Охота на последнюю добычу

Я лежал в своей блевотине и никак не мог привести дыхание в норму.

– Будешь говорить, мудила?

Но я уже не мог произнести ни слова. Даже не совсем понимал, чего он хочет от меня. Лишь рваный хрип вырывался из моих лёгких, сознание плавало обрывками в гулкой боли.

Краем восприятия я отметил, что Дэв бросил биту и прошёл к двери. Комната наполнилась бряцанием военных ботинок.

– Дайте ему, – негромко приказал Дэв, а сам бросился на диван, – по голове, печёнке и почкам не бить, – нехотя добавил он.

Услышав эти слова, я едва держался, чтобы не расплакаться от облегчения – он решил не убивать меня. Надо всего лишь ещё немного потерпеть. Немножко, Кит. Совсем немного потерпи…

Боевики стали пинать меня, но делали это как-то без огонька. Но легче мне от этого не было. Мышцы всего тела уже и так были отбиты. Даже простого прикосновения было достаточно, чтобы вызвать мучительную боль. А тут удары берцами…

– Чего вы его гладите, как бабу?! – Вдруг рявкнул Дэв, – я приказал отпиздить, а не приласкать!

Бойцы испугались.

От всеобъемлющей боли я сломался и заорал. Стал корчится на полу, пытаясь уйти от ударов, но они настигали меня повсюду.

И я отключился.

Глава 4. Давид. Милосердия?

Ублюдок конченный! Сука! Гавнюк! Как ему вообще в голову такая хрень пришла?! Вечный пофигизм, улыбочки, и вдруг… учудить такое!

Не ожидал. Вот не ожидал и всё! Я даже охране не приказывал не пускать его. Да мне, мать его, и в голову не могло прийти, что он на такое способен.

Но надо отдать должное – держался он на уровне. Чем ещё раз поразил меня. Приехал, хотя трясся, как осиновый лист. И умолял, и плакал, и умирать-то ему не хотелось. Но ведь, сука, один хрен – не сдал девку в результате!

Честно – меня это поразило. Не ожидал от этого «беспечного мачо», как его называет Дэм, и «не мужчины», по характеристике мамы, такой стойкости.

Это заинтересовало. Я решил, что убить всегда успею. Хотелось бы посмотреть, до какого предела продержится. Поэтому не стал его калечить. Посмотрю ещё.

Ладно. Признаюсь ещё кое в чём. Добавлю лирики. Не такое уж я прям чудовище.

Когда совсем уж было решил отбить ему почки, чтобы потом всю жизнь ссался под себя, вдруг вспомнил один момент.

Это было давно. Словом, когда мы были ещё пацанами. Да вот здесь же, на острове.

Шагали мы, уже не помню зачем и куда. И вдруг Кит говорит: «Дэв, гляди, видишь там дерево?» Ну, говорю я. «А видишь на дереве красное яблоко?» – продолжает он. Ну, – опять-таки отвечаю я. «Так давай, мол, кто быстрее добежит и успеет сорвать, тот и съест!»

Он не стал ждать моего ответа и бросился со всех ног вперёд. Помню, у меня возник азарт – ну уж нет, дружок, не съесть тебе этого яблока, зря залупаешься!

Бросился за ним, а ведь я-то старше на три года! В два счёта его догнал и вот-вот бы перегнал, но этот пиздёныш вдруг подставил подножку!

Я с размаху растянулся, он бежать дальше! Только пятки сверкали! Я, мать его, в момент вскочил, как дал жару, несмотря на разбитые коленки и локти!

Догнал сучонка, с ходу вырубил, и бегом за яблоком. Махом с разбегу запрыгнул на дерево, снял яблоко и в два укуса проглотил.

И только потом оглянулся на Кита.

Он так и лежал, где упал.

Я спрыгнул, и к нему. Оказалось – шмякнулся головой о камень. Кровищи! Лежит – в лёжку, как неживой, хотя дышит.

Я тащил его на себе пять километров до особняка.

Там, конечно, кипиш: как, что? Софья Дмитриевна в истерике, Ульяна плачет (Ангелики ещё не было). Мой отец надавал мне тумаков, пытаясь выведать, как так получилось. Я молчал – с какого я должен свидетельствовать против себя?

Если короче: когда, наконец, Кит очнулся – я стал героем. С его слов – он спровоцировал меня на пари, бежали, он споткнулся, а я его спас.

Как-то так. Такое вот воспоминание.

В общем: почки я ему решил пока не отбивать. Всё.

Посмотрим.

Ровно в шесть, когда я уже собрался на развод охраны, ко мне ворвалась Софья Дмитриевна. Рыдая в голос, она рухнула при входе на колени и поползла ко мне.

– Дэв, мальчик мой! Ради Бога! Ради всех святых! – Охватила она мои ноги, захлёбываясь эмоциями, – если я когда-нибудь! Дэв! Давид! Милосердия! Прошу тебя! Я, старуха, прошу тебя! Умоляю! Прости – господь наш прощал, и ты возьми с него пример! Ради всех нас! Не отбирай сына!

Я попытался поднять её.

– Встань! К вам претензий у меня нет.

– Нет, нет! Дэв, я не встану! Прости его, прости ради Господа нашего! Умоляю! Оставь моего единственного сына живым! Он не ведал, что творил! Ты умный, великодушный! Пожалуйста, ради своего отца, а моего брата, царствие ему небесное! Ради твоих бабушек! Прости, я умоляю тебя!

– Ты мне вот что скажи: откуда ты узнала? – Задал я очень важный вопрос, – кто тебе сказал?

– Никто! Дэв, ты – наш благодетель! Я тебя всегда очень уважала, всю твою семью, и очень любила! И всех своих детей так воспитывала! Никто. Никто мне не сказал, господин наш! Я записку на кухне нашла. Без подписи. Вот она!

– Хорошо. Успокойся.

– Ты оставишь его? Мальчик мой! Господин наш! Умоляю, умоляю тебя! Смилуйся, по дурости, чисто по дурости! Не губи!

– Охрана! – Гаркнул я, и в мой кабинет вошли бойцы, – уберите. И не выпускайте из её покоев.

Визжащую, умоляющую и рыдающую тётю волоком вытащили из комнаты.

Я вздохнул.

После развода я решил ненадолго прилечь. Не спал ночь. Вздремну пару часов.

Меня разбудило прикосновение к моему телу. Я резко перехватил чью-то руку и услышал женский писк.

Я сел на кровати. Перед нею на коленях виднелся силуэт девушки.

– Кто такая? – Спросил я.

– Это я, Ангелика… – ответил мне смущённый голос.

Я выдохнул и отпустил хрупкую руку.

– Чего тебе здесь надо? Уходи отсюда!

– А… эээ… а можно, я останусь? – Дрожащим голосом спросила сестра.

– Нет, нельзя! – Отрезал я, – я не отпущу твоего грёбанного братца, так что пошла вон! Пока сама на его месте не оказалась! Надоели, мать вашу!

– Я не за этим! – Отчаянно пискнула она.

– А за чем?! – Рявкнул я.

Она молчала, но я почувствовал её эмоциональное напряжение.

Положил ладонь на её плечо. Она тряслась всем телом.

– Ну?! Чего надо, быстрее говори!

– Я… – Задыхаясь от страха, проговорила она, – я… хочу остаться с вами… в… постели, – я услышал, как клацали её зубы.

Реально растерялся. На фига? Ааааа, ну конечно, понял.

– Думаешь, если я трахну тебя, отпущу Кита? Этого хочешь?

– Нет! Нет! – Вскрикнула она, – просто так. То есть не просто так. Просто… я просто этого хочу. Не чтобы вы отпустили Кита. Просто… просто… я вас… люблю. Давно. Я хочу стать вашей.

Спросонья я опять ничего не понимал. Что?

– В смысле? Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Она заплакала.

Я немного подумал.

– Ты хочешь ко мне в постель? – Перефразировал я.

Она покивала.

– Потому что любишь меня?

– Да… – еле слышно сказала Ангела.

Я почувствовал, как член наполняется кипящей кровью. Вспомнил свой неудавшийся вечер, на который я возлагал такие надежды.

– Уверена?

Снова кивок.

– Ангела.

Она подняла лицо. Я не различал его черты в сумерках, царящих в моей спальне из-за плотных штор.

– Я на отпущу после этого Кита. Ты должна об этом знать.

– Я не из-за этого, клянусь! – Жалобно сказала она.

– Хорошо, – я поднял её и бросил на кровать, задрав тряпки, бывшие на ней и сорвав их с её тела.

Оно белело в темноте стройными линиями.

Я не мог больше сдерживаться. Мне реально нужна была разрядка. Она сама пришла. Что ж.

Я упал сверху, целуя её в губы. Сжав в кулаке её небольшую грудь, я вонзился в неё, как голодный волк.

Её визг отразился от стен и вонзился куда-то глубоко в меня.

Я резко остановился, тяжело дыша.

– Мать твою! Ангела!, – ощущая под собой сжавшееся, дрожащее тело, – ты, чёрти бы тебя забрали, девственница?!

– Да, – пискнула сестра, – была.

– О Боже, – я снова растерялся, – почему не предупредила, дурочка?

– Это неважно, – отдышавшись, она охватила меня ногами, – я хочу быть с вами… быть вашей… – она робко провела ручонками по моей груди.

Я выругался.

– Бестолочь маленькая. Ну ладно. Назад уж пути нет.

Я продолжил начатое, но уже, естественно, гораздо осторожнее. Все-таки, это была моя сестра, а не какая-нибудь шмара. И, судя по её словам (хотя, возможно, лживым), хранила себя для меня. Что ж. Я это оценил. Тем более, даже не попросила ничего за своё тело.

Я постарался быть бережным, пусть даже с опозданием. И даже нежным – не побоюсь этого слова.

Насколько я мог судить, девчонке понравилось.

Потом я заснул.

Меня разбудила охрана.

Они в панике сообщили мне, что ко мне хотела зайти мама, но они не решились пустить её, зная, что у меня женщина.

Я услышал истерические вопли за дверью, посмотрел на прифигевших от ужаса мужиков.

Улыбнулся.

Глава 5. Никита. Пытка

Меня вернули в сознание боль и собственные стоны. Я медленно приходил в себя, и очень жалел об этом. Боль буквально затопляла меня всё сильнее. Всё тело было как будто не моим, я не мог управлять им. Голова раскалывалась. Не было сил даже сил поднять её, чтобы осмотреться. Я не понимал, где я и что со мной.

И очень хотелось пить. Я попытался облизать покрытые кровавой коркой губы, но язык был абсолютно сухой.

Что же касается стонов – я не мог, физически не мог их сдерживать. Дело было не только в боли. Тут было ещё что-то, чего я не мог понять. Моё тело, помимо боли, мучало меня как-то ещё.

Я попытался ощупать себя, но вдруг понял, что у меня нет рук. Их реально не было. Я не чувствовал их и не мог что-то ими сделать. Это наполнило меня таким первобытным ужасом (неужели этот бесбашенный садист отрубил их?), что я, сделав невероятное усилие, с глубоким стоном всё же поднял голову.

Я едва видел окружающую обстановку, так как вместо глаз у меня были две маленькие щёлки. И всё же постепенно до меня дошло моё положение: я был подвешен за руки к потолку на той самой цепи, к которой мы прицепили Лав. Только мне, в отличии от неё, была сделана «поблажка» – я стоял на полной стопе. Если бы он просто подвесил меня – я бы уже сдох, потому что вынести ещё и свой вес было бы невыносимо в моём положении.

Спасибо, братишка. Ты невероятно добр.

Рук я не чувствовал вообще. Он с ума сошёл. Сколько я так вишу? Ведь без достаточного притока крови мышцы могут атрофироваться! Он что, решил, вместо того, чтобы убить, сделать из меня инвалида?

Я даже на помощь позвать не мог. Голос сел, и я мог только шептать или хрипеть.

Кроме того, я ощутил, что мои трусы и штаны мокрые. Наверное, это произошло, пока я был без сознания.

От боли, неудобной позы, страха и бессилия у меня потекли слёзы. Я старался слизать их, чтобы добыть хоть капли воды.

Медленно текли мучительные минуты.

Вдруг я услышал какой-то звук. Кто-то вошёл в комнату.

Я снова с трудом поднял голову. Женщина. Осматривает комнату.

– О, господи, – пробормотала она, – шалуны.

Тут её взгляд остановился на мне, и она подошла поближе.

Мы одновременно вздрогнули от удивления. Она – заметив в каком я состоянии и даже вскрикнув, а я – потому что это была… Василиски.

Она стояла в паре шагов от меня, прижав тонкую ладонь к груди и рассматривала меня. А я готов был умереть от унижения.

Наконец она шагнула вперёд. Неожиданно протянула руку и погладила меня по щеке.

– Ничего себе! Как тебя отделали! – Мне даже на секунду почувствовалась в её голосе жалость.

Но она тут же пресекла мои галлюцинации.

– А ты смотришься на своём месте! – Заявила она, – теперь понял, наконец, кто ты и в роли кого ты здесь?

Но мне было наплевать на её слова. В данный момент они меня совершенно не трогали. Мне очень хотелось пить. Но попросить её дать мне воды – было выше моих сил. И всё же… пить безумно хотелось.

Она снова провела ладонью по моему лицу.

– Больно?

Я молчал.

– Это сделал Давид?

Я снова промолчал.

Она с размаху залепила мне пощёчину.

Голова взорвалась изнутри невероятной болью. Я не удержался от крика. И слёзы бессилия снова потекли по запекшейся крови на моём лице.

– Я задала вопросы! – холодно сказала сука.

– Да, мне больно, Василиски, – прохрипел я с трудом, чувствуя в горле острое першение, – прошу, не делайте так больше.

– А ты отвечай на вопросы, ничтожество! Кем ты себя возомнил? Или ты до сих пор не понял, кто ты здесь?

Я пытался справиться с наполнявшей череп болью. Кроме того, я почувствовал, что из носа вновь потекла кровь. Откуда у неё столько силы, ведь она такая маленькая и хрупкая?

Ещё один удар просто выбил меня из реальности.

– Это был вопрос!

Я что-то должен сказать… какой был вопрос?

– Повторите… я не помню вопроса… – прошептал я, потому что говорить было слишком больно.

– Кто ты здесь?

– Прислуга, – ответил я.

– Умничка, – похвалила меня ненавистная тварь, – можешь, когда хочешь. А то раньше хамил, ставил себя на один уровень с моим сыном. Зачем ты так себя вёл?

– Я не знаю. Простите меня, Василиски.

– Ну ты смотри – вот хороший же мальчик! – Она снова погладила меня, уже не только по лицу, но и по волосам… шее, – мне нравятся хорошие мальчики, Никита. Даже жаль, что Давид решил ликвидировать тебя. Раз ты исправился.

Несмотря на боль и целую гамму негативных чувств, я вздрогнул.

– Это он сказал? – Прошептал я.

– А кто же ещё? А ты ожидал чего-то другого?

– Я надеялся… он не стал калечить… думал, он оставит жить, – я старался изо всех сил не разреветься перед этой стервой.

– Ты не так его понял, – спокойно, как будто исправляя допущенную в пересказе урока ошибку, сказала она, – он просто решил растянуть удовольствие.

Я уронил голову. Это было похоже на Дэва. Как я сразу об этом не подумал? Просто забить меня насмерть за настолько сильное оскорбление – это реально было мало в его глазах.

У меня больше не было сил. Скорее бы. Я больше не мог терпеть такие мучения, зная, что они бесполезны.

– Хочешь жить? – Помолчав, спросила Василиски.

– А вы сами как думаете? – уже не сдерживаясь, грубо ответил я, – только что с того толку?

– Толк может быть, если правильно себя повести, – вкрадчиво ответила она.

Я посмотрел на неё. Зачем она здесь – вдруг пришло в голову? Он послал её выведать адрес Лав? Почему её, а не мою мать?

– Василиски… я не знаю того, что Дэв хочет от меня узнать. Так что передайте ему – пусть убивает поскорее. Если в нём есть хоть капля воспоминаний о нашей дружбе.

– Ну-ну, мальчик мой, – ласково сказала она, и снова распустила свои лапы, – не спеши на тот свет. Успеешь ещё.

Несмотря на мои мучения, я уставился на неё во все глаза. «Мальчик мой»?

– А что ты так удивляешься, Никита? Думаешь, я не могу по-доброму относиться к тебе? Если, конечно, ты сам будешь вести себя соответствующе.

Я ничего не понимал. Стерва спятила?

– Поздновато, Василиски. Как бы вы не относились ко мне, моё время вышло, – боже, неужели это правда? Мне всего лишь тридцать два, а я скоро буду кормить червей.

– Ладно, хватит болтать без толку. Я попрошу Давида не убивать тебя. Отпустить. Он выполнит мою просьбу.

Вот теперь у меня всё перемешалось в голове.

– Зачем?

– А ты не хочешь остаться живым?

– Хочу, конечно. Я имел ввиду – зачем это вам? Вы ненавидите меня.

Она засмеялась очень задорным и свежим смехом.

– Маленький дурачок! Я ненавижу надутых индюков, а хороших и послушных мальчиков, – с этими словами она провела рукой вниз по моей груди, животу и остановилась, взяв меня за…

Я просто обалдел.

– Ты с ума сошла?

Пощёчина.

– Запомни, щенок: то, что ты мне немного нравишься, как мужчина, не ставит тебя на мой уровень. Ты будешь обращаться ко мне на «вы», выполнять все мои приказы. Понял?

– Да, – с ненавистью ответил я.

Она укоризненно покачала головой и сказала:

– Мне не понравился твой ответ. Это не был ответ хорошего, послушного мальчика.

Она снова ударила меня. Когда я пришёл в себя, взмолился:

– Василиски, я всё понял, прошу вас, не бейте меня! Я очень себя плохо чувствую!

– Не тупи, и не буду бить, – жёстко сказала она, и в её глазах я увидал то же самое выражение, которое много раз видел во взгляде Дэва, – давай свой ответ: я прошу Давида отпустить тебя, ты будешь спать со мной, когда я буду приезжать сюда. Да или нет?

Выбор был невелик.

– Да.

– Умничка, – похвалила Василиски, – хороший мальчик.

Она вытерла испачканную об мои штаны ладонь о мою рубашку, повернулась и пошла к выходу.

– Василиски! – Окликнул я её.

– Да, Никита? – Повернулась она.

– Дайте, пожалуйста, попить.

– Подождёшь, пока тебя освободят. Я тебе не служанка.

Она выплыла из комнаты. Сука! Как я её буду трахать – у меня не встанет на эту стерву! Тварь истеричная. Вот в кого Дэв пошёл – отец-то у него нормальный был!

Примерно через полчаса пришёл Дэв. Он казался немного сбитым с толку.

Подошёл к мне вплотную и спросил будничным тоном, как будто мы расстались с ним вчера после чашки кофе:

– Так где она?

– Дэв. Если ты собрался меня убить – я прошу тебя, как друг, сделай это быстрее. И дай воды, иначе я сейчас сдохну сам.

Он усмехнулся. Расстегнул браслеты, и я, как мешок, повалился на него, заорав при этом от резкой боли во всём теле.

Он подхватил меня и отнёс на кровать.

– Не пришёл ещё твой час, как видно. Живи пока. Сейчас вызову врача.

От всего пережитого, резкого перехода от страха смерти к освобождению от мучений, от унижения, которому подвергла меня Василиски, от чувства моральной сломленности, слёзы вновь потекли по лицу.

Дэв смотрел на меня.

– Хватит реветь, что ты как баба, мать твою! – сказал он.

– Я был почти уверен, что ты убьёшь меня, – смотря в потолок, ответил я ему.

– Ну не убил же, чего теперь ныть-то? – грубо вымолвил Дэв, – а в остальном: любишь девок воровать – люби и пизды получать. Что не так?

– Всё так. Спасибо, Дэв.

– Носи на здоровье, – он шлёпнул меня по плечу, вызвав волну боли, – дурак ты тупоголовый. Следующий раз думай головой, а не членом. Но ты меня удивил. Просто герой – не сдал сучонку!

– Я просто не знаю, где она, – устало сказал я.

– Знаешь. Но и мы узнаем. Ладно, сейчас тобой займутся врачи.

– Дэв.

– Ну.

– Дай воды. И… сними с меня штаны, будь другом.

– Надо же. Какой стеснительный, – однако выполнил мои просьбы.

Он пошёл к выходу, но на пороге оглянулся.

– Кит.

– Да, Дэв.

– Я тебя не простил. Твоя жизнь висит на волоске. Ты должен мне доказать, что будешь мне полезен. И ещё – девку я найду. Тебе я подарил жизнь, но за твой косяк ответит она.

Дорогие мои!

Как вам герои? Я бы очень хотела узнать ваше мнение, для автора это – самое ценное! Поделитесь в комментариях!

И, если вам нравится роман – попрошу вас поставить Звёздочку!

Вам нетрудно, а для меня очень важно – это продвигает книгу. Вы рекомендуете её другим читателям, и мы находим единомышленников!

Особенно буду раза подписке!

Заранее спасибо вам всем!

Глава 6. Лавина. Признание

Я провела ночь на маленьком диванчике в зале. Меня разбудили звуки шагов Паши, который собирался на работу. Я решила на свою не ходить: не было сил, я чувствовала себя больной. И ещё я не могла смотреть людям в глаза, после слов Паши.

Может быть, во всём, что со мною случилось, действительно виновата я. Ведь если так посмотреть: поехала одна, хотя Паша предупреждал меня. Потом пошла на прогулку с первым встречным. И самое отвратительное – легла под него в первый же день знакомства.

Я сама спровоцировала Кита. Он просто подумал, что с такими, как я, можно не церемонится, и мне место там, куда я в конце концов и попала. Да и Дэв говорил мне тоже самое. Что такими шлюхами, как я, мужчины не церемонятся и просто пользуются.

Так что, получается, Паша совершенно прав. Я сама виновата – целиком и полностью.

Я не хотела сейчас попадаться ему на глаза. Мне очень хотелось есть – я уже даже не помнила, когда делала это последний раз. Но я решила выйти на кухню, когда Паша уйдёт на работу. Мне было очень стыдно перед ним.

Но мне хотелось в туалет. Просто нестерпимо. Поэтому я встала как можно тише, и на цыпочках прокралась в ванную комнату.

Когда я вышла оттуда, Паша стоял в кухонном проходе, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестивши руки на груди. Он холодно смотрел на меня.

– Доброе утро, – сказал он.

– Эээ… да… доброе, – промямлила я.

– Как спалось? – поинтересовался мой парень.

– Эээ… не очень.

– А чего ты всё время мычишь? Язык устал? – язвительно спросил он.

Я промолчала.

– Ну чего там стала – иди чай пить.

Я медленно двинулась на кухню. Он уселся на своё место и вновь занялся своим завтраком. Я же налила себе чай, а аппетит вдруг пропал. Села напротив него, грея об горячую чашку ладони.

– Ну и как тебе арабы? Горячие парни, наверное? – Я даже испугалась его интонации.

Я снова промолчала. Говорить на эту тему совершенно не хотелось. Передо мной вставали сцены изнасилования, начиная с человека в костюме, который заставил меня сосать ему, мерзкого Крота с его огромным пузом, и заканчивая этими двумя бандитами-извращенцами на острове.

Меня затошнило.

– Чего молчишь, язык проглотила? – Злобно сказал Паша, – предаёшься приятным воспоминаниям?

– Я не хочу говорить об этом, Паш, – тихо сказала я.

– А я хочу! Я же должен узнать, насколько развесистыми рогами ты меня наградила!

– Но… ты же тоже… в день нашего отъезда… ты тоже…

Он прервал мой ответ, влепив мне пощёчину.

– Что «тоже, что «тоже», шлюха? Это – не «тоже»! Это совсем другое, я тебе уже объяснял! Тупая что ли, совсем разницы не видишь?

Я заплакала. Раньше он никогда не поднимал на меня руку, а теперь чуть что – сразу бьёт. Но, наверное, я это заслужила.

– Так что там с арабами? – Вновь спросил он, отправляя в рот кусок яичницы, – рассказывай.

– Это были не арабы, – через силу всхлипнула я.

– Вот как? А кто же это был, в Арабских-то Эмиратах?

– Это… грек, – я решила не упоминать обо всех остальных, видя, как он реагирует на всё это.

– Грек? – Удивился Паша, – ты уверена?

– Да.

– Он говорил по-гречески, и ты его понимала?

– Нет, конечно. Он говорил по-русски, просто сам сказал мне, что он – грек по национальности.

Паша отложил вилку и хлеб. Пристально посмотрел на меня.

– Очень интересная история, – холодно сказал он, – представляю себе, как происходило это «изнасилование». «Девушка, очень приятно познакомиться, я – грек, вы ведь не против, что я тыкаю в вас своим хером?»

Я поняла, что допустила ошибку. Конечно, если бы он правда где-нибудь поймал меня и изнасиловал, я бы не узнала, что он грек, это очень глупо было с моей стороны.

Я сидела, опустив глаза, и не знала, что сказать и как объяснить то, что со мной произошло. Если я скажу, как было всё на самом деле – я же должна буду признаться, что с начала действительно переспала с Китом по собственной воле.

Вдруг я ощутила сильный удар по голове и упала на пол, не удержавшись на стуле. Паша вскочил и стал пинать меня ногами, приговаривая:

– Сука! Грязная сука! Грязная подстилка! «Забери меня, мне страшно»! – Передразнил он меня, – да кому ты нужна после такого, шлюха засратая?!

Я в ужасе старалась закрыть голову руками и вскрикивала при каждом ударе.

– Мне больно, – пискнула я.

– Ничегооо, зато на выходных было приятно! Сколько их было? Что они с тобой делали?! Ты мне всё расскажешь, шлюха тупая!

Он перестал меня бить, схватил свою тарелку с остатками яичницы и салата, и перевернул её мне на лицо. Затем сделал то же с недопитым кофе. А потом ещё плюнул на щёку.

– Помойка грязная, – выплюнул он, – к моему приходу чтобы всё здесь убрала.

Я не могла сказать ни слова от унижения и чувства вины. Мне хотелось умереть, вот прямо на этом полу, сейчас. Я свернулась в клубок и продолжала тихо плакать.

Перед уходом Паша, уже в костюме, заглянул на кухню.

– А чего ты, собственно, ревёшь? Тебе же понравилось быть помойкой? Скажи спасибо, что мусорное ведро на тебя не вывернул или жрать оттуда не заставил!

– Я, наверное, поживу некоторое время у родителей, – прошептала я без всякого выражения, потому что мне уже ничего на самом деле не хотелось и было вообще всё равно, что со мной произойдёт. Я действительно чувствовала себя грязной помойкой после всего, что со мной случилось.