#ПравилоТрехПоцелуев

Аксиния Царёва

#ПравилоТрехПоцелуев

Пролог

Есть негласное правило во Вселенной, о котором не пишут в учебниках по физике. Звучит оно так: «Любое тело школьного возраста, предоставленное самому себе, стремится наткнуться на объект своего обожания в самый неподходящий момент и в самом непрезентабельном виде».

Мой личный опыт это подтверждает на все сто процентов. В моем случае «неподходящий момент» – это когда у тебя на лбу красным фломастером нарисован третий глаз (длинная история), а «непрезентабельный вид» – это старые спортивные штаны с едва заметным пятном от борща и футболка с надписью «I’m with stupid →», где стрелка почему-то всегда указывает прямо на меня.

Но я забегаю вперед. Это правило я осознала гораздо позже. А начиналась эта история с другого, не менее важного закона бытия: чтобы что-то получить, нужно сначала все потерять. Или, в моем случае, нужно было потерять лучшую подругу, чтобы найти себя. И его.

В общем, добро пожаловать в мой личный ад с Wi-Fi, столовской пиццей «на вкус как картон» и полной уверенностью, что твоя жизнь – это худший подростковый сериал из всех существующих.

Поехали.

Глава 1

Если бы моя жизнь была сериалом, в этой серии точно поменяли бы режиссера. С утра все еще было привычно и даже комфортно. Я, Лена Гордеева, сидела за нашим с Машей привычным столиком в школьной столовой, и мы дружески спорили над тем, кто из новичков в школьной группе вк симпатичнее.

– Смотри, у этого, вроде Артем, глаза как у котика, – тыкала Маша пальцем в экран моего телефона. Ее собственный телефон уже третий день лежал у «серого ремонтника», после того как она утопила его в ванной с пеной, пытаясь снять крутой обзор для тиктока.

– Кошкины? Серьезно? – я прищурилась. – У него взгляд как у манула, который планирует месть всему человечеству. Мило, но опасно.

Маша фыркнула, откидывая со лба идеально уложенную прядь карамельных волос. У нее всегда получалось выглядеть как с обложки, даже в нашей унылой школьной форме. Я же, напротив, умудрялась выглядеть так, будто меня одевали в темноте и с большой нелюбовью. Галстук вечно завязан криво, юбка чуть длиннее, чем у всех, а на белой блузке к концу второго урока уже красовалось пятно от чая.

– Ладно, манул так манул, – пожала она плечами. – Все равно лучше, чем твой выбор. Этот… как его… Ваня? Выглядит как милый, но абсолютно безликий картофельный инопланетянин.

– Он не безликий! – возмутилась я. – У него доброе лицо. И он в библиотеке «Войну и мир» брал. Не какую-нибудь фэнтези-дичь.

– О боже, Лен, ты выбираешь парней по списку литературы? Скоро будешь справку об успеваемости требовать, – рассмеялась она.

Я хотела ответить ей той же монетой, но нас прервал голос, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Низкий, с легкой хрипотцой, будто его владелец только что проснулся или всю ночь не спал, делая что-то невероятно крутое.

– Марьева, учительница по химии кого-то ищет. Вроде тебя.

Я подняла голову. Над нашим столом возвышался он. Данил Комаров. Капитан баскетбольной команды, полубог нашей школы и владелец того самого голоса. Он смотрел на Машу, а я в этот момент, как полная идиотка, замерла с куском пиццы на полпути ко рту.

Маша мгновенно преобразилась. Ее поза стала изящной, взгляд томным, а голос на октаву ниже.

– Спасибо, Данил. Наверное, за тот проект. Я же предупреждала, что он будет огонь.

– Выглядишь убедительно, – ухмыльнулся он. Его глаза скользнули по мне, и в них не было ни капли интереса. Просто констатация факта: «А, и это еще тут есть». – Ладно, предупредил.

Он развернулся и ушел, а я выдохнула, будто только что пробежала стометровку.

– Видела? Он специально подошел! – прошептала Маша, ее глаза сияли. – Я же говорила, что он мной интересуется.

– Он просто передал сообщение от училки, – буркнула я, внезапно ощущая, как знакомый комок неуверенности подкатывает к горлу. Рядом с Машей я всегда чувствовала себя серой мышкой. А рядом с Данилом – и подавно.

– Ты просто ревнуешь, – отмахнулась она, снова уткнувшись в телефон. – О, смотри, этот манул выложил новое фото. В спортзале. Выглядит… атлетично.

Я хотела что-то сказать, но в этот момент к нашему столу подошла Светка Зимина, главная сплетница и подруга Маши из группы поддержки. Они с Машей были похожи на два ярких, отполированных до блеска яблока с одной ветки.

– Марьева, привет! Иди с нами, обсудим кое-что по поводу вечеринки в субботу, – Светка бросила на меня быстрый, оценивающий взгляд, в котором не было ни капли приглашения.

Маша моментально собралась.

– Лен, ты не против? Я быстро.

– Да, конечно, – кивнула я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала обида. Меня давно перестали звать на их «тусовки». Правило было простым: Маша со мной одна, Маша с ними – другая.

Она упорхнула, оставив меня наедине с доеданием пиццы и чувством легкой тоски. Я потянулась за соком и неловким движением опрокинула стакан. Оранжевая жидкость рекой потекла по столу прямо на сумку Маши, которую она забыла.

У меня перехватило дыхание. Дорогая кожаная сумка, ее гордость! Я схватила салфетки и начала лихорадочно вытирать лужу, но яркое оранжевое пятно на светлой коже уже расплывалось, как предзнаменование неминуемой катастрофы.

В этот момент Маша вернулась. Ее лицо вытянулось.

– Лена… Это что?

– Я… я нечаянно. Прости! Я все вытру, отстирается, наверное…

– Ты вообще смотришь иногда, куда свои руки кладешь? – ее голос стал холодным и высоким, каким он никогда не бывал, когда мы были наедине. – Это же сумка! Новая!

Светка, стоявшая позади нее, язвительно ухмыльнулась.

– Ну вот, Гордеева как всегда. Прямо ходячая катастрофа.

Маша не заступилась. Она смотрела на меня с таким раздражением и обидой, будто я нарочно вылила на ее вещь кислоту.

– Знаешь, Лена, – сказала она, хватая испорченную сумку. – Иногда твоя рассеянность просто выводит. Давай сегодня не гуляем. Мне нужно это отмыть.

Она развернулась и ушла со Светкой, оставив меня одну за столом. Вся столовая, казалось, смотрела на меня. Я чувствовала, как горят щеки. Это была не просто ссора. Это был публичный разрыв. Система «Ты-и-Я-Не-Разговариваем» была официально приведена в действие.

Я собрала свои вещи дрожащими руками и выбежала в коридор, стараясь ни на кого не смотреть. Мне нужно было куда-то спрятаться. Одно место в школе всегда меня спасало.

Запасной выход на старую пожарную лестницу, где никто не бывал. Я пристроилась на холодном бетонном ступеньке, прижала колени к груди и закрыла глаза, пытаясь отогнать надвигающиеся слезы.

Вот она, моя жизнь. Идиотка с нарисованным глазом на лбу в самом прямом смысле.

Тихо скрипнула дверь. Я резко подняла голову, ожидая увидеть завуча с выговором за прогул. Но это был не завуч.

На пороге стоял тот самый «манул» с фотографии. Артем. Новенький. В его руках дымилась электронная сигарета, а в глазах читалось искреннее недоумение. Он явно ожидал найти здесь убежище, а не плачущую девочку с размазанной тушью.

Мы смерили друг друга молчаливым взглядом.

– Эм, – сказал он наконец, неуверенно дергая плечом. – Я… не помешал?

Я просто смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Казалось, Вселенная только что продемонстрировала мне свое главное правило во всей его красе.

Глава 2

Если есть во Вселенной закон, по которому бабочка, проливая слезу в моем унылом школьном дворе, вызывает ураган унижений прямо над моей головой, то он должен называться «Законом Лениной Подлости». Его первая и главная заповедь: чем отчаяннее ты хочешь стать невидимкой, тем выше шансы, что тебя заметят именно те люди, перед которыми хочется провалиться сквозь землю, желательно навсегда.

Я сидела на холодной бетонной ступеньке запасного выхода, поджав колени и уткнувшись в них лицом. Дрожь от испуга и обиды постепенно сменялась леденящим спокойствием отчаяния. Я слышала, как где-то вдали кричат чайки, и подумала, что им, наверное, проще. У них вся жизнь – это полет, рыба и крики. Никаких сумок, подруг и публичных унижений.

Внезапный скрип двери заставил меня вздрогнуть и резко поднять голову. В проеме, озаренный осенним солнцем, стоял он. Тот самый «манул» с фотографии. Артем. В одной руке он держал растрепанную потрепанную книгу в темной обложке, а в другой – электронную сигарету, от которой клубился сладковатый дымок со вкусом то ли манго, то ли испорченной совести.

Мы уставились друг на друга. Его глаза, которые на фото Маши показались мне надменными, были просто уставшими. Глубокими и немного грустными. В них читалось такое же желание спрятаться, как и у меня.

– Эм, – произнес он наконец, и его низкий голос прозвучал неуверенно, сбиваясь на хрипоту. – Я… не помешал?

Я заморгала, пытаясь стереть с лица следы слез и, вероятно, размазала тушь еще больше. Я, наверное, напоминала панду после тяжелой ночи.

– Нет. Все в порядке. Я уже ухожу, – я сделала движение, чтобы встать, но мои ноги подкосились от долгого сидения в неудобной позе, и я едва не кувыркнулась вперед.

Он инстинктивно сделал шаг ко мне, протянув руку, но потом замер, будто передумав.

– Осторожно. Не надо спешить. Место, вроде, большое, – он оглядел нашу бетонную площадку. – Хватит на двоих. Если, конечно, я не претендую на твою личную территорию.

– Территория ничья, – пробормотала я, снова плюхаясь на ступеньку и отодвигаясь к перилам, давая ему понять, что можно присесть. – Просто в этой школе не так уж много мест, где можно спрятаться ото всех. Это одно из них.

Он кивнул, оценивающе оглядев наше убежище, и после секундного колебания пристроился на пару ступенек выше, сохраняя дистанцию. Мудрое решение.

– Понятно. Спасибо, что пустила. В коридорах уже тошнит от всех этих… – он замялся, подбирая слово.

– Социальных взаимодействий? – предположила я.

Он хмыкнул, и в уголке его глаз обозначились легкие морщинки.

– Что-то вроде того.

Наступила неловкая пауза. Я уставилась на свои потрепанные кеды. Он – на оголенные ветки деревьев во дворе. Тишину нарушали лишь далекие крики с футбольного поля и бульканье его вейпа.

– Так… – протянул он наконец, все так же глядя вдаль. – Это… что-то серьезное? Или просто один из тех дней, когда все летит к черту одно за другим, будто по какому-то дьявольскому плану?

Я не сдержала сдавленный смешок, больше похожий на всхлип.

– Один из тех дней, который плавно перетекает в неделю, а та – в месяц. А сегодняшнее событие – это такой кульминационный аккорд, после которого хочется сесть на поезд до самого Красноярска и там затеряться.

– Апогей, значит, – заключил он, кивая.

– Выходит, что так.

– Апогей – это хорошо, – неожиданно заметил он.

Я посмотрела на него с недоумением.

– С чего это? Апогей – это пик катастрофы.

– Ну, апогей – это высшая точка. Пик. Как вершина горы. Дальше – только спуск. Вниз. К чему-то более ровному и спокойному. – Он наконец повернулся ко мне, и в его глазах мелькнула искорка чего-то похожего на иронию. – По крайней мере, в моей личной, несколько искривленной системе координат.

Я невольно улыбнулась. Сквозь остатки слез.

– У тебя пессимистичная система координат.

– Реалистичная, – поправил он. – Меня зовут Артем, кстати.

– Лена.

– Привет, Лена. – Он кивнул, и это звучало как формальное заключение перемирия между двумя одиночками. – И что же там за апогей такой случился?

И я не знаю почему – может, от отчаяния, может, от того, что он был абсолютным чужим человеком, а может, от того, что в его усталой позе было что-то понимающее, – но я ему все выложила. Не сдерживаясь и не приукрашивая. Про сумку. Про Машу и ее ледяной взгляд. Про Светку с ее ядовитой ухмылкой. Про то, как я вечно все ломаю, роняю и оказываюсь не в том месте и не в то время. Про ощущение, что я – герой плохого комедийного сериала, которого все высмеивают.

Он слушал, не перебивая. Иногда кивал. Когда я закончила, он задумался, глядя на тлеющий испаритель.

– Жестко, – констатировал он. – Подруга – дура. Извини, что так прямо. Но если из-за какой-то сумки, даже самой крутой…

– Это не из-за сумки! – перебила я, и голос мой дрогнул. – Сумка – это последняя капля. Последний гвоздь в крышку моего гроба. Это из-за… из-за всего. Я ей неудобна. Понимаешь? Я – живое напоминание о том, какой она была раньше. А она теперь другая. Она «Мисс Популярность», а я… я так и осталась той самой неуклюжей девочкой, с которой когда-то дружила. И я не вписываюсь в ее новый блестящий образ.

Артем хмыкнул, и в этом звуке было столько горького понимания, что мне стало чуточку легче. Я была не одинока в своем аду.

– Похоже, у нас общий знакомый. Только в моем случае это был друг Димка. В прошлой школе мы с ним, как два изгоя, держались вместе против всего лицея. Пока он не нашел себе новую, более крутую тусовку. И не начал над теми же самыми шутками смеяться, над которыми мы раньше вместе издевались. Классика жанра.

– И что ты сделал? – спросила я, затаив дыхание.

– Да ничего особенного. Просто подошел к нему на перемене, когда он как раз старался перед новыми друзьями, и спросил, не жмет ли ему корона. А когда он начал оправдываться и говорить, что я все не так понял, не сдержался и дал ему в табло. Прямо при всех.

Я ахнула, представив эту картину. Я не могла бы ударить Машу. Никогда. У меня бы не хватило духу.

– Боже… А тут, наверное, не вариант?

Он усмехнулся, но в его улыбке не было радости.

– Ну, с девчонками это как-то не комильфо. Да и вообще, это был не лучший мой поступок. Не советую. Проблем не обнулил, только добавил. Иногда нужно просто переждать. Найти других людей.

– Каких других? – уныло спросила я. – Все группы уже сформированы лет пять назад. Я осталась за бортом. Одна.

– Вот, например, я, – сказал Артем, и в его голосе впервые прозвучала легкая, едва уловимая дерзость. – Я новенький. Моя социальная группа находится в стадии формирования. Пока что в ней один человек. Так что технологически, ты не одна. Место для тебя есть.

В этот момент оглушительно зазвенел звонок на урок. Мы оба вздрогнули, как преступники, пойманные на месте преступления.

– О боже, это химия! Я опаздываю! – я вскочила на ноги, на этот раз более успешно. – Анна Викторовна меня убьет!

Я схватила рюкзак и рванула к двери.

– Удачи переживать апогей, Лена, – бросил он мне вслед.

– Спасибо! Тебе тоже… с формированием группы! – крикнула я уже на бегу.

Я неслась по пустеющим коридорам, сердце колотилось где-то в горле. Я влетела в кабинет химии, запыхавшаяся, с раскрасневшимся лицом и, наверняка, со следами марафона эмоций на щеках.

Учительница, Анна Викторовна, женщина с острым взглядом и вечной укоризной на лице, подняла на меня бровь. Весь класс обернулся.

– Гордеева, наше запоздалое солнышко наконец-то взошло? К общему стыду, пристраивайтесь к товарищам. Опоздание на пять минут.

Я пробралась вдоль рядов парт, чувствуя на себе десятки любопытных и насмешливых взглядов. И среди них – взгляд Маши. Она сидела со Светкой, и они что-то шептались, уткнувшись в телефон. Маша демонстративно подняла глаза, встретилась со мной взглядом на секунду, полную ледяного безразличия, и так же демонстративно отвернулась к окну, продолжая что-то обсуждать со Светкой. Ее новая сумочка, с едва заметным, но для меня кричащим пятном, лежала на столе, как вещественное доказательство моего преступления.

В горле снова встал комок. Я опустила голову и плюхнулась на свое место за последней партой, чувствуя себя абсолютно разбитой.

И тут я заметила, что на меня смотрит еще одна пара глаз. С соседней парты. Ваня, тот самый «картофельный инопланетянин». Но в его взгляде не было насмешки. Было тихое, участливое любопытство. И когда я встретилась с ним глазами, он не отвел взгляд, а лишь слегка улыбнулся – неуверенно, по-доброму.

И почему-то вспомнились слова Артема: «Технически, ты не одна».

Может, мой персональный апогей и правда где-то позади? Или это просто затишье перед новой, еще большей катастрофой? Впереди была контрольная по химии, к которой я не была готова совершенно. Закон Подлости обожал такие моменты.

Глава 3

Закон Подлости имеет важное следствие, которое я окрестила «Принципом домино». Одно неудачное событие неминуемо ведет к другому, затем к третьему, и вот ты уже наблюдаешь, как рушится твоя и без того шаткая репутация, словно костяшки в навороченном трюке.

Кабинет химии пах, как всегда, хлоркой, тревогой и невыученными параграфами. Анна Викторовна, щеголяя в новом строгом пиджаке, выписала на доске формулу, от которой у меня закружилась голова. Казалось, даже молекулы в воздухе замерли в ожидании моего неминуемого провала.

– Повторяем тему «Скорость химических реакций», – ее голос прокатился по классу, не терпя возражений. – И в качестве закрепления – самостоятельная. Приготовили листочки.

По рядам прошел сдавленный стон. Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Я не просто не была готова. Тема для меня была темным лесом, куда я забрела без карты и фонарика, пока Маша и я обсуждали «кошачьи глаза» Артема.

Листочек лег передо мной белым и безжалостным прямоугольником. Я сглотнула, сжав в пальцах ручку так, что костяшки побелели. Первые два вопроса еще как-то можно было одолеть методом научного тыка. На третьем я застряла намертво.

«От чего зависит скорость реакции? Напишите формулу и приведите примеры.»

Примеры? Единственная реакция, которую я сейчас наблюдала, – это реакция моего организма на стресс. Учащенное сердцебиение, потные ладони и горящие щеки. Формулу бы к этому приложить.

Я украдкой посмотрела на Машу. Она писала быстро и уверенно, изредка перебрасываясь со Светкой многозначительными взглядами. Они явно что-то замышляли. Светка что-то быстро нацарапала на клочке бумаги, ловко скомкала и, проходя мимо моей парты «за ластиком», незаметно бросила его на парту Ване, тому самому «инопланетянину».

Ваня растерянно развернул бумажку, покраснел и быстро сунул ее в карман. Мое сердце екнуло. Подсказка? Но почему ему? Они что, общаются?

Анна Викторовна, обладая радаром цепного пса, мгновенно вышла из-за своего стола.

– Зимина, к доске! Решаем задачу под номером четыре.

Светка, пойманная на месте, вспыхнула, но с видом невинной овечки поплелась к доске. Маша бросила на нее взгляд, полный немого вопроса. Я уставилась на свою бумагу, пытаясь силой мысли вызвать в памяти хоть что-то полезное.

Внезапно сзади меня раздался легкий щелчок. Я инстинктивно обернулась. Парту за мной занял Артем. Он сидел, развалившись, с каменным лицом, и щелкал колпачком своей ручки. Увидев мой потерянный взгляд, он едва заметно подмигнул и снова уткнулся в свой листок, на котором, как мне показалось, он уже все решил.

Это подмигивание, такое неожиданное, сбило меня с толку еще больше. Что это должно было значить? «Привет»? «Я все вижу»? «Держись»?

– Гордеева! – голос Анны Викторовны прозвучал прямо над моим ухом. Я вздрогнула так, что чуть не подпрыгнула на стуле. – Не отвлекаемся. И не подглядываем. У вас есть своя голова на плечах, надеюсь?

В классе кто-то сдержанно хихикнул. Я почувствовала, как пылают мои уши. Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и снова уткнулась в безнадежный листок.

Звонок спас меня, как кавалерия с того света. Я сдала почти чистый лист, чувствуя себя полной неудачницей.

– Лена, подожди! – меня догнал на перемене голос, который я не ожидала услышать.

Я обернулась. Это был Ваня. Он нервно переминался с ноги на ногу, в руках он сжимал тот самый злополучный бумажный шарик.

– Эм… я просто хотел… это не то, что ты подумала, – он пробормотал, избегая моего взгляда.

– Я ничего не подумала, – солгала я.

– Это Светка… она написала мне насчет… в общем, не по делу. Не по химии. – Он покраснел еще сильнее. – Я видел, ты смотрела. Я не списывал.

Его доброе, немного простодушное лицо выражало такое искреннее беспокойство, что мне стало немного совестно.

– Да все нормально, Ваня. Мне вообще не до того. Я свою-то самостоятельную завалила.

– О, – он оживился. – Я могу объяснить! Если хочешь. Тема несложная, просто Анна Викторовна странно объясняет.

В этот момент мимо нас прошла Маша со своей свитой. Она бросила на меня и Ваню оценивающий, холодный взгляд. Светка фыркнула и громко, на весь коридор, сказала:

– Смотри-ка, Гордеева уже новую компанию себе нашла. Быстро она.

Маша ничего не ответила. Она просто отвернулась, и этот жест был больнее любой насмешки.

Ваня смущенно замолчал. Я сжала кулаки.

– Знаешь что, Ваня? Спасибо. Но я, пожалуй, пойду.

Я развернулась и почти бегом бросилась прочь, в сторону спасительного запасного выхода. Мне нужно было побыть одной. Однажды это уже сработало.

Я выскочила на холодный воздух, жадно глотнула, прислонилась к шершавой стене и закрыла глаза. В голове стучало: «Неудачница. Изгой. Опозорилась».

– Опять апогей? – раздался знакомый низкий голос.

Я открыла глаза. Артем стоял там же, где и в прошлый раз, прислонившись к перилам. На этот раз без вейпа, с книжкой в руках.

– Похоже, это мое перманентное состояние, – выдохнула я.

– С контрольной провалилась? – угадал он.

– С треском. Плюс публичное унижение от училки. Плюс косые взгляды бывшей лучшей подруги. Стандартный набор.

Он кивнул, закрывая книгу.

– Со вторым и третьим пунктами могу посочувствовать. А с первым – помочь.

Я с недоумением посмотрела на него.

– Помочь? С химией?

– А что? – он пожал плечами. – В прошлой школе у меня был репетитор-садист. Вбил в голову так, что не выбьешь. Могу тебе все разжевать. Если хочешь.

Его предложение было настолько неожиданным, что я на секунду опешила.

– Почему?

Он нахмурился.

– Почему что?

– Почему ты хочешь мне помочь? Мы же едва знакомы.

Артем помолчал, глядя куда-то вдаль, на облака, плывущие над школьной крышей.

– Не знаю. Наверное, потому что вижу в тебе родственную душу. Тоже изгой-профи. А еще, – он снова посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула все та же едкая искорка, – мне интересно, что там насчет картофельного инопланетянина. Может, расскажешь за помощью?

Я не смогла сдержать улыбку. Он был странным. Колючим. Но в его колючести была какая-то честность.

– Ладно, – сдалась я. – Только если без всяких там обидных прозвищ.

– Обещаю, – он поднял руки в знак капитуляции. – Только химия. Сухая, безэмоциональная наука о веществах и их превращениях.

– Превращениях? – переспросила я. – Как это вовремя.

– Вот видишь, – он едва улыбнулся. – Ты уже схватываешь суть. Все в этом мире меняется. Даже отношения. Иногда – к лучшему.

В этот момент дверь снова скрипнула. На пороге возник Ваня. Он выглядел растерянным и решительным одновременно.

– Лена, я… я принес тебе свои конспекты по химии. – Он протянул мне несколько аккуратно исписанных листов. – Тут все основные формулы. И примеры.

Он увидел Артема, и его решительность мгновенно испарилась.

– Ой. Извини. Я не знал, что вы… что ты занята.

Артем поднял бровь, посмотрел на Ванины конспекты, потом на меня. На его лице появилась ухмылка.

– Ничего. Я как раз ухожу. Место для тебя освобождаю. Лена, подумай над моим предложением.

Он кивнул нам обоим и скрылся в дверном проеме, оставив меня наедине с растерянным Ваней и его конспектами.

Я взяла листочки. Они были исписаны убористым, старательным почерком. Очень подробно.

– Спасибо, Ваня. Это очень мило.

– Пустяки, – он замялся. – Эм… а это… тот самый новенький?

– Да, – кивнула я. – Он предложил помочь с химией.

– О, – Ваня потупился. – Понятно. Ну, он, наверное, умный. Разбирается.

В его голосе прозвучала легкая, едва уловимая нота ревности? Или мне показалось?

– Твои конспекты тоже выглядят очень умно, – постаралась я его подбодрить. – Спасибо тебе огромное.

Он улыбнулся, и его лицо сразу преобразилось, стало очень открытым и добрым.

– Обращайся. Всегда рад помочь.

Он постоял еще секунду, не зная, что сказать, потом неловко попрощался и ушел.

Я осталась одна с двумя предложениями о помощи и со странным чувством, что мой социальный статус «изгоя» дал внезапную трещину. Из нее проглядывало что-то новое и незнакомое.

Принцип домино, возможно, работает в обе стороны. Одно хорошее событие может потянуть за собой другое. Осталось только понять, какое из этих предложений – та самая первая правильная костяшка.

Глава 4

Если бы кто-то решил составить карту моего социального взаимодействия, она напоминала бы рисунок сумасшедшего: сплошные зигзаги, тупики и внезапные взрывы там, где меньше всего ожидаешь. Мое личное следствие из Закона Подлости: «Любая попытка наладить свою жизнь приводит к непредсказуемому хаосу, особенно если рядом есть бывшая лучшая подруга с обостренным чувством собственности».