Курсант Империи – 4

– Самое веселье, – буркнул Папа, вытирая кровь с разбитых костяшек. – А теперь давайте вытащим нашего мажорчика.

Они собрались вокруг последней запертой капсулы. Из-под двойной крышки доносились глухие удары – это я продолжал биться изнутри. Асклепия пыталась взломать электронный замок, но система безопасности заблокировала доступ.

– Дай-ка я, красавица, – Папа потрескал костяшками. – Тут нужен мужской подход.

Он и Кроха ухватились за край металлической крышки. Металл был толстым, предназначенным выдерживать давление изнутри, но не рассчитанным на двух разъяренных новгородцев снаружи.

– На три, – скомандовал сержант. – Раз… два…

На счет "три" они дернули одновременно. Металл взвыл, заскрипел, но начал поддаваться. Сначала появилась щель, потом она расширилась. С последним рывком крышка отлетела, врезавшись в потолок и оставив там вмятину…

Первое, что я увидел – лица моих товарищей, склонившихся надо мной. Живые. Избитые, окровавленные, но живые.

Толик ухмылялся своей фирменной ухмылкой, хотя губы у него были синие, а из носа текла кровь. Мэри смотрела с тем, что у нее сходило за беспокойство – едва заметное напряжение вокруг глаз. Капеллан шептал что-то и посматривал на входную дверь. Кроха просто стоял, загораживая своей тушей половину обзора, и от одного его присутствия становилось спокойнее.

Папа посмотрел на меня с укоризной, качая своей лысой башкой.

– Васильков, ты опять единственный отсиживался, пока мы тут с роботами-убийцами разбирались?

Я открыл было рот, чтобы возразить. Рассказать, что это я поднял тревогу, я заставил Асклепию действовать, что без моего вмешательства они все бы сдохли в этих чертовых капсулах как лабораторные крысы.

Но потом передумал и просто улыбнулся. А какой смысл? Папа есть Папа. Даже если бы я предъявил видеозапись своего героизма с нотариальным заверением, он бы нашел, к чему придраться.

– Простите, сержант, – прохрипел я, пытаясь сесть и чувствуя, как мир качается. – В следующий раз постараюсь присутствовать…

Глава 3

Одеваться мне с разбитыми в кровь руками оказалось пыткой, достойной отдельного упоминания в медицинских учебниках. Но я достаточно быстро натянул штаны,

Папа, уже полностью одетый, повернулся ко мне. В его маленьких глазах плескалось привычное недовольство и некая озадаченность, которое он как всегда маскировал грубостью.

– Это все ты виноват, Васильков, – заявил он, дергая ремень с такой силой, что кожа жалобно скрипнула. – Если бы не твоя семейка и ваш чертов медцентр… Эти куклы нас чуть не угробили.

– Серьезно? – я наконец справился с молнией, чувствуя маленькую победу в этом простом действии. – То есть тот факт, что я вас разбудил при помощи Асклепии, не считается?

– Кого ты там разбудил? Ты в своем железном гробу отсиживался, пока мы тут с терминаторами воевали!

Я хотел было показать ему свои изувеченные руки, но Капеллан, натягивавший майку с методичностью человека, совершающего ритуал, вмешался. Его голос был спокойным, но в нем как всегда звучала сталь.

– Давайте лучше сосредоточимся на главном. Доктор упоминал, что первая партия Эпион состояла из сорока экземпляров, так? Мы вывели из строя шесть. Где остальные тридцать четыре?

Эта простая арифметика подействовала на всех нас, как ушат ледяной воды.

Я машинально достал коммуникатор, и синий экран осветил его встревоженное лицо призрачным светом. Пальцы забегали по сенсорной панели, потом я поднес устройство к уху. Тишина. Попробовал еще раз. Снова ничего.

– У меня трубы нет, – посмотрел я на своих товарищей, ища в шкафчике свой идентификационный браслет, он же телефон. – Смотрите у себя!

– У меня тоже нету, – кивнул Толик, шаря по карманам. – Медсестры сперли, паразитки, когда мы раздевались…

– Все понятно, – кивнул Капеллан.

– Что понятно, старшина? – посмотрел я на него, как будто разведчик мог сказать больше, чем знаю я.

– Так, все оделись? – не ответил он мне на вопрос. – Тогда пошли…

Дверь в коридор открылась с тихим шипением пневматики, и мы вышли в пространство, которое должно было быть наполнено хоть какой-то жизнью. Вместо этого нас встретила стерильная пустота. Охранников, которых обещал оставить Корней, не было и в помине. Также никаких медсестер, спешащих по своим делам, ни пациентов. Только мерцающий холодный свет ламп дневного света, отражающийся в полированном до зеркального блеска полу, где наши искаженные отражения шли вместе с нами как темные двойники.

– Нехорошо, – Кроха озвучил всеобщие мысли своим басом.

– Пошли наверх, к стоянке, – приказал Капеллан.

Однако пневмо-дверь к лестничному пролету, ведущему на крышу, оказалась закрыта. Как не работали и кнопки сразу двух лифтов.

– Открыт лишь путь вниз, – сообщил Толик, пробежавшись по коридору в поисках запасных путей для отступления.

– Не нравится мне это, – замотал головой Папа. – Похоже, нам указывают, куда идти.

– Другого выхода все равно нет, – ответил на это Капеллан. – Идем…

Мы двигались практически боевым порядком, будто в джунглях Новгорода – Папа и Кроха впереди как живой таран, я с Толиком прикрывал фланги, Мэри скользила позади беззвучной тенью, Капеллан замыкал строй. Асклепия семенила рядом с Папой, и тут между ними завязался диалог настолько абсурдный, что на мгновение я забыл об опасности.

– Виктор Анатольевич, – робко начала она, теребя край изодранного халата с трогательной неловкостью подростка на первом свидании. – Что мне следует надеть на нашу встречу? У меня есть доступ к каталогу одежды медицинского персонала, но я не уверена, что медицинская униформа подойдет для употребления алкогольных напитков в неформальной обстановке.

Папа споткнулся на абсолютно ровном месте потом обернулся на девушку–андроида, затем, ко мне, но уже не с таким доброжелательным видом.

– Это ты ее надоумил?!

– Надо же было как-то заинтересовать вашу даму сердца, сержант, чтобы она начала реагировать на происходящее, – я пожал плечами, стараясь сдержать улыбку, которая рвалась наружу вопреки всему происходящему. – К тому же, технически, она спасла вам жизнь. Цветы и ужин – это минимум.

– Я предпочитаю ромашки, – вставила Асклепия тоном консультанта в цветочном магазине. – Согласно моей базе данных, они символизируют искренность чувств и новые начинания.

Толик издал звук, который попытался замаскировать под кашель, но больше напоминал сдавленный смех. Даже Мэри – наша ледяная королева убийств – позволила уголку губ дрогнуть вверх, что для нее было эквивалентом истерического хохота.

– Господи, дай мне сил, – пробормотал Капеллан, вздыхая и наблюдая за растерянностью старшего сержанта Рычкова…

Лестница встретила нас гулким эхом шагов. Мы спустились по ней на три или четыре этажа, и с каждым пролетом моя тревога росла – слишком вокруг было тихо и слишком пусто. Неожиданно до наших ушей долетел звук какого-то движения. Мы остановились и решили проверить, откуда шум. Войдя в главный холл, перед нами открылась сцена из кошмарного спектакля. Солнечный свет, пробивавшийся через панорамные окна, освещал картину массового поражения. Тела лежали там, где их настигло неведомое оружие – охранники застылы в своих позах, один с рукой на кобуре так и не вытащенного импульсного пистолета. Медперсонал за стойкой регистрации обмяк как марионетки с перерезанными нитями.

В центре этой композиции, словно дирижер уснувшего оркестра, раскинулся в дизайнерском кресле доктор Мельников. Его рот был приоткрыт, и струйка слюны блестела на подбородке, придавая его величественной фигуре трагикомичный вид.

Асклепия подбежала к главврачу.

– Сильная доза седативного препарата быстрого действия, – сообщила она, и в ее голосе слышалось облегчение. – Вероятнее всего в аэрозольной форме. Время до пробуждения – от четырех до шести часов. Жизненные показатели стабильны.

– Значит, убивать персонал они не собирались, – заметил Капеллан. – Только нас.

– Скорее не могли, чем не хотели, – поправил я, вспоминая борьбу Асклепии и Эпион. – В этих девицах, похоже, нет непосредственно программы убийства. Хотя точно сказать не могу…

Не успел я договорить, как они появились одновременно, будто по дирижерской палочке невидимого маэстро. Из всех дверей, коридоров, из-за колонн и даже из-за декоративных растений начали выходить Эпионы. Белые халаты развевались при движении, создавая эффект призрачной процессии. Они шли в абсолютной тишине – никакого механического жужжания, никакого скрипа сервоприводов. Только мягкий шелест ткани и едва слышный шорох подошв по мрамору.

Черт, в руках каждой был медицинский инжектор – я видел такие в клиниках. Модифицированные устройства для введения препаратов, которым нужно было прикоснуться к коже, чтобы впрыснуть содержимое. Одно касание – и ты в стране снов, судя по тому царству Морфея, которое мы здесь наблюдали.

Я примерно их пересчитал их, чувствуя, как сердце ускоряет ритм с каждой новой фигурой. Двадцать… двадцать пять… тридцать… тридцать… Все оставшиеся. Они образовали полукруг, отрезая нам путь к выходу, и после замерли в жуткой синхронности.

– Пациенты, – заговорили они хором, и от этого многоголосья воздух задрожал. – Вам необходимо вернуться в палаты для завершения процедуры лечения. Сопротивление нецелесообразно.

– Может, договоримся? – предложил Толик, его голос дрогнул, выдавая нервозность. – Мы тихонько уйдем, вы сделаете вид, что нас не видели?

Ответом ему было синхронное движение вперед. Тридцать четыре андроида сделали шаг одновременно, и звук их шага прокатился по холлу как удар грома.

– Ну что, потанцуем, сучки жестяные? – прорычал Папа, хватая металлическую подставку для капельниц.

И танец смерти начался для каждого из нас…

Кроха подхватил декоративную пальму в тяжелой керамической кадке – вещь весом килограммов под восемьдесят – и размахивал ею как дубиной. Первая Эпиона, попытавшаяся приблизиться, встретила кадку лицом. Звук удара напоминал колокольный звон, андроид отлетел через весь холл. Но другие уже обходили великана с флангов, и ему приходилось постоянно поворачиваться, создавая вокруг себя зону поражения.

Мэри стала смертью, танцующей среди белых халатов. В ее руке снова появился блеснувший в солнечном свете клинок штык-ножа. Она двигалась между андроидами как вода между камнями, и там, где она проходила, Эпионы падали с перерезанными гидравлическими линиями. Но их было слишком много, и с каждой секундой кольцо сжималось.

Капеллан сражался с методичным спокойствием человека, принявшего свою судьбу. Костыль одного из пациентов в его руках стала продолжением его воли. Блокировать, отклонить, перенаправить – он использовал силу атакующих против них самих.

– Господь – пастырь мой, – его голос звучал ровно, несмотря на учащенное дыхание, – на пажитях зеленых Он покоит меня.

Толик импровизировал с отчаянием человека, который знает, что проигрывает. Стулья, вазы, даже бронзовый бюст моего деда по совместительству – основателя данного медцентра – все шло в ход. Но андроиды просто обходили препятствия, неумолимо приближаясь.

Наша сладкая парочка – Папа и Асклепия сражались спина к спине. Сержант орудовал своими пудовыми кулаками-дубинами с яростью берсерка, а Асклепия демонстрировала неожиданную эффективность в ближнем бою. Она явно перенастроила свои протоколы, и теперь каждое ее движение было направлено на защиту обожаемого ею "Виктора Анатольевича".

В отчаянии я схватил огнетушитель и начал создавать облака пены, пытаясь дезориентировать андроидов. Белая пена покрывала пол, делая его скользким, и несколько Эпион потеряли равновесие. Но это была только отсрочка.

Первым из нашего отряда пал Толик. Две Эпионы обошли его с флангов, пока он замахивался очередным предметом интерьера. Инжектор коснулся его шеи – мягкий щелчок, неслышный в шуме битвы. Глаза друга мгновенно остекленели, на лице расцвела блаженная улыбка, и он осел на пол как сдувшийся воздушный шарик.

– У нас потери! – мой крик потонул в реве Папы.

Сержант, увидев своего падающего бойца, впал в боевой азарт. Он прорвался к Толику, круша андроидов направо и налево, но в этой слепой ярости открылся. Эпиона скользнула под его размашистый удар, инжектор мазнул по бедру.

– Ах ты су… – Папа покачнулся,

Еще пара щелчков пистолета, после чего сержант сделал два неуверенных шага и рухнул прямо на Толика.

Так они и лежали в обнимку, мирно посапывая, и в этой картине было что-то умилительно трогательное – два воина, нашедшие покой посреди битвы, если бы не вся серьезность ситуации.

– Виктор Анатольевич! – вопль Асклепии был полон такого отчаяния, что на мгновение я усомнился – может ли машина чувствовать?

Наш гигант Кроха держался дольше всех. Его масса требовала увеличенных доз. Первое касание инжектора он проигнорировал. После второго начал щуриться. Третье заставило покачнуться. Но великан-новгородец продолжал сражаться, размахивая кулаками все медленнее, как заводная игрушка с садящейся батарейкой. Потребовалось еще три дозы, введенные почти одновременно, чтобы Кроха начал оседать.

– Плохие… куклы… – пробормотал он медленно, покачиваясь на ногах и мотая головой в попытке стряхнуть со своих глаз пелену.

Теперь нас осталось всего четверо, стоящих спина к спине в центре холла. Вокруг – обломки мебели, поверженные андроиды, лужи гидравлической жидкости, смешанной с пеной из огнетушителя. При этом все еще функционирующих и лезущих на нас Эпион было больше двадцати. Они сомкнули кольцо, медленно, неумолимо приближаясь. В их движениях не было спешки – они знали, что победа близка.

Мое дыхание было рваным, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Рядом Капеллан тяжело опирался на свою импровизированную дубину-костыль, пот струился по его лицу. Навряд ли это от усталости, скорее действие тех чертовых коктейлей, которыми нас пытались отравить медсестры. Мэри все еще сжимала нож, но ее обычная грация сменилась неровной походкой. Только Асклепия оставалась бодренькой, готовясь защищать своего Виктора Анатольевича до последнего.

Эпионы замерли от нас в трех метрах. Их лица с этими надоевшими профессиональными улыбками в лучах солнца казались масками из кошмарного сна. Инжекторы в их руках поблескивали хромом.

– Забавно, – сказал Капеллан, и его голос был удивительно спокойным, – я всегда думал, что умру в окружении богомолов. Не точно не в обнимку с роботами в медицинском центре.

– Рано думать о смерти, старшина, – возразил я, хотя каждая клеточка моего тела, включая мозг, кричали об обратном.

– Вопрос времени, – Капеллан грустно улыбнулся, косясь на своих спящих товарищей и прикидывая соотношение сил, которое было явно не в нашу пользу. – Эх, штурмовую винтовку бы сейчас…

Глава 4

Панорамное стекло треснуло с таким звуком, будто кто-то разорвал небо пополам. Я еще не понимал, что происходит, когда панорамное окно медцентра взорвалось внутрь тысячей сверкающих осколков, каждый из которых ловил утреннее солнце и превращал его в ослепительную вспышку. Инстинктивно прикрыл лицо руками, чувствуя, как острые крошки впиваются в уже разодранные ладони, добавляя новые порезы к старым ранам.

Аэроджип влетел через образовавшуюся брешь как управляемый метеорит. Его нос смял трех Эпион, которым не повезло стоять слишком близко к окнам. Хруст металла о металл слился с треском ломающихся сервоприводов в симфонию разрушения. Машина пролетела добрых десять метров прежде чем замереть в облаке поднимаемого двигателями вихря.

Второй джип последовал за первым через мгновение, расширяя пролом в стеклянной стене. Еще два андроида исчезли под колесами второй машины, их тела расплющились с влажным хрустом, разбрызгивая гидравлическую жидкость по стенам.

Двери обеих машин распахнулись с идеальной синхронностью, словно это было отрепетированное представление. Четыре фигуры в черных костюмах службы безопасности вырвались наружу с той отработанной грацией, которая приходит только с годами тренировок и реального опыта. В их руках были автоматические пистолеты с увеличенными магазинами – тридцать патронов вместо стандартных восемнадцати, любимая игрушка тех, кто предпочитает решать проблемы большим количеством свинца.

В следующую секунду началось представление.

Первый стрелок – коренастый мужчина с бритой головой, на которой блестели капельки пота – открыл огонь веером, методично выкашивая андроидов слева направо. Его движения были экономными и выверенными: короткие очереди по три-четыре выстрела, корректировка прицела, следующая цель. Пули разрывали белые медицинские халаты роботов, обнажая искрящиеся внутренности из проводов и микросхем.

Остальные трое создавали заградительный огонь, отсекая уцелевших андроидов от нас. Их пули чертили невидимую границу, которую Эпионы не могли пересечь, не рискуя быть изрешеченными.

– На пол! Живо! – заорал один из них, и мы рефлекторно упали на холодный мрамор.

Пули засвистели над головами, их траектории прочерчивали воздух раскаленными нитями. Я прижимался к полу, чувствуя, как холод камня проникает через одежду, смешиваясь с горячим потом страха и адреналина. Мрамор вибрировал от падающих тел андроидов, каждое попадание отдавалось глухим ударом. Рядом со мной Капеллан и Мэри лежали абсолютно неподвижно, только глаза их следили за происходящим с холодным профессиональным интересом и пониманием происходящего.

Эпионы пытались адаптироваться к новой угрозе, но их программа явно не предусматривала сценария противодействия массированному обстрелу. Они продолжали попытки добраться до нас, игнорируя летящий свинец с упорством машин, не способных изменить заданный алгоритм. Одна сестра-андроид потеряла руку от очереди – конечность отлетела в сторону, брызнув фонтаном искр и гидравлики, – но продолжала идти вперед, сжимая инжектор в оставшейся кисти. Другая получила несколько пуль в колено, рухнула, но поползла к нам, оставляя за собой след из технической жидкости.

Гильзы сыпались на мрамор с мелодичным перезвоном, отскакивая и катясь по полу, создавая странную музыку разрушения. Белоснежные халаты Эпион превращались в кровавое решето – если гидравлическую жидкость можно было назвать кровью машин.

Меньше минуты – и все было кончено. Тишина, наступившая после грохота выстрелов, казалась нереальной.

Но, нет, одна Эпиона все еще двигалась. Та самая, что потеряла ногу от попадания. Она упорно ползла ко мне, волоча себя на руках. Половина ее головы была снесена пулями, обнажая искрящиеся микросхемы, но на оставшейся половине лица все еще играла профессиональная улыбка – жуткий оскал машины, выполняющей программу до последней секунды.

– Процедура… должна быть… завершена… – ее голос искажался помехами, превращаясь в механическое шипение. – Ваше здоровье… наш приоритет…

Один из охранников подошел к ней неспешным шагом человека, заканчивающего рутинную работу. Приставил дуло пистолета к тому, что осталось от затылка андроида, и нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал почти лениво, буднично. Голова Эпионы взорвалась последним фонтаном искр, тело дернулось в финальном спазме и замерло навсегда.

– Хорошо, что это не боевые модели, – охранник повернулся ко мне, стряхивая с рукава капли жидкости.

Я узнал его – это тот самый парень, чью клешню я решил не ломать в джипе, когда он лез к Таше. Сейчас на его лице играла довольная улыбка человека, который только что отлично провел время на любимой работе.

– Отлично разлетаются на куски, – добавил он, пиная ногой отлетевшую голову андроида. – Как фарфоровые куклы на рождественской елке.

– Спасибо за помощь, – я поднялся, чувствуя, как хрустят осколки стекла под ботинками, и протянул ему руку. – Вы вовремя ребята!

– Борис, – представился охранник, осторожно пожимая мою окровавленную ладонь. – К вашим услугам, Александр Иванович.

Я огляделся. Холл выглядел как поле битвы после артобстрела. Расчлененные андроиды валялись повсюду – некоторые еще подергивались, их системы тщетно пытались функционировать несмотря на критические повреждения. Руки, ноги, головы были разбросаны как детали сломанных манекенов. Стены покрывали брызги гидравлической жидкости, создавая абстрактные картины в красно-черных тонах. Мраморный пол превратился в скользкое месиво из осколков стекла, технических жидкостей и пены от огнетушителя, которым я пытался защищаться. Через зияющие проломы в окнах врывался ветер, разнося по холлу обрывки документов и принося свежий воздух.

– Вовремя? – Капеллан подозрительно разглядывал наших спасителей. – Почему вас не было у дверей палаты?

Борис пожал плечами с видом человека, привыкшего к недоверию клиентов – профессиональная деформация любого телохранителя.

– Вообще-то должны были быть… Двое наших оставались внутри, непосредственно у дверей палаты. Мы четверо дежурили у машин на крыше. Корней Николаевич улетел около получаса назад, приказав оставаться в вашем полном распоряжении, Александр Иванович.

Он смотрел только на меня, демонстративно игнорируя подозрительный взгляд Капеллана. В его тоне сквозило подобострастие человека, которому доходчиво объяснили важность хорошего отношения к наследнику корпорации.

– В какой-то момент связь с ребятами внутри оборвалась, – продолжил Борис, поправляя браслет на запястье. – Мы решили проверить, но двери медцентра оказались заблокированы изнутри. На стук не отвечали, на вызовы через браслеты – тоже. Электронные замки не реагировали на наши коды доступа.

– Да, – кивнул я, показывая на свое голое запястье, – нас тоже связи лишили.

– Полетели вниз к главному входу, – продолжал охранник. – Там тоже глухо. Двери закрыты…

– Допустим, – недоверчиво кивнул Капеллан. – И как же вы нас нашли? Этажей много.

– Решили облететь здание, поискать другой вход или хотя бы понять, что происходит. Медцентр же весь стеклянный, как аквариум. Сделали круг и увидели через окна вашу… дискотеку с роботами. Ну, и решили присоединиться к веселью. Благо окна большие, влезть не проблема, а джипы бронированы для тарана.

– Молодцы, среагировали, – я еще раз кивнул Борису. – Без вас мы бы сейчас спали вместе с остальными. Или того хуже.

– Это наша работа, – он выпрямился, явно польщенный. – Перед этим мы уже сообщили Корнею Николаевичу о внештатной ситуации. Он… как бы это сказать… слегка разволновался. И судя по переговорам в эфире явно поднял на уши всю полицию столицы, вызвал скорые со всего сектора, пожарных, спасателей. Не удивлюсь, что ваш дядя и космодесант мог бы вызвать, если бы это было в его юрисдикции.

– Дай-ка свой браслет, – я протянул руку.

Борис снял с запястья идентификационный браслет и передал мне. Я активировал голографический интерфейс – над браслетом возникла полупрозрачная проекция с меню контактов. Набрал номер дяди. Тот ответил мгновенно, его голографическая голова материализовалась над браслетом, и даже в уменьшенной проекции было видно, как у него дергается глаз от напряжения.

– Сашка! Сашка, ты жив?! Что там, черт возьми, происходит?! – Корней практически кричал, его голограмма мерцала от эмоционального напряжения. – Мне сказали про роботов!

– Все в порядке, – перебил его я, стараясь звучать спокойнее. – Небольшое недоразумение с медицинским оборудованием. Все живы и относительно здоровы.

– Недоразумение?! – голограмма Корнея покраснела, что было впечатляюще для полупрозрачной проекции. – НЕДОРАЗУМЕНИЕ?! Борис сказал, что вы там от армии роботов отбиваетесь! Что трупы повсюду!

– Не трупы, слава Богу. Просто все решили прилечь поспать. Тут в общем какой-то сбой в программе новых моделей медсестер. Да-да, очень странно звучит, но сейчас не об этом… Слушай, отмени все вызовы – полицию, скорую, всех. Скажи им, что была ложная тревога, что угодно придумай. Нам сейчас меньше всего нужна новая шумиха и толпы журналистов.

Пауза. В голографической проекции было видно, как дядя стискивает зубы так сильно, что желваки ходят ходуном.

– Да, ты прав, – его голос упал до угрожающего шепота, – лучше, чтобы об этом знало минимальное количество людей.

– Поэтому пришли еще сюда и ремонтную аэробригаду. Срочно. У нас тут… проблемы с остеклением. Несколько окон требуют замены.

– Окна? – Корней помолчал, видимо, пытаясь сообразить, что произошло. – Понял, сейчас…

Я деактивировал голограмму и вернул браслет Борису. Тот кивнул и отошел в сторону переговорить со своими товарищами после чего они устремились к лестничному пролету, ведущему на верхние этажи.

В холл тем временем начинала возвращаться жизнь. Асклепия, чей халат теперь больше напоминал боевое знамя после сражения, хлопотала над доктором Мельниковым, вводя какой-то антидот прямо в яремную вену. Главврач дернулся, закашлялся и открыл глаза, тут же зажмурившись от яркого света.

– Что… что произошло? – прохрипел он, озираясь с выражением человека, проснувшегося в чужой постели после очень плохой вечеринки.