Сборник рассказов. Книга 4

Диана Маргиева

Сборник рассказов. Книга 4

Личный круг Ада

Вадим проснулся от настойчивого, но до боли знакомого звонка будильника. 6:30 утра.

Солнечный луч пробивался сквозь щель в шторах, золотя пылинки в воздухе. За окном пели птицы – их щебет был чересчур жизнерадостным, почти издевательским. Он протянул руку, чтобы выключить раздражающий звук, и его пальцы наткнулись на что-то тёплое и мягкое. Лена. Его жена. Она мирно спала рядом, её русые волосы разметались по подушке.

Вдохнув глубоко, Вадим почувствовал привычную тяжесть в груди. Это было не просто утреннее похмелье или усталость. Это было предчувствие. Зловещее, всепоглощающее знание того, что этот день, каждый его миг, был предопределён.

Он знал, что будет дальше.

Знал, потому что проживал это уже… Сколько раз? Сотни? Тысячи? Он давно сбился со счёта.

Когда точно это началось он не знал. Год, месяц, неделя или вчера? Время здесь было изменчивой, издевательской субстанцией. Он просыпался, переживал один и тот же ужасный день, и затем, в момент абсолютного кошмара, всё обрывалось, чтобы начаться снова с тем же звонком будильника.

Он был уверен, что это петля времени. Его личная, мучительная, безжалостная петля.

Вадим поднялся. Его тело реагировало на действия с отработанной, пугающей автоматикой. Душ, кофе, тост с джемом. На кухне уже хлопотала Лена, напевая какую-то незамысловатую мелодию. Её улыбка была такой же тёплой, как и всегда, её глаза – такими же любящими.

– Доброе утро, соня, задержался ты вчера с друзьями – сказала она, поворачиваясь к нему. – Настя уже проснулась и ждёт тебя на завтрак.

Настя. Его маленькая Настя. С её сияющими, любопытными глазами и копной непослушных каштановых волос. Она сидела за столом, усердно ковыряя ложкой в своей каше.

– Папа! – воскликнула она, завидев его. Её голос был чистым, звонким колокольчиком.

Вадим улыбнулся, но улыбка не достигла его глаз. Он знал, что через несколько часов этот голос замолкнет навсегда. И глаза потухнут.

Он сел за стол. Они говорили о планах на выходные, о школьных успехах Насти, о пустяках.

Вадим слушал, кивал, отвечал. Но его разум лихорадочно работал.

«Сегодня я не позволю этому случиться».

Он перепробовал всё.

В первый раз, когда он осознал, что застрял в петле, он просто пытался избежать поездки. Но что-то всегда мешало. Если машина не заводилась, приходилось брать такси. То внезапно звонил начальник с «экстренным поручением». То Лена настаивала на поездке, ссылаясь на давно обещанный пикник. Каждая попытка свернуть с пути приводила лишь к тому, что события, так или иначе, возвращались на свою колею.

Он пытался предупредить их.

– Нам нельзя ехать сегодня! Я чувствую, что что-то случится!

Но Лена лишь смеялась, думая, что он шутит. Настя хныкала, требуя обещанную поездку. Слова застревали у него в горле, казались нелепыми, неубедительными.

Он пытался саботировать машину, но она чудесным образом чинилась к моменту выезда. Он пытался убедить Лену поехать одной, но она отказывалась, говоря, что им нужно провести время вместе.

Сегодня он попробует по-другому.

Он будет внимательным.

Он будет контролировать каждую секунду.

Они выехали. Солнце стояло высоко, заливая дорогу ярким светом. Лена включила радио, и из динамиков полилась весёлая поп-музыка. Настя на заднем сиденье напевала в такт, теребя свою любимую плюшевую обезьянку.

– Пап, а мы скоро доедем до озера? А там будут утки? – спросила Настя.

– Скоро доедем, милая. И утки будут, – ответил Вадим, крепко сжимая руль. Его взгляд метался от дороги к зеркалу заднего вида, к приборной панели. Он был сосредоточен как никогда.

И тут зазвонил телефон. Его рабочий телефон. Звонок, который всегда предшествовал катастрофе.

Вадим проигнорировал его. Телефон зазвонил снова. И снова. Лена взглянула на него.

– Вадим, это срочно, наверное. Ответь, вдруг что-то важное?

– Ничего не может быть важнее нас, – резко ответил Вадим, его голос прозвучал жёстче, чем он хотел.

Лена нахмурилась.

– Не будь таким. Отключи его, если не хочешь говорить.

Телефон продолжал надрываться. Это был его начальник, Артем. Человек, который не любил, когда ему не отвечают.

Вадим почувствовал, как внутри него закипает раздражение. Он так устал от этой петли, от этого дня, от этого звонка. Он был на грани.

– Ладно! – рявкнул он, хватая телефон. Он провёл пальцем по экрану, поднося его к уху.

– Да, Артем, что тебе нужно?! – его голос был полон скрытого гнева.

На другом конце провода Артем начал что-то говорить, его голос был резким и требовательным. Вадим, пытаясь сосредоточиться на дороге и одновременно слушать, почувствовал, как его внимание рассеивается. Он отвлёкся всего на секунду. Всего на долю секунды. Но и этого было достаточно.

В этот момент из-за поворота вылетел грузовик. Он был слишком быстрым, слишком большим. Вадим увидел его, но было уже поздно. Он попытался вывернуть руль, но его реакция была замедленной, мысли – затуманенными похмельем, раздражением и телефонным разговором.

Удар. Оглушительный скрежет металла. Звон разбитого стекла. Крик Лены. Последний, душераздирающий писк Насти.

Машина завертелась. Вадим почувствовал, как его тело швыряет, как острый осколок вонзается в плечо. Мир перевернулся. Темнота.

А потом… звонок будильника.

Пробуждение. 6:30 утра. Солнечный луч. Пение птиц. Лена рядом.

Вадим вскочил с кровати.

– Я не могу! Я не хочу этого больше! – прошептал он, хватаясь за голову.

Он пытался рассказать Лене всё. О петле, о смерти, о том, что они обречены. Она слушала, её глаза наполнялись тревогой, но затем она, лишь прижимаясь к нему, шептала.

– Милый, тебе приснился кошмар. Всё хорошо.

Он пытался сбежать из дома, но невидимая сила притягивала его обратно. Он пытался сломать телефон, но он всегда оказывался целым и заряженным к моменту выезда.

Отчаяние росло. Он начал замечать странности. Не только в своём дне, но и в окружающем мире.

Люди на улице повторяли одни и те же движения, одни и те же фразы. Продавец в магазине всегда говорил одну и ту же шутку. Облака на небе всегда были в одной и той же форме. Мир вокруг него был декорацией, идеально воспроизведённой, но лишённой жизни.

Однажды он попытался покончить с собой, чтобы разорвать круг. Он выпрыгнул из окна. Боль была реальной, падение – стремительным.

А потом… звонок будильника.

И снова… 6:30 утра.

Он не мог умереть.

Он не мог сбежать.

Его рассудок медленно, но верно ломался. Он стал агрессивным, кричал на Лену, на Настю. Пытался заставить их понять, но они лишь смотрели на него с непониманием и страхом. Их лица, их голоса – они были такими живыми, такими настоящими, но он знал, что они были лишь эхом, иллюзией.

Он начал искать ответы в оккультной литературе, в древних гримуарах, что находил в старых библиотеках. Которые, всегда оказывались на тех же местах, с теми же пыльными книгами. Он читал о проклятиях, о вечном возвращении, о душах, запертых в Чистилище. Ничто не давало ему ответ.

Он стал видеть тени на периферии зрения, слышать шёпот, который, казалось, исходил из самых глубин его отчаяния.

«Ты не можешь убежать», «Ты заслужил это», «Повторяй, повторяй, повторяй».

Каждый раз, когда он садился за руль, он чувствовал, как невидимые нити тянут его к катастрофе. Он мог бороться, сопротивляться, но в итоге всегда оказывался там, на той самой дороге, с тем самым телефоном в руке, с тем самым грузовиком, вылетающим из-за поворота.

Иногда, в редкие моменты, он пытался не отвлекаться на звонок. Он бросал телефон на пассажирское сиденье. Но тогда Лена, беспокоясь, брала его, чтобы ответить. Или он сам, в приступе необъяснимого импульса, тянулся к нему, словно по чьей-то воле. Это было не его решение. Это было его наказание.

После очередного, тысячного, или десятитысячного, круга, Вадим не стал вставать с кровати. Он лежал, глядя в потолок, его глаза были пусты. Он больше не чувствовал гнева, страха или отчаяния. Только изнеможение. Он сдался.

Будильник продолжал звенеть. Лена попыталась разбудить его, но он не реагировал. Настя кричала из кухни.

– Папа, я голодная!

Он просто лежал.

Он знал, что день всё равно продолжится.

Он знал, что он всё равно будет там, на той дороге.

И в этот момент, когда он полностью отказался от борьбы, когда его воля сломалась окончательно, тишина в комнате стала густой, осязаемой. Пение птиц за окном затихло. Солнечный луч померк.

Из ниоткуда, из самого воздуха, раздался голос. Он был негромким, но проникал в самую суть его существа, обволакивая его разум, как ледяной туман. Это был не голос, а знание, вложенное прямо в его разум.

– Ты думал, это петля времени, Вадим? Как наивно.

Вадим вздрогнул. Он не мог пошевелиться.

– Это не петля. Это твой личный Ад. Твоё искупление, которое никогда не наступит.

Холодный ужас сковал его. Это было не просто знание, это была так долго скрытая от него истина.

– Твоя гордыня, твоя эгоистичная невнимательность, твоя неспособность признать вину, даже когда она стоила жизни тем, кто был тебе дорог. Ты провёл всю ночь перед поездкой с любовницей, напиваясь до бессознательного состояния. Пришёл под утро и не отказался от поездки. Ты знал, что был раздражён и зол. Но ты не признал этого, даже когда они лежали мёртвыми. Ты обвинял дорогу, грузовик, любовницу, судьбу. Но никогда – себя.

В его сознании вспыхнули картины. Не только авария, но и другие моменты его жизни. Моменты, когда он лгал, чтобы избежать серьёзного разговора. Моменты, когда он не обращал внимания на предупреждения. Когда его гордыня унижала и игнорировала близких людей. Моменты, когда его эго стояло выше всего.

– Ты застрял здесь не из-за аварии, Вадим. Из-за того, кто ты есть. Из-за грехов, которые ты не смог искупить при жизни. И теперь ты будешь переживать это наказание вечно.

Голос стал жёстче, пронзительнее.

– Каждое утро ты будешь просыпаться в этом идеальном кошмаре. Каждое утро ты будешь видеть их живыми. Каждое утро ты будешь знать, что произойдет. И каждый раз ты будешь бессилен это изменить. Потому что это не ошибка, которую можно исправить. Это приговор.

Мир вокруг него начал меняться. Лицо Лены, которую он видел краем глаза, стало бледным, почти прозрачным. Её улыбка застыла, глаза были пустыми. Настя, всё ещё звавшая его из кухни, голос дочери звучал отдалённо, как эхо из бездны.

– Ты можешь бороться. Ты можешь кричать. Ты можешь умолять. Ничто не изменится. Ты будешь снова и снова возвращаться к моменту, когда твой эгоизм, невнимательность и гордыня разрушили всё, что ты любил. И ты будешь чувствовать это снова и снова. Вечно.

Голос стих, но его слова эхом отдавались в каждой клетке Вадима. Он был не в петле времени. Он был в Аду. Его личный Ад, созданный его собственным грехом.

Он попытался закричать, но из его горла вырвался лишь хриплый, беззвучный стон. Слёзы текли по его щекам, но они были холодными, как лёд.

Он закрыл глаза. Когда он открыл их снова, солнечный луч снова пробивался сквозь щель в шторах. Пели птицы.

Будильник настойчиво звонил.

6:30 утра.

Лена мирно спала рядом.

Вадим знал. Теперь знал. И это знание было самым страшным из всех пыток. Он поднялся, его движения были медленными, механическими. Он пошёл в душ.

Его ждал кофе.

Его ждали Лена и Настя.

И его ждала дорога.

Вечный рассвет.

Кот суетолог

В каждом кошачьем дворе или квартире есть свой философ, свой охотник или лежебока. А в нашем был Мася.

Не то чтобы он был каким-то особенным котом – обычный, в меру пушистый, полосатый, с глазами небесного цвета. Но была у него одна отличительная черта, за которую его и прозвали соседи – Мася Суетолог.

Суетился Мася всегда. И, что самое главное, не по делу.

Его утро начиналось не с ленивого потягивания или мурлыканья под боком у хозяев.

Нет.

Мася просыпался с ощущением, что на его хрупкие кошачьи плечи возложена миссия вселенского масштаба.

Первым делом, едва открыв глаза, он срывался с места и устраивал инспекцию пищевых ресурсов. Это означало, что он с громким «Мяу!» врывался на кухню, обнюхивал миску, даже если она была полна до краев, а затем с видом глубокомыслящего эксперта начинал методично обходить её по кругу, словно проверяя на наличие невидимых диверсантов или заговоров среди сухих гранул.

– Опять Мася свой корм исследует, – флегматично замечал старый Васька с соседнего двора, наблюдая за ним с забора.

Васька был котом-философом, он предпочитал размышлять о смысле бытия, а не гоняться за пылинками.

– Да он уже час кружит, как будто там клад зарыт, – шипела ехидная Мурка, которая всегда знала, как поддеть. – Ну что, Мася нашёл? Глобальный заговор?

Именно Мурка первой и придумала ему прозвище.

Однажды Мася, застигнутый врасплох солнечным зайчиком, который скакал по стене, устроил такую погоню с подпрыгиваниями, пируэтами и боевыми переворотами, что даже голуби на крыше приостановили своё воркование. Когда зайчик исчез, Мася, тяжело дыша, гордо выпятил грудь, словно только что спас мир от лазерной угрозы.

– Ну что, Мася, суетолог? Победил? – промурлыкала Мурка, и прозвище прилипло.

Масику было всё равно.

Он был занят.

Всегда.

Если хозяева забывали закрыть шкаф, Мася тут же начинал операцию Исследование «Terra incognito» – неизведанных территорий. Он нырял туда, переворачивал всё, что мог, вытаскивал носки, разматывал клубки ниток, а затем вылезал с видом героя, только что вернувшегося из опасной экспедиции.

– Что он там опять делает? – спрашивала хозяйка, улыбаясь.

– Опять в шкафу порядок наводит, – отвечал хозяин.

Они любили его суету, она приносила в дом жизнь.

Однажды на стол случайно упал пустой рулон от туалетной бумаги. Для обычного кота это просто рулон. Для Масика Суетолога – это был древний артефакт, требующий немедленного изучения. Он гонял его по всей квартире, подкидывал, ловил, рычал на него, а потом, загнав под диван, объявил его нейтрализованной угрозой. И так со всём. Листочек с дерева, залетевший в окно – агент вражеского дерева. Капля воды, упавшая с крана – протечка стратегической важности. И тут же ему нужно было расположиться в раковине, чтобы, не дай Бог, не затопило весь дом.

Особенно эпично выглядела его борьба с пылью. Когда солнечный луч проникал в комнату, освещая танцующие в воздухе пылинки, Мася впадал в боевой транс. Он начинал охоту. Прыгал, ловил лапами воздух, пытался поймать невидимые частицы, перекатывался по полу, выгибал спину, словно сражаясь с целой армией микроскопических врагов.

– Смотрите, Масик опять с пылью воюет! – хихикал маленький Рыжик, соседский котёнок, который искренне верил в важность Масиковских миссий.

– Да, Рыжик, он спасает нас от невидимого зла, – саркастически поддакивала Мурка.

Мася, конечно, не понимал их иронии. Он был слишком занят. Для него каждый день был полон опасностей и важных дел. Нужно было проверить, не изменилась ли гравитация под кроватью, не затаился ли в вазе коварный цветок, не собирается ли тапочек совершить побег.

К вечеру, когда все миссии были выполнены (по его мнению), Мася, совершенно вымотанный, падал на любимый диван. Он засыпал мгновенно, но даже во сне его лапы подергивались, а усы подрагивали, словно он продолжал свою неутомимую суету, только уже в мире снов.

И каждое утро, просыпаясь, Масик Суетолог открывал глаза, и в них загорался огонёк новой, невероятно важной, но совершенно бесполезной миссии. Ведь мир был полон неисследованных уголков, нераскрытых тайн и, что самое главное, потенциальных пылинок, которые так и ждали своего кошачьего героя.

Наследие

Виктор был последним из рода Кариган – древней линии магов, чья сила передавалась не только по крови, но и через особый ритуал рождения.

Ритуал этот был тёмным и требовал великой жертвы.

Мать ребёнка, носителя уникальных способностей, угасала с каждым днём беременности, передавая свою жизненную силу и часть души младенцу, чтобы тот родился с необходимой мощью. К моменту родов от матери оставалась лишь пустая оболочка.

Виктор знал это.

Его мать, его бабушка – все они приняли эту участь. Такова была цена великой силы Кариганов.

Его долг, его проклятие, заключался в поиске подходящей женщины.

Не просто любой женщины, а той, чья внутренняя энергия, чья искра жизни, была бы достаточно яркой и чистой, чтобы выдержать этот ритуал и дать ребёнку максимальный потенциал.

Годы поисков в мире обычных людей, скрываясь и наблюдая. И вот, он нашёл её.

Девушку звали Ангелина. Она работала в маленькой библиотеке, любила старые книги и смеялась так искренне, что, казалось, освещала тёмные уголки помещения.

В ней не было ни следа магии в привычном понимании, но Виктор чувствовал силу – нежную, но невероятно стойкую, как родник, пробивающийся сквозь камень. Она была идеальна.

Он вошёл в жизнь девушки медленно, осторожно. Очаровал своей загадочностью, знанием редких фактов, безграничным вниманием. Он был обходителен, умён, и в его глазах таилась какая-то древняя печаль, которая тронула её. Ангелина влюбилась – глубоко и безоглядно. Виктор играл свою роль безупречно. Он говорил о будущем, о доме, о детях. О том, как они будут счастливы. Он никогда не упоминал о последствиях.

Они поженились. Виктор привел молодую жену в свой старинный дом, полный теней и пыли веков.

Ангелине было немного не по себе в этом доме, но любовь к Виктору пересиливала лёгкое беспокойство.

Вскоре Ангелина забеременела. Виктор наблюдал за ней с двойственным чувством: предвкушением успеха своего рода и странной, неуместной нежностью к этой женщине, обречённой на гибель.

Сначала всё шло как обычно. Но через несколько месяцев Ангелина начала жаловаться на усталость. Бледнела. Виктор делал вид, что волнуется, водил её к лучшим обычным врачам, которые не находили ничего, кроме лёгкой анемии. Он знал, что это начало. Начало конца для неё и начало новой эры для его рода.

Проходили недели. Ангелина слабела на глазах. Её некогда сияющие глаза стали тусклыми, кожа – прозрачной. Она едва могла ходить. Лежала в постели, держась за округлившийся живот.

– Виктор… я чувствую, будто что-то вытягивает из меня силы, – шептала она, и в голосе звучал страх. – Этот ребёнок он такой сильный.

– Это нормально, любимая, – откровенно лгал Виктор, гладя девушку по волосам. – Беременность – тяжелое испытание. Скоро всё закончится, и ты увидишь нашего чудесного малыша.

Он проводил ночи, изучая древние фолианты, готовясь к рождению. К моменту, когда её жизненная сила иссякнет полностью. Он должен был быть готов принять ребёнка, защитить его в первые, самые уязвимые часы, когда вся сила матери перейдёт к нему.

Наступили роды. Тяжёлые, мучительные. Ангелина кричала от боли, но не от физической – от боли угасания. Виктор стоял рядом, наблюдая за магическими потоками энергии, которые текли из молодой матери в ребёнка. Он чувствовал, искра жизни тускнеет, как пламя свечи на ветру.

Почти погасло. Вот и всё, – подумал он с мрачным удовлетворением. – Жертва принесена. Кариганы продолжатся.

Раздался последний крик Ангелины, и вслед за ним – первый, громкий крик новорождённого. Акушерка – обычная женщина, нанятая Виктором и не понимающая, что происходит на самом деле, кроме того, что у роженицы критическое состояние, суетилась.

Виктор подошёл к кровати, готовый принять дитя и попрощаться с уходящей жизнью Ангелины. Но когда он взглянул на мать своего ребёнка, его застывшее сердце дрогнуло.

Ангелина не выглядела как умирающая. Она была измождена, покрыта потом, но в её глазах… в них снова появился свет.

Не тусклый, а яркий, пронзительный. И он был направлен не на ребёнка, а на Виктора.

– Он… не забрал, – прошептала она, и в её голосе не было слабости, а лишь странная сила и знание. – Он вернул.

Виктор почувствовал холод. Не от страха, а от чего-то более глубокого – от нарушения древнего порядка. Он посмотрел на младенца, которого держала акушерка. Малыш был здоров, розовощёк, но в нём не было той переполняющей, бушующей магической энергии, которую Виктор ожидал. Её не было совсем.

Зато Виктор почувствовал что-то другое. Что-то уходило из него самого. Не сила. Что-то более фундаментальное. Его связь с древней магией, с его родом, с этим домом – она истончалась.

Он взглянул на Ангелину снова. Глаза девушки сияли всё ярче.

Она протянула руку к ребёнку, и когда их пальцы соприкоснулись, по комнате прошла волна чистой, светлой энергии. Она не была похожа на магию Кариганов. Она была светлой, исцеляющей. Живой.

– Ты думал, что моя искра жизни – это просто топливо для твоей тьмы? – голос Ангелины окреп. – Ты ошибся, Виктор. Моя искра – это свет. А свет не может питать тьму. Он её рассеивает.

Виктор почувствовал, как силы покидают его. Не магические – их уже почти не осталось – а его собственная жизненная энергия.

Древний ритуал, нарушенный уникальной природой Ангелины и их ребёнка, обернулся против него.

Ребёнок не вытянул жизнь из матери. Он, будучи рождённым от её света, отменил сам принцип Ритуала вытягивания, нейтрализовал его, направив обратный поток.

Не к матери, а к источнику тьмы, вытягивающей магии – к Виктору, последнему, кто держался за этот тёмный дар.

– Ты… что ты такое? – прохрипел Виктор, чувствуя, как его тело слабеет, как вековая усталость накатывает на него.

Ангелина улыбнулась, и эта улыбка была полна неизведанной силы.

– Я – мать твоего ребёнка, – просто сказала она. – А он… он твой – конец.

Виктор Кариган, последний носитель древней тёмной магии, осел на пол, чувствуя, как его собственная искра жизни гаснет, вытянутая невидимой силой, порождённой его же ритуалом, светом Ангелины и их дитя.

Ангелина, живая и восстанавливающаяся на глазах, взяла на руки своего здорового, обычного на вид сына. В его глазах не было древней магии Кариганов. В них был чистый, ясный свет, унаследованный от матери.

Она выжила. Сын был здоров.

А Виктор, последний из рода, стал жертвой собственной, неправильно найденной жертвы в лице Ангелины.

Тёмное наследие обернулось против наследника. И в доме Кариганов впервые за много веков воцарился не сумрак древней магии, а тихий, спокойный свет.

Похищение

Приглушённый гул мегаполиса едва проникал сквозь бронированные стекла пентхауса в самом сердце Столицы, где обитала Анастасия Шнайдер, единственная наследница огромной финансовой империи.

Девушке двадцать пять, и её жизнь была сказкой, сотканной из роскоши, вечеринок, бриллиантов и беззаботного существования.

До этой ночи.

В клубе к Анастасии настойчиво и неприятно стал приставать парень. Она от него с трудом отделалась, ощущая неприятный осадок. Желание продолжать вечер пропало, и она собралась ехать домой.

Настя выходила из клуба с подругами, когда прохладный ночной воздух ударил в лицо, слегка рассеивая остатки эйфории от музыки и танцев.

Подруги решили остаться ещё на один коктейль, но она устала и чувствовала, что хочет поскорее оказаться дома. Попрощавшись и вызвав такси через приложение, Анастасия села на заднее сиденье и назвала адрес.

Поездка началась обычно, но вскоре девушка начала трезветь и заметила, что машина едет не по знакомому маршруту. Когда автомобиль выехал на пустую дорогу в сторону выезда из города, она спросила водителя, но в ответ услышала лишь невнятное бормотание. Тревога начала нарастать. Настя попыталась открыть дверь. Заблокирована.

– Остановите машину! – потребовала девушка, голос дрогнул.

Водитель молча ехал дальше.

В панике она достала телефон, чтобы позвонить в полицию, но водитель выхватил его и бросил на пол.

Дальше всё произошло слишком быстро, как в плохом кино. Машина резко свернула на просёлочную дорогу, затем остановилась. Двое мужчин в масках вытащили Анастасию наружу и затолкнули в фургон, который ждал неподалёку. Страх парализовал её, она не могла кричать. Последнее, что она увидела – это удаляющиеся огни города.