Смехотворный сервис

Сергей Рязанов

Смехотворный сервис

Жизнь увлекательнее и ярче, когда в ней имеется место улыбкам и смеху. А смехотерапия была, есть и навсегда останется верным путём к физическому, психическому и ментальному здоровью.

Рязанов С.В.

Заповедь

Ни облачка. В диковину здесь тучи.

Всё время солнце над пустыней сей.

Измученной походкой, с горной кручи,

Спускался долгожданный Моисей.

Зашевелился стан. Сбредаться стали.

От мала до велика ко столбу.

Ведь тридцать дней его евреи ждали.

Кляня свою бродячую судьбу.

– Зачем надолго так ты нас покинул?

Взроптали, возопили на него.

А он спокойно взором всех окинул,

И начал речь от Бога Своего.

– Две новости принес я вам, евреи.

Одна хорошая. Вторая ― никуда.

Все закричали: «Не тяни. Давай скорее».

– Начну с хорошей новости тогда.

Задач своих не забывал ни на мгновение.

И так, и эдак Бога убеждал.

В конце Создатель потерял терпение.

И упрощенные нам заповеди дал.

Нет убедительней меня на белом свете.

Намучился я, Бог меня прости.

В итоге вот что, ― заповеди эти

Случилось сократить до десяти.

Толпа возрадовалась. Новость ― просто манна.

И Моисея бросились качать.

«Но ведь вторая новость ― негуманна», ―

Он только и успел им прокричать.

– Ах да, совсем про это мы забыли.

Такая радость обласкала изнутри.

Посланца снова на трибуну водрузили.

Дыханье затаили: «Говори».

– Я рвался словно лев, попавший в сети.

В стихах лишь были мои пламенные речи.

Хулил, нахваливал я Заповеди эти.

Но вот что душит и оттягивает плечи.

Печали нет конца теперь навеки.

Скорбим отныне, жены и мужи.

Безрадостными будут человеки.

Бессладостными станут кутежи.

Убрал «не пьянствуй», «не кури» и «не злодействуй».

Сочли, что это не грехи, а просто ― шалость.

Исчезли «не соври», «не фарисействуй».

Но «не прелюбодействуй», таки осталась!

Безмолвие окутало пустыню.

Как облажался! Как на важном смазал!

Народ подвергся скорби и унынию.

И кто-то слово изобрел ― «шлемазл».

Солдат

Расслабленной походкой, ― выпил малость,

Что в увольнении солдату дозволительно.

Туда, где его рота размещалась,

Шёл Долбоносов. Стойко, но медлительно.

Солдат Лейб-Гвардии Московского полка,

Караульной роты номер пять.

Что надобно ещё для мужика?

О чём мог бывший лапотник мечтать?

И вот идет по площади Сенатской,

Не забывая о родных сибирских далях.

Исполнен горделивостью солдатской.

В мечтах о подвигах, об орденах, медалях.

Откуда ни возьмись ― каретный марш.

Вон караул, в таких делах необходимый.

Наш Долбоносов весь напрягся аж.

Неужто царь? Ну точно ― он, родимый.

Толпа зевак теснит со всех сторон.

Но нарушая караульные запреты,

Весь ощетинился. С гранатой видно он.

Метнулся парень в сторону кареты.

Как всё случилось? Бог видать был с ним.

Солдат, не думая, рванул наперерез.

Рывок, прыжок и парень тот под ним.

Хлопок, толчок и белый свет исчез.

Довольно долго лекари старались

Собрать отважного спасителя царя.

Все медицинские приёмы применялись.

Микстуры, процедуры. И не зря.

Вот год проходит. Долбоносов будто новый.

Под светский хор, под стон пономаря,

Слегка смущаясь, входит в зал дворцовый,

По приглашенью благодарного царя.

Николай его встречает самолично.

Царь, Император и Глава всея Руси.

– Герой! Ты проявил себя отлично.

За подвиг твой, что хочешь, то проси.

– Простой мужик я. И солдат ― мне звание.

Наградой будет и от лошади подкова.

Хотя, постой. Имею тайное желание.

Хочу взять в жёны дочь майора Петухова.

И вот глашатай Петухова представляет.

Как с неба молния, как гром. Ни дать, ни взять.

Проникновенно император заявляет:

«Солдат, спаситель мой, теперь ― твой зять».

И Петухов, всегда красноречивый,

От этого лишился дара речи.

Служивый, исполнительный, учтивый,

Канючить стал. Посмел царю перечить.

– Да как же так? Ну в чём я виноват?

Дитя, кровиночка моя, в чём виновата?

Ведь ваш спаситель ― он простой солдат.

Да и девчушке замуж рановато.

– Предвидел я сомнения отца.

И знал, где крепкий аргумент мне взять.

Теперь внимательно прослушай до конца.

От ныне Долбоносов ― генерал, твой зять.

Тут Петухов рассудком помутился.

– Ну генерал. Без имени, без роду.

Нечаянно от куда-то свалился.

Как в высшем свете он представится народу?

«Один-один», ― сказал вдруг император,

Игривость и задор приобретая.

– Но мне сдаваться все же рановато.

Сейчас решим. Задачка-то простая.

Давненько не встречал таких вопросов.

Царица, вон, гляжу ― не возражает.

Отныне генерал, граф Долбоносов ―

Твой зять, который тестя обожает.

– Царь-Батюшка, за ним же не гроша.

Моя же дочка в роскоши растилась.

Как ни крути, ― одна солдатская душа.

Не обогреет, так сказать. Имей же милость.

– Ну, это, братец, вовсе не пример.

И ты, давай-ка не юли и не виляй.

Ведь Долбоносов, он еще ― миллионер.

Эй, казначей! Беги и вексель оформляй.

«И всё ж сомнения меня переполняют», ―

Не унимался ошалелый Петухов.

Его не примут, потому, как и не знают.

Ведь он воспитан средь полей и лопухов.

А Долбоносов, между тем, не суетился.

Не задавал вопросов, не серчал.

Дошёл до столика, наелся и напился.

На глобусе Европу изучал.

Тут аргумент возник, которого не ждали.

Царь весело в ладоши хлопнул вдруг.

– Чтоб Долбоносову повсюду угождали,

Отныне он ещё ― мой лучший друг.

И вот солдата будто подменили.

Он приосанился, серьезней стал лицом.

Слова царя в него уверенность вселили.

И сделали заправским молодцом.

И отвернув на глобусе Европу,

Он, подойдя к царю, сказал: «Пойдем.

А знаешь, Коля, да пошёл он в жопу.

Ну что, себе мы бабу не найдем?»

Реферат

Не отыскать в работе благодать.

В делах зарылся, будто клоп в ковре?

Загружен по уши. Просвета не видать.

Семь дел направить нужно в декабре.

С машинкой, пишущей, до одури сроднился.

Она для следствия ― важнее пистолета.

Играть на ней, как на рояле научился.

Оберегал её надежней партбилета.

Воскресный вечер. Люди отдыхают.

Особенно ― кто знает, где заначка.

А капитан Рязанов лишь вздыхает.

Одна услада ― «Беломора» пачка.

И вдруг, от изобилья чувств багровый,

Весь в кителе, как будто на парад,

В кабинет влетает участковый.

Кричит: «Беда, Володя ― реферат».

– Какой, бля, реферат? Тут нужно дело

К утру закончить, прокурору передать.

Давай. Давай до дома двигай смело.

Мне в кабинете ночь придется коротать.

– Да выслушай. Я завтра в город еду.

Заочник я. Ввязался же ― балбес.

И реферат мне нужно сдать к обеду.

Про уголовный. Как его? Процесс.

Рязанов улыбнулся, потянулся.

Сказал: «А хрен с ним, развлекусь слегка».

От пишущей машинки отвернулся.

– Где тема? За бутылкой дуй пока.

И участковый будто заново родился.

Сказав: «Не буду за спиной торчать».

Надсадно хлопнув дверью испарился.

Рязанов снова на машинке стал стучать.

И вот уже бутылка опустела.

Владимир мудрствовал. Был отвлеченью рад.

А участковый разливал несмело.

И всё справлялся, ― как там реферат?

Часы идут. Уже от реферата

Рязановские плавятся мозги.

– Научный труд выходит угловато.

Давай-ка братец, за второй беги.

«Да всё нормально», ― участковый отвечает:

«И магазин давно уже закрылся.

Преподаватель их особо не читает».

И заграбастав всё что было, смылся.

Проходит месяц. Участковый не заходит.

К товарищу дорогу позабыл.

При встрече хмурится, и тупо взгляд отводит.

Видать, другого друга раздобыл.

Его Рязанов как-то в коридоре,

С улыбкою про реферат спросил.

А тот скривил лицом большое горе.

– Преподаватель мне трояк влепил.

Наверно, не к тому я обратился.

Или не нужно было пить, не сделав дело.

Рязанов не особенно смутился,

Но это следака слегка задело.

Всё так же продолжая улыбаться,

Он оппонента смачно огорчил:

«Ты на себя здесь должен обижаться.

Как наливал мне ― то и получил».

Профессор

Судьба коротким веком нас карает.

От тлена не придуман эликсир.

В своей постели «Свет Науки» умирает.

Ученый, гуру, эталон, кумир.

Его коллеги из научного сословия,

В дань уважения к заслугам старика,

Студента дали посидеть у изголовья,

Поговорить, подать воды стакан.

Профессор при уме и мыслит ясно.

Глубокомысленно вздыхая говорит:

«Я прожил жизнь, наверное ― напрасно.

И сердце щемит, и душа горит».

«Да как же так?», ― ему студент перечит:

«Пред нами полки книгами полны.

И каждая болезни людям лечит.

Вы исцелили ими пол страны!

Идеи прорывные для науки,

Как вечный монумент, как изваяние.

Долой хандру и отойдем от скуки.

Все ваши книги ― это наше достояние.»

– Позволь с тобой студент не согласиться,

Поведать интригующий момент.

Когда я тоже мог гулять, резвиться.

Когда я был такой, как ты ― студент.

Отправили на практику меня

В далёкую, глухую деревушку.

Куда не доберешься без коня.

Я шёл пешком. С опушки на опушку.

Иду, скучаю, семечки грызу.

Кедровки, белки, дятел молотком.

Вдруг сена воз. И девка на возу.

Ну просто кровь. Как надо, ― с молоком.

Она игриво смотрит на меня.

Кричит: «Садись студентик, подвезу.

Негоже в наших дебрях без коня.

Пристраивайся рядом, на возу».

И вот мы вместе. Сердце, как олень.

Она интимно песню напевает.

Дорога ― где колода, а где пень.

Мотает нас. Друг к дружке прижимает.

Когда очередной пинок под зад ―

Всё кубарем. И мы на сене этом.

Но как же я такому делу рад.

Жаль ― не сдалось мне сделаться поэтом.

Вот я на ней. И вот у нас любовь.

И вот желанное уже почти случилось.

Смешалось всё. И молоко, и кровь.

Но неудобно. Попа в сено провалилась.

Я был тогда веселый, страстный, смелый.

Но не помог мне мой искристый глаз.

Она решила, что в любви я неумелый

И прервала наш сладостный экстаз.

Есть повести печальные на свете.

Ответственно могу я доложить.

Тогда нужны мне были книги эти.

Красотке той под попу подложить

Лесопилка

В дремучем сибирском лесу,

Где минус тридцать не холод.

Водкой запив колбасу,

Поправ чувство скуки и голод.

С чьей-то тяжёлой руки,

Не ведая слова «прогресс»,

Попиливали мужики

Двуручными пилами лес.

Угрюмые, лицами злые.

До пояса борода.

Мозолистые, деловые.

Суровые люди труда.

Точить топоры от тоски,

Зимой у берлоги чудачить.

Не ведали те мужики,

Что жить можно как-то иначе.

И вот, непонятно ― на кой?

Им шефы прислали посылку.

С инструкцией длинной такой ―

Заморскую лесопилку.

Такое во сне не приснится.

Обидеть таёжных людей!

Как мог так над ними глумиться

Создавший её лиходей?

Работали. План выполняли.

Не перепились, не дрались.

«Ну что нам с ней делать?», ― гадали.

Испробовать все же взялись.

Полгода учили инструкцию.

Месяц мудрили станину.

В итоге собрали конструкцию.

До буквы учли писанину.

И вот заурчала на малых,

На холостых оборотах.

Вводя в тихий трепет бывалых,

Матерых, в таёжных работах.

Не веруя в метаморфозу

Зашевелились, ожили.

Для пробы припёрли берёзу.

К устройству её подложили.

Когда ствол в него провалился,

Чудовище взвизгнуло: «Вжик».

Чинариком подавился

Куривший в сторонке мужик.

И что это было, ребята?

Итог или эксперимент?

Руками пилить до заката.

А чудище сгрызло в момент.

Угрюмые смотрят на чудо.

Очистила даже кору.

Проворная, как барракуда.

Что дальше? Тащите кедру.

«Вжик». Полетели опилки.

«Етиттыть», ― нарушил молчание.

Стоят, дружно чешут затылки.

Не зная, что делать в отчаянии.

Она всех нас, други, заменит.

Ей даже не нужен барак.

Разрежет, распилит, размелет.

Надёжа одна ― на листвяк.

Огромную, прочную, вечную

Лиственницу подкатили.

До этой поры безупречную

Технику перекрестили.

Привычное «ВЖИК» прозвучало.

Досталась победа врагам.

Последняя вера пропала.

Контрольный удар по мозгам.

Короче, садимся и думаем, ―

Как дать нам отпор беде?

Как жить дальше будем, угрюмые?

Искать будем выручку где?

Извилины морщим ребята.

Как сей узелок развязать?

Кричат: «Из соседней бригады

Ученого нужно позвать».

К соседям посыльный отправился.

Не ел и не пил всю дорогу.

С задачей ответственно справился.

Привел он угрюмым подмогу.

Пришёл паренёк молодой.

И сделал в судьбе перелом.

Крепкой, умелой рукой

Метнул в лесопилку лом.

«Тррррррр» ― зазвучало, как песня.

В небо пошёл едкий дым.

Хорошо-то как! Хоть ты тресни.

Давай, наливай молодым.

Закатили горою праздник.

Позабыли обиды даже.

Даже изобретатель-проказник,

Упомянут был в тостах дважды.

Похмелились, курнули, оправились.

Побежден иноземный бес.

И пилить по привычке отправились

Двуручными пилами лес.

Компрометация

Особенные люди ― офицеры.

Бах, Фейербах. Богат духовный мир.

Обходительность, изысканность, манеры.

Стройны, подтянуты. С иголочки мундир.

Их всяк всегда приветствует поклоном.

Сдружится с ними каждый норовит.

Они ― оплот. Но в коллективе оном,

Один уж слишком языком был ядовит.

Поручик Ржевский. Хорошо известен.

Как все опрятен и пригож лицом.

Стоял на том, что в разговорах честен.

И изъяснялся скверной с говнецом.