Полная версия
Димитрио Коса
Антология Ужаса 14
В Тени Зелёных Крон
Утро щедрою ладонью рассыпало по земле золотую пыльцу солнечных лучей, пронизывая стылую прохладу раннего часа. Воздух, еще не оскверненный дневным смогом, был свеж и прозрачен, словно драгоценный камень, только что извлеченный из глубин земных недр. Четверо стояли на краю мира, где владения человека уступали место дикому, первозданному царству деревьев. Лес, казалось, дышал, медленно и могуче, обещая приключения тем, кто осмелится войти в его зеленую, сумрачную обитель.
Стюарт, истинный зачинщик этого предприятия, стоял на полголовы выше остальных, словно возведенный на пьедестал собственным самодовольством. Его новенькое снаряжение, блестящее и безупречное, казалось продолжением его собственной амбициозной натуры. Высококачественный рюкзак, походные ботинки, испачканные лишь городской пылью, и палка с навороченным компасом – все свидетельствовало о его стремлении к совершенству, к господству над стихиями, или, по крайней мере, над окружающими. Сегодня он был генералом, готовящим свою армию к покорению неведомых вершин, и не терпел никаких сомнений или возражений.
«Ну что, готовы, покорители?» – его голос, уверенный и звонкий, как удар по натянутому барабану, перебил тишину. Он обвел взглядом своих спутников, словно оценивая боевой дух.
Рядом с ним стоял Донован, чья внешность скорее напоминала молодого профессора, чем заядлого туриста. Его извечная склонность к меланхолии и легкая ирония были его броней против этого мира, который он часто воспринимал как слишком шумный и суетливый. Он лениво зевнул, прикрывая рот тыльной стороной ладони. «Стюарт, мне кажется, мир, куда ты нас ведешь, не нуждается в покорении. Ему, возможно, просто хочется, чтобы его оставили в покое», – пробурчал он, и в его глазах мелькнула тень усталости, предчувствуя неизбежные приключения, организованные его другом. Он был другом Стюарта, но в глубине души таилось едва уловимое раздражение на эту бесконечную демонстрацию превосходства.
Кэтлин, чья природная грация сочеталась с острым, практичным умом, в этот момент была поглощена картой. Ее пальцы, тонкие и ловкие, скользили по линиям, прокладывая маршрут, который, как она надеялась, окажется более безопасным и логичным, чем тот, что рисовал в своем воображении Стюарт. Она была опытнее их двоих, повидавшая больше дорог, чем эти городские джунгли, и именно ее здравомыслие чаще всего пыталось усмирить буйный поток Стюартовых идей. В ее отношениях со Стюартом витало нечто большее, чем простая дружба – зарождающаяся симпатия, которую он, в своем самовлюбленном угаре, либо не замечал, либо игнорировал.
Ребекка, младшая сестра Кэтлин, была воплощением юной любознательности. Ее глаза, широко распахнутые, впитывали каждый блик солнца, каждую складку коры. Она была словно губка, готовая впитать все краски и звуки этого нового мира. Ее неопытность была очевидна, но в ней же крылась та наивная открытость, которая могла либо принести ей неприятности, либо, наоборот, позволить увидеть нечто, скрытое от более прагматичных глаз. Она восхищалась Стюартом, его уверенностью и отвагой, но в то же время побаивалась его резкости, его способности одним словом растоптать чужие чувства.
«Скептицизм – это признак слабости, Донован», – парировал Стюарт, бросив на него взгляд, полный снисходительности. «Мы идем туда, куда не ступала нога городского жителя. К озеру, о котором говорят только шепотом. Это будет наша победа над обыденностью».
Пока они обменивались репликами, их ноги уже начинали путь. Лес встретил их не шумом приветствий, а внезапной, поглощающей тишиной. Стоило сделать несколько шагов, как звуки города – гудки машин, человеческая речь – мгновенно стихли, словно их стерли невидимым ластиком. Деревья, могучие и древние, смыкались над головой, образуя зеленый свод, сквозь который лишь изредка пробивались тонкие, золотистые лучи. Воздух стал гуще, наполнился запахами влажной земли, прелой листвы, смолы и чего-то неуловимого, дикого.
Ребекка, идущая впереди, замерла, пораженная. «Посмотрите! – воскликнула она, ее голос звучал приглушенно в этой новой акустике. – Какое небо из листьев!» Она достала телефон, но затем опустила его, словно поняла, что никакая цифровая копия не сможет передать этого ощущения.
Кэтлин, идя следом, тоже заметила эту внезапную перемену. «Похоже, лес умеет хранить свои секреты, – пробормотала она, более себе, чем другим. – Здесь даже воздух другой». Она чувствовала, как ее легкие наполняются этой тишиной, и в то же время – как нарастает необъяснимое, тихое напряжение.
Стюарт, как всегда, шел впереди, прокладывая путь. Он уверенно держал компас, направляя их вглубь, туда, где, по его словам, лежала цель их похода. «Просто идем прямо, – командовал он. – Ничего сложного».
Донован, в свою очередь, ощущал, как его скептицизм уступает место более первобытному чувству – легкой тревоге. Каждый шорох в кустах, каждая игра тени казались ему подозрительными. Он нервно оглядывался, словно ожидая увидеть что-то, выпрыгивающее из-за ствола дерева. «Не думаю, что это так уж просто, Стюарт», – бросил он через плечо. – «Здесь все выглядит… иначе».
«Иначе – это значит, интересно, Донован. Не будь как всегда», – отмахнулся Стюарт, но в его голосе прозвучала нотка раздражения. Он не любил, когда его планы ставились под сомнение.
Они углублялись. Тропа, если ее можно было так назвать, становилась все более нечеткой. Солнечный свет, прежде проникавший сквозь кроны, теперь лишь редкими, мерцающими пятнами достигал земли. Плотность деревьев росла, и воздух становился холоднее. Природа здесь не ласкала взгляд, она скорее давила, обволакивала, намекая на свое могущество. Стюарт, однако, продолжал двигаться вперед, его уверенность непоколебима, словно он сам был частью этой дикой природы, ведомой лишь внутренним компасом. Но Кэтлин, идущая позади, начинала замечать то, что ускользало от их глаза. Неестественную тишину. Отсутствие пения птиц. По странным, неестественным образом сломанным веткам, словно их сломала не стихия, а что-то более целенаправленное.
С каждым шагом лес раскрывал свои объятия шире, но не с обещанием гостеприимства, а с приглушенным, настороженным дыханием. Солнечные блики, прежде служившие ориентирами, теперь становились редкими, робкими гостями в этом вечном сумраке, пробиваясь сквозь плотную завесу листьев лишь в виде обрывков золотистого света, дрожащих на влажной земле. Деревья, чьи стволы, покрытые мхом и лишайником, напоминали древних стражей, сжимались плотнее, заставляя воздух становиться гуще и прохладнее. Путь, если его можно было так назвать, превратился в извилистый проход, где ноги тонули в мягком, упругом ковре из опавшей хвои и прошлогодней листвы.
Ребекка, чья юная энергия обычно не знала усталости, начала замедляться. Ее дыхание стало чуть более частым, а восхищенные возгласы сменились тихим, сосредоточенным наблюдением. Каждый цветок, каждая причудливая форма мха теперь вызывали у нее лишь мимолетный взгляд, прежде чем она снова пыталась удержать ритм. Лес, поначалу казавшийся ей волшебным королевством, теперь начинал внушать ей робкий трепет.
Донован, напротив, ощущал, как нарастает его беспокойство. Незнакомые деревья, одинаковые на первый взгляд, сливались в единую, монотонную массу, лишая его привычных ориентиров. Он пытался поймать взгляд Стюарта, который, как всегда, шел впереди, но тот, казалось, был погружен в свой собственный, внутренний мир, полностью уверенный в правильности выбранного направления. «Ты уверен, что мы идем туда, куда нужно?» – спросил Донован, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – «Мне кажется, мы уже какое-то время идем… по кругу».
Стюарт остановился, обернулся. В его глазах мелькнуло раздражение, но он постарался скрыть его за нарочитой улыбкой. «Донован, расслабься. Я знаю, что делаю. Мы на правильном пути. Лес большой, он не обязан быть похожим на твою любимую парковую аллею». Он вновь двинулся вперед, игнорируя явное недовольство друга.
Кэтлин, шагавшая между ними, наблюдала за происходящим с нарастающей тревогой. Ее опытный взгляд цеплялся за детали, которые другие, более поглощенные своими мыслями, упускали. Тишина, которая сначала показалась ей умиротворяющей, теперь звучала неестественно. Где были птицы? Где обычное жужжание насекомых, наполняющее лес жизнью? Казалось, будто сам лес затаил дыхание, ожидая чего-то. На земле, среди упавших веток, она заметила несколько следов, которые выглядели странно. Не как следы диких животных, а скорее как отпечатки чего-то огромного, сломанные ветки, лежащие не так, как их могли бы сломать ветер или упавшее дерево.
«Стюарт, ты видел эти сломанные ветки?» – спросила она, указывая на одну из них. – «Они выглядят… неестественно».
Стюарт лишь мельком взглянул. «Наверное, медведь прошёл. Или какой-нибудь крупный лось. Не стоит так переживать из-за каждой мелочи, Кэтлин». Его тон был dismissive, словно он пытался отмахнуться не только от ее замечаний, но и от самой возможности чего-либо, что могло бы поставить под сомнение его компетентность.
«Но… они слишком ровно сломаны, – настаивала Кэтлин, чувствуя, как холодок пробегает по спине. – И следы… они очень крупные. И их много».
«Ты слишком много думаешь, – ответил Стюарт, но его уверенность чуть дрогнула. – Мы же не в сказке, где деревья оживают. Это просто лес».
Ребекка, услышав их разговор, вздрогнула. Она вспомнила старые истории, которые ее бабушка рассказывала ей в детстве – о духах леса, о существах, что охраняют свои владения от чужаков. Она всегда списывала это на выдумки, но сейчас, в этой густой, молчаливой темноте, эти истории казались ей пугающе реальными.
Они продолжали свой путь, и лес становился все более плотным, все более замкнутым. Деревья стояли так близко друг к другу, что их кроны почти полностью смыкались, оставляя на земле лишь клочки скудного света. Воздух стал влажным и тяжелым, наполненным запахом прелой земли и чего-то еще – терпкого, дикого, неприятного. Казалось, они идут не просто по лесу, а через какое-то живое, пульсирующее существо, которое медленно, но верно, поглощает их.
«Я чувствую себя так, будто мы идем против течения», – прошептала Кэтлин, когда они остановились на небольшой, мрачной полянке, где единственным признаком жизни был старый, упавший ствол дерева. – «Этот лес… он не похож на те, где я бывала раньше».
Донован согласно кивнул, его лицо было бледным. «Да, здесь что-то не так. Даже звуков природы нет. Это… жутко».
Стюарт, однако, казалось, не замечал нарастающего напряжения. Он указал на поляну. «Вот здесь и поставим лагерь. Рядом с источником воды. Идеальное место».
Кэтлин посмотрела на поляну, затем на густые, непроходимые заросли, окружающие ее. «Стюарт, может, стоит поискать что-то более открытое? Здесь деревья стоят слишком близко».
«Не выдумывай, Кэтлин. Это лучший вариант», – отрезал Стюарт, уже доставая из рюкзака палатки. Он не хотел слушать никаких возражений, его уверенность граничила с упрямством.
Пока они разбивали лагерь, на поляне установилась гнетущая тишина. Палатки, яркие пятна цивилизации, казались здесь неуместными, словно приглашенными на чужой, враждебный пир. Ветер, который до этого лишь слабо шелестел в верхних кронах, теперь, казалось, затих совсем, оставив их наедине с давящей тишиной леса. Небо над ними было скрыто, и даже первые звезды, обычно предвещавшие спокойную ночь, не могли пробиться сквозь плотную зеленую завесу.
Стиснутый кольцом деревьев, лагерь походил на крошечный островок цивилизации, затерянный в океане дикой, равнодушной природы. В свете заходящего солнца, проникавшего сквозь редкие просветы в листве, палатки казались яркими, почти вызывающими пятнами, словно бросающими вызов сумрачному великолепию леса. Однако, несмотря на кажущееся удобство, атмосфера здесь была пропитана нарастающим чувством тревоги, словно каждый шорох листвы, каждая треснувшая ветка – это не просто звук, а предупреждение, шепот леса, предостерегающий от вторжения.
Стюарт, казалось, не замечал сгущающегося напряжения. Он с энтузиазмом распаковывал еду, готовясь к вечернему костру, который, как он надеялся, разгонит гнетущую темноту и вернет ощущение контроля. Его движения были резкими и уверенными, словно он пытался силой воли подчинить себе этот враждебный мир. «Ну же, ребята, давайте поужинаем, – бодро произнес он, – А потом можно будет послушать байки у костра. У кого какие истории есть?»
Донован, в свою очередь, не проявлял никакого энтузиазма. Он сидел на поваленном дереве, уставившись в землю с отсутствующим видом. Его обычная ирония словно испарилась, оставив лишь усталость и мрачное предчувствие. «Боюсь, у меня в голове только мысли о том, как бы поскорее отсюда выбраться, – пробормотал он, не поднимая головы. – Этот лес… он давит на меня».
Кэтлин, чувствуя нарастающее напряжение, попыталась сгладить углы. «Ну же, Донован, не надо так. Мы же только приехали. И потом, истории у костра – это всегда весело». Она посмотрела на Ребекку, надеясь на ее поддержку.
Ребекка, однако, была слишком поглощена своими мыслями, чтобы заметить их разговор. Она стояла у края поляны, всматриваясь в темнеющие заросли. Ей казалось, что она видит там какие-то движения, какие-то тени, скользящие между деревьями. «Мне кажется, за нами кто-то наблюдает, – прошептала она, ее голос дрожал от страха. – Я чувствую чей-то взгляд».
Стюарт, услышав ее слова, рассмеялся. «Да брось, Ребекка! Это просто лес. Там полно всяких животных. Наверняка какие-нибудь олени или лисы просто интересуются, кто тут у них в гостях».
Но смех его прозвучал натянуто, словно даже он сам не до конца верил в свои слова. Он знал, что лес – это не просто скопление деревьев и животных. Это живое существо, с собственными законами и собственной волей. И они, вторгнувшиеся в его владения, должны были заплатить за свою дерзость.
Вскоре был разведен костер, и языки пламени, жадные и живые, начали пожирать сухие ветки, отбрасывая пляшущие тени на окружающие деревья. Тепло и свет костра немного успокоили их, но тревога не отступала. Каждый шорох, каждый треск сучка казался им сейчас зловещим предзнаменованием.
Когда они ели, разговор не клеился. Стюарт рассказывал какие-то истории из своей жизни, но они звучали фальшиво, словно он пытался доказать всем, и прежде всего себе, что он по-прежнему контролирует ситуацию. Донован молчал, мрачно глядя на огонь. Кэтлин старалась поддерживать разговор, но ее вопросы звучали натянуто и неестественно. Ребекка же вообще почти не ела, лишь нервно оглядывалась по сторонам, словно ожидая увидеть что-то ужасное, выскакивающее из темноты.
После ужина, когда костер начал угасать, Кэтлин предложила рассказать какую-нибудь страшную историю. «Это поможет нам отвлечься», – сказала она, стараясь придать своему голосу уверенность.
Стюарт, скривившись, закатил глаза. «Ну уж нет. Мне хватило Ребеккиных страшилок про духов леса».
«Да, а у бабушки есть куча страшных историй» – подтвердила Ребекка.
Ребекка, неожиданно для всех, поддержала эту идею. «Я знаю одну историю, – тихо произнесла она, – Которую мне рассказала моя бабушка. Она о… о существе, которое живет в этом лесу. Оно охраняет его от чужаков».
Все посмотрели на нее с удивлением. Даже Стюарт замолчал, заинтригованный.
Ребекка немного помолчала, собираясь с духом. Затем, тихим, дрожащим голосом, она начала свой рассказ.
«Давным-давно, когда леса были еще гуще и темнее, здесь жило существо, которое местные жители называли Панто. Это не был зверь, и не был человек. Это было нечто иное. Панто охранял лес от тех, кто приходил сюда с дурными намерениями. От тех, кто рубил деревья, убивал животных и осквернял землю. Говорили, что он питается заблудшими, теми, кто теряет дорогу и забывает о правилах леса. Те, кто проявляли неуважение к лесу, обязательно встречались с ним.»
Когда она закончила, воцарилась тишина. Даже костер, казалось, затих, словно внимательно слушал ее рассказ. В воздухе висело какое-то тяжелое, гнетущее чувство, словно лес сам откликнулся на ее слова.
Стюарт попытался рассмеяться, но его смех прозвучал неестественно. «Ну и ну, Ребекка. Ты меня прямо напугала. Не знал, что у тебя такая богатая фантазия».
Но, несмотря на его слова, все чувствовали, что в этой истории есть какая-то доля правды. Лес казался живым, дышащим, и кто знает, какие тайны он скрывает в своей темной, непроходимой глубине.
Ночь опустилась на лагерь плотной, черной завесой. Звезды, если они и были, не могли пробиться сквозь плотные кроны деревьев. Воздух стал холодным и влажным, наполненным запахом прелой листвы и чего-то еще – дикого, первобытного, пугающего. Звуки ночи, обычно успокаивающие, здесь казались преувеличенными и зловещими. Каждый шорох, каждый треск сучка заставлял их вздрагивать.
Когда они забрались в палатки, тишина стала еще более гнетущей. Стюарт уснул почти сразу, уверенный в своей безопасности. Донован долго ворочался, не в силах успокоиться. Кэтлин лежала, уставившись в потолок палатки, слушая, как лес вокруг них живет своей собственной, таинственной жизнью. А Ребекка, прижавшись к своей сестре, молилась, чтобы ночь поскорее закончилась.
Часы тянулись мучительно медленно. Лес, прежде лишь сумрачный и молчаливый, теперь казался ожившим, пульсирующим организмом, чей каждый вдох был наполнен угрозой. Тишина, которая так тревожила их днем, теперь стала невыносимой, словно преддверие бури. Даже звуки их собственных сердец, колотящихся в груди, казались слишком громкими в этом неестественном затишье.
Стюарт, погруженный в глубокий сон, не замечал нарастающего напряжения. Его дыхание было ровным, дыханием человека, уверенного в своей безопасности. Впрочем, даже он, в глубине души, ощущал подспудную тревогу, но привычка к самоуспокоению и вера в собственную непогрешимость гасили ее, как слабый уголек.
Донован, напротив, был в состоянии поверхностного, беспокойного сна. Каждый шорох, каждый легкий ветерок, коснувшийся полога палатки, заставлял его вздрагивать. Его сознание, словно натянутая струна, было готово порваться от малейшего напряжения. Он мечтал о городе, о ярких огнях, о шумных улицах, о всем том, что так далеко отсюда, в этой первобытной, безмолвной тьме.
Кэтлин, как всегда, была самым бдительным стражем. Она лежала, не смыкая глаз, вслушиваясь в пульс ночи. Необъяснимое предчувствие, которое начало закрадываться в ее душу еще днем, теперь превратилось в холодный, липкий страх. Что-то было не так. Не просто страшно, а фундаментально неправильно. Этот лес не был просто диким; он был… хищным.
Вдруг, посреди этой мертвой тишины, раздался звук. Негромкий, но отчетливый. Треск. Словно кто-то наступил на сухую ветку. Но это был не тот звук, который издает случайное животное, наткнувшееся на препятствие. Это был звук намеренный, уверенный, словно кто-то, знающий, куда идет, осторожно прокладывал себе путь.
Стюарт вздрогнул во сне, но не проснулся. Донован распахнул глаза, сердце его забилось в бешеном ритме. Кэтлин замерла, прислушиваясь.
За треском последовало другое. Медленное, тяжелое движение. Звук, похожий на переползание чего-то массивного по земле, сквозь густую траву и подлесок. Это было не похоже ни на шаг животного, ни на звук ветра. Это было… медленное, целенаправленное движение.
«Что это?» – прошептал Донован, его голос звучал хрипло и испуганно.
«Тихо», – шикнула Кэтлин, ее голос был напряжен. Она почувствовала, как волосы на ее затылке встают дыбом.
И тут раздался крик.
Это был крик Донована. Короткий, пронзительный, наполненный таким первобытным ужасом, что он, казалось, заставил замолчать сам лес. Крик оборвался так же внезапно, как и начался, словно его вырвали из горла грубой, невидимой силой.
Поляна, еще мгновение назад окутанная тишиной, взорвалась паникой.
Стюарт, разбуженный криком, вскочил с койки. «Что происходит?!» – прорычал он, его самоуверенность мгновенно испарилась, уступив место шоку и недоумению.
Кэтлин, еще не до конца осознав происходящее, уже распахивала молнию своей палатки. Она увидела, как из палатки Донована, которая стояла чуть поодаль, что-то вытаскивало его тело. Нечто огромное, темное, сливающееся с тенями. Оно двигалось быстро, неуклюже, но с пугающей мощью. Это не было похоже ни на одного известного ей зверя. Оно было слишком крупным, слишком… странным.
Ребекка, крича от ужаса, выскочила из своей палатки, ее глаза были широко распахнуты, полные непонимания и страха.
«Бежим!» – выкрикнула Кэтлин, ее голос дрожал, но был полон решимости. Это была единственная мысль, которая могла возникнуть в ее голове. Инстинкт выживания взял верх над любыми рациональными рассуждениями.
Стюарт, ошеломленный, но повинуясь ее крику, бросился следом. Они не оглядывались. Они просто бежали. Спотыкаясь о корни деревьев, продираясь сквозь кусты, они неслись прочь от ужаса, который только что поглотил их друга.
Ребекка, как самая младшая и, возможно, самая испуганная, бежала позади всех. Ее маленькие ножки не успевали за быстрыми шагами Стюарта и Кэтлин. Ее крики, сначала полные ужаса, затем стали смешиваться с болью и отчаянием.
Кэтлин, несмотря на свой собственный страх, обернулась. В свете луны, пробивавшемся сквозь ветви, она увидела, как нечто огромное, покрытое густой черной шерстью, нависает над Ребеккой. В следующее мгновение Ребекка упала. А затем… наступила тишина. Мертвая, абсолютная тишина, которая была страшнее любого крика.
Ужас, который до этого гнал их вперед, теперь сменился ледяным отчаянием. Они были одни. Стюарт и Кэтлин. А позади них, в темноте, таилось нечто, что только что поглотило их друзей. Они не знали, что это было, но одно они знали точно: оно охотилось на них. И оно было гораздо ближе, чем они могли себе представить.
Когда последние отзвуки крика Ребекки утонули в густой, враждебной тишине леса, Стюарт и Кэтлин почувствовали, как реальность сжимается до одной-единственной, животной цели: бежать. Инстинкт, первобытный и неумолимый, взял верх над разумом, над скорбью, над всем. Их тела, подчиняясь неведомой силе, неслись сквозь заросли, словно напуганные звери, загнанные в угол.
Лес, который днем казался им лишь величественным, теперь превратился в лабиринт из теней и препятствий. Ветви хлестали по лицу, корни деревьев, коварно спрятанные в опавшей листве, стремились подловить их ноги. Каждый удар сердца отдавался в ушах глухим, набатным звоном, смешиваясь с их собственным, прерывистым дыханием. Фонарики, зажатые в дрожащих руках, выхватывали из тьмы лишь обрывки образов: стволы деревьев, похожие на уродливые фигуры, изломанные ветви, напоминающие костлявые пальцы, и густую, непроницаемую тьму, скрывающую в себе ужас.
Стюарт, чей обычный лидерский тон сменился хриплым, отчаянным криком, бежал впереди, но его движения были уже не столь уверенными, как раньше. Его некогда безупречное снаряжение теперь цеплялось за кусты, оставляя на нем клочья ткани. Самоуверенность, как и его друзья, осталась где-то позади, в той проклятой палатке. Он бежал не потому, что знал куда, а потому, что боялся остановиться. Боялся обернуться.
Кэтлин, следуя за ним, чувствовала, как ее тело протестует, как мышцы горят от напряжения, но страх был сильнее боли. В глазах стояли слезы, но они не могли остановить ее. Она бежала, оглядываясь через плечо, словно ожидая увидеть преследователя, хотя разум подсказывал ей, что смотреть назад – значит терять драгоценные секунды. Образ Ребекки, падающей под натиском чудовищной тени, был выжжен на сетчатке ее глаз. Этот образ был ее кошмаром, ее реальностью, ее мотивацией.
«Быстрее, Стюарт!» – крикнула она, ее голос едва слышен в шуме их собственного бега. – «Мы не можем… мы не можем позволить ему…»
Стюарт ничего не ответил. Он просто бежал, его единственной целью было выбраться из этого проклятого места, из этой ловушки, которую расставил лес. Он не думал о том, как они выберутся, где найдут помощь. Все его мысли были сосредоточены на том, чтобы унести ноги как можно дальше отсюда, от того, что случилось с Донованом и Ребеккой.
Лес, казалось, издевался над ними. Тропа, если ее можно было так назвать, петляла, уводя их все глубже в чащу. Каждый поворот, казалось, открывал лишь новую, еще более мрачную перспективу. Деревья росли так плотно, что солнечный свет, если бы он и попытался пробиться, был бы мгновенно поглощен. Только редкие, зловещие пятна лунного света пробивались сквозь листву, создавая призрачные, движущиеся тени, которые только усиливали их страх.
Лес ненадолго отступил, предоставив им утешение в виде охотничьего домика. Он стоял на небольшой, поросшей травой поляне, словно забытое кем-то строение, брошенное на милость времени и стихии. Скрипнула облупившаяся дверь, пропуская их внутрь, в царство пыли, паутины и затхлого воздуха. Внутри царил полумрак, лишь кое-где пробивавшийся сквозь грязные, затянутые паутиной окна. Старая, покосившаяся мебель, покрытая толстым слоем пыли, напоминала призраков былой жизни. Это было убогое убежище, но в этот момент оно казалось им крепостью, последним бастионом против ужаса, что скрывался снаружи.
