Тропой перемен

Массивное здание театра, подсвеченное уличными фонарями, величественно и монументально громоздилось на площади. Арочные окна колоннады над главным входом мягко светились теплым светом, суля скорое представление. Публика толпилась у пока закрытых резных дверей, то и дело разглядывая афиши и выискивая на них всякий раз что-то новое. Плакаты обещали:

“Гастроли государственного театра Мейерхольда. В программе: “Лес”, “Рычи, Китай!”, “Великодушный рогоносец””

На площади то и дело останавливались извозчики, высаживая все новых зрителей. В одной из пролеток к театру подъехал Кот – небритый, в мятом плаще, кепке и пыльных сапогах; он мог бы привлечь внимание, но в гомонящей толпе до него никому не было дела. Да и зрителей в широких пролетарских штанах и куртках было хоть отбавляй.

Купив у торговки цветами охапку свежих ромашек, Кот слился с толпой, внимательно посматривая по сторонам. После неудачного ограбления поезда он чувствовал, что чекисты это дело не оставят. Был убит их сотрудник, а такое товарищи не прощают: тут не только служебное дело, но и личные счеты. Не заметив никого подозрительного, он двинулся вдоль сквера по улице Маркса, оставив театр позади. Хвоста, кажется, не было.

На следующем перекрестке Кот остановился, будто бы рассматривая объявления на дощатом щите возле двухэтажного здания бывшего банка, где теперь расположился губисполком. Через дорогу светились огни "Метрополя" и доносились звуки оркестра. Отель, словно круизный пароход, каким-то чудом вставший на якоре посреди города, был готов к высадке и посадке пассажиров на свой вечный рейс без начала и конца.

***

До войны, еще мальчишкой-гимназистом, Кот путешествовал с родителями и старшей сестрой в Петербург. Жарким июльским утром матушка повела его в Императорский ботанический сад на Аптекарском острове. Топая по набережной, он с восхищением смотрел на дымящие стальными трубами военные корабли на Неве, грозно выставившие стволы пушек и башенных гаубиц. Но Ваську сегодня ожидал скучнейший, как он полагал, день в ботанических оранжереях – за изучением кустов и цветов, которых было навалом в любом огороде.

Матушка водила его от клумбы к клумбе по душной и влажной оранжерее с высоким стеклянным потолком, увлеченно рассказывая о растениях. Некоторые она даже называла по-латыни. Потея и слушая про непонятные "цикас революта" и "алоэ арборесценс", его внимание привлек небольшой куст с необычными салатовыми цветами с бордовыми прожилками – в форме вытянутых кувшинчиков, вокруг которых кружились мухи. Он задержался возле куста и не сразу заметил тихо подошедшего седого, загорелого смотрителя в белом халате.

– Интересуетесь ботаникой? – спросил пожилой господин.

– Немного, – слукавил Васька.

– О! Это интереснейший экземпляр американской саррацении. Если немного понаблюдаете, то увидите, как она питается, – подмигнул смотритель.

Васька присмотрелся. На бордовый ободок кувшинчика села блестящая изумрудно-зеленая мясная муха и принялась слизывать сладкий прозрачный нектар. Не в силах устоять перед манящим запахом, муха поползла по стенке внутрь цветка, спускаясь все глубже. Увлеченная трапезой, она опустилась еще ниже и неожиданно соскользнула внутрь. Дернув крыльями, муха попыталась было взлететь и вырваться, но только сильнее измазалась в липком соке узкого горлышка и упала в вязкую жидкость на дно ловушки. Плавая в соке, насекомое перебирало лапками в отчаянной попытке выбраться, но тщетно.

– Саррацения – плотоядная. Теперь она переварит муху в ловушке, как в желудке. От нее не останется и следа, – заметил седой смотритель, который тоже наблюдал за этой охотой.

Васька удивленно хлопал глазами. Такого он никогда не видел.

– Но не растение погубило муху. А что, как вы считаете, молодой человек? – спросил смотритель.

– Ээээ, ну может быть ядовитый сок? – неуверенно ответил Васька.

– Отнюдь. Муху погубили алчность и тщеславие. На краях цветка достаточно сладкого нектара. Но муха хотела еще больше и еще слаще – того, что в самом низу. Она думала: “раз у меня есть крылья, ничего страшного не случится”. И даже разлагающиеся останки сородичей внутри цветка не заставили ее задуматься. "Я быстрее и хитрее других, со мной такое не произойдёт", – решила муха. Но за свою гордыню и жадность рано или поздно приходится платить. Она заплатила за обед собственной жизнью, сама став обедом. Такой вот анекдот! – подытожил господин смотритель.

Наблюдая за зданием “Метрополя” и входящими посетителями, Кот вдруг вспомнил хищную саррацению, переваривающую незадачливых мух.

– Мы еще пожужжим, – буркнул он себе под нос и направился через перекресток к парадному входу.

***

В зале ресторана было, как всегда, людно, шумно и накурено. Сегодня на небольшой сцене пела Белла: она нарядилась в черное пышное платье в стиле кабаре и надела маленькую шляпку с красным бантом. Хозяйка сдержала обещание – Белла не спала с клиентами, а пока работала только в ресторане.

Кот сел за свободный столик и с удовольствием откинулся на спинку стула, слушая песню:

Я гимназистка седьмого класса,

Пью самогонку заместо квасу,

Ах, шарабан мой, американка,

А я девчонка, я шарлатанка.

Порвались струны моей гитары,

Когда бежала из-под Самары.

Ах, шарабан мой, американка,

А я девчонка, я шарлатанка.

Помог бежать мне один парнишка,

Из батальона офицеришка.

Ах, шарабан мой, американка,

А я девчонка, я шарлатанка.

– Чего изволите сегодня? – спросил Кота подошедший официант "из бывших", грузный мужчина в белом переднике с гладким, овальным лицом и редкими волосами, зачесанными на потную лысину.

– Принеси-ка мне, голубчик, водочки грамм триста, капустки квашеной с клюквой и жаркое из телятины. Да, и открытку, перо и чернила, – попросил Кот.

– Слушаюсь-с, – официант кивнул и, пританцовывая в такт "Шарабану", который играл оркестр на сцене, погарцевал на кухню.

Кот окинул взглядом гостей: за столиками сидели и знакомые, и новые лица, впрочем, все, как обычно, пели и веселились. Вернулся официант с открыткой, чернильницей и перьевой ручкой. Еще раз взглянув на Беллу, Кот перевернул открытку и решительно написал, макая перо в чернила:

“Изабелла Александровна! Выходите за меня! Котов.”

Подув на чернила, Кот вставил открытку в букет. Неожиданно к нему за столик, прямо напротив, подсел крепкий, выбритый по-военному брюнет в светло-коричневом костюме-тройке.

– Здравствуйте, Василий Петрович, – поприветствовал его брюнет.

– Здравствуйте. Мы знакомы? – удивленно поинтересовался Кот.

– Черкасов. Старший оперуполномоченный иркутского отдела ОГПУ, – представился брюнет. – Василий Петрович, сейчас, пожалуйста, спокойно, не привлекая внимания, вставайте и выходите из ресторана, – тихо выговаривая каждое слово, приказал Черкасов.

– А в чем, собственно, дело? – попытался выяснить Кот.

– Мы вам все объясним в отделении. Шуметь не нужно. И без глупостей. Здесь дежурят наши сотрудники, – вежливым стальным тоном предупредил Черкасов.

Кот улыбнулся во все зубы и с силой пнул под столом ножку стула, на котором сидел Черкасов. Тот, потеряв равновесие, полетел лицом вперед прямо на столешницу. Нос и челюсть врезались в стол, звонко клацнули зубы, прокусив губу.