Антология Ужаса 14

«Быстрее! Запри дверь!» – выдохнул Стюарт, его голос был хриплым от усталости и страха. Он бросился к массивной деревянной двери, судорожно пытаясь привести в движение ржавый засов, который, казалось, застыл десятилетия назад. Кэтлин, с трудом переводя дыхание, присоединилась к нему, их общие усилия, наконец, позволили задвижке медленно, со скрипом, опуститься, запирая их внутри.

Они прижались друг к другу, пытаясь унять дрожь, сотрясавшую их тела. Внутренняя комната, освещенная лишь слабым светом, пробивающимся сквозь окна, не несла никакого утешения. Они были в ловушке, запертые в этом ветхом строении, и знали, что снаружи их ждет неизвестность.

«Что это было, Кэтлин?» – прошептал Стюарт, его голос был полон растерянности и страха, совершенно иного, чем его обычная бравада. Он опустился на пол, прислонившись спиной к стене, его глаза метались по темным углам. – «Я… я никогда ничего подобного не видел».

Кэтлин, тоже прислонившись к стене, пыталась собраться с мыслями. «Я не знаю, Стюарт. Но оно… оно было не похоже ни на одно животное. И оно… оно убило Донована. И Ребекку». Ее голос сорвался. Образ ее младшей сестры, исчезающей в темноте, был невыносимым.

«Мы должны были послушать тебя, – прошептал Стюарт, его голос был полон горького раскаяния. – Я… я был так глуп. Я думал, что все знаю…»

В этот момент тишина, которая до этого казалась почти успокаивающей, внезапно оборвалась. Сначала это был едва уловимый звук. Что-то легкое, словно царапанье, по крыше. Затем – более отчетливый, тяжелый удар. И еще один.

Они вздрогнули. Их взгляды устремились вверх.

«Что это?» – испуганно спросила Кэтлин, ее пальцы сжали руку Стюарта.

«Оно… оно наверху», – прохрипел Стюарт.

Звуки стали громче, интенсивнее. Удары по крыше приобрели ритм, словно кто-то пытался пробить ее. Поскребывания становились все более агрессивными, словно существо пыталось найти слабое место. Затем последовал ужасный звук. Громкий треск. Крыша прогнулась.

Стюарт и Кэтлин вскрикнули. Частицы пыли и древесной крошки посыпались вниз. Они видели, как деревянные балки трещат под натиском невидимой силы. Казалось, еще немного, и монстр ворвется внутрь.

«Мы не можем оставаться здесь!» – крикнул Стюарт, пытаясь подняться.

«Куда мы пойдем?» – в отчаянии спросила Кэтлин. – «Оно снаружи. Оно ждет».

Но атака продолжалась. Существо, казалось, билось в истерике, пытаясь проломить их укрытие. Звук напоминал борьбу гигантского животного, пытающегося выбраться из клетки. Скрип, треск, глухие удары. Полотно крыши поддавалось, но, казалось, держалось чудом.

Часы, проведенные под этой атакой, казались вечностью. Они сидели, прижавшись друг к другу, вслушиваясь в ужасающие звуки, не смея пошевелиться. Каждое мгновение ожидания было мучительным. Они слышали, как существо рычит, тяжело дышит, словно изматывая себя в бесплодных попытках прорваться.

Постепенно, с наступлением рассвета, атака стихла. Звуки стали реже, затем прекратились совсем. Оставшиеся лишь отдаленные шорохи, словно существо, уставшее от своей ярости, отступило.

Наступила рассветная тишина, пронизанная напряжением. Они сидели, не двигаясь, боясь спугнуть то хрупкое перемирие, которое, как они надеялись, установилось. Сквозь окна пробивался слабый, серый свет.

«Оно ушло?» – прошептал Стюарт, его голос звучал осипшим.

«Я не знаю», – ответила Кэтлин, ее взгляд был прикован к двери. – «Но мы не можем оставаться здесь. Нам нужно выбраться из этого леса».

Утренняя роса пропитывала воздух, а лес, казалось, замер, затаив дыхание. Птицы, которые так и не запели накануне, теперь молчали. Полное отсутствие звуков природы было самым тревожным признаком.

«Дорога», – произнесла Кэтлин, ее голос обрел новую, решительную нотку. – «Мы должны добраться до дороги. Это наш единственный шанс».

Стюарт кивнул, поднимаясь. Его тело болело, но страх и желание выжить давали ему силы. Они осторожно подошли к двери. На внешней стороне, прямо под дверным косяком, виднелись глубокие царапины, словно кто-то пытался пробраться внутрь, царапая дерево своими огромными когтями.

Они выглянули наружу. Лес был тих. Но чувствовалось, что он наблюдает. Враждебно, напряженно.

«Давай», – прошептал Стюарт, открывая дверь.

И они вышли, готовые сделать свой последний, отчаянный шаг к спасению.

Рассвет, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, не принес облегчения. Наоборот, призрачный свет лишь подчеркнул унылую, враждебную красоту леса, который, казалось, затаил дыхание, наблюдая за ними. Воздух, влажный и прохладный, казалось, обволакивал их, словно мокрое одеяло, отягощая каждый шаг. Несмотря на ужас, пережитый ночью, и измотанность, которая сковала их тела, в сердцах Стюарта и Кэтлин теплилась отчаянная надежда – надежда на спасение.

«Дорога», – прошептала Кэтлин, ее голос звучал сухо и надтреснуто. – «Мы должны добраться до дороги».

Стюарт, чье лицо было бледным и осунувшимся, кивнул. Его некогда уверенная осанка сменилась сгорбленной позой человека, несущего непосильную ношу. «Да. Только дорога. Там… там нас могут увидеть».

Они осторожно покинули охотничий домик, который, казалось, едва выдержал натиск ночи. Оглянувшись, они увидели, что земля вокруг него была иссечена глубокими, неестественными следами. Не следами животных, а отпечатками огромных, трехпалых лап, словно кто-то могучий и неуклюжий пытался проломиться сквозь камень. Эти следы только укрепили их решимость.

Их движение было осторожным, но быстрым. Они шли, прислушиваясь к каждому шороху, напрягая слух, чтобы уловить малейший звук, который мог бы указывать на присутствие преследователя. Лес по-прежнему был пугающе тих. Ни пения птиц, ни стрекота насекомых. Только их собственные шаги, глухо отдававшиеся в мягкой лесной подстилке, и их собственное, учащенное дыхание.

С каждым шагом надежда росла. Они чувствовали, что приближаются к краю леса. Солнечный свет стал пробиваться сквозь деревья более уверенно, создавая на земле полосы света и тени, которые раньше казались недостижимыми. И вот, сквозь густые заросли, они увидели его – просвет. Небольшая полоса кустарников и молодых деревьев, которая, казалось, отделяла их от внешнего мира. А за ней – слабый, далекий гул. Звук, который они так жаждали услышать. Звук машин.

«Дорога!» – выдохнула Кэтлин, в ее голосе прозвучала смесь облегчения и ликования.

Стюарт, увидев просвет, почувствовал, как в нем пробуждается прежняя сила. «Быстрее, Кэтлин! Скорее!»

Они бросились вперед, преодолевая последние метры, продираясь сквозь колючие ветви кустарников, которые цеплялись за их одежду и кожу, оставляя болезненные ссадины. Надежда придавала им сил, заглушая боль и усталость. Каждый шаг приближал их к спасению, к миру, где нет чудовищ, пожирающих людей.

В тот момент, когда они уже почти достигли края зарослей, когда в их глазах мелькнула возможность спасения, когда звук приближающейся машины становился отчетливее, лес словно замер.

Прямо перед ними, спрыгнув с ветвей самого большого дерева, спрыгнуло Оно.

Панто.

Существо было еще более устрашающим, чем в их кошмарах. Оно было выше и массивнее человека, его темная шерсть казалось, сливалась с тенями даже при свете. Его тело, вытянутое и мускулистое, стояло на мощных задних лапах, которые, казалось, могли раздавить камень. Передние лапы, длинные и гибкие, заканчивались чудовищными когтями, которые блестели, как лезвия.

Но самое ужасное были его глаза. Огромные, темно-синие, они смотрели на них с холодной, безжизненной тягой. В них не было ни страха, ни злобы, ни какой-либо эмоции, которую могли бы понять люди. Только бездонная пустота, голод и древняя, первобытная сила.

Время замедлило свой ход. Стюарт и Кэтлин замерли, их последние секунды свободы, казалось, растянулись в вечность. Они видели, как существо медленно, но неумолимо, наклоняется вперед.

«Стюарт…» – прошептала Кэтлин, ее голос был едва слышен.

Но Стюарт уже не слушал. В момент, когда Панто начало движение, инстинкт вернулся. Он не мог спасти себя, но он мог попытаться спасти Кэтлин. Он рванул вперед, загораживая ее собой, словно пытаясь стать щитом между ней и чудовищем.

Панто двигалось с невероятной скоростью. Его передняя лапа взметнулась вверх. Ужасный хруст, звук разрываемой плоти и ломающихся костей, разнесся по лесу. Стюарт издал короткий, сдавленный стон, а затем упал. Его тело, безвольное, обвисло на чудовищных когтях.

Кэтлин, увидев это, закричала. Ее крик был наполнен болью, ужасом и яростью. Она видела приближающуюся машину впереди. Видела дорогу.

Она бросилась вперед, продираясь сквозь последние кусты, ее ноги скользили по мокрой земле. Звук приближающегося автомобиля становился громче, отчетливее.

Оглянувшись через плечо, она увидела его. Панто, не торопясь, как хищник, наслаждающийся своей добычей, медленно опускало тело Стюарта на землю. Оно смотрело на него, затем его взгляд обратился к ней, к бегущей Кэтлин.

Кэтлин бросилась вперёд, на дорогу. Она видела, как автомобиль приближается. В отчаянии она выбросила руки вперед, подавая знак водителю остановиться.

Мир вокруг нее на мгновение исчез. Боль пронзила ее тело, словно тысячи раскаленных игл. Она почувствовала, как ее отбросило высоко в воздух, и затем – жесткое, беспощадное приземление на асфальт.

Машина, проехав десяток метров, резко остановилась. Секундное замешательство. Затем, так же внезапно, как и остановился, автомобиль продолжил свой путь, оставляя Кэтлин лежать на асфальте, с переломанными костями и повреждёнными внутренними органами.

Она смотрела, как автомобиль удаляется вдаль, уносящий надежду на спасение прочь, в другой мир, где нет Панто, нет леса, нет ужаса. Она не могла пошевелиться. Ее тело было сломано. Каждая кость, казалось, была раздроблена. Боль была невыносимой.

И тут она почувствовала это.

Что-то. Тянуло ее. Медленно, но неумолимо. В сторону густых, колючих зарослей, которые она только что преодолела.

Она попыталась пошевелить пальцами, но ничего не произошло. Ее тело не слушалось. Она видела, как из тени кустарников торчала она. Длинная, мохнатая лапа. Словно в замедленной съемке, она притягивала её обратно.

Кэтлин подняла глаза выше и увидела среди засрослей ужасающие, бездонные сине-черные глаза.

Время Умирать

Фил Робинс был человеком, чья жизнь текла по предсказуемому руслу, подобно реке, чье русло проложено десятилетиями. Ему было сорок два, и его дни проходили в размеренном ритме, сотканном из пробуждений под назойливый трезвон будильника, запаха крепкого кофе, неизменной рутины офисной работы и тихих вечеров в своей небольшой, но уютной квартире на окраине города. Он не искал славы, не жаждал приключений, довольствуясь простым, но стабильным существованием. Его мир был миром цифр, отчетов и планов, где каждый шаг был просчитан, а любая неопределенность – тщательно избегаема.

В тот злополучный вечер, когда последние лучи заходящего солнца окрашивали небо в багряные и золотистые тона, Фил, как всегда, вернулся домой. Усталость после долгого дня в офисе окутала его мягким, но настойчивым покровом. Он бросил портфель у порога, снял пиджак, ощущая, как напряжение дня постепенно покидает его плечи. Мысли были заняты завтрашними задачами, списком покупок, мелочами, которые составляли ткань его бытия.

Приняв решение смыть дневную пыль, он отправился в ванную комнату. Вода, обжигающая, но успокаивающая, струилась по его телу, смывая заботы и усталость. Пар начал наполнять пространство, делая воздух густым и влажным, конденсируясь на холодных поверхностях. Фил стоял под душем, закрыв глаза, позволяя себе на несколько минут забыть обо всем, погрузиться в ощущения.

Когда он, наконец, протянул руку, чтобы выключить воду, его взгляд упал на зеркало над раковиной. Оно было покрыто плотным слоем конденсата, делая отражения нечеткими, расплывчатыми. Обычная картина после горячего душа. Но что-то в этой расплывчатости было не так. Среди молочной пелены пара, словно вырезанные из тумана, проступали четкие, словно выжженные, буквы.

Фил моргнул, пытаясь сфокусировать зрение. Буквы были словно живые, пульсирующие в влажном воздухе. Он наклонился ближе, сердце его начало биться в неровном, тревожном ритме. Его собственный, туманный образ смотрел на него из зеркала, а над ним, с пугающей ясностью, читалось:

5 ДНЕЙ

На мгновение Фил застыл, не в силах осознать увиденное. Он протер глаза, затем потянулся к зеркалу, чтобы стереть надпись. Его пальцы скользнули по холодной, влажной поверхности, но буквы не исчезли. Они были там, неразрывно вплетенные в узор конденсата, словно сама материя зеркала обрела свой собственный, зловещий язык.

“Что за чертовщина?” – пробормотал он, его голос дрожал от неожиданности и зарождающегося страха. Кто мог это сделать? Неужели кто-то проник в квартиру, пока он был под душем? Но как? Дверь была заперта, окна тоже. Фил всегда был осторожен.

Он снова посмотрел на зеркало. Надпись оставалась. Невероятная, абсурдная, немыслимая. Он попытался стряхнуть с себя этот странный сон, эту галлюцинацию, но холодный пот, покрывший его тело, был вполне реален. Он выключил воду, вышел из душа, обернувшись полотенцем. В тусклом свете ванной комнаты, несмотря на попытки стереть, буквы продолжали маячить на зеркале, словно зловещий шепот, доносящийся из другого мира.

“Это просто шутка, – убеждал себя Фил, – Чья-то глупая, злая шутка”. Но где-то в глубине души, где обитала та самая неопределенность, которую он так презирал, зародилось зерно сомнения. Зерно, которое, казалось, пустило корни в его сознании, предвещая бурю, которая вот-вот обрушится на его упорядоченный мир.

Прошла ночь. Неспокойная, прерываемая кошмарами, в которых запотевшие зеркала отражали лишь пустоту и предчувствие конца. Фил проснулся до рассвета, его сердце колотилось, словно пойманная птица. Каждое утро было для него привычным ритуалом, но сегодня все изменилось. Мысль о ванной комнате, о зеркале, вызывала у него дрожь.

Собрав всю свою волю, Фил встал с кровати. Он чувствовал себя так, словно идет на казнь. Проходя по коридору, он старался не смотреть на двери, ведущие в ванную. Но зов был слишком силен, слишком притягателен в своей ужасающей мощи. Он остановился у двери, глубоко вдохнул, пытаясь успокоить бешеное биение сердца.

“Это просто розыгрыш, – повторял он, – Ты найдешь способ это разоблачить”.

Он вошел в ванную. Свет казался слишком ярким, пар – слишком густым. Фил медленно, словно в замедленной съемке, включил душ. Горячая вода обжигала кожу, но не могла заглушить внутренний холод. Он стоял, ожидая, пока пар затянет зеркало. Каждая секунда тянулась вечно.

Когда зеркало стало непроницаемым, Фил протянул дрожащую руку. Он был почти уверен, что увидит те же буквы, но надежда, даже самая хрупкая, всегда держится до последнего.

И тогда он увидел.

Среди облаков пара, буквы мерцали, пульсировали, словно живые. Теперь они были четче, но не менее пугающими.

4 ДНЯ

Мир Фили Робинса треснул. Это был не розыгрыш. Это была реальность, жестокая и бескомпромиссная. Он отшатнулся от зеркала, споткнувшись о коврик. Облегчение, которое он испытывал накануне, сменилось волной ледяного ужаса. Он чувствовал, как его разум начинает ускользать, как реальность становится иллюзорной, а иллюзия – пугающе реальной.

“Кто? Зачем?” – эти вопросы бились в его голове, не находя ответов. Он попытался вызвать полицию, но, описав ситуацию, услышал лишь снисходительное: “Мистер Робинс, вы уверены, что вам не требуется медицинская помощь?” Их скептицизм лишь подстегивал его отчаяние. Он звонил своему единственному близкому другу, Марку, но тот, выслушав его, мягко посоветовал отдохнуть, возможно, взять отпуск. “Тебе кажется, Фил. Ты переутомился”.

Фил понял, что он один. Один на один с неведомой силой, которая, казалось, играла с его жизнью, как кошка с мышью. Он провел остаток дня в лихорадочном поиске. Он обследовал свою квартиру, пытаясь найти хоть малейший след постороннего, хоть какую-то зацепку. Ничего. Двери и окна были надежно заперты. Никаких подозрительных шумов, никаких странных посетителей.

Вечером, когда сумерки начали окутывать город, Фил сидел в гостиной, окруженный плотно задернутыми шторами. Каждый шорох, каждый скрип половицы заставлял его вздрагивать. Он пытался заглушить страх, включая телевизор, но шум лишь усиливал его тревогу. Он видел свое отражение в темном экране – бледное, испуганное лицо.

Он понял, что не может больше ждать. Нужно было действовать. Но что мог сделать обычный человек против чего-то, что может так легко манипулировать реальностью? Что могло быть более ужасным, чем осознание того, что твое время неумолимо истекает, и ты совершенно бессилен что-либо изменить?

Свет новой зари, пробиваясь сквозь щели в плотных шторах, казался Филу враждебным, напоминанием о том, что его дни сочтены. Он провел ночь, как и предыдущую, в напряжении, на грани нервного срыва. Сон не приносил облегчения, лишь череду смутных, пугающих видений.

Сегодня утром он уже не мог откладывать. Словно на автопилоте, он отправился в ванную. Сердце билось где-то в горле, каждый шаг отдавался глухим стуком в ушах. Он включил душ, и пар начал медленно заполнять пространство, затягивая зеркало. Фил стоял, почти не дыша, глядя на плотную пелену.

Он протер зеркало.

3 ДНЯ

Слова были не просто начертаны – они словно горели в тумане, оставляя после себя ощущение незримого жара. На этот раз Фил не отшатнулся. Он подошел вплотную, его лицо было всего в нескольких сантиметрах от отражения. Он видел свои расширенные зрачки, бледную, испуганную кожу, дрожащие губы. Он был заперт в этой иллюзии, в этом кошмаре.

“Это не может быть правдой”, – прошептал он, но его голос звучал слабо и неуверенно. Он начал действовать более решительно. Он снял все зеркала в квартире – из прихожей, из спальни, даже маленькое зеркальце, которое он держал в ящике стола. Он завернул их в старые газеты и запер в кладовке, словно хороня доказательства своего немыслимого проклятия.