Блеск на асфальте

Алексей Виноградов

Блеск на асфальте

Глава первая.

Солнечный луч, слабый и пыльный, пробился сквозь щель в спущенной римской штуке и уперся Жене прямо в глаз. Она дернулась, пытаясь увернуться, и чуть не свалилась с дивана. Голова гудела мерзким, знакомым гулом, вчерашнее пиво напоминало о себе. Будильник на телефоне трезвонил уже который раз, назойливо и бескомпромиссно.

– Вставай, рабочий день зовет! – усмехнулась она мысленно сама себе и, шлепнув ладонью по экрану, заставила его замолчать.

Комнатка, если это помещение можно было так назвать, была крошечной. Всю ее занимал продавленный диван, застеленный мятыми простынями, тумбочка с ощетинившимися пачками счетов и стол, на котором жили микроволновка и поломанный чайник. Воздух пах одиночеством, пылью и вчерашним ужином – лапшой быстрого приготовления. Женя потянулась, костяшка хрустнула. Она посмотрела на свои руки. Руки автомойщицы. В царапинах, с облупленным лаком на коротких ногтях, с кожей, пересушенной химией и вечной влагой. Но сильные руки. Которые могли отдраить до блеска чужую машину, а свою жизнь нет. Она пнула пустую банку из-под пива, покатившуюся по полу, и побрела к крошечной раковине. Умыться. Проснуться. Не думать.

Мысли отказывались слушаться, упрямо возвращаясь к цифрам. Тридцать тысяч за коммуналку. Сто двадцать по кредиту. Пятьдесят долг Катьке, а та уже намекала, что ей самой нужны деньги. Проклятая яма. Бездонная. И чем сильнее она пыталась из нее выбраться, тем глубже проваливалась. Заварила крепчайший чай из пакетика, заев его сигаретой. Единственный ритуал, который хоть как-то приводил мозги в порядок. Надо было идти на смену. Автомойка «Струя» ждала. Она натянула свои рабочие джинсы, протертые на коленях, толстовку с выцветшим принтом какой-то рок-группы и старую куртку на синтепоне, которая не спасала от ветра, но хоть как-то от воды. В зеркале, сколотом по углу, на нее смотрела девушка лет двадцати пяти с уставшим лицом, темными кругами под глазами и взъерошенными короткими темными волосами. Настоящая пацанка. Такой ее все и знали. Такой она сама себя знала. И тут зазвонил телефон. Не будильник, а звонок. Незнакомый номер. Женя замерла. Сердце привычно и гулко ушло в пятки. Коллекторы. Она сделала глоток воздуха и взяла трубку.

– Алло? – голос прозвучал хрипло и невыспавше.

– Евгения Олеговна? – вежливый, но до тошноты сладкий мужской голос. – Говорит менеджер коллекторского агентства «Финансовая опека». Напоминаем вам о просроченной задолженности в размере…

Она не слушала. Смотрела в свое отражение в осколке зеркала. Слушала, как этот голос, ровный и бездушный, перечисляет цифры, которые ей никогда не заработать на мойке машин.

– У меня нет денег, – перебила она его, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Я сказала, перезвоню, как будут.

– Евгения Олеговна, мы ждем уже три месяца. Дальнейшее бездействие повлечет за собой…

– Я на работе! – почти крикнула она. – Работаю! Зарабатываю! Отстаньте!

Резко бросила трубку. Руки слегка тряслись. В горле встал ком. Она глубоко затянулась оставшейся сигаретой, затушила ее о подоконник и швырнула в ведро.

– Вечером куплю банку пива, – пообещала она себе. -Сяду на лавочку у подъезда, выпью и все забудется. Ненадолго.

Это была ее единственная отдушина. Маленькая, дешевая, горькая ложь самой себе, что все может быть хорошо. Она натянула капюшон, сунула телефон в карман и вышла из квартиры, хлопнув дверью. Предстоял долгий день. День, который должен был изменить все, хотя она об этом еще не знала. Дверь захлопнулась с таким звуком, будто навсегда хоронила ее проблемы внутри. Но они, как навязчивые псы, последовали за ней по пятам, вцепившись в подол мыслями. Лестничная клетка встретила ее привычным запахом старого линолеума, табачного дыма и чьей-то переваренной капусты. Женя спустилась вниз, на ходу застегивая куртку. На улице было серо и прохладно. Осенний ветер гнал по асфальту растрепанные полиэтиленовые пакеты и опавшие листья. Таким же вымокшим и помятым чувствовала себя и она.

До мойки нужно было топать двадцать минут пешком или ждать вечно опаздывающий автобус. Она выбрала пешую прогулку. Экономия на проезде, уже маленькая победа. В кармане зазвенел телефон, СМС от банка. Напоминание. Она зажмурилась, сунула руку в карман и заглушила звук. Хватит с нее одного звонка сегодня. Прохожие спешили по своим делам, уткнувшись в телефоны. Кто-то смеялся. Девушка в элегантном пальто несла из кофейни стаканчик с парящим над ним ароматным паром. Женя сглотнула. Кофе. Настоящий, из зерен, а не растворимая бурда из пакетика. Она уже и забыла, какой он на вкус.

– Нет, не забыла, – поправила себя. – Помню. Просто давно не было.

Она засунула руки в карманы и ускорила шаг. Чем быстрее доберется, тем быстрее начнет зарабатывать. Каждая минута, потенциальная машина. Каждая машина, несколько сотен рублей. Несколько сотен рублей, крошечный шаг к тому, чтобы эти звонки прекратились. По дороге она машинально считала долги. Коммуналка, кредит, Катьке. А еще нужно купить еды. Макароны, яйца, еще пачку этих проклятых дошираков. Сигареты. И да, ту самую банку пива на вечер. Без этого никак. Это был ее ритуал, ее маленький акт неповиновения всему миру, который требовал от нее быть сильной. Вечером, на старой лавочке у подъезда, с холодной алюминиевой банкой в руках, она могла позволить себе быть просто Женей. Уставшей. Разбитой. Но хотя бы на полчаса свободной.

Мысль о вечерней «отдушине» немного успокоила ее. Появилась какая-то цель, пусть и столь призрачная. Вот и «Струя». Неказистое здание с двумя боксами, вечно мокрым асфальтом и запахом автомобильной химии, которая въелась в стены намертво. Уже стояла первая машина, рыжая десятка, вся в брызгах грязи. Хозяин, мужчина в спортивном костюме, разговаривал по телефону, активно жестикулируя. Женя прошла в подсобку, бросила сумку в ржавый шкафчик и натянула прорезиненный фартук. Он был тяжелым, холодным и неудобным.

– Опоздала на пять минут, – донесся хриплый голос из-за спины. Это был Аркадич, хозяин мойки, вечно недовольный мужик лет пятидесяти с сизым носом и вечными окурками за ухом.

– Автобус сломался, – автоматически соврала Женя, включая аппарат высокого давления. Тот взревел, заглушая все остальные звуки.

– Мне плевать, что там сломалось. Видишь машину? Мой! – крикнул он, указывая на «десятку». – И побыстрее! Клиентов нехорошо заставлять ждать!

Женя кивнула, взяла в руки пистолет-распылитель. Струя воды ударила по грязному металлу, смывая первую грязь. Брызги полетели ей в лицо. Она почувствовала знакомый холод на коже. Она работала почти на автомате. Смочить, нанести пену, оттереть жесткой щеткой колесные диски, смыть. Снова и снова. Руки сами знали движения. Мысли ушли. Остался только рев аппарата, запах шампуня и бесконечная грязь, которую нужно было смыть. Именно в этот момент, когда она, сгорбившись, оттирала упрямое пятно на бампере, на территорию мойки плавно заехал безупречно чистый, ослепительно белый Mercedes S-класса. Он был таким чужеродным в этом мире грязи, шума и брызг, что Женя на мгновение замерла. Солнце глянуло из-за туч и ослепительно отразилось в его лакированном боку. Водительская дверь открылась, и из машины вышел он. Мужчина в идеально сидящем пальто цвета капучино, с дорогими часами на запястье. Его взгляд скользнул по замызганной «десятке», по Аркадичу, курящему у входа, и наконец остановился на ней. На Жене в грязном фартуке, с мокрыми волосами, прилипшими ко лбу, и с щеткой в руках.

Его глаза встретились с ее глазами. Всего на секунду. Но в них она прочитала все. Легкую брезгливость. Скепсис. Безразличие. И почему-то именно этот взгляд, полный холодного превосходства, заставил ее почувствовать себя не просто бедной и загруженной долгами. Он заставил ее почувствовать себя невидимой. Пятном грязи на идеально чистом асфальте его мира. Она опустила глаза и с еще большим ожесточением принялась тереть колесо «десятки», как будто могла смыть вместе с дорожной грязью и это неприятное, колющее чувство стыда и досады. Где-то там, за спиной, звучал спокойный, уверенный голос:

– Полная мойка, пожалуйста. И просушите салон. Тщательно.

«Конечно, тщательно, – едко подумала она. – Мы тут все делаем тщательно. Особенно тщательно мы тут чувствуем себя дерьмом». День только начался. А самый интересный клиент уже здесь.

Глава вторая

Мерседес замер, будто не решаясь пачкать свои безупречные шины о мокрый, замызганный асфальт мойки. Он был инородным телом, занесенным сюда случайным вихрем, яркой и неуместной глянцевой картинкой в сером, блеклом мире. Владимир выключил зажигание. Тишина в салоне, густая и бархатная, сменилась уличным шумом ревом аппарата высокого давления, скрежетом щеток и приглушенной руганью Аркадича. Он вздохнул. Ему всегда не нравились эти места. Вечная сырость, разводы на стеклах, запах дешевой химии, разъедающей не только грязь, но и, кажется, саму атмосферу. Но машина после вчерашней поездки за город требовала внимания, а его личный чистильщик был в отпуске. Пришлось ехать сюда, в первый попавшийся бокс по пути в офис.

Он вышел из машины. Его лакированные лоферы аккуратно ступили на мокрый пол, и он едва заметно поморщился. Взгляд скользнул по обшарпанным стенам, ржавым желобам и засаленному окну подсобки. Хаос и безалаберность. И тут он увидел ее. Девушка в громоздком прорезиненном фартуке, с лицом, испачканным брызгами грязи, отчаянно скребла щеткой колесо какой-то древней рыжей иномарки. Из-под капюшона выбивались темные непослушные пряди волос. Она была сосредоточена, вся ушедшая в это простое, почти примитивное действие. В ее движениях была какая-то злая, отчаянная энергия. Владимир скептически окинул ее взглядом. Худая. Неухоженная. Руки в царапинах, в неуместных для такой погоды тонких перчатках с обрезанными пальцами. Типичная представительница этого места. Одна из тех, кто, казалось, родился и умрет в этом запахе моющих средств и вечной сырости.

Его взгляд встретился с ее взглядом. Всего на миг. Большие, неожиданно светлые глаза, вспыхнувшие из-под темных ресниц. В них он прочитал не робость и не подобострастие, а скорее вызов. Острую, мгновенную реакцию на его молчаливую оценку. Как будто она прекрасно видела, что он о ней подумал, и уже готова была огрызнуться. Она тут же опустила глаза, уткнувшись в колесо, но напряжение повисло в воздухе. Владимир почувствовал легкое, странное раздражение. Его привыкли бояться. Его привыкли уважать. Или, по крайней мере, делать вид. А эта мойщица посмотрела на него так, будто он был очередной проблемой на ее и так нелегком дне. Аркадич, заметив дорогого клиента, резко сменил гнев на милость, засеменил навстречу, широко улыбаясь.

– Мужчина, вам помыться? Полный комплекс? У нас качественно и недорого!

Владимир кивнул, не отводя взгляда от девушки. Она теперь делала вид, что не замечает его, но по напряженной спине было видно, она чувствует его взгляд на себе.

– Полная мойка, – сказал он, голос прозвучал ровно и холодно, перекрывая шум воды. – И просушите салон. Тщательно.

Последнее слово он произнес чуть медленнее, глядя на нее. На ее руки, сжимавшие щетку так, что костяшки побелели.

– Жень, бросай всё! – рявкнул Аркадич в ее сторону. – Бери машину! Да смотри у меня, без косяков!

Женя медленно выпрямилась. Бросила щетку в ведро, сняла перчатки и, не глядя на Владимира, прошла к его Mercedes. Она обошла машину, оценивающим, профессиональным взглядом, совсем не тем, что он ожидал от забитого существа. Она заметила едва заметную полосу засохшей грязи на пороге.

– Ключи, – произнесла она хрипло, протягивая руку. Всего одно слово. Без «господина», без «пожалуйста».

Владимир молча опустил ключи ей на ладонь. Их пальцы не коснулись. Он видел заусенцы и ссадины на ее костяшках. Она села за руль его идеального, пахнущего кожей и дорогим парфюмом автомобиля и завела его. И на мгновение ему показалось диким и нелепым это зрелище: эта худая, испачканная девчонка в грубом фартуке в коконе его безупречного статуса и успеха. Мерседес плавно закатился в свободный бокс. Аппарат взревел с новой силой, и мощная струя воды ударила по белоснежному капоту, смывая дорожную пыль. Владимир остался стоять посреди грохота, наблюдая, как его машину, его гордость, его продолжение, скрывает густая белая пена. И сквозь эту пену угадывался лишь смутный силуэт той самой девушки с вызывающим взглядом, которая сейчас хозяйничала в его личном пространстве.

Он почувствовал необъяснимое желание, не просто забрать чистую машину и уехать. А посмотреть ей в глаза еще раз. Уловить в них то, что мелькнуло на секунду: не покорность, а скрытую, ощетинившуюся силу. Это было непривычно. И потому интересно. Пена, густая и пахнущая дешевой химической свежестью, полностью скрыла стекла Mercedes. Женя водила пистолетом-распылителем, следя, чтобы слой был равномерным. Руки действовали на автомате, отработанные годами движения. Но внутри все клокотало.

– Щеточкой из верблюжьей шерсти вычистить каждую пору на коже салона. Или вы предпочитаете замшу?

Она злилась. Злилась на его безупречный вид, на его холодные, оценивающие глаза, на то, как он смотрел на нее, словно на насекомое, случайно заползшее на его лакированный ботинок. Злилась на то, что этот взгляд задел ее за живое. Обычно на нее смотрели с безразличием. А он посмотрел с презрением. Это было ново и неприятно.

Аппарат оглушительно ревел, заглушая все другие звуки, и это было кстати. Не слышно было ни совкового смеха Аркадича, пытавшегося завести светскую беседу с клиентом, ни собственных ядовитых мыслей. Она переключила режим на ополаскивание. Струя воды хлынула, смывая пену, и постепенно из-под белых потоков проступал снова ослепительно-белый, сияющий бок машины. Женя работала быстро, эффективно, почти яростно. Она оттирала пятна, которые заметила еще на подъезде, полировала стекла до кристальной прозрачности. Не для него. Для себя. Чтобы доказать, если уж она тут моет машины, то делает это лучше всех. Чтобы он видел.

Когда внешняя часть была готова, она взяла тряпки для салона – чистые, мягкие, единственная роскошь, которую она себе позволяла на работе. Открыла дверь. Теплый, насыщенный аромат дорогой кожи и едва уловимый мужской парфюм ударили ей в нос. Запах другого мира. Запах денег, успеха и порядка. Она на мгновение задержалась на пороге, словно боялась нарушить эту стерильную чистоту своим присутствием. Салон был безупречен. Ни соринки, ни пылинки. Казалось, в этой машине не ездили, а только любовались на нее. Но Женя была педантична. Она протерла все поверхности – панель, подлокотники, экран мультимедиа. Заглянула в бардачок (пусто, кроме документов и пары салфеток). Пропылесосила коврики, хотя на них не было ни песчинки.

Ее пальцы скользили по мягкой, матовой коже руля. Она поймала себя на мысли, что представляет, каково это сидеть здесь каждый день. Ехать не на автобусе, толкаясь локтями с сонными людьми, а в такой тишине и комфорте. Смотреть на мир через чистое стекло, зная, что тебя ждет не долговая яма, а… что-то другое. Мысль была такой чужеродной и горькой, что она дернулась и чуть не уронила флакон с очистителем для стекол.

– Не твое, – сурово сказала себе Женя. – Твое – это отдраить до блеска и забыть.

Она закончила уборку, выключила пылесос и вылезла из салона. Машина сияла. Снаружи и внутри. Она была идеальна. Владимир стоял все там же, у входа в бокс, беседуя с Аркадичем. Вернее, Аркадич что-то говорил, а он молча слушал, изредка кивая, он смотрел куда-то поверх головы хозяина мойки. Но когда Женя вышла, его глаза сразу нашли ее. Он закончил разговор кивком и направился к ней. Его шаги были бесшумными по мокрому полу.

– Готово, – бросила она, протягивая ему ключи. Снова избегая взгляда.

Владимир медленно обошел машину. Его взгляд скользил по кузову, заглядывал в салон, проверяя стыки, стекла, диски. Он искал изъяны. Не находил.

– Качественно, – произнес он наконец. В его голосе не было ни одобрения, ни похвалы. Констатация факта.

Он достал из внутреннего кармана пальто кожаный бумажник. Достал несколько хрустящих купюр, не считая, и протянул ей. Не Аркадичу, а ей.

– Сдачи не надо, – сказал он, увидев, как она потянулась к кассовому аппарату.

Их пальцы снова не коснулись. Он положил деньги ей на ладонь, поверх следов от химии и царапин.

– Спасибо, – кивнул он. Формально. И повернулся к машине.

Женя сжала купюры в кулаке. Они были теплыми от его тела. Она стояла и смотрела, как он садится в салон, поправил зеркало, завел двигатель. Звук был почти неслышным, приглушенным. Мерседес плавно тронулся с места, проехал мимо нее, вырулил на сухую часть асфальта и исчез за поворотом, растворившись в потоке машин. Только тогда она разжала ладонь. Три тысячи рублей. За одну мойку. Сумма, которую она обычно зарабатывала за полдня тяжелой работы. Аркадич тут же подскочил, как коршун.

– Ну, сколько оставил? Давай сюда, я посчитаю, я потом тебе твою долю отдам.

Она молча отдала ему деньги. Он быстро пересчитал, свистнул.

– Щедрый! Видать, понравилось как ты ему машину вымыла.

Он многозначительно подмигнул и сунул купюры в карман своих засаленных штанов.

– Ладно, работай дальше. Подъехала еще одна.

Женя повернулась к новой машине, старенькому Ford Focus, всего в брызгах осенней грязи. Контраст был разительным. Она натянула перчатки, снова взяла в руки пистолет. Но в кармане ее фартука лежала одна купюра. Тысяча рублей. Она незаметно сунула ее туда, когда пересчитывала деньги. Ее маленькая месть. Ее маленькая победа. И странное чувство. Она не чувствовала радости. Только горький осадок и навязчивую мысль о том, что белый Mercedes, скорее всего, больше сюда никогда не заедет. А зря. Она бы его еще раз отдраила до блеска. Чтобы он посмотрел ей в глаза. Чтобы увидела не просто грязь под ногами.

Глава третья

Смена тянулась бесконечно. Каждая новая машина казалась еще грязнее, каждый клиент более придирчивым. Мысли путались, то возвращаясь к холодным глазам того самого клиента, то упрямо пересчитывая долги. Тысяча рублей в кармане фартука жгла кожу, словно раскаленная монета. Не украденная – отвоеванная. Законная компенсация за испорченное настроение и чувство унижения.

Когда наконец стрелки часов подползли к концу смены, Женя чувствовала себя выжатой как лимон. Все тело ныло от усталости, спина затекла, а руки, несмотря на перчатки, покраснели и зудели от химии.

– Завтра не опаздывать! – крикнул ей вдогонку Аркадич, уже подсчитывая дневную выручку.

Она лишь махнула рукой, не оборачиваясь, и побрела к выходу. Первым делом в ближайший магазин «У дяди Васи». Привычной походкой она прошла между стеллажами к холодильнику с алкоголем и взяла две банки самого дешевого пива. Та самая тысяча позволила бы взять что-то получше, но тратить ее на это казалось кощунством. Эти деньги были на что-то важное. На еду. На долги. На ту самую проклятую коммуналку. Лавочка у ее подъезда была пуста. Осенний ветер гнал по двору перекати-поле из опавших листьев и мусора. Женя скинула тяжелую рабочую куртку, села, вскрыла одну банку и сделала долгий, жгучий глоток. Холодная горькая жидкость разлилась по телу, смывая накопившееся напряжение. Она зажмурилась, откинув голову на спинку лавочки. Тут же зазвонил телефон. Катя. Единственный человек, кто терпел ее под настроение и не надоедал с нравоучениями.

– Привет, солнышко! Как ты? Не умерла? – послышался бойкий, жизнерадостный голос. Катя работала администратором в салоне красоты и всегда была в курсе последних сплетен.

– Почти, – хрипло ответила Женя, отпивая еще пива. – День говеный.

– Опять Аркадич зверел? Или коллекторы достали?

– И то, и другое. А еще один тип.

В голосе Жени прозвучала такая ядовитая интонация, что Катя сразу насторожилась.

– Тип? Какой тип? Интересный тип? Детализируй!

Женя вздохнула и рассказала. О белом Мерседесе. О владельце в дорогом пальто, который смотрел на нее, будто на недоразумение. О его холодном, скупом «тщательно». О том, как он проверял работу, словно на заводе по ювелирной обработке.

– А потом сует мне деньги, даже не посмотрев в глаза. Сдачи не надо, мол. Как будто чаевые официантке в ресторане. Я, понимаешь, вся в мыле, в грязи, а он такой стерильный. Противно стало.

Катя слушала, затаив дыхание.

– Постой, постой. А он молодой? Нормальный такой? Не пузатый дядя в малиновом пиджаке?

– Молодой. Лет тридцати. Красивый, что ли… -Женя поморщилась, сама не понимая, почему это признание далось ей с таким трудом. – Ну, знаешь, как с обложки. Дорогой и недоступный.

– Ого! – Катя аж присвистнула. – Мажор! И он к тебе подкатил?

– Какая нафиг подкатил! – фыркнула Женя. – Он машину подкатил. Помыть. И все.

– Ну и что? Может, он просто стеснительный? Может, он тебя зацеловал бы, если б не Аркадич с его сизым носом? – фантазировала Катя.

–Да брось ты, – отрезала Женя, делая очередной глоток. – Он на меня посмотрел как на говно засочившееся на его лакированный ботинок. Я ему не пара. Я ему даже не человек. Я услуга. Услуга «мойка-антистресс» с видом на городскую грязь.

Она умолкла. Во рту стояла знакомая горечь, но на этот раз не только от пива.

– Знаешь, – тихо сказала она после паузы. – Я тут сижу, пью это свое дешевое пойло, вся в царапинах, и понимаю, что он прав. Я и есть эта грязь. Я в ней вся, по уши. И не отмоешься.

– Жень, перестань! – голос Кати стал строгим. – Что ты несешь? Он придурок с завышенной ЧСВ, который кроме своей тачки и ценника на одежде ничего в жизни не видит. А ты крутая! Самостоятельная. Сама на ногах. Пусть не так, как хотелось бы, но держишься!

– Держусь на пивном банке, Кать. На одной банке, – горько усмехнулась Женя.

–Ну и что! Зато своя! – не унималась подруга. – Слушай, а если он еще раз приедет?

–Не приедет, – уверенно сказала Женя. – Один раз посмотрел на всю эту обшарпанность и на меня, и понял, что больше здесь ему делать нечего.

– А ты возьми и удиви его! – азартно предложила Катя. – В следующий раз, как приедет, улыбнись ему во все тридцать два зуба и скажи: «Здравствуйте, Иван Иванович! Рады видеть вас снова!» Представь, какой у него будет лицо!

Женя фыркнула. Представила. Его холодное, надменное лицо с легкой тенью недоумения. Стало немного смешно.

– Ладно, фантазерка, – с нежностью в голосе сказала она. – Спасибо, что выслушала. Иду отогреваться в свою каморку. Завтра новый день.

– И новые машинки! А вдруг опять белый Мерс? – подначила Катя.

–Мечтай, – рассмеялась Женя. – Пока.

Она сбросила трубку, допила первую банку и принялась за вторую. Вечер окончательно опустился на город, зажигая в окнах желтые квадраты света. Где-то там люди ужинали, смотрели телевизор, смеялись. Жили своей нормальной, не задолженной жизнью. Мысль о том, что «мажор» может приехать снова, казалась абсурдной. Но почему-то именно она согревала ее лучше любого пива. Не надежда. Скорее, злорадное любопытство. А что, если? Она допила пиво, смяла банки и побрела к подъезду. На душе было по-прежнему тяжело, но уже не так одиноко. Спасибо Кате. И пусть он не приедет. Но если вдруг, она будет готова. Готова посмотреть ему в глаза снова. Уже без злости. С вызовом.

Дверь в квартиру закрылась с тихим щелчком, отсекая внешний мир. Тот самый мир, где были белые Мерседесы, снисходительные взгляды и навязчивый голос коллектора. Здесь, в четырех стенах, пахло одиночеством, старыми обоями и вчерашней лапшой. Женя бросила ключи на тумбочку, скинула куртку на диван и прошла на крохотный, заставленный хламом балкон. Он был ее смотровой площадкой в жизнь других людей. Отсюда она видела освещенные окна, машины, возвращающиеся во двор, соседей, выгуливающих собак.

Она щелкнула кольцом второй банки. Шипение углекислоты было единственным живым звуком в ее маленьком мире. Прислонившись спиной к холодному остеклению, она сделала первый глоток. Холодное и горькое растекалось по горлу, притупляя остроту дня. Внизу гудел город. Где-то там ехал он. Владимир. Сидел в своем стерильном салоне, слушал, наверное, классическую музыку или деловые новости. И уже наверняка забыл о существовании мойщицы с мойки «Струя».

– А чего он вообще хотел? – зло думала она, глядя на огни машин. – Привез тачку, заплатил, уехал. Делов-то. А я тут мозги себе парю.

Она потянулась за пачкой сигарет, зажала одну между пальцев, привычным движением чиркнула зажигалкой. Дым, горький и едкий, смешался с холодным воздухом и вкусом пива. Стало немного легче. Взгляд упал на ее руки, лежавшие на коленях. Шершавые, с облупленным лаком, с сетью мелких царапин и ссадин. Руки работяги. Руки, которые не боятся грязи. А он, у него руки, наверное, ухоженные. С идеально подстриженными ногтями. Без единой заусеницы. Он ими не моет чужие машины. Он ими подписывает документы. Или проводит пальцем по экрану дорогого телефона. Женя отхлебнула еще пива. Глупости. Какая разница, какие у него руки? Они находятся в параллельных вселенных. Его вселенная, чистая, пахнущая кожей и деньгами. Ее пахнущая дешевой химией и отчаянием.