Гиблая Марь

– И то, что звезды помогли мне найти тебя, это судьба! Значит у нас еще есть надежда, – закончила свой тяжелый рассказ Грета, после чего стала развязывать поясной мешок. Мирина ожидала увидеть внутри сребреники или златник. Девушка высыпала содержимое на стол – гнилое сердце и пара почерневших косточек, что не смог до конца поглотить огонь.

– Я знаю, что в руках ведьмы огромная сила. Ты ведь сможешь его оживить? Все что осталось я собрала.

Ноги Миринки подкосились, и она едва успела присесть на лавку у стола. Только теперь она осознала откуда этот отвратительный сладковато-трупный смрад.

Может это магия, а может что-то человечное, но она умела чувствовать чужую боль, как свою. И глядя на эту девчонку, что столько вытерпела и теперь с надеждой смотрит на ведьму, было так сложно отказать. Что если Ноэль и правда дитя пророчества, и только Мира может помочь ему сбыться?

– Сиди здесь и не выглядывай, – решительно кивнула Мирина, – если тебя заметят, быть беде.

Хозяйка поплотнее задернула занавески и с беспокойством на лице вышла за дверь. Грета осталась сидеть на месте, и все же через маленькую щелочку между занавесками могла видеть, как ведьма выходит во двор в своем белом ночном платье. Ее волосы, рассыпанные по плечам, ловят звездный свет, блистают и отливают оттенками от угольно-черного до серебристого.

Куры будто знают, что произойдет, тревожно кудахчут в курятнике, а потом наступает тишина, коей никогда не услышишь в лесу. Обычно лес живет – говорит скрипучими голосами деревьев, поет птицами на рассвете, рассказывает сказки стрекотанием кузнечиков; но, если он молчит – ничего хорошего не жди.

Мирина опустилась на колоду. Руки лебедем легли на колени. Она глубоко вдохнула и потом… запела. Голос тот был средоточием боли и счастья, вины и великодушия, благоговения и воинственности. А еще, напитан магией. Ветер разносил по лесу звуки, заполняя тишину. Грете захотелось выйти из домика, так сильно тянуло ее это пение. Забыв обо всем, что говорила ведьма, она поднялась на ноги и направилась к двери. Ей хотелось прильнуть к Мире и раствориться в музыке навсегда.

Грета почти подошла к двери, когда заметила снаружи шевеление травы. Она замерла, просыпаясь от наваждения, и стала вглядываться в ночь. Тут и там трава зашелестела, а где-то далеко в лесу зажглись первые огоньки – желтые, серебристые и алые. Глаза!

Первым в свет луны выбралось обезображенное раздутое существо, лишенное ног. Оно тяжело сопело, ползло к ведьме, оставляя за собой гнойный след, и, в конечном итоге, остановилось лишь у покосившегося заборчика.

Небольшие пухлые существа оказались смелее. Они проворно выпрыгнули на поляну и наперегонки бросились к девушке. Парочка легла у ее ног, один забрался на колени, настойчиво требуя, чтобы его погладили, а самый смелый забрался на голову и принялся играться с волосами. Но они не были безобидными. Их челюсти едва закрывались из-за обилия мелких острых зубов. Существа то и дело пытались укусить девушку за пальцы или лицо.

Отовсюду принялись выползать странные создания ночи, но все же большая их часть предпочитала наблюдать издалека, лишь яркие блики глаз выдавали их присутствие. Все твари наслаждались магическим пением, в животном понимании этого слова. На Миринку они шипели, пускали слюни и не сводили хищных глаз, но напасть не решались, уж слишком им нравилась ее песня.

А потом шипение приобрело темп, ритмические паузы – все это отдаленно напоминало человеческую речь, в извращенном ее проявлении. О, они говорили с ведьмой, а та – понимала их.

Когда песня стала подходить к концу, Мира аккуратно, но настойчиво сбросила со своих колен странных существ и стала пятиться к дому. Песня кончилась слишком резко будто отрезали. Существа завизжали от ярости, лишившись приторного опьянения магией. Лес ожил – рычание, лязг когтей, утробное бульканье – твари бунтовали. Но ведьму это не пугало, она продолжала отступать, и перестала петь лишь тогда, когда оказалась в доме и заперла дверь на засов.

Грета дрожала – она ведь совсем недавно провела целую ночь в этом лесу, наивно полагая, что в безопасности. Теперь она смотрела на Миру по-новому, не как на одинокую девушку, живущую в лесу, а как на самую настоящую ведьму.

– Ты их кормила! – в ужасе осознала Грета и попятилась к стене. До глубины души это задело Миру – ее боятся, словно лесную хтонь. Но она и правда делала нечто ужасное – откармливала существ своей магией через пение, но взамен получала нечто очень важное – знания. Учителя ведь у нее никогда не было.

– Я с ними говорила.

– И что они сказали?

Мирина глубоко вздохнула:

– Не вернуть твоего брата, не в моих это силах.

Худенькие ножки подогнулись, и Грета упала. Рот широко раскрылся, но крика так и не раздалось, лишь жалобный, лишенный всяких надежд скулеж.

– Полно тебе, слезами мертвых не вернуть, – Мирина положила руку на сотрясающиеся плечи девушки, – Но я знаю, как сделать, чтобы предсказание волхва все же сбылось.

IV

В доме кузнеца стояла благодатная тишина, лишь редкое посапывание хозяина нарушало царившую идиллию. Спал Яков прямо у горна, что еще не успел остыть после долгого трудового дня и умело согревал комнатушку, служившую хозяину и кузницей, и местом ночлега. Молот и щипцы отдыхали в углу, дожидаясь утра чтобы вновь приняться за работу, и уж точно не ожидали, что сегодня приступят к ней гораздо раньше обычного.

В окно постучали едва слышно. Так, как никогда не стучат его посетители. Мужчины тарабанят так, что окна дребезжат еще пару секунд, потому этот звук кузнец сначала принял за удар веточки рядом стоящего дерева, пока не постучали еще раз. Яков не мог представить, что в такой поздний час могло от него понадобиться, потому с интересом поплелся к входной двери, мимоходом подтягивая портки с незатянутой веревкой. Огромному мужику бояться нечего – он смело распахнул дверь. Мирку он знал давно, а вот ее спутницу видел впервые.

– Чего тарабанитесь, трудолюбивому народу спать не даете! – Яков нахмурился так, что его тучное лицо почти полностью стянулось в одну точку. В его жизни случалось многое, даже благородные особы захаживали, но чтоб ведьма посреди ночи пожаловала – такое впервые.

– Ты прости Яков, но работа не терпит отлагательств. Нужен нам меч хороший, – Мирина протянула руку и разжала ладонь. На ней лежала пара золотых монет – все, что было в запасе. Довольно большая сумма – Мира собирала ее ни один год. Кузнец заметно подобрел, расплылся в ухмылке, но та быстро пропала, когда ведьма добавила: – К утру.

– Кто ж хорошие мечи за одну ночь кует?

– Ты попробуй, а я помогу.

Яков почесал щетину на шее, размышляя над предложением. С одной стороны, с ведьмами якшаться – себе дороже, с другой, Мирку он давно знал да ничего плохого за ней не замечал. Если б не глаза странные, так за простую девку сошла. Да и не каждый день ему такие хорошие деньги в этой деревеньке предлагают, а некоторые вообще картошкой повадились расплачиваться.

– Ладно уж, заходите, – согласился Яков, хватая монеты с крошечной руки Миры. Словно маленькие птички девушки впорхнули в кузницу, принося с собой смолистый запах леса и душистого мыла.

Яков бросил монеты на стол и надел фартук из плотной кожи прямо поверх портков и подошел к горну. Прежде чем его использовать, необходимо поднять температуру до достаточного уровня. Одних дров мало, обязательно нужен уголь. Но не успел кузнец закинуть внутрь и щепки, как печь вспыхнула, обдавая мужчину нестерпимым жаром.

– Я же говорила, помогу, – тихо произнесла Мирина, стеснительно топчась у входа. Яков обернулся, уже жалея, что соблазнился монетами. В темноте глаз ведьмы почти не было видно, лишь белые всполохи то и дело поблескивали на их месте.

Кузнец смачно харкнул прямо на деревянный пол.

– Тьфу на тебя!

И больше ничего добавлять не стал. Впереди его ждала тяжелая и тонкая работа. В первую очередь необходимо подготовить несколько стальных пластин. Острие клинка изготавливается из жесткой и твердой стали, а для сердцевины нужна гибкая и податливая – только так получится сделать оружие, которое сможет хорошо держать заточку и славно послужит в бою воину.

Наметив форму будущего меча, Яков с осторожностью поместил пластины в печь. Ночные гостьи наблюдали, как пот стекает по его багровой шее, как языки огненного света пляшут на его лице. Никогда Яков не чувствовал себя так уверенно. Ему даже удалось расслабиться и забыть о ведьме, но, когда сталь приняла нужное состояние за считанные секунды, кузнец вспомнил, что горн полыхает не обычным огнем, а магическим. Пламя резвилось и разгоралось без угля и дерева, а сам кузнечный горн урчал, словно брюхо голодного медведя. Якову стало дурно, он хотел все бросить и прогнать девиц, но боялся, что они разозлятся. Если ведьма смогла разжечь огонь такой силы, то что она сделает с ним самим!

Теперь, когда сталь стала достаточно мягкой, Яков достал клинок, чтобы придать ему форму тяжеленным молотом.

– Подожди, – скомандовала Мира и подошла ближе. В руках она держала дурно пахнущий мешок, с которого что-то капало. В тусклом свете горна и маленького огарка свечи сложно было различить цвет жидкости, он казался каким-то черным или может бурым.

Мирина потянула за тесемку, а потом перевернула мешочек над раскаленным мечом. Все произошло слишком быстро, и все же Яков сумел разглядеть выпавшие косточки и кусок буро-серой плоти. Они зашипели, словно сало на сковороде. Рука кузнеца дрогнула, норовя выронить раскаленную сталь, но в последний момент опытные пальцы сжались. Кости и кровящая плоть испарились в считанные секунды, оставляя за собой лишь удушающе-приторный запах.

– Меч, выкованный из стали, кости и плоти ребенка из предсказания станет самым лучшим твоим творением, – уверенно произнесла Мира, а потом повернулась к девочке, в глазах которой стояли слезы. – Все, как и говорилось в предсказании: «Лишь ребенок, рожденный в этой семье, сможет обратить свое сердце в сталь и сплотить вокруг себя людей, чтобы положить конец войне». Грета, стань рукой, направляющей этот меч, чтобы Ноэль смог прорубить дорогу к мирному будущему.

В лесу волка только глупец боится

I

Лес пахнет прохладой. Горстью помятых спелых ягод, белым грибом и влажной землей. Холодным ручьем и паутинкой, сплетенной между ветками деревьев, березовой корой и костром одинокого путника, мшистым зеленым ковром. Но лес пахнет трухой, разлагающимися в тени трупами животных, болотом и хтонью.

И все же для Миры нет ничего милее ее родного домика, окруженного ароматами леса. Здесь стопы не выбивают пыль из земли, не раздаются крики детворы или мужская брань. В деревню девушка без дела не ходила, а коль приходилось, сталкивалась с хмурыми взглядами местных жителей. Ведьму они не гнали, но и радушного приема не оказывали, побаивались. Зато целители да аптекари охотно с Мириной общались: много она с них не брала, а травы всегда лучшего качества приносила.

Но в тот день все было не как обычно. Едва Мира ступила на деревенскую дорогу, как почувствовала: что-то не так! Солнце высоко над головой, а на улице ни одного ребенка не видно. Взрослые тоже на пути почти не попадались, а те, что встретились, с особой злостью смотрели и перешептывались.

Мира старалась на них внимания не обращать, но шаг ускорила. Благо дом местного целебника Бессона стоял на самом краю деревни, аккурат рядом с лесом. Внутрь он девчонку никогда не пускал, всегда вел дела через забор, с высоко поднятой бородой. Он не любил Миру, равно как и всех остальных людей, потому рядом с ним девушка не чувствовала себя какой-то особенной.

Стоило приблизиться к калитке, раздался громкий собачий лай. Местная дворняга просунула мордашку между досками забора, зло зарычала. Сама она не больше кошки, но на Миринку всегда реагировала агрессивно. Впрочем, как и большинство животных, но к тому быстро привыкаешь. Не обращая внимания на собаку, стала она ждать хозяина, что непременно выйдет на шум.

Бессон показался через минуту, сразу следом за большим животом, что вырос не без помощи Мирины; много денег он выручил за ее травы. Тяжело кряхтя, мужчина подошел к забору и оперся на него пухлыми руками. Собачонка тут же успокоилась, легла у ног хозяина, но глаз с непрошенной гостьи не сводила.

– Говорят, на днях тебя у Якова видели. Часто ты к нам захаживать стала, – вместо приветствия произнес Бессон.

– И всегда без желания.

Мира развернула сверток с травами, демонстрируя товар – несколько разных корешков для лекарств от кашля, большой пучок сон-травы и то, что особенно заинтересовало местного лечебника – маленькие стебельки с серебристыми листьями.

– Рано еще для Ласковой Мары, – с сомнением поглядывая на редкие травы произнес мужчина, но ведьма уловила в его голосе заинтересованность. Это красивое и безобидное с виду растение не просто так носило имя богини смерти. Правильно сваренный отвар мог излечить даже самые страшные болезни, но стоит ошибиться лишь на скрупул и выпившего ждет неминуемая смерть. Оно росло на болотах и местах сосредоточия смерти. Нечисть всякую такие места тоже привлекали, потому собирать Ласковую Мару решались лишь под охраной или такие как Миринка – кому деваться больше некуда было.

– Далеко в лес, наверное, пришлось зайти, – протянул Бессон, прикидывая ближайшее место, где могли расти серебристые травы. Его мясистые пальцы потянулись к растению, но так и зависли, не коснувшись листка – брать голыми руками Ласковую Мару не стоит, пальцы будут гореть, как от печного угля. – Продала бы на ярмарке, хорошие деньги выручила. Знаешь же, я много не дам.

– Не люблю я людей. Да и они меня, – произнесла девушка, принимаясь сворачивать сверток.

– Может и правильно, – махнул рукой Бессон, – сейчас отовсюду плохие вести идут: у кого скот дохнет, у кого посевы не взошли, а где-то люди всей деревней болеют. И ведьмы попрятались.

– А у вас тут что? Мужики да бабы хмурнее обычного, – Миринка туго перетянула сверток бечевкой и протянула мужчине. Он сразу же спрятал товар за пазуху.

– Мальчишки у нас пропали уже два дня как. Говорят, видели, как в лес заходили, да не вернулись. Не встречала?

Мира отрицательно покачала головой и протянула ладонь для платы. Мужчина притворно хлопнул себя по лбу, будто бы и правда случайно запамятовал, а потом потянулся в карман за кошельком. Скрупулезно перебрав монеты, он вытащил одну серебряную – совсем гроши за такие травы, но Миринка других денег за травы не знала, поэтому с благодарностью приняла плату.

– Так что ты в деревню пока не ходи. У нас тут не Оцелот, конечно, но все-таки от горя бабы могут обезуметь и в пропаже детей обвинить, – как-то заботливо, по-отечески произнес Бессон, и от этого им обоим стало неловко.

– До конца лета и не приду, так что раньше травок не жди. Если что срочно нужно, так сам заходи, – сказала ведьма и развернулась, чтобы уйти.

– Ты постой! – окликнул мужчина. – Тебе тут кузнец деньги передал. Сказал не хочет грех на душу брать, и черные деньги ему не нужны. Просил не ходить к нему больше.

Миринка безразлично пожала плечами, мол совсем ее не задело обвинение в черном колдовстве, забрала горсть золотых монет и поспешила поскорей из деревни убраться.

Нынче всюду беспокойно. Уходя, Грета обмолвилась – не одна она ведьм ищет. А они как сквозь землю провалились. Можете и Мире бежать пора?

II

Мира возвращалась домой с отяжелевшими карманами. Она беззаботно перепрыгивала с кочки на кочку, ощущая голыми ступнями приятный хлад болотной воды. Со всех сторон, спрятавшись в невысоких кустах, кричали выпи. Их голоса звучали зловеще, угрожающе и насмешливо. Люди часто путали смех некоторых лесных существ с криками этих безобидных птиц; шли себе, не боялись, а на самом деле двигались в самое логово кровожадных тварей.

Впрочем, кто страшнее – нечисть иль птица болотная – спорить будут. Не зря выпь сторожем топей зовут. Говорят, она проводник между миром живых и мертвых. А крик ее – предупреждение: «Ступай своей дорогой, чужак, здесь тебе не место».

Но за годы жизни в лесу Мира научилась различать звуки: когда зверье кричит, а когда нечисть балуется. Но не те, не другие ее не трогали. Может чувствовали в ней что-то родственное, не людское, а может считали, что она того не стоит – на костях и мяса почти нет. И все же она судьбу не гневила, большое скопление хтони обходила, на голоса в лесу не отвлекалась и с протоптанного пути старалась не сворачивать.

Поэтому, возвращаясь от Бессона и услышав крик, девушка замерла как вкопанная. Он раздавался справа – из-за густой поросли кривых деревьев. Сплетенные друг с другом стволы создавали живую стену, из-за которой ничего не разглядеть. Поразмыслив секунду, Миринка решила туда не соваться, мало ли какая голодная тварь заманивает путников. Девушка уже было двинулась дальше, но за криком послышалась порция совсем не изящных ругательств. Лесные существа, конечно, пародировали речь людей, но такое Мира слышала впервые. Ей вспомнились слова Бессона о мальчишках, ушедших в лес, потому решила проверить.

Она свернула с тропинки и аккуратно, чтобы не увязнуть, двинулась к неизвестному криволесью. По дороге прикидывала, как лучше пробраться через заросли и не разодрать одежду. Выбрав самый большой лаз, Мира свернула к нему. Волосы путались в ветках, но детский крик, что с каждым шагом становился громче, подстегивал двигаться дальше. Со временем залесок становился более редким, и вскоре Мира вышла на небольшую поляну с кособокими деревьями. На одном из таких, активно болтая ногами, висел белобрысый мальчишка. Снизу у дерева прыгали два чертенка – еще маленькие, совсем несмышленыши. Они забавно похрюкивали приплюснутыми носами и радостно визжали подобно свинкам. Эти существа обожают качаться на ногах людей, для них они словно качели, потому чем активнее ребенок болтал конечностями, тем сильнее это раззадоривало чертят. Они прыгали и визжали, стараясь достать побледневшего от страха мальчишку.

– А ну кышь! – топнула ногой Миринка, и, испугавшись ее неожиданного появления, чертята бросились врассыпную. Далеко они, конечно, не убежали, наверняка притаились за ближайшим кустом, но для людей такие малыши были не опасны, поэтому девушка без страха подошла к дереву и подняла голову. Грязные пятки почти доставали ей до макушки, – Прыгай, трусишка – никого уже нет.

Белобрысый зыркнул на спасительницу большими синими глазами и едва сдержался, чтобы не показать язык.

– А я и не боюсь! – вредничал он.

– А кричал зачем тогда?

– Это такая хитрость! Я их распугивал.

Возиться с мальчишкой у Миры времени не было, потому она пощекотала голую пятку. Ребенок взвизгнул, разжал пальцы, что сжимал из последних сил и упал прямо на поросшую мхом поляну. Девушка засмеялась удавшемуся маневру. Словно злой воробьишка он тут же подпрыгнул на ноги и сжал тощие ручонки в кулачки.

– Ах ты! Ну я тебе! – насупился ребенок, но взглянув в глаза спасительнице потерял всю решимость. – Ведьма…

– Что, девчонки боишься? – с вызовом спросила Мира.

– Так если б девчонку, ты же ведьма! Знаешь, что о тебе в деревне говорят? – в свою защиту ответил мальчик и опустил кулачки. Белобрысая головешка завертелась по сторонам, явно ища путь к отступлению.

– Не знаю и знать не хочу! Если каждого слушать, то и в себе разуверишься. А ты значит из этих? Потеряшек? Зовут тебя как?

Мальчик вновь бросил обиженный взгляд.

– Тебе имя скажи, а ты потом душу заберешь.

– Нужна мне душа такого трусишки, – специально подначивала Мира, и это сработало. Гордо выпятив грудь, мальчишка представился:

– Макар меня зовут.

– А остальные где?

Ребенок опустил голову, косясь на испачканные пальцы ног. Ему явно было стыдно, и Мирина уже думала, что не дождется ответа, но парнишка заговорил: – Мы вдвоем в лес пошли, чтоб лешего погонять, а когда встретили его, испугались. Я самый первый бежал, а успел ли друг – не знаю. Может уже дорогу домой нашел.

Мирина не стала говорить, что мальчик домой не вернулся. Если и правда Леший был, так он вряд ли бы тронул, возможно, второй просто заплутал. Но если на кого пострашнее наткнулся, явно уже не жилец.

Макар поднял голову – синие глаза, россыпь веснушек и щель между зубов. Он хотел казаться смелым, но Миринка видела его насквозь, и уже знала, что нужно делать.

– Я третий день не ем, голод ужасный, – жалобным голоском произнес мальчик, – От ягоды выворачивает.

Девушка развела руками:

– У меня с собой ничего нет, уж извини. Пойдем, провожу тебя.

На веснушчатым лице расцвела улыбка. Казалось, мальчишка забыл все те события, что произошли с ним за эти дни, перестал бояться ведьму, он просто мечтал поскорей вернуться домой.

Ведьма повернула в противоположную от зарослей сторону, и горстка чертят бросилась наутек. Они понимали, что больше не смогут задирать парнишку, а значит лучше поискать кого-нибудь поинтереснее. Мирина двинулась к топям. В этих местах пешие тропинки были такими тонкими и едва заметными, что даже ведьма опасалась ходить. Иногда ноги с противным чавканьем погружались в жижу по голень, но следом непременно шла твердая почва. Макар не жаловался, шел позади, мурлыкая под нос какую-то одному ему известную песенку.