6. Чёрная дыра Фримана

Берилий Кайзер

6. Чёрная дыра Фримана

Глава 1: Обычный день

Воздух в лаборатории был густым и неподвижным, пропахшим озоном от старой аппаратуры, пылью с книжных переплетов и горьковатым ароматом перегоревшего кофе, который уже много часов остывал в кружке с надписью «Не волнуйся, это квантовое». Свет холодных люминесцентных ламп, мерцавших с едва уловимой, но раздражающей частотой, отбрасывал резкие тени, превращая знакомое пространство в лабиринт из теней и света. Для постороннего это был хаос – грудятся проводов, мерцающие экраны осциллографов, схемы, испещрявшие маркером белые доски, словно следы безумного гения. Но для доктора Генри Фримана это был единственный порядок, который он признавал. Храм. И в то утро он чувствовал себя его усталым, почти забытым божеством.

Он сидел, ссутулившись перед главным терминалом, и вглядывался в бесконечные строки кода на мониторе. Его глаза, обычно живые и полые любопытства, сейчас были похожи на два потухших уголька, подернутых дымкой истощения. Каждый мускул на его лице, испещренном морщинами, которые прочертили не годы, а бессонные ночи и напряженные размышления, был расслаблен в выражении глубочайшей, почти метафизической усталости. Он провел рукой по лицу, ощущая шершавую щетину на щеках, и тихо вздохнул. Звук получился сухим, как шелест опавших листьев.

Еще один день. Еще один набор данных. Еще одно ничто.

Мысли его текли вяло, как патока. Он ловил себя на том, что считает количество плиток на потолке, вместо того чтобы анализировать графики рассеивания частиц. Его разум, обычно острый и ястребиный, сейчас барахтался в трясине рутины. Он был теоретиком, мечтателем, чей ум рождал вселенные на кончике пера, а не лаборантом, вечно копошащимся с железяками. Но гранты требовали результатов, а результаты требовали данных. Бесконечных, удушающих данных.

Снаружи, за бронированным стеклом окна, медленно садилось солнце, окрашивая небо в кроваво-багровые тона. Длинные, растянутые тени поползли по лаборатории, удлиняясь и искажаясь, придавая знакомым приборам зловещие, гротескные очертания. Генри вздрогнул от внезапного гула системы вентиляции, которая включалась с натужным рычанием. Сердце на мгновение заколотилось чаще, а потом снова успокоилось, подчиняясь скуке.

Его взгляд упал на запыленную фоторамку на углу стола. На ней – он сам, много лет назад, с сияющими глазами и развевающимися на ветру волосами, обнимающий женщину с солнечной улыбкой. Сара. Уголки его губ дрогнули, пытаясь сложиться в подобие улыбки, но усилия оказались тщетны. Осталась лишь горькая складка в уголках рта. Теперь его мир ограничивался этими четырьмя стенами, этим мерцающим монитором, этим тихим отчаянием.

Внезапно резко, пронзительно зазвонил внутренний телефон, разрывая тишину, как стеклорез по шелку. Генри вздрогнул, и рука его непроизвольно дернулась, опрокидывая ту самую кружку с кофе. Темная, почти черная жидкость разлилась по схемам, заливая ключевые расчеты.

– Черт возьми! – его голос, хриплый от долгого молчания, прозвучал неестественно громко. Он схватил пачку салфеток и начал лихорадочно промокать лужицу, лишь размазывая липкую сладость по бумаге. Телефон звонил настойчиво, требовательно.

– Да, я слушаю! – выдохнул он в трубку, прижимая ее плечом к уху.

– Генри, ты еще там? – раздался бодрый, молодой голос. Это был Алекс, его аспирант. Слишком бодрый, слишком полный энтузиазма. От одного его голоса Генри хотелось зашторить все окна и лечь спать на неделю.

– Где же мне еще быть, Алекс? На Мальдивах? – пробурчал Генри, продолжая бороться с кофейной катастрофой.

– Смотрю, данные с детектора Браги идут. Все в норме? Никаких аномалий? – Алекс произнес это с такой легкостью, как будто спрашивал о погоде.

Генри бросил взгляд на главный экран. Зеленые линии ровно бежали по черному полю, вырисовывая предсказуемые, скучные пики. Стабильные. Предсказуемые. Мертвые.

– Ничего нового под луной, Алекс. Все как всегда. Иди домой, проведи время с друзьями. У тебя есть жизнь, в конце концов.

– А ты?

– Я… еще поработаю немного. Завершу цикл. – Это была ложь, и они оба это знали. Завершать было нечего.

– Ладно. Не задерживайся допоздна. Выглядишь уставшим, даже через камеру видеонаблюдения.

Генри молча положил трубку. «Выглядишь уставшим». Какое преуменьшение. Он чувствовал себя выжатым лимоном, брошенным на обочину истории науки. Он был живым памятником собственным несбывшимся надеждам.

Он отшвырнул промокшие салфетки в мусорное ведро и снова уставился в экран. Сумерки сгущались, превращая лабораторию в пещеру, освещенную лишь призрачным сиянием мониторов. Тени сплетались в причудливые узоры, танцуя на периферии его зрения. В воздухе запахло грозой, хотя прогноз ясной погоды никто не отменял. Было тихо. Слишком тихо. Даже гул серверов казался приглушенным, как будто кто-то накрыл мир стеклянным колпаком.

И вдруг.

Это было не громко. Не резко. Скорее… тише тишины.

Глухой, беззвучный хлопок, который ощутился не ушами, а всем телом, костями, как изменение давления перед бурей. Мерцание ламп на мгновение стало хаотичным, не в такт их обычному ритму. Свет дрогнул, поплыл.

Генри замер, затаив дыхание. Он медленно повернул голову к главному детектору – массивной, блестящей колбе, опутанной проводами, словно нервными окончаниями. Экран терминала, который секунду назад показывал ровную зеленую линию, теперь погас. Абсолютно черный.

– Что за… – прошептал он.

Потом экран вспыхнул снова. Но это было не то. Зеленая линия исчезла. Вместо нее пульсировало, жило, дышало нечто иное. Абсолютно черное пятно, идеальной сферической формы, на несколько тонов чернее самого экрана. Оно не просто было на экране – оно казалось дырой в нем, окном в абсолютную, немыслимую пустоту. И вокруг этого пятна, по краям, данные бежали с бешеной, невозможной скоростью, строки кода мелькали так, что сливались в сплошной поток, а цифры зашкаливали, превращаясь в белый шум.

Сердце Генри, еще минуту назад лениво перекачивавшее кровь, вдруг заколотилось, как птица, бьющаяся о стекло. Адреналин, острый и знакомый, пронзил его усталость, сжег ее дотла. Он вскочил, отбросив стул, который с грохотом упал на пол. Звук показался ему оглушительно громким в этой новой, гнетущей тишине.

Он шагнул к монитору, движения его были резкими, порывистыми. Он протянул палец, дрожащий, и коснулся стекла прямо напротив черного пятна. Оно было холодным. Ледяным. Холод, который проникал внутрь, до самых костей.

– Не может быть, – его шепот был хриплым, полным не веры, а какого-то первобытного страха, смешанного с жгучим, незнакомым любопытством. – Этого не может быть. Система не…

Он рванулся к главному пульту, его пальцы затрепетали над клавиатурой, пытаясь вызвать диагностику, перезагрузить систему, сделать что угодно, чтобы вернуть привычную реальность. Но команды не работали. Они утопали в этом черном пятне, как камешки, брошенные в колодец без дна.

Внезапно свет в лаборатории снова дрогнул, на этот раз сильно, и погас. На несколько секунд его поглотила абсолютная, густая, бархатная тьма. Тьма, в которой пульсировало лишь одно – то самое черное пятно на мониторе. Оно казалось теперь еще больше, еще ближе.

Генри замер, не дыша, чувствуя, как холодный пот стекает по его спине. Он слышал только бешеный стук собственного сердца в ушах. И тишину. Ту самую, что была тише тишины.

Потом свет снова зажегся, мерцая, как при последнем издыхании. Монитор взорвался белым шумом, а затем сбросился к обычному рабочему столу. Зеленая линия данных снова бежала по экрану, ровная, предсказуемая, скучная. Как ни в чем не бывало.

Словно ничего и не происходило.

Генри стоял посреди лаборатории, один, в полной тишине, с бешено колотящимся сердцем и леденящим душу холодком в груди. Он медленно, очень медленно обвел взглядом комнату. Все было на своих местах. Обычные тени. Обычный гул аппаратуры. Обычный запах остывшего кофе.

Он посмотрел на свои руки. Они дрожали.

Сбой в питании. Глюк. Случайность. Разум лихорадочно цеплялся за простые, логичные объяснения. Но где-то глубоко внутри, в том месте, где живет инстинкт, древний и мудрый, шептало другое.

Он подошел к доске, на которой мелом были записаны фундаментальные константы – формулы, на которых держалась его реальность. Его Вселенная. Он взял тряпку и медленно, почти механически, начал стирать их. Мел скрипел, оставляя белые размытые следы.

Он подошел к окну. Город внизу жил своей жизнью, мигал огнями, не подозревая ни о чем. Он смотрел на свое отражение в темном стекле – усталое лицо, широко раскрытые глаза, в которых плескалась смесь ужаса и ошеломляющего, запретного восторга.

Он обернулся и снова посмотрел на безмятежный экран монитора. Рутина кончилась. Скука умерла.

И тогда Генри Фриман, уставший физик-теоретик, тихо произнес в гнетущую тишину лаборатории слова, которые изменили все:

– Что это было, черт возьми?

А высоко в углу под потолком, маленькая красная точка камеры видеонаблюдения, которая должна была быть выключенной, мягко мигнула ему в ответ.

Глава 2: Аномалия

Тишина после бури оказалась громче любого гула. Она давила на барабанные перепонки, густая, звенящая, материальная. Генри стоял, не двигаясь, в центре лаборатории, и его собственное дыхание казалось ему чужим, грубым и слишком громким нарушением этой новой, хрупкой реальности. Воздух все еще вибрировал, заряженный невидимой энергией, и пахло теперь не только озоном и пылью, но и чем-то острым, металлическим, словно после близкого разряда молнии.

Его пальцы, все еще дрожа, инстинктивно потянулись к карману халата за пачкой сигарет, которую он бросил курить пять лет назад по настоянию Сары. Пустота. Так же, как и пустота в голове, где секунду назад бушевал ураган панических мыслей. Теперь там был только белый шум и одно-единственное, выжженное кислотой впечатление: идеально черная сфера на экране. Дыра. Окно в ничто.

Сбой в питании. Глюк. Помехи.

Разум, дрессированный годами на поиск рациональных объяснений, отчаянно цеплялся за спасительные соломинки, но они ломались одна за другой, не выдерживая случившегося. Этот холод, исходивший от монитора. Эта тишина, что была тише тишины. Это было не снаружи. Это было внутри.

– Нет, – прошептал он себе под нос, и голос его прозвучал хрипло и неуверенно. – Нет, этого не было. Не могло быть.

Он заставил себя сделать шаг к терминалу. Ноги были ватными, непослушными. Он щелкнул мышью. Экран отозвался мгновенно. Он открыл лог-файлы эксперимента, его пальцы замерли над клавиатурой.

Воспоминание нахлынуло внезапно, ярко и болезненно, как вспышка света.

Они сидели на склоне холма, уставшего от летнего зноя. Трава кололась в спину, а где-то вдалеке кричали чайки. Сара, закинув голову, смотрела на проплывающие облака.

– Знаешь, чего я боюсь больше всего? – ее голос был задумчивым, ленивым.

– Что гранты наконец-то кончатся, и нам придется работать в кафе? – пошутил он.

– Нет. Я боюсь слепых пятен. – Она повернулась к нему, и в ее глазах он увидел необычную для нее серьезность. – В картографии, в истории, в науке. Вот есть на карте белое пятно, и ты думаешь: «Там драконы». А потом его заполняют, и оказывается, там просто еще один кусок суши. Скучно. А я хочу верить, что где-то есть настоящие драконы. Настоящие «слепые пятна» в реальности, куда можно провалиться. Страшно, но… красиво.

Он тогда рассмеялся и поцеловал ее в макушку.

– Ты читаешь слишком много фантастики. Драконов не существует. А реальность – она цельная. Изученная. В ней нет слепых пятен.

Она улыбнулась своей тайной улыбкой, которую он так любил.

– А вот и нет, профессор. Они есть. Просто мы еще не нашли свою дыру.

Генри сглотнул комок в горле. Горечь воспоминания была острее, чем горечь пролитого кофе. Он снова посмотрел на экран. На ровную, предсказуемую зеленую линию, которая вела себя так, будто ничего не знала о кошмаре, случившемся минуту назад.

Он открыл файл с сырыми данными. Терминал задумался на секунду, курсор мигал неторопливо. Потом выплюнул ошибку.

FILE CORRUPTED. DATA ARRAY 0x7F4B8D UNREADABLE.

Сердце Генри екнуло. Поврежденный файл. Это уже было что-то. Это было доказательство. Он открыл следующий. Та же ошибка. И следующий. Все данные, записанные во время… во время Этого… были уничтожены. Стерты. Или переписаны чем-то иным.

Он рванулся к главному серверному шкафу, с треском открыл дверцу. Индикаторы горели ровным зеленым светом. Все системы работали в штатном режиме. Никаких скачков напряжения, перегрева, сбоев. Ничего, что могло бы объяснить произошедшее.

Отчаяние начало подступать, холодными волнами. Он остался один на один с призраком. С аномалией, которая не оставила улик.

И тогда его взгляд упал на резервный накопитель – старый, медленный, аналоговый регистратор, который по старинке записывал все показания на магнитную ленту. Его хотели списать еще в прошлом квартале. Но он все еще был здесь. Молчаливый свидетель.

С замиранием сердца Генри нажал кнопку перемотки назад. Лента зажужжала, противно скрипя. Он поймал момент по системному времени и запустил воспроизведение.

На маленьком монохромном экранчике регистратора поползли строки данных. Все было нормально. Стабильно. Скучно. Он видел момент, когда он разлил кофе – легкий скачок по одному из датчиков. Потом… потом пошло нечто.

Показания не просто изменились. Они взорвались. Значения с всех датчиков одновременно устремились в бесконечность, зашкалили, а затем… обнулились. На несколько секунд экран стал чистым. Абсолютно чистым. А потом данные вернулись. Как ни в чем не бывало.

Но это было не самое страшное. Самое страшное было в углу экрана. Показания гравитационного датчика. В течение тех двух секунд «тишины» он зафиксировал необъяснимый, кратковременный всплеск. Микроскопический. Ни один прибор в мире не должен был быть способен уловить такое. Кроме этого, старого, капризного, который все считали неисправным.

Генри отшатнулся от регистратора, как от раскаленного железа. Ледяная дрожь пробежала по его спине. Это было невозможно. Этого не могло быть. Законы физики, те самые, что он преподавал студентам, на которых строилась его карьера, его миропонимание, рассыпались в прах.

Он должен был рассказать кому-то. Немедленно.

Он схватил телефон, его пальцы дрожали так, что он дважды ошибся в номере Алекса.

– Алло? Генри? – голос аспиранта был густым от сна. – Что случилось? Ты в порядке?

– Алекс… – голос Генри предательски сорвался на фальцет. Он сглотнул и попытался взять себя в руки. – Алекс, тебе нужно сюда приехать. Сейчас же.

– Сейчас? Генри, полночь на дворе. Ты сам говорил…

– Я знаю, что говорил! – его голос сорвался, в нем прозвучала неприкрытая истерика. – Здесь что-то произошло. Нечто… необъяснимое.

– Опять скачок напряжения? Или кофе на сервер пролил? – Алекс засмеялся, но смех был напряженным.

– Нет, черт возьми, нет! – Генри почти кричал в трубку, чувствуя, как теряет контроль. – Это нечто другое! Данные… они… я не могу… тут был всплеск гравитации! Микроскопический, но…

Он услышал, как Алекс вздохнул на том конце провода. Вздох усталого человека, который вынужден иметь дело с чудаком.

– Генри, послушай. Этот старый датчик Браги… он уже который год глючит. Помнишь, в прошлом месяце он показывал, что Луна упала на Землю? Ты сам сказал его игнорировать. Иди домой. Выпей чаю. Отдохни. Ты себя загнал.

Слова Алекса подействовали на него как ушат ледяной воды. Он действительно сам сказал его игнорировать. Он действительно выглядел как загнанный, помешанный на работе параноик.

– Но… экран… он погас… и было черное… – он бормотал уже почти бессвязно, понимая, как безумно это звучит со стороны.

– Генри. Серьезно. Иди домой. – В голосе Алекса сквозь усталость пробилась тревога. Но не за данные. За него. За состояние его рассудка. – Поговорим утром. Окей?

Генри молча опустил трубку. Звонок коротких гудков прозвучал похоронным маршем по его credibility. По его репутации. По его здравомыслию.

Он был абсолютно один.

Он медленно прошелся по лаборатории, поглаживая корпуса приборов, как испуганный ребенок гладит собаку, ища утешения. Его мир, выстроенный на незыблемых законах, дал трещину. И из трещины этой веяло таким леденящим душу холодом, от которого стыла кровь.

Он подошел к главному экспериментальному стенду. К колбе, где сталкивались частицы. Все выглядело нормально. Слишком нормально. Он включил камеру высокоскоростной съемки, которая вела запись цикла. Может быть, там что-то есть?

Он отмотал запись назад. На экране его собственное усталое лицо, он пьет кофе, роняет кружку, судорожно вытирает стол. Потом он садится, смотрит в монитор. Потом… потом изображение на записи засвечивается. На несколько кадров – абсолютно белый шум. А когда картинка возвращается, он уже стоит, широко раскрыв глаза, и смотрит на экран.

Ничего. Никаких аномалий. Только его собственная, нелепая паника.

Отчаяние достигло пика. Он готов был уже все бросить, послушаться Алекса, уйти.

И тут его взгляд упал на самую обычную вещь. На свою собственную кружку. Ту самую, «Не волнуйся, это квантовое».

Она стояла точно на том же месте, где он ее оставил. Но…

Он подошел ближе, наклонился. Его дыхание перехватило.

Кружка была цела. Но сквозь ее дно, сквозь керамику, был ясно виден рисунок стола. Пятно кофе. Линии древесины.

Он потянулся дрожащей рукой и поднял ее. Кружка была твердой, холодной. Но она была… прозрачной. Не полностью. Словно на 10, может быть, 15 процентов. Словно ее молекулярная структура была на мгновение разобрана и собрана обратно, но с ошибкой. Это было едва уловимо. Но это было. Неоспоримо. Физически.

Он повертел ее в руках, и его взгляд упал на надпись: «Не волнуйся, это квантовое». Ирония ситуации была столь чудовищной, что он чуть не захохотал истерически.

Он не сошел с ума. Аномалия была реальной. Она не просто исказила данные. Она изменила саму материю. На квантовом уровне.

Внезапно свет снова мигнул. Один раз. Предупреждающе.

Генри замер, вцепившись в прозрачную кружку, как в священный грааль.

И тут на его личный мобильный телефон, лежавший в кармане, пришло сообщение. Обычный звук смс.

С холодным предчувствием он достал его. Незнакомый номер. Сообщение состояло из одной фразы, набранной без знаков препинания:

прекрати смотреть туда

Он медленно поднял голову и уставился на темный экран монитора. В его черной глубине, как зародыш в утробе, пульсировало воспоминание о той самой, идеально черной сфере.

Он был не один. За ним наблюдали. И предупредили.

И в этот миг, в тишине лаборатории, послышался новый звук. Тихий, едва уловимый, похожий на шелест нейлоновой куртки. Он доносился откуда-то из-за серверных стоек.

Кто-то был в лаборатории. Кто-то, кто пришел не за тем, чтобы говорить.

Глава 3: Первые сомнения

Тишина после шелеста была хуже любого взрыва. Она висела в воздухе густым, липким смогом, каждый атом которого был заряжен угрозой. Генри замер, вцепившись в прозрачную кружку так, что костяшки пальцев побелели. Его сердце, только что бешено колотившееся, теперь словно остановилось, затаилось в ледяной пустоте страха. Он не дышал. Весь мир сузился до узкого пространства между серверными стойками, откуда донесся тот самый, едва уловимый звук.

Кто-то здесь.

Мысли метались в панике, как пойманные в ловушку птицы. Охранник? Нет, слишком тихо. Уборщик? В это время? Смс вспыхнуло в сознании ослепительной вспышкой: прекрати смотреть туда. Это не было предупреждением. Это была констатация факта. Они уже здесь. Те, кто послал сообщение.

Адреналин, горький и острый, снова хлынул в кровь. Страх парализовал, но более сильный инстинкт – инстинкт самосохранения – заставил его двинуться. Он бесшумно, с кошачьей осторожностью, на которую никогда не был способен, отступил от стола, прижимаясь к холодному металлу шкафа с аппаратурой. Тень поглотила его.

Воспоминание нахлынуло внезапно, яркое и безжалостное, как удар ножом.

Он стоял перед диссертационным советом, молодой, уверенный, с глазами, полными огня. Его теория – сложная, элегантная, перекликающаяся с работами его кумира, доктора Элдриджа – была встречена скептическими ухмылками.

*– Интересные спекуляции, мистер Фриман, – сказал седовласый профессор Лоуренс, играя своим дорогим перьевым ручкой. – Очень поэтично. «Квантовые швы реальности». Но наука строится на фактах. На данных. А ваши данные… извините, они основаны на допущениях, которые невозможно проверить. Вы ищете призраков.

*– Но математика работает! – *горячо возразил Генри. – Посмотрите на выводы!

*– Математика работает и для плоской Земли, если правильно подобрать константы, – холодно парировал Лоуренс. – Ваша ошибка в том, что вы хотите увидеть чудеса там, где есть лишь рутина. Наука – это не магия. Это тяжелый труд и проверка гипотез. Не тратьте свой талант на погоню за химерами.

Он проиграл. Его теорию положили под сукно. А потом пришли гранты от «Квантум Динамикс», и Лоуренс, теперь его начальник, мягко посоветовал «заняться чем-то более осязаемым». Он сдался. Предал свои «химеры».

Ирония жгла его изнутри. Теперь его «химеры» пришли за ним сами. И они были куда реальнее, чем любой из этих скептиков мог себе представить.

Шорох повторился. Ближе. Это был не скрип пола и не шуршание мыши. Это был целенаправленный, осторожный звук шага человека, который умеет не шуметь.

Генри затаил дыхание. Его взгляд упал на аварийную кнопку у выхода. Она была слишком далеко. Сирена привлекла бы внимание, но и пригвоздила бы его к месту.

Он медленно, миллиметр за миллиметром, присел и заглянул в узкую щель между двумя серверами.

В проходе, метров за десять от него, стояла фигура в черном. Высокая, поджарая, без лица – оно было скрыто капюшоном и тенями. Фигура не двигалась, лишь слегка поворачивала голову, сканируя пространство. В руке, опущенной вдоль тела, короткая, блестящая черная дубинка. Не оружие охраны. Нечто более специализированное, более грозное.

Они искали его. Или… они искали это. Следы аномалии.

Его взгляд метнулся к регистратору, к его старому, аналоговому экранчику, где все еще хранились данные о всплеске. К прозрачной кружке в его руке. Это были улики. Доказательства. Которые они, несомненно, уничтожат. А его… его заклеймят сумасшедшим, который устроил пожар в лаборатории. Или хуже.

Ярость, внезапная и белая, поднялась в нем, сметая часть страха. Нет. Он не позволит им. Он не позволит стереть это. Не again.

Он отполз глубже в тень, его мозг лихорадочно работал. План. Нужен план. Он знал эту лабораторию как свои пять пальтов. Каждый провод, каждый воздуховод.

Внезапно его мобильный в кармане снова завибрировал. Одно короткое колебание. Предупреждение. Или угроза.

Фигура в черном замерла, затем медленно повернулась в его сторону. Она услышала. Или почуяла. Охотник почуял добычу.

Генри отшатнулся, споткнулся о кабель и грохнулся на пол. Боль пронзила локоть, но он едва ее почувствовал. Паника, дикая и всепоглощающая, накрыла его с головой.

Тень охотника легла на него. Медленные, размеренные шаги зазвучали по бетонному полу, приближаясь. Уйти было некуда.

И тогда его взгляд упал на главный рубильник. Большой красный рычаг в нише на стене. Аварийное отключение всего питания в лаборатории. Кроме аварийного освещения. Он находился как раз за спиной у приближающейся фигуры.

Это был безумный, отчаянный шаг. Но другого не было.

Генри сделал вид, что пытается отползти, заковылял к стене, издавая хриплые, испуганные звуки, притворяясь загнанным зверьком. Фигура ускорила шаг, уверенная в своей победе.

В последний момент, когда черный силуэт уже навис над ним, Генри рванулся в сторону, его рука с размаху ударила по красному рычагу.

Раздался оглушительный, сухой щелчок.

И мир погрузился во тьму.

Абсолютную, густую, слепящую тьму. Аварийные фонари загорались с задержкой в несколько секунд. Эти секунды показались вечностью.

Генри лежал на холодном полу, не дыша, слушая. В тишине раздалось ругательство – низкое, хриплое, лишенное всякой человечности. Потом быстрые, уверенные шаги. Охотник не растерялся. Он использовал прибор ночного видения. Генри слышал, как тот двигается, четко ориентируясь в темноте.