Илирия. Связанные тенью. Книга 1

Денис Огнеяр

Илирия. Связанные тенью. Книга 1

ПРЕДИСЛОВИЕ

Меня зовут Денис Огнеяр. Это имя я выбрал своим литературным псевдонимом, и именно под ним хочу, чтобы меня знали как писателя. На некоторых платформах из-за правил модерации можно встретить меня и под именем Денис Огнеяров, но это не другой псевдоним, а лишь вынужденная замена, когда моё настоящее авторское имя не проходит.

Писать я начал в девятнадцать лет – сначала рассказы, затем повести, всегда в жанре фэнтези. Я родился в 1998 году в Калуге и всю жизнь прожил в Калужской области. Эти места – моя родина и мой фундамент. Именно здесь формировалось моё воображение: в привычных дворах, в тишине лесных дорог, в старых библиотеках. Калуга и область стали частью моего внутреннего мира, и потому естественно, что действие первой книги разворачивается именно здесь.

По образованию я историк. Для меня это не формальная строчка в биографии, а ключ к пониманию того, как работать с мифом. Историк всегда ищет корни, скрытые связи, забытые смыслы. Я привык смотреть на легенды не только как на сказания, но и как на отражение того, что люди когда-то видели и во что верили. В этом – моя опора: соединять прошлое и настоящее, фольклор и современность, память и вымысел. «Илирия» – мой первый большой шаг в этом направлении.

Эта история ждала своего часа долгие годы. Я начал носить её в себе ещё тогда, когда и сам не умел до конца объяснить, почему она так важна. Она возвращалась – то в снах, то во внезапных мыслях, то в смутных образах, которые словно оживали отдельно от меня и всё время напоминали о себе. Я пытался забыть, отворачивался, но всегда возвращался. Восемь лет идея шла рядом со мной, словно тень, пока однажды я не понял: дальше хранить её в себе бессмысленно. Настало время рассказать.

Так появилась «Илирия» – цикл историй, который для меня самого стал чем-то большим, чем просто вымышленный мир или набор героев. Это попытка нащупать то, что мы забыли; услышать голоса, которые когда-то звучали для каждого человека, но теперь почти утонули в шуме современности. Это не только про фантазию, но и про память – нашу коллективную и личную.

Первая книга цикла называется «Связанные тенью». Она станет началом пути длиной в шесть книг, и каждая из них будет шагом глубже в пространство, где переплетаются мифы и реальность, прошлое и настоящее, страх и сила. В этой истории есть место славянской мифологии, но не как музейной реликвии, а как чему-то живому, опасному, дышащему рядом. С каждой последующей частью к этому корню будут добавляться другие культурные пласты.

Я никогда не хотел писать истории о героях в сияющих доспехах. Меня не интересовал привычный путь «избранных», которым с самого начала даруется сила. Мне хотелось показать других – тех, кто сам себя героями не считает. Тех, кто не знает, кем был и зачем оказался на своём месте. В центре этой истории – пятеро подростков. Они жили в детском доме, куда попали в пятилетнем возрасте при странных обстоятельствах. Их прошлое скрыто, их имена ничего не говорят. Но есть нечто, что соединяет их невидимой нитью. И именно эта связь окажется важнее любых заклинаний и артефактов.

Элис, лидер по натуре, привыкшая держать всё под контролем. Марк, вспыльчивый и прямой, не умеющий отступать. Катя, умная и собранная, ищущая ответы в логике. Костя, душа компании, уравновешивающий остальных. Кирилл, замкнутый и напуганный, но самый чуткий из них. Вместе они – не «отряд», не команда в привычном смысле. Они, скорее, как пять ветвей одного дерева, которые не могут существовать по отдельности. Их сила не в заклинаниях, а в общей тайне, что мир вокруг устроен куда сложнее, чем кажется.

Я сознательно оставил действие «Илирии» в нашем времени и в нашей реальности. Герои ходят в кафе, спорят, учатся, ездят на автобусах и пьют кофе «раф». Их можно встретить в калужском дворе, на заправке по дороге в область, в читальном зале библиотеки. Именно эта повседневность и важна: потому что страшное всегда врывается туда, где его меньше всего ждут. В тишину родной квартиры, в знакомый маршрут, в обыденный день.

Мне всегда казалось, что фэнтези может пугать не только чудовищами. Настоящий ужас – это не рык зверя за дверью. Настоящий ужас – это шёпот, услышанный в пустой комнате. Это тени, которые видишь только ты. Это сон, который повторяется каждую ночь и оставляет наутро ощущение, что ты вовсе не спал. Именно такой страх я хотел передать. Он тоньше, он медленнее, но оттого правдивее.

Славянская мифология в моей книге – не декорация и не фон. Я не придумывал новых богов, не создавал искусственных пантеонов. Я лишь попытался услышать то, что и так звучало веками. В мире «Илирии» есть место и Лешему, и Нави, и Велесовой ночи – тому времени, когда граница между мирами становится особенно тонкой. Эти образы для меня всегда были не сказочными, а реальными. Не как в учебниках, а как в ощущении: если ты окажешься в глухой деревне в нужную ночь, то сможешь увидеть то, чего не должно быть.

Что, если древние силы не исчезли, а просто затаились? Что, если старые обряды продолжают совершаться в маленьких сёлах, только под видом «традиций»? Что, если мы на самом деле никогда не были одни в этом мире, просто забыли об этом?

Мне хотелось, чтобы эта история казалась правдой. Чтобы читатель мог открыть книгу, а потом – закрыть её и подумать: «А ведь такие места есть. А ведь это могло произойти рядом со мной».

Главный вызов для меня как автора был не в том, чтобы придумать злодея или магическую систему. Главный вызов – медленно, шаг за шагом провести и героев, и читателя по пути от неверия к пониманию. Сначала – сомнение: может быть, это просто кошмар или болезнь. Потом – тревожная мысль, что не один ты это видишь. Затем – отчаяние, когда уже невозможно отрицать. И, наконец, принятие: да, ОНО существует. Да, оно здесь. И да, оно охотится именно за тобой.

Я воспринимаю эту историю как игру с читателем. Здесь нет стремительных битв, но есть намёки, совпадения, которые можно списать на случайность. Есть тишина, которая давит сильнее, чем крик. Есть моменты, когда хочется перелистнуть страницу быстрее, потому что ты уже чувствуешь: сейчас произойдёт что-то важное.

Вместе с этим «Илирия» – не только про страх. Это и про взросление. Про то, как пятеро подростков учатся быть не просто соседями по детдому, а чем-то большим. Про то, как даже самые разные люди могут стать единым целым, если связаны невидимой нитью. Моя книга о выборе и о том, что иногда шаг в неизвестность – единственный возможный путь.

Я не обещаю лёгкой истории. Не обещаю привычного «счастливого конца». Я обещаю другое: вместе со мной вы пройдёте путь от светлого, привычного мира – вглубь тени. Вы почувствуете, как медленно, почти незаметно для себя сами начнёте верить в то, что мифы живы. Что они смотрят на нас из-за угла. Что их дыхание слышно в ночной тишине.

Первая книга – начало. У «Илирии» впереди ещё пять частей, и каждая из них станет новым шагом в раскрытии мира. В последующих книгах нас ждёт множество интересных локаций, среди которых и горный Алтай, и Греция, и Египет и еще много чего. Но всё начинается здесь, в Калуге (на моей Родине), среди обычных улиц и домов. Всё начинается с пятерых подростков, которые пока ещё ничего не знают о себе.

Я приглашаю вас в этот путь не как зрителей, а как соучастников. Потому что каждая тень падает только тогда, когда есть тот, кто на неё смотрит.

Добро пожаловать в «Илирию»!

ПРОЛОГ

Это была ночь, но не та, что приходит мягко, с шелестом крыльев, с дыханием звёзд. Это была другая ночь – чужая, неподвижная, будто вырезанная из чужого мира и насильно натянутая на знакомый лес. Ни один светлячок не мерцал в чаще, ни одна птица не кричала. Всё будто замерло в ожидании – даже не смерти, а чего-то более древнего, чего нельзя назвать.

Над лесом стояла луна – тяжёлая, тёмно-красная, как будто под её оболочкой тлела зола. Она не светила, а давила. Её тусклый отблеск ложился на верхушки деревьев, окрашивая их в цвета старой крови. И всё в этом свете становилось тревожным, неживым: кора деревьев напоминала сморщенную плоть, листья дрожали без ветра, а мох под ногами был липким, как испорченная ткань.

Сквозь этот лес бежали пятеро. Маленькие, не старше пяти лет. Они не были знакомы друг с другом, и никто не знал, откуда пришёл. Но каждый бежал из разных сторон, из разных троп, с разными тенями за спиной. Они не помнили, кто они. Их разум был затоплен паникой, будто страх вымыл всё лишнее. Ни имён, ни лиц, ни цели. Только движение вперёд – вперёд, прочь, подальше от тьмы, которая ползла следом.

Их дыхание сбивалось. Ноги путались в корнях. Кто-то упал, кто-то поднимался на четвереньках, цепляясь за ветки, кто-то плакал – без слёз, всхлипывая в животе. Лес был слишком тесным, слишком живым, слишком громким в своей тишине. И над всей этой безмолвной паникой стоял звук – не голос, не шум, не ветер. Шёпот: «Илирия… Илирия… Илирия…».

Он звучал постоянно, монотонно, без начала и конца. Он был в воздухе, в земле, в стволах деревьев. Он ползал по коже, заползал в уши, вбивался в мозг. Шёпот не был страшным, но он был непонятным, навязчивым, и оттого пугал ещё сильнее. Казалось, что само пространство дышит этим словом. Никто не знал, что оно значит, но внутри каждого что-то дрожало при его звуке. Это было нечто важное и забытое. Но самое страшное шло за ними.

Оно не имело формы. Его невозможно было увидеть, только почувствовать. Оно проявлялось в грохоте, будто где-то позади рушились скалы, и в реве, что взрывал пространство, от которого дрожали лёгкие и лопались перепонки. Это было не просто существо – это было древнее зло, слишком старое, чтобы его можно было понять, и слишком голодное, чтобы его можно было остановить. Всё, к чему оно приближалось, умирало: листья опадали, деревья ссыхались, мох чернел и рассыпался в прах.

Каждый ребёнок чувствовал: если он один, – оно достигнет его. Страх превращался в ледяную пустоту, мысли путались, всё тело било дрожью. И вот – на изломе, на краю этой невыносимой бури, они увидели друг друга. Один выбрался из кустов, задыхаясь от бега. Другой вывалился на тропу, весь в грязи. Кто-то просто встал из-за поваленного дерева, не понимая, как сюда попал. Все – дрожащие, молчащие, чужие и странно знакомые.

Они встали близко – пятеро. Ни одного слова. Только взгляды. И тогда что-то произошло.

Воздух вокруг задрожал, посветлел. Из-под ног, из самой земли, поднялся мягкий, пульсирующий свет. Он окутал детей, словно ткань, растянулся вверх и сомкнулся над ними. Купол. Полупрозрачный, живой, трепещущий, будто дышал. Его стены медленно мерцали, отражая красную луну и шевеля листву. Тогда тьма отступила. Она завыла беззвучно, сжалась, словно испугалась. Лес замер, затаив дыхание. Шёпот не исчез: «Илирия… Илирия… Илирия…».

Теперь он звучал ещё ближе, будто был уже не снаружи, а внутри них. Он звал. Или предупреждал. Или вспоминал. Никто из них не понимал. Но каждый чувствовал: вместе они другие. Внутри купола было тепло, тихо и безопасно.

Они стояли в кругу, забывшие всё и нашедшие друг друга. Их память всё ещё была пуста. Но в груди – там, где билось детское сердце, – поселилось новое знание: они связаны. Неразрывно. Тьма тоже это знала.

Лес молчал. Купол давно исчез, словно растворился вместе с тревожным шёпотом. Тьма отступила, оставив после себя только мёртвый мох и сухую листву. А в самой чаще, среди искривлённых стволов и увядших папоротников, лежали пятеро – вповалку, без сознания, почти не дыша.

Их обнаружили случайно – поисковая группа, отправленная на третий день после исчезновения местной школьницы. Волонтёры прочёсывали лес вдоль старой просеки, когда наткнулись на странный круг выжженной земли, а в центре – детей.

– Боже… их пятеро! Эй! Живы? – закричал лейтенант Ковалёв, бросаясь к ближайшему телу.

– Они дышат! Один шевельнулся! Зови скорую!

Оцепление выставили немедленно. Приехали врачи, МЧС, милиция. Детей доставили в районную больницу Калуги. Они были обезвожены, но без серьёзных травм. Ни царапин, ни ушибов – только следы сильнейшего физического и эмоционального истощения.

Первые сутки никто из них не очнулся. А когда открыли глаза, не сказали ни слова. Не плакали, не звали маму, не спрашивали, где они. Только смотрели, молча и широко, будто сквозь людей, через стены, дальше.

В кабинете следователя Литвиновой стояло тревожное молчание. На столе – распечатки фото. На мониторе – кадры с камер, досье, отчёты.

– Вы уверены, что ни один из них не в базе пропавших? – спросила она, откидываясь на спинку кресла.

– Проверили трижды, – устало ответил оперативник в форме. – Ни по Калужской, ни по соседним областям. Ни по ДНК, ни по отпечаткам. Нет ни заявлений, ни ориентировок. Ноль.

– И документы? Никаких следов, кто их привёл туда, как они туда попали?

– Мы обошли всю округу. Ближайшая деревня – в 15 километрах. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Камер нет. Машины – ни одной. Следов – только их. Но, кажется, они шли с разных направлений. Будто случайно собрались в одной точке.

– Это не может быть случайностью, – тихо сказала Литвинова. – Пятеро детей. Один возраст. Один день. Один лес. И ни одной зацепки.

Спустя две недели, по постановлению суда и ввиду невозможности идентификации, детей определили в детский дом №7. Им дали имена: Алиса Ларионова, Марк Якушин, Екатерина Иванова, Константин Серов и Кирилл Данчевский, все примерно 2005 года рождения. Документы оформили как "Найденные в Калужской области, личности не установлены".

Воспитатели старались быть ласковыми, дети были тихими и послушными. Не было ни истерик, ни капризов. Иногда они просто сидели, глядя в окно, иногда рисовали странные узоры. Никогда не разговаривали друг с другом при взрослых. Но как только оставались одни – садились в круг и всегда в тишине. Только глаза встречались. Только тень улыбки – лёгкая, как дуновение. Словно каждый знал больше, чем говорил. Словно ждали. Или вспоминали. В их ушах до сих пор стоял тот самый шепот: «Илирия».