Наблюдатель

– Это была обыкновенная больница, так ведь?

– Да, простая городская больница, правда в палате я лежал один, заплатил за одноместную.

– Видел ли ты лица тех, в операционной?

– Нет, все были в масках.

Ванда отпила кофе и молча кивала головой.

– Так вы можете мне чем то помочь, прояснить ситуацию – спросил наконец он, после долгого молчания.

– Я вижу что произошло с тобой, но сказать тебе этого не могу – сказала Ванда глядя ему куда то в переносицу. Лицо ее почти ничего не выражало, холод и бездна были в ее глазах, ничего живого в них не было.

– Тогда для чего вы меня спрашиваете об этом всем?

– Я думала что могу тебе помочь. Тебе лучше поискать другого человека а еще лучше вообще не втягивать никого больше. Я имею в виду себе подобных, вряд ли кто то возьмется размотать это, очень серьезные последствия могут пойти после соприкосновения и погружения в твою историю. Всё, я больше не буду ни о чем говорить, давай закончим наш разговор и больше не ищи меня для встреч.

Игорь с минуту еще посидел, надеясь услышать от нее еще что-нибудь, но Ванда смотрела в свою чашку с кофе и больше не подняла глаз.

Он встал, снял куртку с вешалки и вышел из офиса на улицу. Закурил, не чувствуя дыма и горечи, горло было онемевшим, как после выпитого несколько секунд назад стакана водки. Надел куртку и решил подсмотреть что будет дальше делать Ванда, окно офиса было на уровне головы. Стараясь особо не хрустеть снегом, он потихоньку двинулся в сторону окна, докуривая сигарету. Когда он подошел к окну, осторожно заглянув, то увидел как Ванда, у которой в руках были три большие черные свечи, что то начала на них наговаривать, по всей видимости делая какой то заговор, потом взяла две красные свечи огромного размера, перекрутила их воедино, придав им спиралевидную форму. Дальше в руках у нее оказалась игла, которой она что то начертила на каждой из всех свечей и зажгла. В правой руке были красные свечи, в левой черные и пошла по офису в круговую, против часовой стрелки. Он не слышал что она говорила, но видел судорожные движения губ и страх на ее лице. Во время движений Ванда обносила свечами себя, стол и стул за которыми он сидел, дальше обошла вешалку, опустила свечи к полу, покрутилась у входной двери – словно изгоняя что то из того, чего он касался или ставила свою защиту от невидимых Игорю опасностей для нее. Далее Ванда вышла в коридор офиса, продолжая убирать его присутствие здесь. Он замер под окном, услышав как она открыла дверь на улицу, немного постояла, через некоторое время вернулась обратно в офис.

Игорь отошел от окна, дошел до бульвара, почувствовал приступ тошноты, развернулся и забежал за угол одноэтажного здания где он разговаривал с Вандой, чтобы его никто не видел и вдруг его неожиданно начало рвать. Его согнуло пополам, потом он присел на корточки, продолжалось все минут пять. Когда это наконец то закончилось, он распрямился, сделал два-три глубоких вдоха-выдоха, вышел из за угла офиса, прошел дальше к бульвару и постарался найти сугроб со снегом почище. Метров через пять он высмотрел такую снежную горку, раскидал верхушку, набрал полные руки белого, невесомого, свежего снега из кучи и стал им яростно натирать лицо. Народу никого не было, никто этого не видел.

Ему стало намного легче после этой процедуры, Игорь постоял еще несколько минут, глубоко и часто отдышался, увидел сквозь небольшую чащу недалеко через дорогу небольшой магазинчик. Выловив среди всякой мелочи в наружном кармане кожаной куртки пачку сигарет и открыв ее увидел, что осталась всего одна. Достал сигарету, смяв пачку выбросил в урну, закурил и направился в этот магазин.

Он встал в очередь за тремя грязновато одетыми мужичками в рабочей одежде, минут через десять подобрался к прилавку. Через стойку стояла дородная, толстая продавщица, лет тридцати.

– Скажите, есть у вас сигареты «Винстон»?

Продавщица посмотрела на него как на пьяницу, который возле магазина просит два рубля добить до бутылки водки.

– Нет, закончились, да и вообще никаких сигарет нет.

– А сгущенное молоко, белорусское?

– Нет, я же сказала что ничего в продаже нет, ни сигарет, ни сгущенки.

И тут Игорь почувствовал как рука сама тянется механически в карман куртки, где у него лежал большой складной нож. Когда то давно его привез знакомый в подарок, покупал в одном из оружейных магазинов в Америке. Это был необычный складник, такого он никогда не видел раньше, большое и широкое лезвие длиной двадцать два сантиметра, по возможной нагрузке не уступающей полноценному, с фиксированным лезвием ножу. В голове начали происходить необъяснимые вещи – для него вся окружающая обстановка пропала. Игорь видел только как продавщица после удара кулаком в нос падает, он ставит ее на колени и захватив двумя пальцами ноздри задирает ее голову, как барану, назад. А потом он наклонившись, отделяет голову в несколько сильных и резких движений ножом, увидел обрывки артерий и вен, остаток кадыка у ключицы, как кровь брызжет фонтаном и заливает пол со стеной, в деталях успел рассмотреть свои руки, ноги, обувь и свой ножище в крови. Видимо что то отразилось в его глазах и лице, в ее глазах явственно появился ужас и страх. Она вся подобралась, начала бессмысленно поправлять прическу, нервно оправила белый халат и просто убежала вглубь магазина.

А Игорь постепенно пришел в себя от этого видения, но отметил внутри: «… мне ее не жалко… Мне… е-ё… не… жал-ко… ни кап-ли…»

Он понял что мог бы отрубить ей ногу, вырезать глаз или отрезать ухо – абсолютно ничего в душе и голове он не ощущал. Был как робот, который ясно видел и знал что надо делать, чтобы распотрошить человека. Как курицу, как рыбу.

Игорь отошел от прилавка и вышел на улицу. Было все равно куда идти, на улице шел мокрый и липкий снег, неба не было видно из за серых туч и именно такая пасмурная, без солнца погода для него в была в самый раз. Только в такую погоду он чувствовал себя намного лучше физически, да и мозг работал лучше.

«… Вот именно что „чувствовал“ – усмехнувшись, подумал Игорь – сейчас то ведь все по другому, не так как раньше.»

За этими мыслями он понял что очутился очень далеко от дома, добрел до остановки и стал ждать автобус. Недалеко стояла компания из четырех парней и двух девушек. Все пьяные, по своему веселящиеся. От них отделился один из парней и пошел в его сторону. Нетрезвой, вихляющей походкой медленно дошел до Игоря и спросил:

– Слышь, угости сигаретой, а?

Ему было лет двадцать, очень плохо одет, разбитые кроссовки, грязные джинсы и куртка. Но в этом парне уже не было жизни, он был обречен на плохую и беспросветную жизнь с трагическим концом, типа проткнутой шилом селезенки в пьяной драке или смерти от туберкулеза в тюремной больнице. Он видел это, потому что перед его глазами прошло много таких, как этот алкоголик, все они были как тень, вроде и живет, но жизнь утекает в нем. Потерявшиеся в пространстве, в социуме, в самих себя, не имеющие умственных способностей оценить и проанализировать происходящее, включившие программу на самоуничтожение. Хотя, впрочем, он видел и другое – как молодые и талантливые, умные и порядочные спивались, потому как перестали видеть смысл в том что они делают, в самой жизни и понимая для самих себя как пройдет их путь.

Парень стоял и ждал ответа а Игорь ничего не говорил – молча смотрел ему в глаза. Даже не ждал развития событий, просто молчал и знал что любое неосторожное движение этого пьяного недоумка в его сторону даже без любой угрозы – на остановке будет куча крови и ошметки мяса. Причем если бы была возможность вырвать зубами например кусок из руки, ноги или сломать пальцы – он бы холодно и спокойно это сделал.

Пьяный парень покачался еще возле него с минуту и пошел дальше искать закурить. Это было даже не странно а необычно ощущать себя вот так. Своего рода свобода – никаких терзаний, мучений совести, раздражения или злости, депрессивного состояния – абсолютно ровное, цельное ощущение непоколебимости внутри, как будто залили жидкий металл внутрь головы и тела, выдавив таким образом все чувства и эмоции.

– — – — —

Прошло примерно три часа, как Игорь все лежал на диване пытаясь осознать что же все таки произошло и как с этим быть. Обрывки воспоминаний, которые он пытался соединить воедино никак не складывались в один общий пазл. А может быть и не нужно вспоминать это? Зачем, для чего? Решит ли это проблему и вообще нужно ли ее решать? Нет, не любил он таких вещей над собой никогда, нужно попытаться выяснить.

Игорь вспомнил медсестру в первый день оформления в больницу, когда проходил обследование по поводу сердца, месяц назад, как она встретила его в отделении больницы – милая молодая девушка, с черными длинными волосами, с еще не ожесточившимся лицом, с манерами юной косули и такими же пугливыми и осторожными движениями. Ничего необычного он не тогда не заметил и не понял – все было как всегда. Правда он лежал в отдельной палате, за которую посуточно предстояло заплатить по факту, помимо авансовой оплаты, которую он внес в кассу больницы. Терпеть он не мог общих палат в больницах, особенно после предпоследней операции. Ему проще было как волку забиться в свою нору, чтобы никто не видел его когда ему плохо, зализать раны и потом идти дальше. Итак плохо физически самому а еще рядом такие же лежат со своими болячками, разговорами будничными и незамысловатыми, шарканьем, храпением, шелестом газет и целлофана. Он никого не стеснялся и не боялся, просто ему так было легче и проще – одному, когда он болел. Никогда он не испытывал проблем с одиночеством, мог спокойно находиться долгое время наедине с самим собой, но в то же время и без людей не мог, как то у него так пятьдесят на пятьдесят выходило.

Нет, не здесь надо рыть, тут ничего чрезвычайного не было, пять дней обычного обследования и все.

Предпоследнее попадание в больницу и последующая за этим операция тоже прошло для него непросто. Он шел тогда по городскому парку, лето в самом разгаре, духота и жара вперемежку с тополиным пухом, который забивался в нос, обволакивал волосы на голове и попадая в глаза. Прошел мимо дискотеки, которая проходила летом каждые выходные с шести вечера до двух ночи. Собирались там все дворовые пацаны и девчонки в основном. Перед походом на дискотеку было правило хорошего тона у них распить по бутылке портвейна на каждого перед этим для разогрева, да с собой взять литр или полтора водки на троих-четверых. Вменяемые девушки и парни там не появлялись или были, но очень редко, единичные случаи. Сама дискотека представляла собой огороженный высоким забором из листового железа круг на высоте около полутора метров с полом из покрашенных толстых досок, вход был обозначен ступеньками, где стояли одна или две тетки лет пятидесяти, проверяя билеты. Естественно, что всякой швали там было полно – местные алкоголики, дворовые авторитеты с разных районов со своей пристяжью, наркоманы, студенты техникума местного., недавно освободившиеся из мест заключения., гопота всякая отмороженная, которая находила здесь вариант напиться, погулять, снять хорошую вещь с кого нибудь, деньги забрать или часы, да просто избить из спортивного интереса, запинать толпой в кустах. Обычно вокруг дискотеки происходили местячковые разборки, кто то компанией распивал водку, кто то пытался в пьяном виде прорваться без билета на дискотеку.

Он был здесь пару раз, да и то приходил не один, как минимум человек восемь-десять с ним было. Да и то не нравилось ему здесь, как он про себя называл это место – «в эфире передача в мире животных».

Проходя мимо дискотеки тогда, он протиснулся сквозь курящую, гогочущую толпу, разбитую на группы по несколько человек возле внешней стороны дискотеки, прошел сквозь них как в трамвае – аккуратно и стараясь никого не задевать, даже случайно. Дальше под уклон шла небольшая аллея, с тополями по обеим сторонам и скамейками, на которой он увидел знакомую. Звали ее Алёна, как то они были вместе в одной компании на дне рождении около года назад, потом еще несколько раз встречались в городе, здоровались и легко, ненавязчиво могли немного поговорить или обменяться шуточками. Она была по летнему одета, коротенькая ярко-желтая юбочка, туфли с высокими каблуками, белая маечка, иссиня-черные волосы, стрижка каре, красивая и длинноногая, шла впереди него, метрах в сорока. Он сначала присмотрелся – не обознался ли а потом ускорил шаг и догнал ее. Как обычно тогда он делал – легонько стукнул по правому плечу, сдвигаясь в противоположную, в левую сторону. Алёна повернулась вправо – никого, потом в обратную сторону, увидев его, улыбнулась:

– Привет!

– Привет, привет! Ты как здесь?

– Да от сестры иду домой, а ты?

– Да я так, по делам брожу.

И пока они обменивались такими ничего не значащими фразами, ни он ни она не заметили как перед ними буквально в двух метрах на их пути словно материализовались из воздуха троица. Двое были как два брата близнеца – лет по двадцать пять, одетые в черные широкие джинсы и майки, в кроссовках «Adidas», с лицами злых и голодных хорьков, мускулистые, поджарые и в татуировках, начиная от ключиц и по всем видимым местам. Они были пьяны, в руках один держал бутылку водки с надетым на нее пластиковым белым стаканом. У одного из них была перебита переносица, бритый налысо, на пальцах рук татуированные перстни, купола церквей на груди с крестом и ангелами, паук в паутине на плече ползущий вверх в сторону шеи, на руках игральные карты, тюремная решетка с человеком за ней, черепа, смерть с косой.

Второй с прической «полубокс», темные волосы падали на глаза, на груди под ключицами «Gottmituns», эполет с кистями на левом плече, на правом костлявая рука смерти, как бы обнимающая его, если бы сидела смерть рядом слева, перстни на пальцах, палач с топором возле большого пня, джин вылетающий из бутылки, пробитый ножом уголовный кодекс и большие кандалы на обеих руках.

А третий, примерно двадцати лет, был одет в летние светлые брюки и белую рубаху, с обычной прической с челкой, лицо его ничего не выражало кроме досады, что он оказался рядом с ними в это время, выглядел обычным домашним парнем и скорее всего был у них в качестве прислуги.

Игорь сразу как только их увидел, пока они шли друг другу навстречу, успел рассмотреть за такое короткое время это все, понять кто из них кто и почувствовать что им со знакомой так просто не разойтись будет с ними.

Когда они их увидели а вернее Алёну, то лысый с перебитой переносицей начал аж подпрыгивать и дергаться от нетерпения, пошел еще быстрее и оказавшись перед ними, гадливо улыбаясь, заканючил гнусаво, то и дело оборачиваясь назад:

– Гиря, ты погляди, какая шкурка то аппетитная, может пока суть да дело – полонём девчонку на дурное дело?

Гиря подошел и встал рядом с ним, его глаза вообще ничего не выражали, были как у сонной рыбы, сказал Игорю:

– Ну чё барбос, сам отсюда низом юркнешь или тебе прежде чем кадык вырвать может печень отстегнуть? А?

У Игоря, как это ни странно, чувства страха не возникло, просто он почувствовал как всё внутри сжимается стальной мощной пружиной, краем глаза увидел как Алёна, которая стояла справа, спряталась за его спину, испуганно вжавшись в Игоря, напряженно вцепилась в руку и произнесла срывающимся голосом:

– Игорь…

Людей рядом никого не было, только издалека громыхала музыка на дискотеке, вся вселенная в один миг сузилась и потемнела до одной точки в пространстве – он, Алёна и эти трое.

Вернее двое, третий так и стоял позади Гири и видно было что он перепугался не хуже Алёны.

Игорь толкнул несильно её в сторону и сказал «… Беги!…», Алёна резко рванула в право, Гиря попытался схватить ее за руку, но не получилось и она как смогла побежала на своих высоких каблуках, только слышался удаляющийся стук каблуков. Алёна бежала вдоль аллеи, к выходу из парка, частично видневшийся сквозь ряд кустов, к двум железным калиткам в узорчатом длинном стальном заборе, который перемежался железобетонными сваями, высотой около трех метров.

Гиря радостно и хищно улыбнулся и сказал, посмотрев на лысого:

– Ну чё, Спиря, на кубики эту мразотумутнорылуюпошинкуем или с подножки брызгами пустим?

Спиря ощерил свои гнилые, черные зубы, поставил на бортик бутылку водки и они вдвоем злобно скалясь как гиены, пошли на Игоря с двух сторон.

Игорь молча дождался пока Гиря подойдет первым, резко и почти без замаха ударил его носком ботинка в пах. Тот согнулся пополам, заорал «… А-а-а!!! … Па-а-д-ла-а-а!!!…», упал на колени, ухватившись за свою ширинку руками а Игорь тут же от души и с силой ударил Гирю коленом снизу в вверх в нос, одновременно с ударом послышался четкий хруст раздробленных носовых костей. Гиря пронзительно завизжал, его откинуло вправо и назад, он упал на спину, только теперь Гиря закрыл ладонями лицо, сквозь пальцы полилась кровь, скорчившись закрутился по асфальту, сквозь частое всхлипывание послышались чавкающие звуки.

Спиря немного обалдел от такого быстрого исхода, но быстро сориентировался и набросился на Игоря, ухватившись одной рукой за шею, второй рукой ударил несколько раз в живот, быстро достал небольшой нож, длиной лезвия сантиметров тринадцать, с рукояткой из наборных цветных колец из оргстекла из правого кармана, два раза ударил ножом правой рукой в живот Игоря, отпустил его шею и отпрыгнул в сторону. Нож и рука Спири были в крови, но Игорь этого не заметил и побежал на него. Спиря ушел в ближние кусты, послышался только его топот ног и громкий шелест кустарников, сквозь которые Спиря прорывался как слон.

Третий, в светлых брюках, побежал по аллее, Игорь рванул за ним, Гиря остался валяться возле урны рядом со скамейкой. Бежали быстро, Игорь отставал от третьего метров на пять, тот неожидано как заяц резко свернул в сторону от аллеи между тополей и скрылся из виду. Игорь пробежал еще метров десять по инерции и вдруг почувствовал резкое жжение, сбоку слева. Он начал замедлять шаги, закружилась голова, прижав руку к животу он почувствовал что то горячее и липкое, когда поднес руку к лицу, то увидел что она вся была в крови, опустив глаза вниз он увидел что левые бок и нога были мокрыми и красными. В горячке, пока он пытался высвободиться от зажатой Спирей шеи и дальнейшим бегом Игорь не понял что его ударили ножом.

Ему становилось все хуже, он уже опускался на колени, потом упал на спину, видел только кусок белого облака на летнем вечернем небе и провалился в темноту. Очнулся он от того, что на него капает что то. Открыв глаза, Игорь увидел Алёну, которая стояла перед ним на коленях и плакала, он сквозь боль еле смог произнести «Чего ревешь то, звони в скорую беги». Недалеко, минутах в десяти от выхода из парка, стоял телефон-автомат, она поднялась, сняла туфли и побежала к нему. Примерно через пятнадцать минут подъехала скорая, остановившись у парковых ворот, вышли два врача в белых халатах и с красными чемоданчиками с белым крестом, с ними шла зареванная Алёна. Она уже не могла ничего говорить, только всхлипывала и сильно плакала, один из врачей отвел ее в сторону и повел к машине скорой помощи, видимо дать успокоительное и оставить там же, пока они не помогут Игорю. Врач, молодой парень, начал осматривать Игоря, поставил обезболивающий укол, зажал рану марлевым пакетом, крикнул второму врачу, который уже приближался к ним, чтобы он взял носилки из машины, тот побежал обратно, потом Игоря аккуратно погрузили в машину. Ему стало еще хуже, боль после укола не проходила, он чувствовал как кровь не останавливается, несмотря на то что Игорь зажимал сам уже рану, вся марля была влажной, под ним тоже было все липкое и водянистое, все было в крови. Алёна спросила только куда его повезут, один из врачей сказал в какую больницу и она все еще плача, поцеловала Игоря в щеку и вышла из машины, он же буквально через минуту после того как хлопнула дверь за Алёной, потерял снова сознание. В больнице Игорь тогда после двухчасовой операции под общим наркозом провалялся около двух недель в общей палате на шесть человек. Ночью он пришел в себя, голова жутко кружилась, перед глазами все плыло, тошнота заполняла полностью всю грудь и нарастающей волной подкатывала к горлу, он попытался приподняться с кровати, но резкая боль в животе откинула его назад и заставила Игоря глухо застонать.

Сосед справа, большой толстый лысый мужчина лет пятидесяти услышал стон Игоря, осторожно поставил включенный маленький переносной телевизор, стоявший у него на груди на свою тумбочку возле кровати, подошел к нему:

– Что земляк, плохо тебе? Может медсестру позвать?

Игорь смог только кивнуть и почувствовал как боль становится все резче, горячей, бешено раскручиваясь по какому то винтовому пламенному кругу. Пришла заспанная медсестра с помятым лицом, спросила у Игоря:

– Что беспокоит?

Он через силу смог только выдавить из себя:

– Пожалуйста, поставьте какой-нибудь укол, очень больно…

Она вышла из палаты, минут десять ее не было, потом вернулась со шприцем в одной руке и с проспиртованной ваткой в другой, смачно смазала спиртом сгиб правой руки Игоря, с трудом нашла подходящую вену и поставила, как потом оказалось, морфина гидрохлорид. Сказала подержать согнутой руку, посмотрела его повязку на животе и ушла. Не прошло и нескольких минут, как Игорь начал чувствовать что боль начала притухать, потом что-то произошло с ним, сознание начало уходить куда то в сторону, звуки пропали, было яркое ощущение что он прыгнул с разбега в пропасть и падает с большой скоростью вниз с завывающим, низким звуком «У-у-у-у-у-у-х-м-м-м». Продолжалось это недолго, но ему стало очень легко, все ушло – боль, чувства, внешние звуки и ощущения, немного погодя Игорь провалился в темноту окончательно и как потом рассказывал сосед, который звал медсестру, он проспал восемнадцать часов подряд.

Артур приходил и приносил фрукты, хлеб и мясо в разных видах – вяленое, жареное, всякие соки, если бы не он, на больничной еде которую Игорю приносила санитарка в первые дни после операции можно было окончательно сгубить желудок. А это бесплатная еда была ужасающе простой и приторной – одни сплошные каши (гречневая, перловая и пшенная) без соли, масла и на воде из под крана, явно чувствовалась ко всему прочему водопроводная вонь, это невозможно было есть.

Игорю еще повезло – попалась кровать, которая одной стороной была к стене около входа в палату. Так можно было хоть иногда, когда совсем становилось муторно от самой больничной атмосферы, стен, наполовину выкрашенных в темно-зеленый цвет, другая половина была в серой и с желтыми разводами побелке или когда физически невыносимо было больно – отвернуться к стенке и не видеть тех кто рядом был, некая иллюзия отграничения от запахов, вида соседей и самого больничного пространства. Да и посчастливилось ему, что ничего задето из жизненно важных органов не было, приходил участковый, спрашивал об обстоятельствах дела, Игорь сказал как есть, заявление писать отказался.

Алёна так в больнице за это время и не появилась, про него ничего не узнавала, хотя Игорь и не ждал этого, но все таки где то в глубине души ему бы очень хотелось увидеть её в больнице. Через полгода, перед Новым годом они снова случайно встретились, Игорь просто сказал «привет» и прошел быстрым шагом дальше, не продолжая разговора. Успел только увидеть как Алёна смотрела на него виноватыми глазами, видно было что она хотела что то сказать, но как то либо не решалась, либо просто не было на то желания.

Глава 1 ч.2

В тот вечер он находился на кухне, за окном шел снег, пушистый и густой, еще было светло на улице, наливал себе кофе из медной турки, когда услышал стук в дверь, тихий но настойчивый. Подходя ко входной двери, Игорь почувствовал как у него изо рта пошел пар и температура начала опять падать, он начал понимать что пришел снова кто то из них и резко остановился перед дверью, решая заглянуть в глазок или нет, прежде чем вообще что то делать. С минуту стоял перед дверью, слушая как нарастает стук по громкости и частоте, потом все таки заглянул в глазок и холод в коридоре стал еще больше – он увидел свою маму, которая умерла двенадцать лет назад. Она была в белой короткой куртке, у нее на голове был капюшон, нос и губы закрывала повязка темного цвета. Она смотрела в глазок с другой стороны двери и молча стучала правым кулаком сверху вниз, далеко отводя назад руку сильней и сильней, стук уже переходил просто в грохот. Глаза у нее были как в жизни – серые и красивые, но только очень-очень злые.

Игорь отпрянул от двери, опустился на стул в коридоре, закрыл лицо руками и только одна мысль крутилась в его голове «… я не смогу ей открыть… я не смогу ей открыть… я не смогу ей открыть…». Вдруг все прекратилось, хлопнула дверь подъезда, он побежал к окну на кухне, сбил при этом турку с плиты и через щель в шторах увидел как мама прошла под его окном, смог только увидеть сверху часть лица и полностью белую куртку с капюшоном и белоснежный широкий саван под курткой, фиолетовые тупоносые туфли. Он посмотрел на стол – налитый из турки в чашку кофе, незадолго до этого кипящий превратился в лед, темно-коричневый и принявший сферическую форму. Закрыл полностью шторы на кухне, поднял турку с пола, автоматически начал вытирать остатки кофе с плиты и с паркета, все еще перед его глазами стояла эта картина, что в увидел в дверной глазок. Минут через десять Игорь почувствовал как температура начала подниматься, понял что это начало уходить и только тогда смог сесть в кресло, относительно спокойно закурить в комнате, но перед этим включил свет во всей квартире – в коридоре, ванной, туалете, кухне и комнате. Хотя отлично понимал что это не решение и не спасение от таких гостей, но чисто психологически так ему стало полегче.