек разных, и конечно же у человека, нацелено на продолжение рода. А что бы потомство было сильным, здоровым и красивым, нужна любовь, потому как без любви, ничего хорошего в этой жизни не получатся. Вот ты и сам заметил, гусь важный, ты сказал, нахохлился, потому как, хочет показать гусыне какой он сильный, надёжный, какие у него серьёзны намеренья. Так он ухаживат за ней, оберегат, не даёт никому даже приблизиться, хочет понравиться ей. Коли она полюбит его, у них появятся маленькие, жёлтые, пушистые гусятки…
– Бабуль, а расскажи про енту любовь по боле, историю какую, так хочется, чтобы и в моей жизни все было, по-хорошему, по любви…научи меня любить…
– А я, по-твоему, чем занимаюсь?! Только, что и знаю, как целыми днями, любви тебя учу! Я ж и говорю – Любовь, это БОГ, БОГ и есть ЛЮБОВЬ… ОН везде, кругом, во всем живом и не живом, в душе твоей. Если ты с добром, уважением, почтением ко всему окружающему, так и мир будет относиться к тебе. Историй о любви множество…– и бабушка задумалась.
– Вот, одна из них, совсем давнишняя. Я тогда ещё ребенком была, мало что помню, но мне её мама позже пересказывала. Есть у нас, тута, недалече, озеро «Лебяжье» называтся, ну ты ж знашь. Однажды, на озере энтом, появились два белых лебедя. Пролетая в свои родные края, лебеди частенько отдыхали на наших озерах, но никогда не оставались на все лето. А этой красивой паре видать у нас приглянулось, они и остались. Часто поднимались в небо и кружили над озером. Люди, почитай всей деревней, ходили к озеру любоваться их грациозностью, красотой и любовью меж ними. Лебедица, сама по себе, это большая, красивая птица любви… И Лебедь – воплощенье силы и надёжи большой, такой вот настоящей, мужитской… Считатся, что лебединна пара самая верная, если они выбрали друг дружку, то это уж на всю жизнь. А потом уж они кажду весну прилетали, дааа… А осенью отбывали в свои тёплые края, уже со своим потомство. И все бы хорошо, да только жил в соседнем селе зажиточный барин, и было у него много чего в хозяйстве: земли много, семья большая, два сына служили офицерами в царской армии. И сам барин был огромный как медведь, ручищи, как две лопаты. И было видно, как шибко скучат барин от жизни деревенской, от чего выпивал часто и помногу. В пьяном состоянии этот человек становился страшным! Ходил, шатаясь по своему поместью. И если кто попадался ему на пути в это время, вылавливал и боролся с ним. Да, мог своей силищей не мереной любого покалечить или прибить насмерть. Так же одним из «развлечений» барина, была стрельба из ружья, во все что движется. Как он пьяный оказался на озере, теперь уж никто и не знат, а только застрелил он лебедушку. Все деревенские наши, оплакивали её, и лебедя жалко было, очень было жалко… Видно было, как он «убивался», летал, да трубил все над озером. Мужики, деревенски-то, порывались все отомстить барину. «Петуха красного» ему пустить, пока спит пьяный, только жалко было, посторонни люди могли пострадать, от пожару-то. И порешили после, что пусть Бог рассудит, все в Его руках… Лебедь же наш, каждый год прилетал, на наше, теперь уже «Лебяжье» озеро, так все его стали называть, а до этого назывался «Песьяное». Прилетал лебедь, и жил все лето в гордом одиночестве. Расправит свои большие белые крылья и подолгу кружит над водной гладью, все лебедицу свою ищет, кружит и кричит, и кричит на все озеро. Было видно, как он потихоньку умират от горя, что потерял любимую. А осенью, с этой болью в груди, улетал в далёкие чужие, тёплые края…
У барина же с тех пор, как черная полоса пошла, то неурожай, то амбар с зерном сгорит от молнии, то скот падет в потраве какой. А потом перва мирова война, оба сына на которой и погибли, жена не вынесла горя и скончалась, работники разбежались кто куда. Думали, что барин совсем с ума сойдет, сопьется или собой покончит. Только барин пить бросил, ходил все на озеро и целыми днями, стоя на коленях у самой воды, плакал и вымаливал прощение у лебедя. Буд-то лебедь мог вернуть ему все потерянное… А однажды, лебедь не смог осенью улететь, может состарился, может устал жить так в одиночестве, да и лететь от родного так далеко да и тосковать там до следующей весны, просто сил не осталось… Лед сковал берега, и постепенно охватывал все озеро, маленькая полынья осталась, пришел тогда барин к лебедю, протянул к нему руки и сказал: «Один ты у меня родной остался, пойдем ко мне жить», и стали они жить вдвоем. А по весне барин выпускал лебедя на озеро, ставил там же шалаш и жил на берегу, лебедя охранял…
Не плач Сано, главно в жизни беречь то дорогое, что Господь дарует нам, это то, Божественное чувство, которое и есть любовь… Всю жизнь мы учимся любить, любить значит даровать это Божественное чувство близким, от чего и сами бывам счастливы…
Солнышко к тому времени, потихонечку клонилось к горизонту, я увидел, как наш сосед, дед Илья пошел на озеро, снимать с сетей дневной улов.
– Баб, можно я с Ильей, на озеро?
– От чего ж нельзя, беги, он много чего хорошего может порассказать…
Догнал я Илью уж у лодки, которую он толкал в воду, – Давай подмогну, дед Илья!
– О! Сано! Якорь тебе за ногу! Давай, коль не шутишь, ты пошто здеся, и без друга своего? Складыватся, что вы с ним не разлей вода?
– Да, деда, дружим. Только занятой он нынче, да и я вот к тебе по разговору серьезному, по – мужскому, можно с тобой поплыву?
– А что ж не можно-то, валяй! Токмо знашь, плават говно в проруби, а мы морские – ходим! Залязай в лодку-то, баушка не потерят, коль мы допоздна? Мужски дела, они быват долгими, якорь тебе в штанину!
– Не, деда, не потерят, я с тобой, я отпросился…
– Ну, тогда садись на корму.
И мы потихоньку пошли…
На озере была тишь, полный штиль, как говорит Илья. Он втыкал тычку в дно озера и мощно ею отталкивался, лодочка плавно шла, рассекая тихую гладь водицы, попадавшие на пути кувшинки и распустившиеся лилии. Многие годы, дед Илья, председатель нашего колхоза…
– Ну, что за дело, у тебя ко мне, Сано? – нарушил молчание Илья.
– Как-то по осени, деда, тут же на озере, ты рассказывал мне про войну, как чудесным образом море спасло тебя от верной гибели. И о любимой своей Лизавете сказывал, мы тогда даже о ней песню пели, – и я запел на все тихое озеро, – Ты ждешь Лизавета, от друга привета…
После пропетых строк мне вспомнился тот осенний день…
Жизнь продолжается. Мелькают дни. Все, как всегда. С утра играет по радио гимн страны. Один, за одним, отрываются с настенного календаря листочки. В соответствии с этим в природе сменяются декорации. Многие сравнивают смену времён года с моделью жизни человека. Весной, когда тают снега, оживают реки и озера. Солнышком рисуются веснушки на носу и образуются на лугах проталины, из которых пробиваются первые зелёные травинки и первые цветы – подснежники и медуницы. И ты осознанно понимаешь, вот оно зарождение в муках, после суровой зимы, новой жизни. Ветерок приносит свежие, волнующие запахи, сердце учащенно бьётся, глаза цепляются за мелкие весенние обновления, и тут же устремляются вдаль. И хочется улететь туда, за горизонт, и увидеть там священное таинство зачатия её
Мы говорим «весна идёт», а это значит, она идёт к нам; и невозможно остановить весенние воды, они взрываются, выходя за рамки приличия, сметая все на своём пути. На крыльях птиц прилетает апрель – капризник, – то тепло, то прохладно. Природа оживает так стремительно: вот, только надев резиновые сапоги, мы прыгаем через лужи и меряем их глубину, пускаем кораблики в ручейках, не успев оглядеться, как нежным дуновением ветерка все пространство наполняет май. Природа ликует, утверждая силу, величие и красоту. ЗЕМЛЯ надевает свой лучший наряд, щебечут птицы, и букашки стучат в светящееся окно. Грачи наполняют день озорной неугомонностью. Разморилась в садах молочным отливом вишня, бело – розовым благоухает яблоня, душистыми ветвями красуется черёмуха, следом за ней – сирень и рябина…
Всю эту красоту за повседневностью суеты мы нередко пропускаем мимо и порой не замечаем. Не замечаем, как благоухает ландыш и как омоет нежность зелени нежданная гроза, как украсит тёплую ночь для влюблённых трель соловья. Это все ВЕСНА – туманная, цветущая, благовонная, многоголосая, волнующая, хмельная, волшебная, тревожная, чарующая…и ещё всякая и разная…
За буйным цветением и ростом трав, плодов и деревьев приходит созревание и рождение. Родиться в это время маленькому человеку одновременно со всей природой – большое счастье!
Но приходит сентябрь – начинает хмуриться порывистыми ветрами и бросаться холодными каплями нескончаемых дождей. Напоследок, перед великим отдыхом, природа выбрасывает великолепным салютом буйство красок. Говоря: «Все это время; и весной, и летом, нам было хорошо вместе, и каждый получил что хотел. Не отчаивайся, вновь придёт весна, и все повторится». Но я, Сано, ещё не совсем понимаю законы природы; зарождения, цветения и рождения. Для меня, по меркам ребенка – жизнь вечная, и взрослым стану через сто лет, и что тогда буду делать, пока не знаю. Вернее, я об этом совсем не думаю, хотя вопросы иногда возникают. Для чего человек рождается? Почему именно в этой семье? И вообще, в чем смысл жизни?
Сегодня решил погулять. Надел дождевик, шапку, сапоги и вышел на улицу…
Ни души, ни справа, ни слева. И только порывистый ветер стучит крупными каплями дождя по брезентовому плащу. Походил у дома, помесил грязь сапогами и пошёл к озеру. Озеро сегодня бушует сурово, обрушивая могучей своей силой, пенящиеся волны о берег.
Мне приятно моё одиночество. Я навалился на мокрый плетень и долго смотрю, как ветер гоняет высокие волны, как перекатывает их через мостки и с шумом забрасывает в камыши. В соседней калитке стоит дед Илья. Он не видел меня. На нем надет длинный, до самой земли плащ, с накинутым на голову башлыком. Я всегда любуюсь этим человеком: его внутренней мощью, силой его характера, искренней улыбкой, какими-то смешливыми искорками в глазах и всегда с юмором, сказанным добрым словом. Все это отражается в его стати. Он как глыба, большой, сильный и надёжный. Но иногда, он бывает мрачен, суров и задумчив, наверное, в соответствии с погодой…
Порывы ветра доносили до меня отрывки незнакомой мелодии, которую насвистывал Илья. Наверное, ему, как и мне, нравится быть одному. Я перелез через забор и стал потихоньку подкрадываться сзади, чтобы застать Илью неожиданно, врасплох. Но в самый последний момент он резко повернулся и громко крикнул: «Стой! Кто идёт?» Конечно, он меня напугал первым, я от такой внезапности чуть в лужу не сел!
– Эх ты, «сухогруз»! Сано! Хотел в плен взять старого разведчика?
– Нет, дед Илья, – просто немного напугать. Я по шуточке! Деда, а какую песню ты насвистывал?
– «Любимый город» называется.
– Она что, про город? Дед Илья, мы ж в деревне живём.
– Да, то, как бы про Родину, как мы воевали и при этом были уверены, что далеко, на Родине, в городе ли в деревне, могут спать спокойно, мы их обязательно защитим! А слова в ней такие. И он запел сильным мужским басом:
– Любимый город может спать спокойно,
И видеть сны, и зеленеть среди весны…
– Красиво. Деда, а любимая песня твоя, какая?
– «Лизавета».У меня ж жена Лизавета.
И он опять затянул:
– Ты ждешь, Лизавета, от друга привета,
Ты не спишь до рассвета, все грустишь обо мне.
Одержим победу, к тебе я приеду.
На горячем, боевом коне.
– Ух, ты! Научи, дед Илья!
– А что тут учить? Пой вместе со мной! – и мы стали орать про Лизавету, ветер подхватывал наши слова и уносил куда-то вдаль.
– Сано, а ты зачем в таку погоду приперся на озеро? Сидел бы на печке да жевал пареньки! Напарила Авдотья пареньки-то? Из морковки или с яблок?
– Да, напарила, вона полный карман, угощайся, дед Илья! – и я протянул ему полную ладошку засушенной морковки. – А ты, деда, что здеся? Вроде погода – не до рыбалки…
– Так оно, Сано! Не до рыбалки, хотя, така погода – как раз моя стихия! Я ж на Балтике воевал, в морской разведке. Сколько разов и бомбили нас, и топили, и тонул, и замерзал…
А на Балтике волны в шторм – это не токма через мостки, выше вашего дома накатывают! Да и напоследок, перед холодами, полюбоваться хочется, как озеро бушует. Неделька – друга и покроется все льдом. Осень противозная ныне, дожди и дожди, бабьеву-то лету не было вовсе! А по ночам уж подмерзат, дааа… и снежинки давеча ночью пролетали. Якорь, тебе за ногу!
– Дед Илья, а почему ты иногда так задумываешься сурово, что даже страшно к тебе подойти, вдруг да – заругашься!
Это, Сано, от того, что ОСЕНЬ сейчас, и шибко она похожа на сегодняшний период моей жизни. Ведь все в сравнении. Моя ВЕСНА, это довоенное время; учёба, молодость, удивительные планы, любовь, женитьба, Лизавета моя ненаглядная, сыны пошли. А расцвет моей жизни, то бишь – ЛЕТО; когда энергия прёт, руки сильные, мыслей в голове хороших много, горы своротить готов! А тут ВОЙНА! И вся человеческая сила и мощь, и здоровье ушли на то, чтоб прогнать немца с земли нашей, да самому уцелеть. Двадцать лет уж после войны как… ОСЕНЬ в моей жизни, Сано, – когда подводишь какие-то итоги: хорошо ли прожил, все ли успел в этой жизни. Ну и раны покою не дают, не дают забыть тот страх и ненависть, что были в душе всю эту поганую войну!
Иногда во сне такое привидится – орешь сквозь ночь и вновь идёшь в атаку. Сано, а ты не боись, подходи, в любой момент, побалакаем!
– А ты, деда, и на корабле служил, на военном?
– И на кораблях, Сано. И на больших, а все больше на маленьких. А вот расскажу тебе историю одну, чудесную, из моей жизни, будто кто, взял да подарил мне другу жизнь. Просто какая-то мистика!
– Дед Илья, а что такое мистика?
– Ну, это то, чего вроде, как и не быват, а если и было, то объяснений этому никто не может дать. Так вот, однажды построил нас командир разведгруппы и говорит: «Скоро наступление. Командование поставило задачу взять в плен «языка». Якорь им в корму! (это пленный с вражеской стороны, который много знает), и должен он быть обязательно офицером. А «язык» для разведки – это ж самая головна боль! Это ж надо исхитриться, где-то подкараулить, незаметно его схватить. Да ещё потом изловчиться и доставить его, паскуду, целёхоньким, или, по крайней мере, таким, чтобы говорить мог…
Погрузились мы на торпедный катер и в ночь глухую вышли в море. А уже изрядно штормило, да нам-то в самый раз – хоть проскочим, не замеченными. Погода разыгралась не на шутку; гроза, шквальный ветер, чтоб нас не смыло с катера, приковались цепями. Высадились мы, где надо. Не буду рассказывать, как «охотились» да как выслеживали, однако, «языка» мы взяли. Матерого взяли, офицера, с портфелем, в котором и карты секретные и документы. Но при отходе к катеру напоролись на немецкий «секрет» (охранники в дозоре). Они по нам – пару очередей из пулемёта, мы по ним пару гранат запустили. Вроде заглохли они. Вот только такое уж оказалось моё невезение, что мне одному из всех пуля прилетела в ногу, между коленом и задницей, вот сюда, – и Илья показал то место, куда угодила пуля, – а, может, даже и везение, что не в сердце и не в башку. Хорошо, что пуля моя не попала в кость и не задела артерию, а так истёк бы кровью, или, пока б до госпиталя дотащился, могли б и ногу оттяпать. Одним словом, повезло мне тогда. Перевязали мне ногу, перетянули. Мы ещё немного подождали: будет, нет за нами погоня. Но ночь и скверная погода – все было за нас. Вроде, обошлось. И хорошо, что не пришлось плутать и уходить от погони. Да и мы накрепко были привязаны к бухточке, где ждал нас катер. В общим, посля, добрались до катера без проблем. Пока шли домой, уж на катере-то, почти рассвело, солнышко показалось за горизонтом, и море стихло, да и до наших уж было рукой подать. Как в этот момент по правому борту бухнуло так, что взлетел я со своего места, казалось, к облакам. «Мина», – только и успел подумать я. Затем, со всего лету, прям спиной упал в воду. И помню, что как камень пошёл ко дну, словно во сне – все понимаешь, а изменить ничего не можешь. Да, без всякой возможности даже пошевелиться, только глазами смотрел, как надо мной становится все темнее и темнее…
