В плену романа

Я бросаю взгляд в сторону леди Реммингтон. Затем на девушку, ради которой мой персонаж оказался здесь и для которой я буду тенью в течение нескольких недель.

– Да, он очень элегантен, – уступаю я, – но, возможно, твоя мать права. Представление королеве Шарлотте – самое важное событие сезона. И ты будешь вся на нервах. Что, если Ричард это почувствует и ненароком подожжет платье какой-нибудь дебютантки? Представь себе эту бедную девочку!

Первая реакция Китти – хихикнуть. Вторая – прикрыть рот, чтобы соблюсти приличия.

– О, ты права, это было бы ужасно! Я не могу рисковать и испортить кому-то день таким образом. – Она вновь целует дракона в голову. – Рики, тебе придется подождать меня здесь.

В ответ существо выдувает дым из одной ноздри.

– Хороший мальчик.

Она аккуратно кладет его на мраморную каминную полку (которая, как я понимаю, все еще раскалена) и тянется, чтобы взять меня за руки. Ее ладони очень теплые и мягкие, хотя большой палец правой руки кажется шершавым. Как будто на нем старый волдырь или ожог.

– Ты хорошо спала, дорогая кузина? Надеюсь, тебе снились ангелы!

Господи, это так банально, что меня сейчас стошнит.

– Превосходно, – обманываю я. – А ты?

– Девять часов без перерыва, как обычно, – бодро отвечает она. – Кстати, об этом… Извини, что я вчера заснула, пока ты читала свои стихи, Лавиния. Ты только не подумай, будто это из-за того, что они скучны, – торопливо добавляет она, и я прекрасно вижу, как она изо всех сил старается звучать искренне (и ей это не удается). – Ты же знаешь, подобные витиеватые выражения не трогают мое сердце так сильно, как твое. Думаю, все дело в том, что они не трогают и мой разум.

Я сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться.

– Все в порядке, Китти. Поэзия не обязательно должна нравиться всем.

– Воистину так! Она не для меня, это уж точно. Пожалуй, мне стоит официально признать, что я ее не понимаю. – Она широко улыбается. – Тогда мы с поэзией будем ладить гораздо лучше, тебе не кажется? Каждый на своем месте, не мешая друг другу.

Я киваю, прикусив язык. Она такая глупая, что, если бы я не знала, что в будущем все сложится для нее настолько хорошо, я бы посчитала ее милой.

– Китти, – слышу я позади себя голос леди Реммингтон, – ты снова предпочитаешь болтать, лишь бы не выбирать платье?

Девушка передо мной строит гримасу, но вскоре берет себя в руки и смотрит на меня чересчур внимательно.

– О моя Лавиния, я ждала, что ты поможешь мне решить. Ты же знаешь, насколько я доверяю твоим суждениям, уж точно больше, чем собственным! Как ты думаешь, какое платье мне стоит надеть к королеве?

Я не просто думаю – я знаю, что ей надеть. И все же мне не хочется говорить об этом.

Я практически ощущаю, как пристальный взгляд леди Реммингтон буравит мою шею сзади.

– Твоя мама считает, что розовое платье с рюшами – превосходный выбор…

– Я знаю, что думает мама, – обрывает меня Китти своим сладким как мед голосом. – А как считаешь ты?

Я смотрю на нее более пристально. До сих пор не могу поверить, что главная героиня «Бриллианта сезона» стоит передо мной, держит меня за руки, не говоря уже о том, что просит у меня совета.

Она великолепна, ей пойдет все что угодно. И смена платья не изменит ход событий, не так ли? Это всего лишь кусок ткани. Гарден хотела показать, что Китти привлечет внимание королевы из-за своей доброты, а не из-за того, насколько она величественна или красива.

И хотя мне не нравится ее характер, а смотреть на нее – это удар по моему (да и любой девушки) самолюбию, я должна признать, что… да, Китти красива. К тому же в улыбке, которую она мне дарит, нет и намека на злобу.

Впрочем, лукавства в ней тоже нет.

– Я думаю, что розовый цвет подчеркнет твои черты лица и придаст румянца щекам, – наконец отвечаю я. – И твоя мама знает гораздо больше о том, что может понравиться королеве, чем пара неопытных девчонок вроде нас, тебе не кажется?

– Да, Лавиния! Я так рада, что пригласила тебя в Лондон.

Услышав мои слова, леди Реммингтон направляется к шкафу в спальне, удовлетворенно бормоча себе под нос, что я рассуждаю «очень мудро» для «неловкой семнадцатилетней дебютантки».

У Китти, напротив, улыбка затухает. Она кивает, но ее глаза уже не блестят так ярко, как раньше.

– Полагаю, мама знает, о чем говорит, да, – мягко соглашается она. – Я надену розовое, если ты считаешь, что это правильно.

– Не волнуйся, Китти; ты будешь выглядеть идеально просто потому, что ты и есть само совершенство.

Я стараюсь привнести в свои слова немного тепла. Интересно, заметила ли она, что это на самом деле не комплимент, а настоящая причина, по которой мне не нравится ее персонаж.

– Вовсе нет! Я далеко не безупречна, – скромно отвечает Китти.

Я знала, что она так скажет. Она столь же застенчива, как и предсказуема.

Но это и успокаивает меня. Смирение – это та добродетель, которую королева Шарлотта будет восхвалять в ней, так что нет ничего плохого в том, что ей посоветовали надеть другое платье. Кроме того, это дает мне свободу действий, так что я…

Ладно, да, я надену белое платье вместо нее.

В чем проблема? Лавиния Лабби – незначительный персонаж. Не думаю, что смена цвета ее платья что-то изменит.

А если и изменит… Что ж, думаю, никому не повредит, если королева обратит внимание на еще одну дебютантку. Бедная Лавиния заслужила небольшую награду.

С этого момента я постараюсь больше не изменять сюжет. Это была всего лишь прихоть. Совсем крошечная. После того, что мне пришлось пережить, разве я не заслуживаю такой мелочи?

Глава 6

Будь собой (совет подходит исключительно Китти Реммингтон)

Я видела Букингемский дворец тысячу раз. Одно из моих самых ранних детских воспоминаний – прогулка через Сент-Джеймсский королевский парк. Родители хотели, чтобы я хоть на один день отложила свои книжки со сказками (что, по их рассказам, вызывало у меня истерику) и немного подышала свежим воздухом.

Я всю дорогу дулась, пока не увидела черные кованые ворота перед дворцом. На них висели огромные щиты: позолоченные единорог и лев, обращенные друг к другу, так сверкали, что я таращилась на них добрых пять минут.

Сегодня, когда мы въезжаем в те же ворота в карете, запряженной драконами, я снова ощущаю то же очарование, что и в детстве.

Впрочем, это единственное сходство двух ситуаций. Все остальное – совсем иначе.

Начнем с того, что на мне великолепное белое платье, головной убор из перьев и жемчуга, а также серебряные украшения, которые стоят, пожалуй, больше, чем дом моих родителей. К тому же меня сопровождают три книжных персонажа: спящая баронесса, леди Реммингтон, которая продолжает без устали давать дочери нелепые советы, и сама Китти, которая намеренно игнорирует ее, напевая песенку. И, в довершение всего, на этот раз за мной со ступеней дворца наблюдают реальные единорог и лев.

У меня перехватывает дыхание. После того как я увидела (и потрогала, и оседлала) настоящего дракона, мне казалось, что меня больше не удивить волшебными существами. Как же я ошибалась!

Мое сердце учащенно бьется, пока я глазею на единорога короля Георга (эффектная белая лошадь с бриллиантовым рогом) и льва королевы Шарлотты (у него алая грива, и он в два раза больше тех, что показывают в документальных фильмах о животных). Оба следят за прибытием дебютанток нечеловеческими взглядами.

У меня такое чувство, что они все еще наблюдают за мной, когда я выбираюсь из кареты вслед за Китти.

– Ах, как я волнуюсь, Лавиния! Посмотри, сколько красивых девушек. – Китти тычет в сторону трех юных особ, вышедших из другой кареты. Я опускаю ее руку, чтобы она перестала показывать на них пальцем. – Ты была права. Рики стал бы искрить от перевозбуждения, и мы бы испортили им утро. И платья!

Я не стала говорить ей, что это только помогло бы привлечь внимание королевы (и избавило бы нас от соперниц), потому что персонаж Лавинии – светлое и доброе существо, а не амбициозный злой гений (а жаль).

– Ну же, не стойте тут как истуканы, – ругает нас леди Реммингтон, помогая своей матери (которая только что проснулась и выглядит недовольно) вылезти из кареты. – Идите внутрь!

– Мама, но мы не можем появиться там без тебя…

– Там выстроится огромная очередь, Китти, и если ты будешь ждать бабушку, то предстанешь перед королевой только в восемь часов вечера.

– Но…

Хотя женщина с огненным взглядом призывает нас идти, я замечаю, что Китти собирается протестовать дальше, поэтому быстро хватаю ее за локоть.

– Мы займем место в очереди и пропустим других дебютанток вперед, если настанет наш черед предстать перед королевой, а твоих мамы и бабушки еще не будет, – предлагаю я. – Но они успеют догнать и присоединиться к нам, я уверена.

Я знаю, потому что в книге именно так и происходит. Под взглядом Китти я заставляю себя улыбнуться для пущей убедительности.

– Пойдем?

– Да, хорошо. – Китти подчиняется, хотя по-прежнему смотрит не вперед, а на меня. – Извини, Лавиния, но тебя, часом, не тошнит? Ты только что состроила очень странную гримасу. А-а-а, я знаю, в чем дело. – Теперь она тоже улыбается, но гораздо естественнее меня. – Тебя мучают газы, да? Не волнуйся, ты не одинока. Я тоже от этого страдаю, когда…

Мои щеки краснеют от смущения, и я дергаю ее за руку, чтобы она замолчала, прежде чем весь двор это услышит (позади нас уже хихикают две дебютантки).

– У меня нет газов, – шикаю на нее я, едва шевеля губами. – И никакой тошноты. Я в полном порядке.

– О, извини, что я на это намекнула…

– Ничего страшного, – вновь обрываю я и искоса окидываю ее взглядом: – Ты сама-то в порядке?

Она ничего не отвечает. За время этого краткого разговора мы уже дошли до парадных ступеней, у которых толпятся десятки дебютанток. Остановившись, я поднимаю глаза на Китти, ожидая ответа.

Наконец она кивает. А уже секунду спустя отрицательно мотает головой.

– Ты нездорова? Что случилось? – Я настаиваю. – Ты боишься королевы?

– О, нет, нет. – Она делает паузу. – Не больше, чем любой другой незнакомки, которая имеет право судить меня. На самом деле я боюсь…

Она бормочет что-то невнятное.

– Кого?

– Мамы. – Она сглатывает и опускает глаза. – В прошлом сезоне мой дражайший брат Чар-Чар не сделал того, чего она хотела…

– Чар-Чар?

– …И теперь она возлагает все надежды на меня, – простонала Китти. – Но я не могу быть бриллиантом сезона.

– Почему нет?

– Потому что мне плевать на этот камень, – быстро отвечает она и кладет руку на живот. – Я просто хочу домой к Рики… Когда у меня болит живот, он прижимается ко мне, и его тепло облегчает боль. Я хочу вернуться. – Она смотрит на меня, и в ее невинных глазах светится надежда. – Может, вернемся? Скажем маме, что заблудились. Посмотри, сколько людей! Это вполне правдоподобно, у меня не слишком развито чувство направления…

Я закатываю глаза. Любая семнадцатилетняя девушка мечтала бы о том, что происходит (и будет происходить) с Китти. Уж мне ли не знать – я ведь как раз одна из них. И две мои подруги. И половина фанатов саги, героиней которой Китти является.

Поэтому я не позволю ей ускользнуть. Если она уйдет, и мне придется. А я хочу остаться и насладиться церемонией, танцами, интересными персонажами… Короче, всем.

Мне придется убедить ее любым способом.

– Послушай, Китти, я тоже нервничаю перед публичными выступлениями. – Хотя мои обычно проходят перед аудиторией подростков-идиотов или в огромном зале консерватории. – Знаешь, что мне помогает в таких случаях?

– Что?

– Представить, что передо мной – животные. – Китти недоуменно хмурится. – Да, животные. Любые зверушки. Мыши, собаки…

– Собаки?!

– …драконы, – заканчиваю я. – Тебе нравится компания Ричарда, потому что он не осуждает тебя, не так ли? – Китти кивает. – Ну так представь, что ты кланяешься ему, а не королеве. Работает беспроигрышно.

– Звучит разумно. – В это время мы проходим через ворота дворца. Китти оглядывает толпу, а затем смеется. – Поклониться Рики! Вот это идея! – Она сжимает мою руку. – Спасибо, Лавиния. Я рада, что мама привезла тебя. У меня такое чувство, что ты мой счастливый талисман. – Она прикладывает другую руку к своему животу. – Я даже немного испустила газы…

Я шикаю, чтобы она замолкла. Нас окружает больше пятидесяти взволнованных дебютанток, их нервных сопровождающих и слуг, которые следят за порядком. Даже маленькие гномики на плечах некоторых аристократов возбуждены больше обычного, кто-то из них играет с перьями головных уборов, другие снуют по полу между подолами атласных платьев.

Царящее в воздухе предвкушение абсолютно нормально, ведь еще немного – и мы попадем в приемную перед гостиной королевы. Над нашими головами – огромные люстры с зажженными свечами; вокруг язычков пламени порхают крошечные феи с писклявым хихиканьем. Портреты на стенах и расписные потолки с ангелами и гиппогрифами точно такие, какими Гарден описывала их в романе…

– Послушай, Лала…

Через пару секунд я оборачиваюсь. Это она ко мне обращается? Что это еще за прозвище такое, «Лала»?

– Да?

– Ты заметила? – Она снова показывает пальцем на окружающих нас девушек, и мне приходится снова опустить его. – Мы находимся в эпицентре розового извержения.

– Что ты имеешь в виду?

– Почти все здесь одеты в розовое. – Она делает паузу. – Все, кроме тебя.

Я была так занята осмотром дворца, что даже и не заметила. Похоже, леди Реммингтон – не единственная аристократка, осведомленная о любимом цвете королевы. Да, оттенки разные, от бледнодо ярко-розовых, от более холодных до более теплых, но юных леди в нарядах иных цветов можно пересчитать по пальцам.

А в белом – всего одна.

– Ну, в любом случае тебе же все равно? – спрашиваю я. – Ты ведь призналась мне, что не хочешь быть бриллиантом сезона. Что этот камень тебя не интересует.

– Да, верно, не хочу, – бормочет она. – Но хочет мама.

– А чего желаешь ты сама?

Она отводит глаза в сторону. Внезапно выражение ее лица становится слишком серьезным; это настолько неестественно, что мне становится не по себе.

– Я не знаю. – Она пожимает плечами. – А ты знаешь, Лала?

В реальной жизни? Нет. Совсем нет. Мне даже трудно решить, что надевать по утрам, и уж тем более я не в курсе, какие предметы захочу изучать в следующем году.

Но здесь и сейчас – конечно, знаю. Я хочу выбраться из этой книги, но до того – как следует насладиться историей. Если я не буду активно вмешиваться, Китти удастся стать бриллиантом сезона. Лавиния почти ничего не делает по сюжету, просто составляет ей компанию.

Я дергаю Китти за руку, чтобы притянуть ближе, и пытаюсь изобразить на лице прежнюю улыбку.

– Я хочу быть рядом с тобой, – говорю я. – Хочу видеть, как ты сияешь.

Боже мой, какая же я бессовестная лгунья.

Но Китти об этом не знает, поэтому благодарно улыбается в ответ, а затем наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо:

– Ты уверена, что у тебя нет газов? Эта твоя странная гримаса…

Я закатываю глаза.

– Китти, пожалуйста.

Она начинает хохотать, и делает это настолько бесстыдно громко, что спутницы (по большей части матери) дебютанток бросают на нее неодобрительные взгляды.

Но раздражение на их лицах не идет ни в какое сравнение с выражением лица леди Реммингтон, когда та, как по волшебству, появляется рядом с нами под руку с баронессой Ричмонд.

– Китти, голову вниз! И никакого смеха, демонстрирующего зубы, – ты что, возомнила себя шахтером из Кардиффа? – Она окидывает быстрым взглядом толпу вокруг нас и подавляет восклицание: – Они все в розовом!..

– Ты же не считаешь себя самой хитроумной аристократкой в Лондоне, дитя? – насмехается баронесса. Она все еще в плохом настроении после прерванного сна. – Весь Мэйфер знает, что Шарлотта обожает этот цвет. В этом сезоне она даже заказала розовые ошейники для своих померанских шпицев. Даже самая глупая из виконтесс, а к этой категории я отношу туповатую Лили Эллисон, вырядила своих трех дочерей так, словно они пышные розовые помпоны. Весьма пошлый трюк, который не впечатлит королеву…

– И почему же ты мне только сейчас об этом говоришь?!

Баронесса пожимает плечами.

– Ты не спрашивала моего мнения.

– Конечно, спрашивала!

– О, – безразлично произносит старуха, стискивая затянутые в перчатки руки на рукоятке трости. – Значит, я не посчитала нужным отвечать. Ты слишком много болтаешь, дитя. Большую часть времени я даже не слушаю тебя. Как же, ты думаешь, я буду отвечать? Минуту назад ты спросила, все ли у меня в порядке. Я сварливая старуха, которая до сих пор так и не пообедала как следует. Разумеется, я не в порядке.

Китти смеется, но на этот раз пряча улыбку за перчаткой. Даже мне приходится сдержать усмешку.

– Ну и пусть! – восклицает леди Реммингтон, взмахивая руками в воздухе и поворачиваясь к дочери. – Ты самая прекрасная и милая из всех леди, слышишь? Помни об этом, когда тебя будут представлять королеве. И выскажи какое-нибудь остроумное наблюдение.

– Я? – Китти колеблется. – Наблюдение о чем?

– О несметном богатстве твоего отца, о чистоте твоей родословной… – Сбоку от нее фыркает баронесса. – Некая персона имеет свое мнение на этот счет?

– Да. – Старуха угрюмо поворачивается к внучке. – Постарайся не быть похожей на остальных глупых дам: если тебе нечего сказать, лучше молчи.

– Поняла!

– Баронесса, нет! Китти, не слушай свою бабушку.

– Хорошо…

– Китти, не обращай внимания на свою мать.

Бедная девочка кивает то одной, то другой, как в теннисном матче, пока наконец не поворачивается ко мне с видом жертвенного агнца.

– Лала?..

Я прикусываю нижнюю губу. Хотя мне и не хочется этого делать, в конце концов я отвечаю фразой, которая отражает ту идею, что Гарден хочет донести до своих читателей:

– Просто будь собой.

Китти облегченно улыбается. Ее лицо излучает свет и искренность, это просто магия какая-то. Ничего похожего на мои неловкие потуги.

Гарден в своем романе попросту не обращает внимания, что Кэтрин Реммингтон не имеет особых достоинств. Ее все любят, и все дается ей так легко, потому что она действительно идеальна.

Глава 7

Привлеки внимание королевы (тогда и король тебя заметит)

Как бы там ни было, Китти следует моему совету: она ведет себя естественно. Когда наступает наша очередь и нас объявляют, она представляется королеве Шарлотте и отпускает очаровательный комментарий о ее маленькой собачке, белом померанском шпице, сидящем у нее на коленях. Королева смеется и одаривает Китти благосклонной улыбкой, после чего она уходит, и наступает моя очередь.

Королева уже стара; никто из присутствующих этого не знает, но через пять лет она умрет. Она продолжает лично приветствовать дебютанток только потому, что болезнь ее мужа, короля Георга III, не позволяет ей расслабиться и показать свой истинный возраст. Их старший сын, Георг IV, взял на себя остальные королевские обязанности в качестве принца-регента, оставив на откуп матери бал дебютанток только потому, что… ну, в основном потому, что он считает это мероприятие занозой в заднице.

Никому не пристало обманывать больного монарха. И мне в том числе. Но все же посреди сверкающего зала я грациозно склоняюсь перед троном, пытаясь сдержать нервную дрожь и улыбку, когда Меркурий II, ее померанец, с лаем спрыгивает с колен и подбегает ко мне.

Я знаю, почему он это делает. Мое платье такое же белое и блестящее, как и его мех, а ткань, из которой оно сшито, соткали волчицы из Стоунхенджа. Как только песик оказывается у моих ног, я без лишних колебаний пользуюсь своим положением, чтобы наклониться и потрепать его за ухом.

– О, похоже, вы понравились моему малышу, – произносит королева. – Ваше имя, мисс?

– Лавиния Лабби, – отвечаю я, по-прежнему не поднимая взгляда и не отрывая пальцев от ее питомца. – Возможно, Меркурий II почувствовал, как я обожаю собак.

Очередная ложь. Я больше люблю кошек, но не могу этого сказать. Королева их ненавидит. Не знаю, чувствует ли старушка вранье, но я определенно привлекла ее внимание.

– Раз так, мисс Лабби, то какая ваша любимая порода?

Я пытаюсь придумать, что бы ответить, да побыстрее. Но в голову приходит лишь множество пород, которые еще не вывели или называли по-другому в эпоху Регентства (хотя по книге именно данная эпоха полна магии).

– Померанцы, ваше величество, – наконец отвечаю я. – Это, безусловно, лучшее, что вы привезли с собой из Германии. И это учитывая тот факт, что вы обучались у самого Баха.

Хотя публика вокруг меня начинает шептаться, королева выглядит довольной. Она жестом отпускает меня, и я незаметно скрываюсь с ее глаз, присоединяясь к Китти в углу комнаты.

– Что ты ей сказала?! – Она взволнованно шипит. – Королева ведь могла обидеться.

– По-моему, у нее специфический юмор, – отвечаю я, умалчивая о том, что досконально знаю этого персонажа и то, что ее может позабавить. – Пойдем в бальный зал? Сразу после того, как представят последнюю дебютантку, начнутся танцы.

И ничто на свете в данную минуту не вызывает у меня большего предвкушения, чем бал. Ведь там будет он… Герцог Джордж Китинг.

Да, ну и что я могу с собой поделать? Влюбляться в литературных персонажей – таков уж мой характер.

Я замечаю его, как только мы входим в бальный зал. Это несложно, ведь его окружает целый рой мамаш со своими дочерями-дебютантками. Все надеются ослепить герцога, но его, похоже, не очень это интересует. Он оживленно болтает с молодым человеком слева от него, которому, судя по виду, жутко скучно.

Ох ты боже мой!

Разумеется, я представляла Китинга привлекательным. По книге он – высокий крепкий блондин с чувственными губами, острыми скулами, завораживающей улыбкой и донжуанскими манерами, что никак не сочетается с его золотым сердцем. Но увидеть Джорджа Китинга вживую – это почти религиозный опыт.

Если когда-нибудь книгу экранизируют, боюсь, им не удастся найти столь красивого актера (разве что Джейкоб Элорди решит осветлить волосы и вновь станет восемнадцатилетним).

А вот с поиском актера на роль того парня рядом проблем не будет. Я, кажется, понимаю, кто он такой, хотя, как и о моем персонаже, о нем в книге сказано не много. У него более тонкие и угловатые черты лица, чем у его друга, короткие и черные волосы и ноль обаяния. Это Сэмюэль Хаскелл – тень Джорджа, его ровесник, но из менее знатного рода (обычный лорд), холодный и скучный.

Его внешность соответствует его характеру, описанному в книге. Пока Джордж отпускает какую-то шутку, которая вызывает истерический смех в толпе его поклонниц, Сэмюэль лишь закатывает глаза.

– О, там сэндвичи? И сладости?! – Китти указывает в сторону столов с закусками. – Бабушка будет в восторге. Кстати, а где она?

– С королевой, – быстро отвечаю я и тут же вспоминаю, что она не знает сюжет так, как я. – Ну то есть… я предполагаю. Они давние подруги. В последние годы баронесса Ричмонд постоянно лечилась в Бате, но в этом году они снова смогли увидеться. Можешь быть уверена, что она будет ходатайствовать за тебя и стараться расположить к тебе королеву.

– Ты действительно думаешь, что бабушка так поступит? – спрашивает Китти, каким-то образом успев притащить нас к столу с закусками (и, к сожалению, подальше от Джорджа). – Я всегда думала, что ей на все наплевать. В том числе и на меня.

Как она может быть такой глупой? Китти – ее любимая внучка. Даже если баронесса сама об этом не говорит, Гарден это постоянно показывает.

Да даже если бы я не читала роман, мне бы хватило полдня, чтобы заметить это. И дело не только в баронессе Ричмонд; даже слуги в поместье Реммингтонов души не чают в Китти.

– Все тебя обожают, – напоминаю я ей. – И тебе бы самой стоило начать.

– Что именно?

– Любить себя немного больше.

– Ты права, Лала. – Она кивает с серьезным выражением лица. – И начну я прямо сейчас. Я голодна, поэтому побалую себя и съем столько, сколько захочу.

– Это не то, что я имела в…

Но она уже схватила три пирожных, хотя еще не доела первое.

В глубине души я ей завидую. У меня самой пропал всякий аппетит. Я не могу съесть ни кусочка, по крайней мере, не сейчас – когда мой любимый персонаж находится в одной комнате со мной, всего в нескольких метрах от меня.

Что же мне делать, просто подойти к нему? Нет, невозможно; это было бы неприлично для того времени. Мы пока не были официально представлены друг другу, да и я занимаю более низкое социальное положение. К тому же, если подойти к нему прямо, как мотылек на свет, это ничем не выделит меня среди остальных дебютанток, жаждущих танца с герцогом.