
Полная версия
Хрусталь и Пепел

Хрусталь и Пепел
Истории на грани осязаемого и непознанного
Авторы: Лебедева Оксана, Аникина Татьяна, Табуева Евгения, Козенёва Наталья, Стрекаловская Валерия, Струнникова Оксана, Грин Ирина, Купи Светлана, Юровских Екатерина, Худякова Ирина, Житенёва Ольга
Дизайнер обложки Оксана Лебедева
Составитель Оксана Лебедева
© Оксана Лебедева, 2025
© Татьяна Аникина, 2025
© Евгения Табуева, 2025
© Наталья Козенёва, 2025
© Валерия Стрекаловская, 2025
© Оксана Струнникова, 2025
© Ирина Грин, 2025
© Светлана Купи, 2025
© Екатерина Юровских, 2025
© Ирина Худякова, 2025
© Ольга Житенёва, 2025
© Оксана Лебедева, дизайн обложки, 2025
© Оксана Лебедева, составитель, 2025
ISBN 978-5-0067-9178-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Татьяна Аникина
Старый солдат
Амелию разбудил телефонный звонок – на часах 23:32…
«Что хотят сказать ангелы?» – промелькнуло в мыслях на автомате.
– Алло, мама, почему трубку не берешь, что случилось? – услышала она озабоченный голос дочери.
– Доча, я просто сплю, забыла про разницу времени? Что произошло? – ласково проговорила в трубку Амелия.
– Мамуль, я купила тебе билет на девятнадцатое число, смотри на почте, через стенку квартира-музей Пушкина, недельку по театрам походим. Алло, мама, что ты молчишь? Мама-а-а…
– Жду, когда успокоишься, трындычиха моя родная, – смеясь, проговорила наконец Амелия. – Ты снова ставишь меня… перед фактом. А у меня дела, – она не успела договорить, какие у нее могут быть дела в январе.
– Мама, я знаю твое расписание – студентов нет, а это главное. Помнишь, как классно мы в Светлогорске отдохнули? Прилетай, я соскучилась и Эрмитаж соскучился! Мы же осенью не успели в Русский, сейчас сходим, а в Михайловском – собор Парижской Богоматери! Собирайся, я очень тебя жду, Саймошу оставишь у Люды, они будут рады отдохнуть от тебя! У меня параллельный звонок, целую тебя, прилетай!
В трубке зазвучали короткие гудки.
«На недельку сестра останется с котом, не вопрос… Ноут легкий – всего пять килограммов, действительно, почему бы и да? А в чем мне идти в Михайловский? Интересно, билет с багажом или без? На неделю – это же надо вещей… Ладно, подумаю об этом утром, сейчас – спать!» Амелия закрыла глаза. Счастливая улыбка не сходила с ее губ, через три минуты она уже видела сон – снилась Нева.
Утром Амелия проснулась от боли под левым коленом.
«Так иногда бывает», – подумала она, решив не обращать внимания. Скачала с почты авиабилет, до вылета оставалось неполных десять часов, нужно было собрать чемодан, увезти Саймона, перенести назначенные встречи на неделю позднее. Амелия все успела.
* * *
В самолете нога отказывалась сгибаться, пришлось попросить соседа поменяться местами, чтобы вытянуть ногу в проходе. Выйдя из здания аэропорта, женщина увидела распахнутые двери автобуса №39, не раздумывая и забыв про больную ногу, вошла в него и села на свободное место. Колено продолжало свое нытье.
Выйдя на станции метро «Гостиный двор», Амелия сразу же попала в зимнюю сказку. Питер встретил праздничным рождественским убранством: проспект сверкал гирляндами, крупные снежинки медленно кружились вокруг нее.
– Как же здорово, – зажмурившись, прошептала Амелия, вдыхая морозный воздух и чувствуя, как счастье наполняет ее. Она вспомнила студенческие годы, свои встречи с друзьями, смешные моменты, и это заставило ее улыбнуться еще шире.
«И я еще сомневалась, лететь или нет», – подумала она и решительно пошла в сторону Мойки. Нытье колена, которое категорически отказывалось сгибаться, ничуть не портило ее новогоднего настроения.
Уютный и очень атмосферный отель на Мойке приветливо распахнул свои двери. После ужина Амелия решила обратить внимание на свое колено и поговорить с ним.
– Итак, многоуважаемое колено, что ты хочешь мне сказать? Чем я заслужила такое отношение ко мне? Что молчишь? – она бережно уложила ногу на кровать и погрузилась в медитацию.
В самый неподходящий момент, когда очень хочется побольше прогулок по любимому Питеру, колено всерьез отказалось сгибаться. Амелия решила не сдаваться – не сидеть же в отеле! Перебинтовав колено эластичным бинтом, проворчала:
– Не хочешь сгибаться – не надо, ходи так!
Она бодрым шагом утром вышла на прогулку. Пока дочь была в институте, Амелия решила погулять по книжному магазину Зингера. А потом – Русский музей, вечером – собор Парижской Богоматери в Михайловском, следующие два дня – Эрмитаж, Музей современного искусства… Амелия была счастлива от возможности выгулять свои наряды.
– Доча, спасибо тебе, а то мои наряды скоро нафталином начнут пахнуть, а не «Шанелью», – радовалась Амелия и тут же, нахмурив брови, выговаривала: – Как можно в Михайловский выйти в джинсах? Давай купим тебе что-нибудь вечернее!
– Мама, а почему бы тебе, когда прилетим, не позвать Игоря Юрьевича в наше арт-кафе? Он с радостью сопроводит тебя и будет одет так, как ты любишь, – в галстук-бабочку.
– Все поняла, согласна на твои джинсы, хитрюша, – ретировалась Амелия.
Колено по-прежнему отказывалось сгибаться. Амелия смеялась:
– Помнишь фильм «Здравствуйте, я ваша тетя»? Там было: «Я старый солдат и не знаю слов любви!» Мне кажется, что я сейчас ну вылитый Михаил Казаков! – И они вместе с дочерью смеялись, вспоминая сцены из этого фильма.
На следующее утро Амелия решила зайти в аптеку и купить какое-нибудь обезболивающее – юмор уже не помогал, а впереди два дня походов по питерским музеям. Самое сложное было подниматься или спускаться по лестницам: перебинтованная в колене левая нога, как циркуль, описывала круг, гордо опускалась на ступеньку выше или ниже, женщина опиралась на нее, подставляла правую и снова описывала левой ногой круг. Поднимаясь в аптеку, нога немного ошиблась в радиусе полета и, зацепив ботинком ступеньку крыльца, лишила Амелию равновесия. Она стремительно падала назад, в ее мозгу промелькнул вопрос: «Я грохнусь позвоночником или…»
И тут ее сзади подхватили чьи-то сильные руки, приподняли и, осторожно придерживая, поставили на тротуар. Амелия обернулась и встретилась глазами с мужчиной, который держал ее в своих руках.
Что-то знакомое, очень родное было в его серых, как питерское небо, глазах. Голову Амелии вскружил аромат дорогого мужского парфюма – верхние цитрусовые ноты, ветивер, кардамон, мускус говорили об элегантности и соблазнении. Его улыбка была немного скрыта густыми и аккуратно подстриженными усами и бородой.
– Испугалась? – спросил незнакомец.
– Не успела, – ответила немного озадаченная Амелия, подумав про себя: «Почему так сразу на „ты“»?
– Большое спасибо, вы очень вовремя!
– Амелия, ты меня не узнаешь? – спросил незнакомец.
В груди у Амелии вдруг начал разгораться теплый огонь. Она смотрела незнакомцу в глаза и молчала. Жар разливался по всему ее телу, в ушах звенели колокольчики, сердце билось так громко, что заглушало шум Невского. Они продолжали молча стоять у входа в аптеку, незнакомец продолжал крепко держать женщину за талию.
– Санька, – наконец выдохнула она, – ты как здесь очутился? Сколько лет прошло…
– Повышение квалификации, а ты?
– Меня дочь вызвала, диплом защищает, гештальт-терапевтом решила стать.
– Сколько ей уже?
– Сорок два, сыну – сорок пять.
– Надо же, взрослые какие, а сколько же тогда нам с тобой? – засмеялся Санька, и в глазах его заиграли теплые искорки.
– Давай отойдем в сторону, загородили вход в аптеку, – Амелия попыталась выскользнуть из его крепких рук, но он перехватил ее под руку, еще крепче обняв за талию.
Они сидели в кафе «Счастье» напротив Исаакиевского собора, Санька продолжал крепко держать Амелию за руку. В сердце звучала тихая, но уверенная мелодия – напоминание о том, что судьба дарит ей неожиданный шанс, который может все изменить. Санька давно не Санька, а Александр Николаевич, он так и не женился, говорит, что не встретил такую, как она. И что теперь он ее уже не отпустит – дети выросли, и нет причины ему отказывать. Он заберет ее к себе, и у нее будет возможность выращивать любимые розы в вечной мерзлоте Ямала.
Звонок дочери неожиданно вырвал ее из дурмана, окутавшего ее с момента падения в крепкие Санькины руки.
– Мамуля, я освободилась, у нас все по плану? – раздался в трубке счастливый голос дочери.
– Сегодня план меняется. Я встретила Александра Николаевича, помнишь моего однокурсника? Мы в кафе «Счастье», напротив Исаакиевского, подъезжай.
– Ого, я рада вашей встрече, привет передавай от меня! Тогда я сегодня вечером с группой, хорошо? А как он тебя нашел? Как твоя нога? – снова затараторила дочь.
– Вечером расскажу. Нога? – она вспомнила, что шла в аптеку, запнулась, чуть не упала, и потом – Санька. – Все хорошо, не переживай! До встречи, родная!
Амелия положила трубку, не отрывая взгляда от дорогих ей бездонных серых глаз, произнесла:
– Представляешь, у меня не болит колено. Может, это знак?
– Знак того, что нас ждут приключения. Колено не болит – значит, мы свободны? Как насчет ночной прогулки по городу? – прошептал Санька, и в глубине его стальных глаз вспыхнул огонек.
– Соглашусь, но только если возьмешь с собой термос с чаем, как тогда, помнишь? – засмеялась Амелия.
– Договорились! – с энтузиазмом выпалил Санька.
Они вышли на морозный воздух, где каждое мгновение могло превратиться в маленькую сказку.
Оксана Лебедева
Белоснежка, доктор Ватсон и восемь Сириусов Блэков
– Кобель есть?
Хриплый голос на секунду оглушил Марину. Она сразу пожалела, что ответила на незнакомый номер, но пакет с продуктами был такой тяжелый, что поставить его на замерзшую лавочку ради минутной передышки показалось хорошей идеей.
– Вы, наверное, ошиблись номером…
– Ничего я не ошибся! Вот объявление на «Авито»: «Отдам в хорошие руки…» Это же вы писали?
Марина прикрыла глаза и мысленно перенеслась на полгода назад…
* * *
Запах цветущей сирени врывался в кухню, споря с ароматами лимонного пирога и мясного рулета. Марина готовилась к празднованию дня рождения дочери: ее Настеньке сегодня исполнилось ровно пятнадцать лет.
Дочь предупредила, что после школы задержится с одноклассниками. Они сходят в кафе-мороженое, что недавно открылось рядом с Центральной площадью.
Однако времени прошло уже много, а именинницы все нет.
– Ма-а-ам, – раздался из комнаты голос сына, – Настя звонит, просит тебя на балкон выйти.
Марина выскочила на балкон и глянула вниз. Там, задрав головы вверх, стояли двое: дочь и черное лохматое чудовище с огромными торчащими ушами.
– Мамочка, это Дэя! Она умная и добрая! Она со мной восемь кварталов шла, от самой площади! Можно она будет с нами жить?
Ужасная Дэя вывалила розовый язык и без остановки крутила хвостом, взметая пыльное облако тополиного пуха.
– Лё-о-онь! – Марина позвала мужа и глазами указала на сладкую парочку: – Доигрался? Обещал собачку на день рождения и не купил? Вот она сама и справилась!
Настенькин папа поморщился. В глубине души он надеялся, что дочка вот-вот переболеет детской болезнью «ХОЧУСОБАКУ» и, например, влюбится. А что? Пятнадцать лет – самое время…
– Скажи, наконец, свое твердое отцовское слово! – Маринин голос вернул Леонида к действительности.
Он прокашлялся, взглянул в умоляющие дочкины глаза и уверенно ответил:
– Решайте сами…
Марина вздохнула. В ней боролись рациональность и с детства привитое убеждение, что «мы в ответе за тех, кого приручили…»
– Ладно, заходите, – взяла она ответственность на себя.
Страшная Дэя оказалась очень милым питомцем. Выучила все команды, лаяла только по делу и преданно смотрела в глаза главы семейства, когда тот начинал жаловаться на сложную жизнь.
Был только один эпизод, который выбивался из пасторальной картинки начинающих собаководов. Однажды, когда Леонид выгуливал красотку в скверике у дома, туда забежал пес, по всей видимости, знакомый с Дэей по прежней жизни. Собаки, радуясь встрече, бросились навстречу друг другу и, весело подпрыгивая, пронеслись мимо Леонида в сторону гаражей.
Через час безуспешных поисков горе-собаковод возвращался домой, предвкушая слезы дочери и молчаливый укор своей дражайшей половины. Однако у подъезда его ждала довольная Дэя, всем своим видом выказывая недоумение от столь долгой отлучки хозяина.
Марина к произошедшему отнеслась серьезно:
– Мы же не хотим увеличивать поголовье беспородных собак? Срочно поехали в ветеринарку!
В ближайшей клинике улыбчивый врач в голубеньком чепчике успокоил взволнованное семейство:
– Ничего страшного! Сейчас сделаем укольчик и никаких последствий!
Прошло два месяца, когда знакомый собачник заметил:
– Я смотрю, вам рожать скоро?
– Как рожать? – Марина была уверена, что округлившиеся бока Дэи были исключительно следствием ее хорошего аппетита.
– Поздравляю! Вы ждете щенков! – Все тот же улыбчивый врач лучился незамутненной радостью.
– Вы же обещали, что их не будет!
– Видите ли… Такие собаки склонны к многоплодности. У них может рождаться до десяти щенков! Представляете? А у вас родится три-четыре детеныша. Но если они вам не нужны, то привозите, я сделаю укольчик…
– Себе сделай, – прорычал Леонид. – Марина, пошли из этой богадельни…
– Сами не знают чего хотят! – Ворчал переставший улыбаться мужчина в голубом чепчике.
В день, когда Дэя начала тяжело дышать и метаться из угла в угол, Марина приготовилась к тяжелому испытанию. На удивление, все пошло гладко. Немного потужившись, Дэя произвела на свет первенца и гордо посмотрела на Марину с Настенькой – мол, смотрите чего могу!
– Второй!
– Третий!
На девятом Марина поняла, что очень хочет кофе, и ушла на кухню.
Когда она вернулась, в комнате царила идиллия. Довольная Дэя лежала на боку, благостно взирая на пищащих отпрысков, которые, отпихивая друг друга, пытались добраться до живительного источника.
– Десять щеночков! – Прошептала Настя, разглядывая копошащихся малышей. Беленького, коричневого и восьмерых черных, как мать.
Идиллия длилась три дня. А на четвертый Дэя встала и вышла из комнаты… Насовсем.
– А что вы хотите, естественный отбор, – умничал старший брат Насти Владюша.
Марина в естественный отбор верить отказалась и побежала в аптеку за смесью для вскармливания грудничков.
Настали «веселые» дни. Щенки все время хотели есть. Приходилось беспрерывно разводить смесь, кормить пищащие комочки, а потом убирать лужи и прочие «приятные» неожиданности.
Через неделю Леонид обнаружил, что за деньги, потраченные на детскую смесь, можно было бы всей семьей неплохо отдохнуть на местной турбазе, и малышей перевели на кефир.
Пять литров кефира в день!
Марине, которая чувствовала себя многодетной матерью в затяжной депрессии, казалось, что хуже быть не может, пока Настя не пожаловалась на резкую боль в животе.
– Аппендицит, – сказал врач скорой помощи, и ко всему разнообразию дел добавилось посещение Настеньки в больнице, куда приходилось добираться через весь город.
– Мам, надо что-то делать. Мы так долго не продержимся, – сказал Владюша и отодрал от своего тапка двух кутят. Один из них тут же напрудил огромную лужу, а второй весело пробежал по ней в сторону кучи-малы, где его братья пытались есть манную кашу из общей миски.
Марина подняла уставшие глаза:
– Скоро Настю выпишут, полегче будет.
– Я не о том… Я в глобале. Пора выпускать их в самостоятельную жизнь.
– Как? Кому нужны беспородные псы?
– Вот не скажи… Про маркетинг знаешь? Когда чукчам снег зимой продают? Надо придумать фишку какую-нибудь. Вот как мы их назовем?
Марина проводила взглядом беленькую девочку, которая вцепилась в хвост кота и следом за ним уезжала на пузе в коридор.
– Белоснежка?
– Дальше!
– Вон тот, коричневый, на доктора Ватсона похож…
– Еще!
– Д’Артаньян?
– Кому в наше время нужен д’Артаньян? Давай что-нибудь посовременнее.
Марина вспомнила любимого Настей «Гарри Поттера».
– Сириус Блэк?
– Отлично! У нас этих Блэков – восемь штук!
К вечеру на «Авито» висело объявление: «Отдам в хорошие руки черного кобеля по кличке Сириус Блэк! Есть еще Белоснежка и доктор Ватсон! Торопитесь, предложение ограничено!»
Марина никогда не думала, что на Сириусов Блэков такой спрос.
Приезжали даже из соседних городов. Доктора Ватсона забрала пожилая пара, предпочитающая классику. А Белоснежку взяла дама, которая жаловалась, что кобелей ей в жизни хватает, а подружки для души нет.
К Настиной выписке все щенки были пристроены.
Жизнь вернулась в прежнее русло, только Марина долго не могла избавиться от привычки закупать кефир литрами.
* * *
– Девушка, вы меня слышите? Точно ни одного кобеля не осталось?
– Точно! Всего вам хорошего! – Марина улыбнулась и сбросила вызов.
Светлана Купи
Пыльное счастье
Лена всегда знала, что жизнь – штука, в которой порядок важнее вдохновения.
Каждое утро у нее начиналось с медитации на кухне, чашки кофе и пяти минут негромкого осуждения соседей – в мыслях, конечно, с любовью. Потом кот Василий садился на край дивана и внимательно следил, чтобы хозяйка ни в коем случае не пропустила обед.
К своим сорока восьми Лена пришла с четкой системой внутреннего учета: бывший муж – «нейтрально, но лучше без него», взрослый сын – «далеко, но пусть живет как хочет», карьера – «все не зря», тело – «еще ничего, спасибо фитнесу».
Она считала, что счастье – это когда никто не лезет с советами. Особенно женщины с легким блеском сумасшествия в глазах. Но в тот понедельник, когда в дверь ее кабинета вошла клиентка по имени Людмила, счастье решило немного поваляться в пыли.
– Простите за опоздание, – сказала женщина, снимая огромные солнечные очки. – Я просто зависла у зеркала. Иногда так увлекаюсь своим отражением, будто пытаюсь вспомнить, кем была в прошлой жизни.
У Лены мелькнула мысль, что дама случайно зашла на сцену, а не на прием к психотерапевту.
– Присаживайтесь, – пригласила Лена, привычно включая диктофон и открывая блокнот. – Что вас привело ко мне?
– Счастье, – просто сказала Людмила и обвела взглядом кабинет.
Лена не успела придумать, как отреагировать. Ее клиенты, как правило, приходили с тревожностью, выгоранием или мужьями, которых «еще люблю, но только по привычке». А эта – с приступом счастья, как с простудой. И в ее голосе сквозило что-то пугающе знакомое.
– Вы хотите от этого избавиться? – спросила Лена, откладывая ручку.
– Хочу снова почувствовать вкус риска, – сказала Людмила и вдруг добавила: – А вы, Елена, давно рисковали?
Лена вздрогнула. Она не представляла, откуда у нее такое ощущение, что они уже встречались.
Людмила приходила по вторникам. Всегда в разных пальто, всегда с разным парфюмом – то древесный, то цитрусовый, то с оттенком чего-то коричного, будто запах ароматных булочек, забытых в духовке. И всегда с новыми историями.
– На этой неделе я спасла женщину от гибели, – заявила она, садясь на свой привычный кожаный пуфик, как королева на трон.
– О, правда? – Лена едва заметно улыбнулась. – Вы теперь и в МЧС?
– Почти. Она собиралась выйти замуж за человека, который носит сандалии на носки. Я просто… помогла ей увидеть свет.
– Вы специально вмешиваетесь в чужие жизни? – спросила она на третьей сессии, убирая блокнот. Писать было бессмысленно. Людмила не подходила под категории.
– О нет, – усмехнулась та. – Я не вмешиваюсь. Я просто… слегка трогаю чашку на краю стола. Если она стоит прочно, ничего не случится. Но если падает – значит, и так бы упала. Я только ускоряю судьбу.
После сеанса Лена долго сидела у окна. Осенний дождь щелкал по стеклу, как будто кто-то нетерпеливо стучал костяшками пальцев. Василий, ее кот, уставился в одну точку на потолке – туда, где когда-то был старый крюк от люстры, снятой еще до ремонта.
Словно что-то невидимое снова свисало оттуда. Старая мысль. Или старая боль.
Она вспомнила… Пять лет назад. Конференция в Сочи. Лена тогда еще работала в клинике и отчаянно пыталась не впасть в выгорание. На одном из кофе-брейков к ней подошла странная женщина в ярком платке. Сказала:
– У вас в глазах пыль. От чужих ожиданий. Смойте, пока не ослепли.
Лена тогда рассмеялась. А через месяц подала заявление об уходе.
«Неужели это была она?» – пронеслось в голове.
Следующий вторник начался с сюрприза.
– Я решила устроить одной паре развод, – объявила Людмила с довольным видом.
– То есть?
– Они живут как соседи. Спят в разных комнатах, улыбаются только при других людях. Он мечтает о доме в Карелии, она – о бутике во Флоренции. Я просто познакомила ее с моей подругой, адвокатом. Ну, вы понимаете.
Лена уже не удивлялась. Она только спросила:
– А если они передумают?
– Иногда правда – лучший подарок, – Людмила подмигнула. – Даже если ее заворачивают в обертку скандала.
А потом… она начала рассказывать про «одну коллегу», которая всегда была очень тихой, правильной, профессиональной.
– Но глубоко несчастной, – добавила она с искренней грустью. – Я намекнула начальству, что у нее усталость, что она нуждается в передышке, – Людмила будто бы рассматривала ноготь на мизинце, но ее глаза ловко отслеживали реакцию Лены. – Ее освободили от всех проектов. Она уволилась. Через год у нее была своя практика. Клиенты в очередь, личная жизнь наладилась. Она даже начала улыбаться без напряжения.
Лена сидела неподвижно.
История звучала… до боли знакомо.
– Как ее звали? – спросила она почти шепотом.
– Ах, вы не знаете? – Людмила мягко улыбнулась. – Ее звали Елена. Как вас.
– Это… вы? – Лена не узнала собственный голос.
Тишина повисла в комнате, густая, как сироп.
– Вам никогда не казалось, что кто-то направляет вашу жизнь? – вдруг спросила Людмила, будто читая ее мысли.
– Психотерапевты не верят в мистику, – спокойно ответила Лена, но пальцы сжали ручку чуть крепче.
– Мистика – это когда вы находите старую сережку на дне ящика и вдруг вспоминаете, как когда-то плакали из-за нее. А я всего лишь чуть смахнула пыль. Ускорила события, которые и так были нужны. – Людмила поднялась.
На этой неделе Лена впервые отменила клиента.
Не потому, что устала. И не потому, что заболела. Просто ей вдруг захотелось пройтись по антикварным лавкам на Сретенке, вдохнуть запах старой мебели, потереть пальцем фарфорового ангела без крыла. И кофе. Просто чашку крепкого кофе с карамелью – не обезжиренного, не соевого латте, а нормального. Настоящего.
И с пирожным. Без вины.
В квартире она устроила маленький переворот.
Сняла со стены выцветший портрет «еще тогда» – когда ей было 35 и она еще верила, что все впереди. Заменила его на фотографию с прошлогоднего Алтая, где она сидела в теплом свитере, растрепанная ветром, но с настоящей улыбкой.
Она позвонила бывшему мужу. Не чтобы ругаться. Не чтобы выяснять. А просто… поговорить.
Он удивился, но не отказался. Они встретились в кафе, вспоминали отпуск в Абхазии, хохотали над тем, как когда-то заблудились в Пицунде и ели мандарины из чужого сада.
– Ты как будто мягче стала, – сказал он.
– Это я перестала быть гладкой, – ответила Лена. – Просто больше не полирую фасад.
Во вторник Людмила не пришла.
Лена ждала. Сначала просто как специалист. Потом – с тревогой, как человек, которому начали снимать повязку с глаз. И когда телефон молчал, и дверь оставалась закрытой, она впервые написала сама.
«Как вы? Надеюсь, вы не строите революцию в Госдуме? Или хотя бы на Пушкинской?»
Ответ пришел вечером, одним предложением:
«Я наблюдаю. Ученик начинает видеть пыль сам».
Лена выключила свет, прошлась босиком по ковру, включила тихую музыку. В окне отражалась она – слегка растрепанная, с шалью на плечах и с легкой ухмылкой на лице.
И вдруг ей почудилось – в зеркале позади мелькнула фигура Людмилы.
Только на секунду. Но Лена не обернулась.
Теперь она знала: это не кто-то другой. Это просто она.
Та, которая начала сметать пыль.
Евгения Табуева
Слово года
В это утро пошло «не так» примерно все.
Анна проснулась в четыре часа и не смогла уснуть. В памяти сразу всплыли воспоминания о вчерашнем неприятном разговоре с начальницей. Накатило чувство опустошенности и усталости, вызванные необходимостью защищать свою точку зрения. Внутри она чувствовала каменную тяжесть, словно в комок сжались невыплеснутые эмоции.