Одни на даче

– Неужто боишься? – спросила Маша, затормозив и оглянувшись через плечо в мою сторону.

– Еще чего.

Хотя паника поднималась в груди, будто теплая, липкая волна.

– Тогда погнали.

– Ха, сейчас маньяк как из кустов вылезет! – прикольнулся Сашка и сделал резкое движение в мою сторону.

Я подпрыгнул, чуть не упав с велосипеда. Люська побелела.

– Придурок! – крикнул я. – Это вообще не смешно!

– Ладно, не кипятись, – усмехнулся он.

Мы петляли по лесным тропинкам минут сорок, периодически подпрыгивая на корнях. Грунтовка и редкие дома давно скрылись из вида. Тёмные очертания деревьев казались мне живыми.

Люська, боясь свалиться с велосипеда, то и дело вставала с него и шла пешком, а я лишь кричал ребятам, чтобы они нас подождали. Ждали. Но все равно наша поездка, похоже, уже ничего хорошего не предвещала.

– Кажется, мы по кругу ходим, – сказал Сашка, когда мы остановились у сосны, на стволе которой было написано: «Саша+Маша=сердечко».

Я поймал себя на мысли, что уже видел это народное творчество сегодня несколько раз.

– Если такой умный, сам говори, куда ехать, – вспылила Маша.

Но Сашка лишь недоуменно крутил головой во все стороны, пытаясь вспомнить правильную дорогу.

В прежние времена кто-нибудь из них обязательно бы прокомментировал эту надпись, ведь Саша и Маша – это и они, а не только герои сериала2. Но сейчас они оба как будто не обращали на это никакого внимания. Если испугался даже Сашка, то нам точно конец.

Вдруг из-за деревьев послышались тихие шорохи, будто кто-то крался поблизости. Хотя Сашка и Маша стояли растерянно перед нами и, похоже, начинали ссориться. Так что это точно не их дурацкие шуточки и выпады. Не в том они сейчас настроении, чтобы опять прикалываться. Должно быть, просто ветер.

Начался дождь. Земля под ногами стала скользкой, ветер забирался мне под куртку. Я достал из рюкзака белый дождевик и надел его на Люську, но она по-прежнему дрожала. Скорее от страха, наверное, чем от холода. Я обнял ее, но она все равно тряслась как осиновый листок. Вскоре она чихнула, и из ее носа потекли сопли. Маша достала из кармана и протянула ей тканый носовой платок:

– Он чистый, бабушка вечно мне его сует, а я не пользуюсь.

Люська вытерла нос и, скомкав платок, отдала его Маше.

И в этот момент мы увидели её: чёрную собаку с желтыми глазами.

Глава 5. Виктор

«Жар. Он вбивался гвоздями в мои виски, раскалёнными щипцами сжимал череп.

Я лежал в своей маленькой комнатке в многоквартирном доме, а дождь барабанил по крыше.

Столб света от уличного фонаря, пробивавшийся сквозь неплотно закрытую штору на окне, превращал знакомую трещину на потолке в змею, извивающуюся над моей головой. Шуршание мышки за плинтусом – в крадущиеся шаги. Хотя нет. Я действительно слышал шаги. Их было много: неуверенные, шаркающие, словно кто-то волочит ноги по полу.

Я попытался крикнуть матушке, но из горла вырвался лишь хриплый стон. И она как будто не слышала меня. Или просто не пришла ко мне на помощь? Язык, распухший и сухой, прилип к нёбу. Тени у кровати сгустились. Они двигались – не как люди, а как связки палок. Сухих, ломких. Или костей.

Скелеты.

Они появились из углов, из-под кровати и с улицы. Надвигались на меня со всех сторон, не оставляя путей к спасению. Как они проникли в нашу квартиру? Нет, быть такого не может, но я видел их на расстоянии вытянутого пальца. Не белые и чистые, как на картинках в школьном учебнике анатомии, а грязно-жёлтые, землистые, словно только что выкопанные из сырой могилы. От скелетов веяло холодом. Их пустые глазницы, казалось, впивались в меня с ненасытным, мёртвым голодом. Их челюсти щёлкали беззвучно, обнажая ряды острых, неровных зубов.

Вдруг кто-то из них прошипел:

– Виктор.

Голос был высоким, резким и знакомым. Ужасно знакомым. И от этого голоса кровь стыла в жилах.

Один из скелетов, самый высокий, с глубокой трещиной на черепе, протянул мне костлявую руку. Его длинные пальцы-фаланги заскребли по одеялу, цепляясь за шершавую ткань. Холод просочился сквозь одеяло и обжёг кожу. Я попытался отодвинуться, но тело не слушалось, скованное жаром и парализующим страхом.

– Мы всё знаем, – прошипел тот же скелет.

Другие скелеты подступили ещё ближе, окружая кровать. Их костяные пальцы тянулись к моему туловищу, к моему лицу и к моему горлу. Я уже чувствовал их ледяное прикосновение на лбу и на щеке. Оно обжигало хуже огня.

И вдруг челюсть скелета открылась неестественно широко, обнажая чёрную бездну внутри. Из неё потянулся холодный, смрадный выдох, воняющий гнилью и порохом. Пальцы скелета сомкнулись на моей руке. Острая боль пронзила кость.

Я заорал. Изо всех сил. Звук разорвал липкую паутину кошмара, но в ушах он прозвучал как слабый захлёбывающийся вопль.

Свет. Резкий, режущий. Я зажмурился. Жара не было. Был озноб. Я весь дрожал, как в лихорадке. Пот струился по вискам, солёный и холодный. Одеяло сбилось в ногах.

Я расслышал встревоженный шёпот матушки:

– Виктор, милый…

Она стояла рядом, вся бледная. В руках держала тряпку и миску с водой, от которой шёл слабый пар. За её спиной робко выглядывала Эмма, кусая губу. Её большие глаза были полны слёз.

– Ты кричал во сне… Опять, – тихо произнесла Эмма.

Я попытался сесть, но комната поплыла перед глазами, и я оставил эти попытки. Голова гудела, как улей. На том месте на руке, за которое скелет схватил меня во сне, осталось жгучее фантомное ощущение холода и боли. Я посмотрел на кожу – бледная, целая. Но боль была как будто реальной.

– Скелеты… – прошептал я.

Матушка резко вздрогнула, словно я ударил её. Её глаза метнулись к двери, потом к окну. Страх, настоящий, животный, мелькнул в её взгляде. Она быстро наклонилась и прижала прохладную мокрую тряпку ко лбу:

– Сынок, ты просто болен.

Проглотив лекарство, которое она протянула мне с водой, я снова заснул».

Глава 6. Денис

Сначала я подумал, что это просто тень. Но тень не может быть чёрной в темноте. Это была собака. Огромная, чёрная, как сажа. Она стояла примерно в десяти метрах, между деревьями, и смотрела на нас. Её жёлтые глаза светились, словно луна. Неужели это та самая псина, которая убивала всё живое и просыпалась только по ночам?

Во рту стало горько. Собака смотрела на всех нас очень внимательно, но на Люське задержала взгляд дольше всего. И глядела она на неё какими-то очень умными глазами, будто оценивая. Хотя, может, в полумраке мне всё это привиделось.

– Не двигайтесь, – прошептал нам Сашка, оказавшийся к собаке ближе всех.

Несколько минут, которые показались мне целым часом, собака изучала нас, а потом медленно развернулась и ушла вглубь леса, в противоположную от нас сторону. По-моему, она удалилась потому, что её позвала какая-то другая собака, стоявшая за ней. Такая же огромная, чёрная и мохнатая. Нет, не может этого быть.

Люська начала тихо всхлипывать. Я обнял её крепче прежнего, но руки мои дрожали, и я тоже хотел плакать. Сдерживался из последних сил.

– Валим отсюда, – сказал Сашка.

– А ты что, помнишь дорогу? – взбешённым шепотом спросила Маша.

Она застегнула молнию на куртке до самого подбородка, прячась в ней, как в панцире. Значит, Маша тоже это заметила? Или просто замёрзла? Что, если собака вовсе не собака, а маньяк, притворяющийся псиной?

– Я не помню, – честно признался я, хотя спрашивали не меня.

– Кто бы сомневался, – ответила Маша слегка дрожащим голосом, хотя она всегда казалась мне не робкого десятка.

Сашка свернул в противоположную от того места сторону, куда скрылась собака. Мы осторожно последовали за ним, прислушиваясь к тому, как дождь хлестал по листве. Казалось, больше никаких звуков не было.

Примерно через четверть часа Маша раздражённо фыркнула:

– По-моему, мы окончательно заблудились.

Сашка озадаченно промолчал, глядя во все стороны.

– А мне показалось, что мы встретили человека, а не собаку, – тихо предположил я через некоторое время и почувствовал, как язык прилип к нёбу.

Маша покрутила пальцем у виска и сказала:

– Ты совсем спятил? Конечно, это собака; просто я не хочу, чтобы она укусила меня.

Значит, мне почудилось. А Маша просто озябла или застегнулась из-за нервного напряжения. Но нет – она не думала, что собака – маньяк. Или лишь притворялась?

– Но, кажется, там было две собаки, – добавил я.

Или два человека, притворяющихся собаками. Или одна настоящая собака и человек, притворяющийся собакой.

– Я не разглядела, – пожала плечами Маша.

– Тоже, – еле слышно добавила Люська.

– Да даже если там было две собаки, чего вы так паритесь-то? Если что, у меня в рюкзаке есть сырое мясо, – обнадёжил нас Сашка.

– Мясо? То есть эта сумасшедшая собака, увидев нас, просто убежала восвояси, не позарившись на наше мясо? – опешил я.

– Почём мне знать, что у неё на уме, – без тени испуга ответил Сашка. – Надо выбираться к шоссе и затем вдоль него идти к дому, – сказал он, кинув взгляд в ту сторону, куда мы шли, скрываясь от собаки.

– Ты уверен, что шоссе там? – прошептала Маша, растерянно вглядываясь в темноту, освещаемую лишь тусклым светом фонарика.

– Да, – ответил Сашка, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

А я ничего не спрашивал, потому что окончательно заблудился. Я давно не слышал шума машин, но, скорее всего, просто потому, что ночью на той трассе обычно нет никакого движения.

Когда мы продолжили путь, я пытался убедить себя, что псина не причинит нам вреда. Может, она сама боялась людей, потому и не заинтересовалась нашим мясом, а мы надумали себе чёрт-те что? Может, хозяин над ней издевался, выбросил её из дома, а потому она теперь ко всем людям относилась с недоверием.

Примерно через полчаса дождь кончился, но до рассвета было как до Москвы пешком. Только редкие звёзды мерцали сквозь хвою, да ветер шелестел в вершинах, словно перешёптывался с самой ночью.

– Я устала, – заныла Люська, протирая красные сонные глаза.

Я взял Люськин велосипед, чтобы ей не приходилось везти его самой. Теперь я вёз свой велосипед правой рукой, а её – левой, но Люська всё равно с каждым шагом шла медленнее, будто засыпала на ходу.

– Давайте устроим привал, – предложила Маша, когда впереди замаячила небольшая полянка.

– Можно, – без особого восторга согласился Сашка.

Мы прижали велосипеды к стволам елей и сели на синие сидушки-карематы, которые Сашка достал из рюкзака. Кроме них он взял большую пачку чипсов и бутылку колы (несмотря на занятия спортом, он питался неправильно), а я – печенье и уже помытую черешню в пластиковом контейнере. Бабушка не разрешала есть нам всякую гадость. Нет, мы, конечно, иногда её не слушались, но сегодня у нас дома не нашлось ничего вредного, поэтому пришлось брать то, что было.

За перекусом время пошло быстрее. Маша и Сашка учились в одной школе и обсуждали общих знакомых. За их болтовнёй я даже на мгновение забыл о псине. Люська вскоре положила голову мне на плечо и задремала. Наверное, она действительно сильно вымоталась, бедняжка, раз уснула, несмотря на тёмный лес, окружавший нас со всех сторон. Не зря же считается, что детям по ночам надо спать. Должно быть, я ужасный брат. И себя напугал, и Люську. Папа хотел, чтобы мы остались дома. Он понимал, что дома с нами ничего не случится, а я зачем-то поперся гулять. Ради каких-то глупых подростковых комплексов и желания выглядеть крутым и смелым.

– А ты зачем Люсю-то с собой взял? – тихо спросила Маша, чтобы не разбудить Люську.

– Она захотела, – ответил я.

– Чего-то как-то по ней непохоже, – пробурчала Маша.

– Она думала, что ей понравится.

– И что, предки её отпустили?

Врать было уже бессмысленно, хотя я и пытался сгладить углы. Сказал полуправду: что родители и бабушка в городе, а мы решили погулять, благо отпрашиваться ни у кого не надо. Если бы предки были на даче, нас бы никто никуда не отпустил.

– А вас что, прямо на ночь отпустили? – спросил я ни то с восхищением, ни то с ужасом.

С одной стороны меня бесило, что бабушка вечно гнала меня домой в девять вечера, а то и раньше, будто мне пять лет; с другой – гулять посреди ночи я и сам не мечтал. Да, я трус. Уж извините.

– Я сказала, что иду на шашлыки к Грачёвой, у неё и заночую, – объяснила Маша.

– И что, они поверили? – удивился я.

– Лгать надо редко, тогда это не вызовет подозрений, – сказала она будто со знанием дела.

– А я сказал, что иду к тебе, – сказал Сашка, посмотрев на меня.

– Мог бы предупредить, а то вдруг они позвонили бы мне и спросили, – ответил я.

– Да расслабься ты, – отмахнулся Сашка.

Ну и ну. Значит, до утра нас точно не заметят. Папа более чем уверен, что мы носа из дома не высунем. Мама и бабушка думают, что папа давно с нами. И мы все втроём спим крепким сном. Предки ребят тоже считают, что те в безопасности. Шикарно. Нечего сказать. Казалось, страх впитался в кости, стал фоном, на котором теперь существовало всё остальное. Лишь бы рассвело как можно скорее и в лесу появился кто-нибудь, кто внушал бы доверие и показал бы нам дорогу.

– Может, предкам вашим позвоним? – неуверенно предложил я.

– Связи нет, – сказал Сашка, подняв повыше телефон, который всё ещё использовал как фонарик. – Да не парься ты.

Я посмотрел на свой сотовый, будто на последний лучик надежды: у меня тоже ничего не ловило, да и зарядка почти закончилась. Маша мобильник оставила дома. Лес будто сжимался вокруг нас, становился плотнее и глуше.

Через какое-то время Маша спросила, какие ещё антиутопии я читал, и между нами снова завязался разговор. Не признание в любви, конечно, но хоть что-то. Значит, я для неё не совсем пустое место. Сашка ничего не читал, поэтому, видимо, почувствовал себя третьим лишним. А может, заревновал.

Так или иначе, он угрюмо молчал, хрустя чипсами, а затем, подойдя ко мне сзади, толкнул в бок.

– Что если собака вернётся и скажет: «Гав!» – зловеще прошептал он прямо в ухо и резко схватил меня за плечо.

От неожиданности я взвизгнул. Да, как девчонка.

Дёрнулся так, что разбудил Люську, всё ещё спавшую, прижавшуюся к моему другому плечу.

– Что?! – она резко села; глаза были широко раскрыты, влажные волосы прилипли к щеке. – Кто это?

– Всё нормально, – торопливо сказал я. – Сашка шутит. Как всегда.

– Я хочу домой! – заорала она.

Люська вдруг вскочила так резко, будто впала в истерику или не до конца проснулась и не понимала, где мы, и побежала вперёд, шлёпая по лужам. Так быстро, что я едва поспевал за ней.

– Куда ты?! – крикнул я на ходу.

По лицу меня хлестали ветки, мокрые и колючие, ноги скользили на влажной земле. Лишь каким-то чудом я не упал. Кажется, Сашка помчался за мной. По крайней мере я очень на это надеялся, ведь сзади я слышал чьё-то учащённое дыхание. Но я не оборачивался, боясь упустить Люську из виду, и не окликал его, чтобы не тратить силы, которые нужны для бега.

– Люсенька, остановись! – снова крикнул я, уже не особо рассчитывая на то, что она меня послушает.

Мы петляли между деревьями целую вечность. Моё сердце бешено колотилось. Бок закололо. Я и представить себе не мог, что Люська умеет так быстро бегать. Остановившись буквально на считанные секунды, лишь чтобы чуть перевести дух, я заметил, что на моём кроссовке развязался шнурок. Проклятье! Испугавшись, что упаду, если не завяжу его, и что будет ещё хуже, я нагнулся, чтобы зашнуровать ботинок. Пока разбирался с ним, краем глаза заметил, что Люська, мчавшаяся в нескольких метрах передо мной, упала, поскользнувшись на скользком мху. А затем она как будто исчезла. Словно земля её проглотила. Из-за деревьев, заслонявших мне обзор, и темноты я толком не видел, что произошло.

Глава 7. Денис

Я пулей ринулся к тому месту, где упала Люся, но её там уже не было. И не было ничего, кроме зарослей и корней сосен. Нагнувшись, я аккуратно пощупал мокрую землю, будто надеясь на то, что Люсенька просто стала невидимой.

На глаза навернулись слёзы. Я больше даже не пытался их сдерживать. Я не только по глупости поперся гулять посреди ночи, но и потерял сестру.

За моей спиной послышались чьи-то шаги.

Сначала я решил, что это Сашка. Хотел уже окликнуть его, но в последний момент передумал: шаги были тяжёлые – не такие, как у него. Кто-то двигался, будто волоча ногу. И слишком медленно. Может, Сашка ударил ногу? Или сломал её? Но если бы он что-то сломал, он бы закричал от боли, и я бы это услышал. Я не мог не услышать.

Я замер, боясь озираться по сторонам. От страха будто оцепенел, хотя умом понимал: надо держать ситуацию под контролем.

– Сашка? – выдавил я, наконец, хрипло, почти не веря, что это он.

В ответ – лишь молчание.

Вдруг что-то массивное прыгнуло на меня, сбив с ног. Я успел заметить только глаза – те самые, жёлтые, и разинутую пасть, огромную, полную слюны, брызгающей на меня, и отвратительно вонючих зубов. Это была она: чёрная, огромная, с клочьями мокрой шерсти, будто сгоревшей на концах, собака.

Она зарычала так угрожающе, что я осознал: умру. Сегодня. Прямо сейчас.

Всё произошло очень быстро. Я почувствовал, как когти и зубы этой твари впились мне в плечо. Боль была короткая, как вспышка. Завопив, я выронил телефон – он шлёпнулся в грязь, экран мигнул и погас. Меня затошнило, и перед глазами, помимо пасти псины, замелькали какие-то красные огни. Кажется, я потерял сознание.

***

Я очнулся, когда кто-то брызнул мне в лицо холодной водой. Открыв глаза, я увидел, что сидел, облокотившись о ствол сосны. Надо мной на корточках склонился Сашка с пластиковой бутылкой в руке, а рядом с ним стояла заплаканная Маша. Псины поблизости не было. Плечо вроде бы не болело.

– Чего ты орал как резаный? – спросила Маша дрожащим голосом, вытирая щеку тыльной стороной ладони.

– Собака укусила… – прохрипел я, пытаясь подняться. Голова кружилась.

– Тебе это привиделось, – покачал головой Сашка. Его лицо плыло у меня перед глазами, расплываясь и снова собираясь. – Мы видели, как та тварь схватила Люсю за плечо и потащила… – он махнул рукой вглубь леса, туда, где тьма сгущалась. – Но мы упустили её…

Я аккуратно коснулся рукой места, куда меня, кажется, укусила собака, но не почувствовал там никакого дискомфорта. Следов крови тоже не было. Я поднёс руку к носу и тотчас сморщился, не учуяв ничего, кроме пота.

– Она не просто схватила её за плечо, – перебила его Маша, всхлипывая. – Она сорвала с Люси дождевик и стала закапывать его в землю.

– Не закапывала она его! – резко воскликнул Сашка и повернулся к ней. – Она просто схватила Люсю и куда-то уволокла!

– Нет, закапывала! Но я зацепилась за ветку и упала. Саше пришлось вернуться за мной, и мы упустили их из вида, – продолжила Маша.

Что за чёртовщина? Лица Сашки и Маши всё ещё периодически двоились у меня перед глазами, но я надеялся, что это от недосыпа и стресса. Я не мог сойти с ума. Меня не кусала собака, но собака утащила Люську? Зачем это собаке?

– Вы слышали, как я кричал? Я же звал Сашку? – спросил я.

– Да, слышали, – подтвердила Маша, – но ты как будто не слышал нашего ответа.

– В общем, мы тоже упустили Люсю из вида. Но не злись – я не думал, что так будет. Прости, в общем. Найдём мы её, – обнадежил нас Сашка, ковыряя ногти.

Что я должен простить? Что моя младшая сестра в лучшем случае заблудится в лесу, а в худшем… в худшем её ждёт что-то страшнее смерти. Но я промолчал. Постепенно зрение становилось острее – значит, я не рехнулся окончательно. А Сашка же действительно просто прикалывался. Впрочем, как и всегда. Но сейчас точно не время ругаться.

– Я думаю, надо получше поискать в том месте, куда убежала собака. Думаю, Люся там, – предположил Сашка, вставая с корточек.

– В милицию надо звонить, – ответила Маша, скрестив руки на груди. – Сами мы только ещё больше заплутаем.

– Мой телефон почти разрядился, – с горечью признал Сашка.

– А мой упал и разбился, – добавил я, подняв с земли свой сотовый. Экран – паутина трещин. Мёртвый камень.

– Надо самим её искать. Она не могла уйти далеко, – сказал Сашка.

– Уйти? Ничего, что её стащила эта чёртова собака?! – Маша теперь орала и со всей силы колотила Сашку руками по лицу.

Будто это чем-то могло помочь.

Я выхватил Сашкин телефон и трусящимися руками набрал 112. Сначала ничего не происходило – никаких гудков, а затем экран потух и больше не включался. Мы оказались не только без связи, но и без фонарика.

– Чудесно! Теперь мы в полной темноте, – с раздражением крикнула Маша.

– Свет есть, – возразил Сашка, нагнувшись к рюкзаку и на ощупь достав оттуда фонарик, гораздо мощнее телефонного.

Жёлтый свет от него осветил заплаканное лицо Маши и шевелящиеся верхушки сосен и елей, которые, казалось, шептали нам что-то, чего мы понять не могли.

– А телефона у тебя запасного нет?! – с надрывом спросила Маша.

Сашка покачал головой и начал кричать Люсино имя, пробираясь по корням. Мы последовали за ним, не решаясь разбиться на группы.

– Зачем ты кричишь? Это бесполезно, – шикнула на него Маша через какое-то время, остановившись и сделав несколько глотков воды из бутылки.

– Можешь искать по-своему, – гаркнул он.

– Кто-нибудь мог похитить её специально? – спросил Сашка.

– Вряд ли, – ответил я.

– У вас есть враги? – спросил кто-то.

– Да это просто маньяк! – заорала Маша и снова зарыдала. – У меня минус четыре, поэтому, когда мы впервые увидели псину, я сказала, что она была одна. На самом деле мне тоже показалось, что их было двое: настоящая собака и человек, притворяющийся собакой. Но я не была уверена.

– Не было там никакого маньяка, – возразил Сашка.

– А зачем тогда собака закапывала дождевик? Белый дождевик – яркая улика в лесу; она от него избавлялась, потому что её хозяин приказал так поступить, – предположила Маша.

– Да как же ты видела, что собака закапывала дождевик, если у тебя зрение плохое? – удивился я.

– Хватит уже болтать, лучше ищите и кричите имя Люси, – бросил Сашка. Мы подчинились.

У меня снова развязались шнурки, но я не решился их завязывать – хотя теперь уже было всё равно. Естественно, практически сразу я споткнулся, упал и ушиб колено. К горлу подступала тошнота. Меня немного мутило; перед глазами снова периодически возникали какие-то красные огни. Хотя, кажется, Сашка и Маша их не видели.

Мне хотелось, чтобы это чудовище поглотило и нас, сожрало, не выплюнув даже косточек, чтобы не пришлось возвращаться домой без Люсеньки и как-то говорить родителям, что Люсенька пропала. Я этого не вынесу. Лучше уж пропасть вместе с ней. Раствориться в этой мгле навсегда. Но, похоже, чудовище охотилось только за маленькими девочками или за теми, кто ходил поодиночке.

От этих мыслей во рту становилось кисло. Не знаю, как я смогу жить с этим. Про чёртовы, невовремя развязавшиеся кроссовки я родителям никогда не расскажу – они мне этого никогда не простят. А бабушка? Прямо сейчас она лежала в больнице, должна оправиться после инсульта. И тут такой удар: она этого не выдержит.

Мы блуждали по лесу, как загнанные зверьки: хрустели ветки, под ногами вылетали клочья мха, ели тянулись к нам своими тёмно-зелёными «пальцами», цепляли рукава, лица и волосы.

– Люся! – снова сорвалось с моего горла, но отвечало мне только эхо.

– Люсенька, ты где?! – кричал Сашка; голос его теперь иногда дрожал, как стекло перед падением.

Мы искали Люсеньку судорожно, слепо, на ощупь. Я шарил по кустам руками, словно пытаясь вытащить из них свою вину, будто она зацепилась там за сучья. В какой-то момент я потерял Машу из вида – видел перед собой лишь Сашкину спину. Наверное, она обогнала Сашку или куда-то свернула, желая поискать Люсеньку где-нибудь ещё.

Вдруг за раскидистой липой раздался какой-то шорох и чьи-то шаги. К шагам примешалось дыхание и всхлипывания. Кажется, какая-то девочка плакала в укромном уголке.

Глава 8. Денис

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я свернул туда, – предположив, что Люсенька там. Но вздрогнул, чуть не столкнув с ног Машу, сидевшую на корточках. Она вскрикнула, и я, смутившись, быстро ретировался в сторону. Могла бы предупредить, что ей приспичило по нужде. Только я не понимал, почему она плакала. То есть она и раньше плакала, но сейчас почему-то у липы плакала ещё сильнее. Как будто у неё случилось что-то ещё, и как будто она это скрывала. У Сашки я ничего спрашивать тоже не стал.