Рубль судьбы

Квант М.

Рубль судьбы

Глава первая: Проклятие прозрения

Александр Орлов привык держать мир в своих руках. Не настоящий, конечно, мир – его личный, отстроенный, выверенный и отполированный до блеска мир финансов. Его кабинет на сорок восьмом этаже башни «Федерация» был его святилищем, нервным центром вселенной, где он чувствовал себя если не богом, то уж точно верховным жрецом. Отсюда, за панорамным остеклением, открывался вид на Москву, раскинувшуюся внизу, как карта его владений: бесконечные потоки машин, застывшие в вечном движении, стеклянные гробы небоскребов, купола сталинских высоток и где-то там, внизу, маленькие, суетливые человечки, чьи судьбы так или иначе зависели от решений, которые он принимал, сидя в своем кожаном кресле за столом из красного дерева.

Орлов взглянул на часы Patek Philippe на запястье. Шесть вечера. Последний клиент на сегодня. Он мысленно уже был на вертолетной площадке, откуда его личный водитель должен был доставить его в загородный особняк. Там ждал ужин, приготовленный личным поваром, бассейн с подогревом и тишина, которую он ценил превыше всего после двенадцати часов переговоров, совещаний и анализа графиков.

Дверь в кабинет бесшумно открылась. Вошла Лиза, его помощница, эталон эффективности и сдержанности.

– Александр Дмитриевич, вас ждет госпожа Семенова. По предварительной записи. Ипотечная заявка.

Орлов едва заметно поморщился. Ипотека. Рутина. Миллионы таких заявок крутились в системе банка, как шестеренки в огромном механизме. Он лично давно уже не занимался столь мелкими сделками. Но эта Семенова была рекомендована одним из членов совета директоров. Простая формальность, знак уважения. Решение, по сути, было уже принято.

– Введите, – кивнул он, откладывая в сторону планшет с биржевыми сводками.

В кабинет вошла женщина. Лет тридцати, не больше. Одета скромно, но со вкусом: простое платье, аккуратная прическа. В ее глазах читалась смесь надежды и того подспудного страха, который всегда возникает у людей перед банкирами, перед этими храмами денег, где твою жизнь могут перевернуть одним росчерком пера.

– Александр Дмитриевич, здравствуйте, – голос у нее был тихий, но четкий. – Ольга Семенова. Очень признательна, что вы уделили мне время.

– Садитесь, Ольга… – он взглянул в документы. – Ольга Викторовна. Время – самый ценный актив. Давайте не будем его тратить попусту.

Он привычно скрестил руки на груди, приняв позу человека, который выслушивает, но уже все решил. Лиза поставила перед гостьей чашку кофе и так же бесшумно удалилась.

– Я ознакомился с вашей заявкой, – начал Орлов, его голос звучал как отлаженный механизм. – Все в порядке. Доходы позволяют, кредитная история безупречна. Поздравляю, отдел ипотеки одобрил ваш запрос. Осталось лишь подписать договор.

Он протянул ей стопку бумаг, от которой немного пахло типографской краской и властью. Ольга Семенова взяла документы дрожащими пальцами. Ее лицо озарила такая яркая, такая искренняя улыбка, что даже Орлов, видевший за свою карьеру тысячи таких улыбок, на мгновение ощутил что-то вроде удовлетворения. Не радости за клиента, нет. Удовлетворения от хорошо отлаженного процесса. Он дал деньги, она будет их возвращать с процентами. Все честно.

– Спасибо вам! Вы не представляете, что это для меня значит! – ее глаза блестели. – Это же не просто квартира. Это будущее моего сына. Хороший район, нормальная школа рядом… Мы снимем эту ужасную однушку на окраине, где по ночам слышны пьяные крики… Это новый старт.

Орлов кивнул, избегая ее восторженного взгляда. Он слышал эти истории каждый день. У каждого была своя сказка, своя мечта, которую можно было купить в кредит. Он продавал эти сказки. Успешно.

– Я понимаю, – сказал он сухо. – Процедура стандартная. Подпишите здесь, здесь и здесь. – Он указал перстом на помеченные стикерами страницы.

Ольга засуетилась, достала свою ручку. В этот момент ее мобильный телефон, лежавший на краю стола, завибрировал. Она вздрогнула, неловко дернулась, и случайно задела чашку с почти полным кофе.

Все произошло за долю секунды. Фарфор опрокинулся, темно-коричневая жидкость хлынула на полированную поверхность стола и на белоснежные листы договора.

– Ой! Боже мой! Простите! Я сейчас… – Ольга в панике вскочила, пытаясь остановить поток тряпкой, которую судорожно достала из сумки.

Орлов отпрянул назад. Его лицо исказила гримаса брезгливости и раздражения. Идиотизм! Его стол! Его идеальный порядок!

– Успокойтесь! – его голос прозвучал как удар хлыста. – Не надо ничего вытирать!

Он нажал кнопку вызова. Мгновенно появилась Лиза.

– Уберите это, – сквозь зубы процедил Орлов.

Пока Лиза с невозмутимым видом офисного ниндзя ликвидировала последствия потопа, Ольга Семенова стояла, красная как рак, готовая провалиться сквозь землю.

– Александр Дмитриевич, я не знаю, как извиниться… Я так нервничаю…

– Ничего страшного, – фраза прозвучала фальшиво. Он сдержался лишь потому, что помнил о рекомендации. – Документы испорчены. Придется печатать новые.

Он взял с полки запасной, чистовой экземпляр договора. Он был идеален. Гладкий, плотный, пахнущий дорогой бумагой. Именно на таких документах он любил ставить свою подпись.

– Вот. Будьте аккуратнее.

Ольга, все еще дрожа, взяла новый договор. Ее пальцы были слегка влажными от попыток вытереть лужу. Она вновь открыла его на первой странице, чтобы подписать.

И в тот момент, когда ее пальцы коснулись бумаги, а его рука легла поверх договора, чтобы поправить его, мир Александра Орлова взорвался.

Это было не головокружение. Не мигрень. Это было похоже на удар током такой силы, что его выбросило из собственного тела. Кабинет, Москва за окном, испуганное лицо женщины – все поплыло, распалось на пиксели и исчезло в ослепительной белой вспышке.

А потом его накрыло волной. Волной не образов даже, а ощущений. Чужих. Ярких, острых, болезненных.

Запах гари. Едкий, сладковатый, перекрывающий все остальные запахи. Крики. Нечеловеческие, полные ужаса. И холод. Леденящий холод, пробирающий до костей, несмотря на пламя, которое он видит краем глаза. Он бежит, спотыкаясь, по обломкам, зажимая ладонью рот сыну, стараясь закрыть его собой от падающих с неба искр и пепла. Сердце колотится, вырываясь из груди. Где-то позади рушится перекрытие, оглушительный грохот. Он оглядывается и видит… видит ее. Ольгу. Она стоит на коленях посреди того, что еще вчера было их гостиной в новой квартире, и смотрит на него пустыми, невидящими глазами. А потом на нее падает балка, охваченная огнем…

Тьма.

Потом больница. Стертый, больничный запах хлорки и лекарств. Тупая, ноющая боль во всем теле. Голос врача, звучащий как из-под воды: «…сильнейшие ожоги… травма позвоночника… ходить, скорее всего, не будет…». И тишина. Гробовая тишина в его собственной голове, потому что сына нет. Его маленький семилетний мальчик, ради которого все это затевалось, остался там, в том аду. И он, он выжил. И это хуже, чем смерть.

Потом долги. Страховка не покрывает… теракты… форс-мажор… Ипотека. Банк. Требования. Судебные повестки. Он лежит в больничной палате и смотрит в потолок, а по щекам беззвучно текут слезы. Его жизнь кончена. Ее жизнь кончена. Все кончено.

Видение длилось не более трех секунд. Но для Орлова оно растянулось на целую вечность, на целую чужую жизнь, полную боли и отчаяния.

Он резко отдёрнул руку, как от раскаленного железа. Он отпрянул назад, его кресло с грохотом ударилось о шкаф. Он дышал так тяжело, словно только что пробежал марафон. Сердце бешено колотилось в груди, на лбу выступила испарина.

– Александр Дмитриевич? С вами все в порядке? – испуганно спросила Ольга. – Вы такой бледный!

Орлов не мог вымолвить ни слова. Он смотрел на женщину, на ее живое, полное надежды лицо, и видел поверх него другое лицо – обугленное, искаженное болью, с пустыми глазами.

Его взгляд упал на договор. На тот самый пункт о страховании, который он сам когда-то вводил в стандартный пакет. «…Страховой случай не признается при обстоятельствах непреодолимой силы, включая военные действия, народные волнения и террористические акты…»

Его тошнило. В горле стоял ком. Этот ужас, эта абсолютная, всепоглощающая безысходность… Он чувствовал их до сих пор, как физическую боль.

– Нет, – хрипло выдавил он.

– Простите? – Ольга не поняла.

– Я сказал, нет! – его голос сорвался на крик. Он встал, схватил договор и с силой разорвал его пополам, а потом еще и еще, пока от него не остались лишь клочки бумаги. – Этой сделки не будет! Вы не получите кредит! Никогда!

Ольга Семенова замерла в полном ошеломлении. Ее лицо вытянулось, надежда в глазах сменилась шоком, а потом и слезами.

– Но… почему? Я же… все документы… Вы сами сказали…

– Вон! – проревел Орлов, указывая на дверь дрожащей рукой. – Немедленно убирайтесь отсюда!

Ольга, рыдая, схватила свою сумку и выбежала из кабинета.

Орлов стоял, опираясь руками о стол, и пытался перевести дыхание. По его спине катились ледяные капли пота. Что, черт возьми, это было? Галлюцинация? Психический срыв? Переутомление?

В кабинет вбежала перепуганная Лиза.

– Александр Дмитриевич! Что случилось? Я видела, госпожа Семенова…

– Ничего не случилось! – рявкнул он. – Закройте дверь и не входите, пока я не позову!

Лиза, бледная, тут же ретировалась.

Орлов подошел к бару, налил себе стакан виски руками, которые не слушались его, и залпом выпил. Алкоголь обжег горло, но не принес никакого успокоения. Картины кошмара стояли перед глазами. Он снова и снова переживал тот ужас, ту беспомощность.

«Террористический акт», – пронеслось в его голове. Откуда он это знал? Откуда он знал все эти детали? Он никогда в жизни не видел этой женщины до сегодняшнего дня.

Он медленно вернулся к столу и уставился на оставшийся экземпляр договора, весь в коричневых подтеках от кофе. Его взгляд упал на влажное пятно, оставленное пальцами Ольги. На том самом месте, которого он коснулся.

И тут его осенило. Контакт. Влажность. Она была проводником. Как будто через прикосновение к этому листу, испачканному, «живому», он подключился к чему-то. К будущему? К судьбе?

Это было безумием. Чистейшей воды безумием. Он, Александр Орлов, выпускник МГИМО и Гарварда, рациональный, прагматичный циник, поверил в какую-то мистическую чушь.

Он схватил телефон, его пальцы дрожали.

– Сергей, это Орлов, – он сказал своему начальнику службы безопасности, стараясь говорить максимально собранно. – Мне нужна полная информация на одного человека. Ольга Викторовна Семенова. Номер паспорта… – он продиктовал данные из заявки. – Мне нужно все: где живет, работа, семейное положение, ближайшие планы. Особое внимание уделите объекту недвижимости, который она собиралась покупать в ипотеку. Жду информацию в течение часа.

Он бросил трубку и снова налил виски. Час прошел в лихорадочном ожидании. Он пытался работать, но цифры на экране расплывались, превращаясь в языки пламени и больничные стены.

Ровно через шестьдесят минут на его защищенный мессенджер пришел файл.

Орлов открыл его.

Биография была обычной: родилась в Подмосковье, окончила педагогический, развелась, воспитывает сына одна, работает в детском саду. Ничего примечательного.

Потом он доскроллил до раздела «Объект недвижимости». И кровь застыла в его жилах.

Жилой комплекс «Аркадия». Сдача в эксплуатацию – через восемь месяцев. Строительная компания – «Вектор-Строй».

Орлов знал эту компанию. Знал ее владельца, Олега Кротова, беспринципного дельца, который славился тем, что экономил на всем, особенно на безопасности и качестве материалов. Ходили слухи, что он использовал запрещенные сомопроникающие пропитки, горючие утеплители, не соответствующие никаким нормам. Но слухи – это одно.

Орлов одним движением вызвал на большой экран базу данных банка. Он ввел название компании. И его глазам предстала ужасающая картина.

«Вектор-Строй» был на грани банкротства. Кротов брал кредиты в пяти разных банках, включая его собственный, под залог будущих продаж в «Аркадии». Просрочки по платежам уже были. Проект висел на волоске.

И самое главное – проверка службы безопасности их банка, проведенная полгода назад, содержала пометку: «Выявлены серьезные нарушения техники безопасности на объекте «Аркадия». Рекомендуется воздержаться от финансирования».

Эту пометку проигнорировали. Кротов был своим человеком в определенных кругах. Деньги ему продолжали литься рекой.

Орлов откинулся на спинку кресла. У него перехватило дыхание.

Это не было совпадением. Не могло быть.

Он видел это. Видел конец «Аркадии». Не просто обрушение или пожар. Теракт. Значит, кто-то устроит там взрыв. Или строители, которым не заплатили? Или конкуренты Кротова? Или это будет признано терактом, чтобы списать все на внешние обстоятельства и не выплачивать страховки? Неважно. Важен был результат.

Тот кошмар, который он пережил, был будущим Ольги Семеновой. Будущим, в которое она шагнула бы, подписав этот договор.

Его договор.

Орлов подошел к окну. Москва зажигала огни. Миллионы огоньков, миллионы жизней. Миллионы потенциальных клиентов.

Он всегда гордился тем, что может просчитать риски. Видеть на десять шагов вперед. Но это… Это было иначе. Это было знание. Сверхъестественное, пугающее, абсолютное.

Что ему с этим делать? Предупредить ее? Послать анонимку в МЧС? Купить ей квартиру самому? Спасти одну жизнь, одну семью?

А что потом? А следующий клиент? А следующий договор? Он что, будет видеть судьбу каждого, кто берет у него деньги? Каждого, чьих бумаг он коснется?

Он посмотрел на свои руки. Эти руки, которые только что разорвали договор и, возможно, спасли двух людей от ужасной участи. Эти же руки, которые подписали тысячи других договоров, обрекли ли они кого-то на подобную судьбу? Он всегда верил, что деньги – нейтральный инструмент. Но теперь он понял, что они были проводником. Проводником судьбы. И его банк, его роскошный кабинет на сорок восьмом этаже, был гигантской станцией, распределяющей не только кредиты, но и будущее.

Он чувствовал себя так, словно ему вручили пульт управления с одной-единственной красной кнопкой, и он уже не мог сделать вид, что ее нет.

Где-то в городе ехала в метре домой Ольга Семенова, горько плача и проклиная его. Она думала, что он монстр, сорвавший ее мечту. Она не знала, что он, возможно, единственный, кто эту мечту для нее спас.

Александр Орлов повернулся к своему идеальному, стерильному кабинету. Все было на своих местах. Все, кроме него самого. Его мир, такой прочный и предсказуемый, дал трещину. Сквозь нее врывался хаос, пахнущий гарью и болью.

Он подошел к столу и медленно, очень медленно провел пальцами по чистому листу бумаги, лежавшему рядом с подставкой для ручек.

Ничего не произошло.

Только тишина. Звенящая, давящая тишина, в которой он остался наедине со своим новым, ужасающим даром.

Глава вторая: Цена одного решения

Тишина в кабинете стала иной. Раньше это была тишина власти, контроля, безмятежной уверенности в том, что все процессы подчинены его воле. Теперь же это была тишина склепа, в котором был заживо похоронен его прежний мир. Воздух был густым и тяжелым, словно пропитанным электричеством после грозы, которого так и не случилось.

Александр Орлов не слышал привычного гула Москвы за тридцатисантиметровым бронированным стеклом. Он слышал только бешеный стук собственного сердца и отголоски того кошмара, что теперь навсегда поселился в его памяти. Запах гари, казалось, въелся в обоняние, стал фантомным, но оттого не менее реальным.

Он все еще стоял у стола, опираясь на него белыми от напряжения костяшками пальцев. Взгляд его упал на клочки разорванного договора, валявшиеся на полу. Белоснежная бумага, испещренная сухим юридическим текстом, превращенная в мусор. Это был не просто договор. Это была граница. До и после.

«После» было пугающим и абсолютно непонятным.

Что это было? Психическая атака? Острое кислородное голодание мозга? Он, человек, никогда не веривший ни во что, что нельзя потрогать или конвертировать в денежный эквивалент, вдруг стал свидетелем… чего? Видения? Предвидения?

Он заставил себя сделать глубокий вдох. Рационализация. Ему нужно было рациональное объяснение.

– Переутомление, – прошептал он хрипло сам себе. – Слишком много работы. Нервы. Недостаток сна.

Да, это звучало правдоподобно. Его жизнь последние несколько лет была бесконечным марафоном сделок, перелетов и ночных аналитических сессий. Мозг мог дать сбой. Случай Ольги Семеновой и отчет службы безопасности просто наложились друг на друга, породив яркую, болезненную галлюцинацию.

Облегчение, сладкое и обманчивое, начало разливаться по его телу. Да, конечно. Всего лишь галлюцинация. Завтра он сходит к лучшему неврологу в Москве, сделает МРТ, пропьет курс успокоительных. И все вернется на круги своя.

Он выпрямился, пытаясь вернуть себе привычную осанку хозяина положения, и нажал кнопку вызова.

Мгновенно, как джинн из бутылки, появилась Лиза. Ее лицо было маской профессионального спокойствия, но в глазах читалась тревога.

– Александр Дмитриевич?

– Уберите это, – он кивнул в сторону клочков бумаги. Его голос прозвучал почти нормально, лишь чуть более сдавленно, чем обычно. – И… приготовьте документы для господина Кротова. По проекту «Вектор-Строй». Мне нужно их подписать.

Произнеся это, он почувствовал внезапный, иррациональный страх. Словно он только что подписал себе смертный приговор. Но это же была просто бумага. Очередная сделка. Риски просчитаны, вероятность дефолта хоть и есть, но она заложена в процентную ставку. Все по науке.

Лиза молча кивнула и принялась убирать. Ее движения были точными и быстрыми. Через минуту от договора Семеновой не осталось и следа.

Орлов подошел к бару и снова налил виски. Рука дрожала, и он расплескал немного дорогого напитка на полированную столешницу. Он с раздражением отвернулся. Ему нужно было взять себя в руки. Сейчас принесут документы по Кротову. Он их подпишет. И это станет актом возвращения к нормальности. Ритуалом изгнания безумия.

Лиза вернулась с новым пакетом документов. Толстенная папка с логотипом банка. Она положила ее на край стола, подальше от того места, где была пролита жидкость.

– Вам что-нибудь еще нужно, Александр Дмитриевич?

– Нет. Вы свободны. И… Лиза, – он остановил ее уже у двери. – Отмените мой вертолет на сегодня. И перенесите все утренние встречи.

– Слушаюсь.

Дверь закрылась. Он остался один на один с папкой. Она лежала на столе, безобидная и молчаливая. Просто бумага, просто чернила.

Орлов медленно подошел, сел в кресло и потянул ее к себе. Он чувствовал себя сапером, приближающимся к неразорвавшейся бомбе. Глупость. Это были документы, приносящие банку миллионы долларов прибыли.

Он открыл папку. Наверху лежало кредитное соглашение. Его взгляд сразу же выхватил знакомую фамилию – Кротов Олег Владимирович. И название проекта – «Аркадия».

Сердце снова забилось чаще. Он перевернул страницу. Приложения, графики платежей, отчеты оценщиков. Все как всегда.

Его пальцы потянулись к его любимой перьевой ручке – Montblanc, подарок на день рождения от совета директоров. Весомая, холодная, идеально лежащая в руке. Инструмент власти.

Он взял ее. Привычное движение. Поставить точку в выгодной сделке.

Он поднес кончик пера к строке для подписи. И в этот миг его взгляд упал на влажное пятно от виски, которое он сам же и оставил на краю стола. Пятно было совсем маленьким, но его блеск привлек внимание. И он вспомнил. Влажность. Контакт.

Что, если… Что, если это не было галлюцинацией? Что, если это реальность? И что, если это работает не только с теми, кто берет кредит, но и с теми, кто его дает?

Мысль была абсурдной. Но паника, которую он испытал час назад, была слишком реальной, слишком осязаемой, чтобы быть вымыслом.

Его рука замерла в сантиметре от бумаги. Он не мог этого сделать. Не мог подписать, не проверив.

Он отшвырнул ручку, как раскаленный уголь. Она с звонком покатилась по столу. Что ему было делать? Как проверить? Он не мог прикасаться к этим документам голыми руками. Не сейчас.

Орлов встал, обошел стол и подошел к сейфу, встроенному в стену. Он набрал код, приложил ладонь к сканеру. Сейф с тихим щелчком открылся. Внутри, среди папок с грифом «Совершенно секретно» и ящика с наличной валютой на черный день, лежала коробка с одноразовыми латексными перчатками. Их использовали иногда при работе с особо ценными коллекционными предметами, которые клиенты приносили в залог.

Он надорвал упаковку и натянул перчатки. Тонкий латекс плотно обтянул его пальцы, отделяя кожу от мира. Он чувствовал себя идиотом. Судьей, готовящимся вынести смертный приговор в стерильном костюме.

Вернувшись к столу, он снова взял папку. Перчатки скрипели по глянцевой бумаге. Он нашел то, что искал – раздел, подписанный лично Кротовым. Его размашистая, уверенная подпись красовалась под обязательствами.

Орлов закрыл глаза, сделал глубокий вдох и положил ладонь в перчатке прямо на подпись Кротова.

Ничего.

Ни вспышки, ни боли, ни видений. Только тихий шуршащий звук латекса по бумаге.

Облегчение, на этот раз уже настоящее, волной накатило на него. Значит, это все же был бред. Переутомление. Он почти усмехнулся своей глупости. Перчатки. Боже, он действительно начинал сходить с ума.

Он снял перчатку и выбросил ее в урну. Теперь, чтобы окончательно развеять сомнения, он должен был коснуться бумаги кожей. Прямой контакт. Последний тест.

Он протянул руку. Пальцы уже почти коснулись страницы, когда его взгляд упал на ту самую подпись Кротова. И он заметил то, чего не видел раньше. Чернила на подписи Кротова были чуть размыты в одном месте. Словно на них тоже что-то пролили. Или… Кротов подписывал эти документы мокрой от пота рукой? От волнения? Или от жадного нетерпения?

Это было его чернило. Его пот. Его след.

Орлов замер. Инстинкт самосохранения, выточенный годами в мире высоких ставок и предательства, закричал внутри него: «Не делай этого!»

Но было уже поздно. Кончики его пальцев коснулись влажного пятна на подписи Кротова.

И ад разверзся во второй раз за этот вечер.

Это было иначе. Не мгновенный взрыв, а медленное, мучительное погружение в трясину. Если видение, связанное с Семеновой, было яркой вспышкой катастрофы, то это было похоже на тяжелую, гниющую болезнь.

Он чувствует себя толстым, отвратительным, кожа лоснится от жира и пота. Он сидит в своем кабинете, но это не его кабинет. Это какая-то темная, пропахшая дешевым табаком и старым ковром конура. На столе – бутылка коньяка без этикетки и пачка денег. Не пачка – кипа. Грязные, мятые купюры. Он смеется. Хриплый, утробный смех. Он только что отдал приказ. Приказ, который сделает его еще богаче. «Пусть там черт ногу сломит, – бормочет он, наливая коньяк в граненый стакан. – Лишь бы сдача была вовремя». Он не думает о людях, которые будут жить в его доме. Он думает только о деньгах. Они сыплются на него, как из рога изобилия, но дыра внутри него ненасытна. Он все скупает и скупает: яхты, машины, молодых любовниц, но насыщения нет. Только страх. Постоянный, грызущий страх, что все это рухнет. Что его поймают. Что кто-то о чем-то догадается. Этот страх заставляет его пить и принимать все более тупые и опасные решения. Он знает, что строит гробы, а не дома. И ему плевать. Лишь бы ему самому не лечь в этот гроб первым.

Потом резкая смена. Допрос. Следователь с каменным лицом. Он пытается юлить, лгать, но против него – горы документов, показания подрядчиков. Его империя – мыльный пузырь. И он лопается. Суд. Приговор. Колония строгого режима. Он старый, больной, его бьют, унижают. Он умирает в тюремной больнице от сердечного приступа, в полном одиночестве, и последнее, что он видит, – это отсвет серой тюремной стены на потолке. Никто не приходит. Ни жены, ни детей, ни друзей. Только тюремный врач, констатирующий смерть.

Орлов отдернул руку. Его не рвало, как в прошлый раз. Его просто медленно переполняло чувство глубочайшего отвращения и… вины. Он чувствовал ту самую ненасытную жадность Кротова, его трусливый, животный страх. Он был внутри этого человека, внутри его гниющей души.

Он оттолкнул от себя папку. Она с грохотом упала на пол, рассыпая листы.

Теперь сомнений не оставалось. Никаких. Это было реально.

Его дар. Его проклятие.

Он видел будущее тех, чьи финансовые судьбы пересекались с его собственной. Через прикосновение к документу, несущему в себе энергетику, эмоцию, след человека – пот, слезы, нервы. Он видел не абстрактное будущее, а то, что случится именно из-за этих денег, из-за этой сделки.