Чужая кожа

– А с кем ты? Кто твои родители? Кем работают?

– А твои? – я ловко увернулся от вопросов и продолжил раскачиваться. Она слишком много болтала, а знакомиться должны взаимно.

– Моя мама учительница, а папа – космонавт! – она самодовольно задрала нос.

Вообще-то знал космонавтов. Только трёх. Причём двое из них ходили на четырёх лапах и виляли хвостами при виде колбаски, а ещё один был уже старым. Или уже не был? Получается…

– Врёшь ты всё! Не может твой папа быть космонавтом.

– А вот и не вру! – девочка вскочила на ноги, а её руки сжались кулаки. Она прижала их к туловищу, защищаясь от колючих слов. – Точно космонавт, мне мама так сказала! Я вырасту, тоже стану!

– Ну ты и врушка! – а я всё также беззаботно и стремительно летел наверх, поднимая ноги выше. Дом напротив таял. – Просто хвастаешься! – я поджал ноги, полетел вниз, а дом вырос вновь.

Девочка бесстрашно подошла и вытянула руку, пытаясь поймать металлическую раскачивающуюся громадину. Получилось не с первого раза, но всё же я стал замедляться, пока вовсе не остановился.

– Эй! – спохватился, возмутился, но было поздно. Маленький девичий кулак уже с размаха летел мне в ухо.

Мы сцепились. Кубарем покатились по земле, траве и песку, не замечая, как одежда с каждым прокатом становилась более грязной. Девочка колотила меня кулаками, кричала, давая волю своей обиде через звериный рык. Но и я был не промах, отбивался, тянул обманщицу за косички, шлёпал её, крутил «крапивку». Мы слиплись, как пельмени. И как бы я не пытался оттолкнуть девочку, не получалось. Мне приходилось только драться, отбиваться от нападок. Резкая боль пронзила щёку, острые ногти оставили длинные царапины на лице. Тактика ненападения оказалась не самой действенной, и я прибегнул к подлому приёму. Поймал тонкую загорелую руку и укусил её.

Конец войне, девочка закричала. Её лицо обезобразилось, разом покраснело и покрылось морщинами, а по грязным щекам полились крупные слёзы от бессилия.

– Влада? – женский голос со стороны. Мать? Знакомая? Сначала обеспокоенный, но после тётка как будто рассердилась

Девочка замолкла. Она заозиралась по сторонам, так что её косички взметнулись вверх и отхлестали её по лицу и шее. Очень скоро Влада нашла свою панамку, поднялась с земли и побежала к женщине с пакетами, бросив хмурый взгляд на своего противника. «Мы ещё встретимся,» – такое послание она передавала, не произнося ни слова.

А я медленно сел на траве. Ворот футболки был безнадёжно растянут, но то, как у Влады сложились бровки домиком, когда она тыкала на меня пальцем, объясняя что-то женщине – того стоило! Скула болела, где-то появились синяки. Стараясь проверить все повреждения, я провёл языком по зубам: почти все зубы на месте, новых отсутствий не обнаружилось. А жаль!

– Ну ты даёшь, – услышал я осуждающие нотки над ухом и поднял голову.

Илья был без жвачки, но всё ещё в модной кепке. Его конопатое лицо было задумчиво-хмурым. Он протянул руку, помогая мне встать. Кажется, я подвернул ногу, поэтому попрыгал на здоровой на месте, но всё же остался победителем. Пусть и дрался против девчонки, а это сильно умаляло мои заслуги в глазах общества.

– Ты тоже занимаешься боксом?

– Я хожу на плавание, – тихо заметил я, решив не добавлять про шахматы. Даже немного было жаль, что я большую часть драки провёл с закрытыми глазами.

– Ну и ну… – глубокомысленно заявил конопатый.

Илья не поддерживал драки с девчонками, но и не осудил меня. Мы в молчании пожали друг другу руки, вероятно, сами не отдавая себе отчёт, для чего это. У меня создалось впечатление, что в этот момент мы говорили на по-настоящему мужские темы. А мужчины непременно должны пожать друг другу руки в целях взаимоуважения! Я даже гордо вскинул голову и окинул взглядом округу как победитель, но тут…

– Серёжа! Домой! – гневный крик матери ни с чем не спутать.

Илья взглянул на неё, выглядывающую из окна, после чего пожал плечами. Раз наломал дров, придётся и отвечать.

– Ты только на неё зла не держи, – он махнул рукой на прощание.

А я обежал дом вокруг, прямиком к кодовому замку. Нужно было нажать три цифры, чтобы дверь открылась, но один из особо метких ударов наверняка выбил нужную комбинацию из моей головы. А ведь каждую провороненную секунду огонь мамы только распалялся. Если не поторопиться, вокруг неё будет настоящий пожар! У меня затряслись колени и захотелось пить, я лихорадочно перебирал каждую комбинацию, лишь бы услышать заветный щелчок. Уже собирался стучать кулаками о металл и кричать: «Откройте». Но тут случилось настоящее чудо! Дверь отворилась, и я умудрился змейкой протиснуться в прохладный подъезд, буркнув пока незнакомому соседу дежурное приветствие.

Мигом взбежал по лестнице и достал заветный шнурок с ключом. Вот он, его не сорвали в пылу сражения. А я говорил, что мне можно доверять! Трясущимися руками открыл замок, чтобы встретиться лицом к лицу с матерью.

В её глазах читалось всё: от беспокойства и жалости до гнева. Но мне было сложно понять, она злилась из-за драки на меня или на Владу? Я опустил взгляд в пол, но криков не последовало. Мама усадила меня на кухне и налила воды в длинный стеклянный стакан с божьими коровками.

– Почему ты подрался? – это был первый вопрос.

Я схватился обеими руками за стакан и залпом выпил воду, шумно глотая. Может, я уже достаточно был под палящим солнцем, но и сам не заметил этого, либо разговор с матерью заставлял сильно понервничать.

– Она врушка! Накинулась на меня с кулаками!

Я заметил, как в моём голосе проступила обида, хоть и старался её скрыть. Я был готов расплакаться, но не из-за того, что меня осуждают или как-то давят, а из-за свергнутых собственных идеалов. А мать всё такая же всепрощающая, в её открытом взгляде столько понимания. У меня задрожала нижняя губа. Молния прожужжала, и мама раскрыла маленький пенал, в котором всегда была её дорожная аптечка. Первым делом она взяла ватные диски и перекись водорода в белой баночке.

– Почему она накинулась?

От царапины на щеке сильно жгло, кожа шипела, как будто разъедалась от ледяных прикосновений. Но мама осторожно дула на рану, и как будто даже помогало. Словно убирала боль! Я нахмурился, ведь надо было казаться сильным – всё же я мужчина!

– Потому что глупая! Я сказал, что она врушка, а она не призналась. И побить решила…

– А врушка она почему?

– Да потому что! – выпалил я, и замолчал, рассматривая ставший таким интересным небосвод за окном. Но очень быстро понял, что ничего не объяснил. Мама вежливо ожидала, обрабатывая мои боевые раны. – Она говорила, что её папа космонавт…

– А ты не верил?

– А ты бы поверила?

Наверное, мои брови насупились и стали ближе к переносице. Я смотрел на маму почти гневно, с вызовом. Врать было абсолютно нельзя! И она это знала наверняка, сама же этому и учила. Правда всегда всплывёт на поверхность, так и в повести было. И я не дрался с девочкой, я дрался за Правду! Но мама грустно смотрела на меня, она подушечкой большого пальца провела по гневной складке между бровями, разглаживая их, а потом ладонью прошлась по моим волосам, давая себе паузу подобрать правильные слова.

Я знаю, она старалась быть хорошей матерью. Следила, чтобы я был обут, одет, чтобы мог доверить свои страхи и получить поддержку. Мне даже и в голову не могло прийти, что где-то она уставала, где-то могла прикрикнуть зря, не была идеальной. Может быть, мама и не знала, как быть идеальной. И никто не знал, она училась на своих ошибках. Как голубь, билась пернатой грудью о стальные прутья, чтобы переждать дождь. И сейчас, кажется, впервые ей приходилось объяснять такую щекотливую тему, поэтому пауза несколько затянулась. Не могла она и наругать меня, что я воспитан с тягой к справедливости, но и хвалить, кажется, было не за что. Это я ощущал прекрасно.

– Это всё несколько сложнее, Серёж… Давай вместе представим, что… Что я не знаю, кем работает папа.

– Инженером! – тихо подсказал я, решив, что мама могла забыть.

Взрослые часто задавали странные вопросы, например, арбуз – это фрукт или ягода. По какому адресу я живу. Можно ли брать конфеты у незнакомцев. Приходилось время от времени им об этом напоминать.

– А я не верю. Не может он быть инженером. Он похож на… Библиотекаря.

– Но он инженер, – отозвался я уже тише. Уверенность немного пошатнулась. Если мама говорила, что папа не похож на инженера, может, он успел поменять работу? Она же взрослая… Наверняка лучше знает. А я мог и забыть, бабушка всегда говорила, что у меня богатая фантазия.

– Ты в этом уверен. А та девочка уверена, что её папа – космонавт.

– Но это…

Наверное, только мамы умеют так выразительно говорить взглядом! Вот и у моей это отлично получалось. Она на корню пресекла попытку перебить её мягко, но настойчиво, и продолжила.

– Ты можешь считать, что это невозможно. Но что будет чувствовать девочка, если её правда окажется ложью? Скажет ли она тебе «спасибо», если то, во что она верила, всего лишь выдумки?

Мысли были тяжёлыми, лоб казался чугунным, и я опустил голову. С одной стороны, я готов был бить себя в грудь кулаком и кричать, что ложь никому не нужна, а другой рукой махать пылающим знаменем Правды. Лучше жить с уродливой истиной, чем прятаться во лжи! Потом же будет больнее! Но, с другой стороны, что хотела бы сама Влада? Она полезла драться с мальчишкой ради сохранения того, во что сама хотела верить. Нужна ли ей была моя помощь, чтобы увидеть Правду? Открыть глаза и понять, что… Ей теперь незачем становиться космонавтом.

– Наверное, нет…

У мамы губы сжались в тонкую ленту, и она кивнула, соглашаясь с моими выводами.

– Но ты всё же участвовал в драке и побил девочку… Что нам с этим делать?

Я не ответил и отвернулся к окну, не желая признавать себя неправым. Мне хотелось буркнуть что-то из разряда: «Ничего». Нужно дать время пережить эту ссору, успокоиться всем. Авось и само уляжется. Но мама прибегла к нечестному приёму. Он назывался «А-что-люди-то-подумают», и я не любил его больше всего. Но немного меньше приёма: «Сейчас-дядя-милиционер-тебя-заберёт». С этим, конечно, тягаться тяжело в моей неприязни!

– Мы сюда только переехали, а сейчас весь двор узнает, что ты хулиган и драчун. Будем известными. На нас с папой будут тыкать пальцами и спрашивать, а не наш ли мальчик девочек колотит.

Общественное осуждение всё ещё сильно давило на мою совесть, щёки снова вспыхнули. Я захотел вскочить со стула, но мама не позволила. Тогда я встретился взглядом с ней, хотел ответить что-то этакое, но потерялся. А что предлагать-то? Как решить проблему? Беспомощно я пытался в её мягком взгляде найти помощь. Барахтался как селезень в тине.

– Может быть, ты узнаешь во дворе, где живёт та девочка? Мы пойдём с тобой. Вместе. Ты извинишься перед ней, а я поговорю с её мамой. Попробуем помириться. Что скажешь?

А что говорить? Нужны ли были ещё слова? Мамин план мне казался правильным, но слегка нечестным по отношению ко мне. Я неуверенно кивнул, ведь это был единственный выход. Пойти и помириться… Я слез со стула, медленно плетясь к выходу. Нужно обуться в синие сандали на липучке, спуститься вниз, открыть дверь, обойти дом вокруг и встретиться с мальчишками, которые наверняка уже успели узнать о драке! Будут ли они осуждать меня? Или просто проводят взглядом со скорбным молчанием…

– Подожди, – остановила меня мама в дверях, когда я зачем-то взял ложку для обуви с головой лошади на верхушке. – Давай сначала переоденешься?

Она помогла найти другую футболку в подтаявшем сугробе картонных коробок. Новая одежда была холодной и слегка пахла сыростью, а не порошком для стирки с запахом морозных лугов, но я стойко снёс и эту неприятность.

Мама тоже сняла домашнюю экипировку, переоделась в «нормальное». Никаких халатов на улице. Сняла свой кокон, расправила крылья перед зеркалом, взяла меня за руку и спустилась на первый этаж. Лишь остановившись перед железной дверью, она тихо спросила:

– Ты хочешь, чтобы я была рядом, или мне сходить за чем-нибудь к чаю?

– Сходи.

Я не хотел, чтобы мама заметила, но мне было стыдно. Боюсь, у меня горели уши, я свободной рукой пытался спрятать это с маминой стороны и отводил взгляд в пол. Мне не хотелось, чтобы за спиной был образ мамы. Мальчишки же не поймут. Решат чего, будут хихикать. А это всего лишь первый день! Нужно было произвести хорошее впечатление! Даже несмотря на небольшую драку. Я не маменькин сынок! Но сейчас я чувствовал, что не смогу выдержать даже не насмешек, а переживание матери. Она неотрывно будет следить за мной, её брови будут домиком. Как же я смогу поговорить с ровесниками? Скажут ли мне адрес Влады? Мама начнёт беспокоиться. Я почти ощущал, как её чуть влажные глаза будут следить за моим затылком. Сбросив наваждение, я провёл вспотевшими ладонями по шортам, убирая неприятную влагу с рук.

Мать пригладила мои волосы и отправилась в сторону ларька у дома. А мне была поручена другая, не менее важная задача! На детской площадке я отыскал Илью в компании других мальчишек. Они оживлённо рассказывали о последней серии популярного в этом дворе мультика, о котором я не имел понятия. Возможно, они смотрели какой-то другой телеканал по утрам! Но свободная минутка всё же выдалась, и я, как заправский шпион, пусть и без пальто и шляпы, вырвал товарища из беседы. На мой прямой, пусть и тихий, вопрос Илья нахмурился и скрестил руки на груди.

– А зачем тебе?

«Тебе было мало вашей драки?» – немой вопрос читался в его взгляде. Для Ильи всё же Влада наверняка считалась «своей», из их двора, пусть она и всего лишь девчонка. Мальчишка был на голову выше меня, а его поза не могла не вызывать восхищение. Он был как гигант, охраняющий врата. С ним никакой дракон не был страшен!

– Я… Хотел помириться, – признавать тяжело, но суровое веснушчатое лицо вмиг озарилось лучезарной улыбкой.

– А, это можно. Вон тот подъезд, – указательный палец уткнулся в сторону такой же невзрачной металлической двери цвета мокрого кирпича, но соседнего дома. – Квартира тридцать два. Только чур расскажешь потом, как пройдёт.

Я кивнул и кинулся бежать к подъезду. Мама наверняка заглянет на детскую площадку, не увидев меня у нашего подъезда, а меня тут будет видно. Я стоял под козырьком и ждал, пока кто-нибудь не откроет дверь. Была ещё и более простая цель – подпереть дверь камнем и не подсматривать код. Когда мама вернулась с авоськой разноцветных яблок, замок уже не казался непреодолимой преградой. Я победоносно выпрямил спину и округлил грудь колесом.

– Ну, веди, – подбодрила она.

Может быть, мама пошла не потому что хотела сама убедиться, что я выучил урок, раскаялся и в итоге помирился? Может быть, ей тоже было страшно? Но не за себя, а за меня. Пусть мне уже и было целых шесть лет, но меня всё ещё легко мог обидеть взрослый. Что уж говорить о взрослом, который готов порвать за свою дочь. А может быть, это было мамино первое знакомство во дворе: а ведь это тоже важно!

Мы поднимались по лестнице, но я старательно перешагивал через каждую вторую ступеньку. Для меня это была такая игра. Я загадал себе, если я выиграю, то всё обойдётся без проблем! И вот, на четвёртом этаже стояла старая дверь, обитая чем-то, похожим на искусственную кожу, но со временем ставшая матовой. Мягкая.

Большим пальцем с короткими ногтями мама нажала на звонок. Изнутри послышалось противное дребезжание. Пришлось подождать, пока женский голос не спросил, кто там. То есть тут. А мама тихонько коснулась моего плеча.

– Мы… Мы с Владой подрались, – громко и чётко выговорил я и потупил взгляд в пол. – Я бы хотел… Извиниться…

Замок щёлкнул и на пороге появилась женщина… На ней была юбка-карандаш, блузка и ярко-красные бусы на шее. Её волосы подняты в аккуратный пучок. У женщины были острые глаза, у Влады они были не такие, но те же каштановые локоны и тот же острый подбородок выдавали их родство. Она была как цератозавр, а моя мама в простых брюках и футболке с надписью на непонятном языке казалась безобидным стегозавром.

Женщина открыла дверь пошире и крикнула дочь. Та скоро прибежала и вышла вперёд, уткнув кулаки в бока. Вместо платья на ней был розовый халат в цветочек, но даже сейчас она была настроена воинственно. Приходилось подбирать слова! За две драки извиняться станет порядком сложнее.

– Привет, – замялся я, чувствуя взгляды окружающих. – Я это… Да, я хотел извиниться. Я был не прав. И мне не надо было с тобой драться. Мир?

И я протянул ей мизинец, после чего коряво улыбнулся. А Влада хмыкнула и демонстративно отвернулась. Вот ещё, мириться! Наверняка думала, что я задел её за живое, а сейчас мизинец протягиваю! Вероломно отвергла вековые детские традиции мизинчикового скрепления мира! Но женщина положила руку на плечо дочери.

– Влада… Он извинился.

Девочка закатила глаза и потянула свой мизинец. Мы пару раз встряхнули скреплённые руки и прочитали таинственное заклинание: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Дружба восторжествовала над детским непониманием! Я только подумал, что вышло забавно: сначала мы подрались, я укусил, а потом лишь помирились. Заклинание сработало наоборот! Но до кирпича ещё не дошло… И хорошо!

А тут и мама подсуетилась:

– Ещё раз примите наши извинения, – произнесла она, протягивая сеточку яблок. – Честное слово, не знала, что лучше: яблоки или конфеты. А вдруг аллергия? А вдруг ребёнку нельзя? А яблоки полезны и…

– Зайдёте на чай? – перебила её женщина и прижалась к стене, свободной рукой приглашая зайти в квартиру. – Вы только переехали, да? Дети пока поиграют в комнате, а у меня как раз заваривается чёрный листовой.

И так с лёгкой подачи, как она представилась, тёти Марины я и Влада недовольно бросали молнии из глаз в её комнате, пока матери щебетали на крохотной кухне.

Уже к вечеру, когда было время готовиться ко сну, я с удивлением рассматривал, во что превратилась «большая кладовка». Она стала напоминать жилую комнату уже не только машиночными обоями: кровать-полуторка, шкаф, стол и стул. Даже мишка-Аркаша уже лежал головой на подушке и был укрыт одеялом. Готов к маминому чтению перед сном. Это была моя комната! Всамделишная! Больше не нужно было делить её с родителями! Лёгкая грусть сменялась будоражащим воодушевлением, обе эмоции переплетались и смешивались, зарождая новые оттенки. Ещё оставалось много работы, спальня родителей почти полностью была завалена коробками, да и шкафы в моей личной обители оставались пустыми, но я был рад и этому.

Постучали по дереву. Костяшками пальцев, три раза, и дверь открылась. На пороге стоял папа. Он чуть-чуть горбился, чтобы не казаться таким высоким. Мне иногда казалось, если папа выпрямит спину, он макушкой будет задевать потолок, поэтому быстро облысеет. Это однозначно должно быть связано! А не с облизыванием тарелок, как убеждала мама. Отец подошёл и похлопал меня по плечу.

– Ты молодец. Не дал себя в обиду, держал удар.

У меня широко распахнулись глаза от удивления и потерялся дар речи. Весь день я прямо или косвенно ощущал наставления, что девочек бить нельзя, осуждения со стороны, а тут папа, настоящий мужчина, меня похвалил!

– И уступил, извинился. Так держать… – и я засиял, но отец, предупреждая волну радости, убрал руку. – Ложись, скоро мама придёт целовать перед сном.

Он развернулся и направился к выходу. Только у порога пожелал спокойной ночи. А я уже подозревал, что этой ночью уснуть будет невероятно сложно: столько всего произошло!

Сегодняшний день однозначно должен стать началом моей новой истории!

Глава 2. Оперение

Лето пролетело незаметно. В один миг. Как будто я закрыл глаза, а когда открыл, листва стала жёлтой и жухлой. Пока ещё не полностью, только слегка у самых кончиков появилась рыжая окантовка. В воздухе ощущается лёгкое волнение, а весёлые сандали сменились серьёзными ботинками с закрытыми носами. Мама смешно называла их мокасинами, а как по мне – ботинки есть ботинки.

Первый класс встретил меня торжественной линейкой. Учительница с яркими духами и длинными серьгами, похожими на новогодний дождик, держала табличку на палке, где гордо выделялась надпись «1А». Родители мне вручили огромный букет с розами, лилиями и прочими листиками. Мне казалось это несправедливым – за цветами меня не было видно! Я гордо держал спину прямой почти всю линейку, слушал пожелания взрослых и стихи от своих одногодок.

Причём, нарядными были не только первоклассники: мама всё утро гладила мою форму, на её волосах горячие бигуди прятались под махровым полотенцем. Папа нашёл старый пиджак, но на семейном совете было решено, что он уже маловат стал, а папа большеват. Так что пришлось ему стоять с белоснежной рубашке, но зато с плёночной камерой в руках! Пришли и бабушки с дедушкой поддержать нас, махали мне рукой. Меня распирало от собственной важности в ту секунду, когда я поднимался по школьным ступенькам за руку с настоящим старшеклассником!

Уроки оказались не такими замечательными, как пелось в песнях. Лишь полгода были вводными: мы учились счёту, чистописанию, а дальше начались сложности. Сидишь, выводишь в тетради примеры, поглядываешь на то, как вяло двигаются стрелки круглых настенных часов над доской. И они даже не тикали, не было ощущения поставленной точки от их движений: стрелка плавно двигалась по кругу, не останавливаясь. Как будто секунда никогда не переходила в минуты. Но звонок всё равно рано или поздно раздавался из пожелтевших динамиков. Я убирал математику и доставал альбом и краски для следующего урока.

Нет, в школу мне ходить абсолютно не нравилось! И просыпаться не хотелось. А как пришла зима, холода, так создавалось ощущение, что вечная ночь накрыла своим вороньим крылом наш город. Папа привозил меня на санках, но, честно говоря, хотелось бы укрыться одеялом и не просыпаться до весны.

Мы попали в первый класс одинаковыми цыплятами. Жёлтое оперение выдавало нас с головой. Мы пищали и сбивались в кучу, чтобы согреться и защититься от хищников. Но по мере взросления сквозь пух стали проявляться вполне узнаваемые узоры и цвета на перьях. Мы разбились на маленькие группы. Мелкие воробушки щебетали на площадке, они собирались в стайки и весело хихикали. Иногда павлины распускали свои перья они чувствовали себя лучше в одиночестве, без своих собратьев, но, собравшись вместе, на проверку оказывались индюками. Редко когда можно было заметить птиц из разных семейств вместе: разноцветные волнистые попугаи могли приютить журавля или чайки ворону. Как бы я ни крутился в зеркале, я не мог заметить своего оперения. Оставалось надеяться, что я как минимум дромеозаврид.

Для меня всю мою прошлую, детскую жизнь фамилии не имели значения: мы пользовались именами, а если если были тёзки, придумывались прозвища. Но в школе появилась новая форма обозначения – фамилии. Они вышли на первый план и стали играть важную роль. Теперь не просто Петя, а аж целый Иванов! Моими лучшими друзьями в школе стали Юдин Илья, тот самый, с нашего двора, но его к школе подстригли под ёжик, от чего он только больше стал похож на одуванчик, и Метёлкин Матвей – прилежный хорошист с тягой к энциклопедиям и хоккею. Мы втроём сели как-то вместе на продлёнке, и больше не разлучались.

– А Влада – страшила, – один из «попугаев» вновь распустил свой хвост, весело хорохорился и показывал язык, вовлекая девочку в догонялки.

А вот моя старая знакомая оставалась спокойной на насмешки, только отворачивалась и задирала нос. Пусть у неё и были передние зубы как у зайца, а глаза даже слишком большие, а нос маленьким и тонким, но она стойко сносила издевательства. И было, почему – её подруга никому не давала Тарасову Владу в обиду. Столкнувшись с девчонкой взглядом, я приветственно кивнул. Мы с Владой сохраняли нейтралитет и дружили семьями втроём: Илья, Влада и я. Матвей жил слишком далеко, но у наших матерей были номера друг друга. На всякий случай.

И ведь такой случай выдался! Но по весне.

У Матвея выдался день рождения, и по такому случаю его родители организовали нам праздник. Были конкурсы, мы получали блокноты и ручки в качестве призов, но радовались и этому. Так ещё и спорили, у кого выпала лучше обложка. И когда пришло время собираться домой, я услышал тихий неуверенный голос самого именинника:

– Может быть, останетесь на ночёвку?

Вопрос адресовался нам с Ильёй. Не знаю, как он отреагировал, а меня обуяло будоражащее чувство воодушевления. Это получается, можно и на завтрак будет торт съесть? Да и столько дел ещё не сделано! Например, в прятки не поиграли, в пиратов…

Первым делом Матвей юркнул на кухню, а вернулся оттуда спустя несколько минут, гордо оттопырив большой палец от кулака. Его родители согласны! И настала наша очередь выполнять свою часть. Мы с Ильёй сыграли в «камень-ножницы-бумагу». Он выкинул бумагу, а я камень, так что залез коленями на стул, чтобы позвонить родителям. Такой удел проигравшего.