Слишком близко к тебе

Козел…

Тоже принимаюсь методично разрезать мясо, представляя, что это его нога или рука. Без понятия, что у человека вкуснее.

А моя мама не сдается и вновь пытается всех разговорить, хоть это уже и смотрится жалко.

– Вы отдыхали где-нибудь этим летом? Или только поедете? – спрашивает разом у всех младших Караевых.

Те молчат, и за них отвечает отец.

– Эмиль сейчас проходит стажировку у меня в офисе, так что ему не до отдыха, а девочки летали с…кхм… матерью в Дубай на три недели, вот только недавно вернулись, – ровно и расслабленно отчитывается Назар Егорович, запнувшись только на слове "матерью", которое теперь мрачным эхом так и кружит по столовой и давит на барабанные перепонки.

– Ой, я обожаю Дубай, – подхватывает восторженно моя мама, – Сотню раз там бывала!

– Не сомневаюсь, – бросает Эмиль, отправляя в рот стейк и смотря в тарелку, – И очевидно не за свои.

Диана фыркает себе под нос, сдерживая смешок. Мама мгновенно тушуется.

– Эмиль, – тихо гаркает на парня отец.

У того дергается щека, он резко перестает улыбаться, но голову к Назару Егоровичу так и не поворачивает. Караев- старший грозно сводит брови к переносице и сверлит профиль сына тяжелым взглядом.

– Мы кстати здесь собрались не просто так, – чеканит он, со звоном опуская вилку с ножом на тарелку, – У нас с Викторией для вас новость…

Назар Егорович многозначительно замолкает в ожидании, когда все повернут к нему головы. Напряжение в воздухе становится таким плотным, что, кажется, его можно разрезать ножом.

– Дети, – выдержав паузу, продолжает Караев -старший твердо и торжественно, – Виктория и Малина теперь будут жить с нами. Они станут частью нашей семьи, ведь в скором времени у вас появится брат или сестра.

5. Малина

Если обстановка и до этого казалась накаленной до предела, то сейчас я буквально глохну на пару секунд от рванувшней посреди столовой акустический бомбы. Заторможенно моргаю, не в силах ни на чем сфокусироваться и пытаясь побыстрее осознать.

Не. Может. Быть!

Мама бы сказала заранее о таком…Ведь сказала бы, да?!

Нельзя же вот так!

Поворачиваю к ней голову. И внутри меня все обрывается, потому что сразу понимаю по ее смущенной и одновременно торжествующей улыбке, что это правда.

Она кладет руку на пока что плоский живот. Вторую протягивает Назару Егоровичу, и он крепко сжимает ее кисть, оказывая поддержку. Мамины глаза при этом обводят детей Караева, сидящих напротив.

Сама я в их сторону смотреть не могу. Волны нелюбви, исходящие от Караевых- младших, столь пронзительные и разрушительные, что мне страшно ослепнуть, если я с кем-то из них случайно пересекусь взглядом.

– Извините! – тонко всхлипывает младшая девочка, с грохотом вставая из-за стола.

От того, как стремительно она это делает, стул чуть не переворачивается.

– Лиля! – грозно окликает ее отец, но она уже пулей вылетает из столовой.

– Пойду, поговорю с ней, – тут же подрывается и средняя, с громким стуком роняя приборы на тарелку.

С силой отодвинутые ножки стула противно скрипят.

– Диана, сядь! – рычит отец, начиная багроветь.

Но девушка лишь демонстративно от души хлопает дверью.

– Диана, быстро вернись! – орет Назар Егорович ей вслед.

– Оставь их! – осаживает его Эмиль. Его голос заметно дрожит от плохо сдерживаемых эмоций. Вокруг становится настолько нервно, что создается ощущение, будто всю комнату колотит в едином пульсирующем рваном ритме, – Они не виноваты, что ты за столько лет не научился пользоваться презервативами, – шипит сын на отца, – Если у тебя с этим проблемы, мог бы спросить у меня!

Моя мама шокировано закрывает ладонью рот. Караев-старший от возмущения чуть не подпрыгивает на стуле. Глаза его натурально наливается кровью, и мне становится страшно…Страшно так, что я втягиваю шею в плечи и чуть сползаю вниз по стулу под стол.

Эмиль тоже бледнеет, глядя на отца, но глаза его все равно почти безумно горят вызовом. А ведь он немаленький и не слабенький, невольно думаю я. Сложно судить наверняка, но плечи широкие, шея крепкая, руки длинные, жилистые, большие ладони. Кажется, он даже выше отца…

Ненавижу насилие…Боюсь!

– Что ты сейчас сказал? – подается Назар Егорович к сыну, быча, – Ты не охренел?! – И что ты мне сделаешь? – дергает подбородком Эмиль. – Хочешь проверить? – интересуется Караев – старший вкрадчиво.

Смотрят друг другу в глаза. Долго и зло. А потом Эмиль швыряет салфетку и встает из-за стола.

– Сядь! Куда собрался? – рычит отец. – Отвезу сестер к маме, как и договаривались, – парень бросает это через плечо, уже выходя в дверь.

– Речь шла о вечере после ужина. – Мне кажется, что ужин уже окончен, – замечает Эмиль и исчезает из столовой.

Мы втроем молча смотрим на опустевший дверной проем.

– Они привыкнут, – медленно говорит Назар Егорович, оттягивая ворот рубашки поло, будто она ему горло пережала. Шея, лицо… Он весь в красных гневных пятнах, – Неделя выдалась тяжелой… Не обращай внимание, Викуль. Предлагаю закончить ужин, и я покажу вам дом. Малина, у нас есть несколько пустующих комнат на втором этаже. У тебя есть возможность выбрать…

Что?! Выбрать комнату?! Меня трясет от передоза эмоций, своих и чужих, а также от лавины свалившейся на меня информации. Я еще тот факт, что мама беременна и от меня это скрыла, не пережила. Какая комната?!

Ничего не отвечаю Караеву. Я в шоке. Держать лицо становится все более невыполнимой задачей. Чувствую, как мелко дергается левое веко.

– Мама, почему ты мне не сказала? – сиплю, ловя ее взгляд.

– Милая…– она делает брови домиком, корча виноватую рожицу, и сжимает мою холодную руку в своих ладонях. Покосившись на Караева артикулирует беззвучно одними губами, чтобы поняла только я, – Боялась сглазить…

Ясно. Медленно убираю свою кисть из ее ладоней. Мне отчего-то противно.

Сглазить…Будто это лотерея, а не живые люди, не реальная жизнь. Она вытянула счастливый билетик и молчала, ожидая момента, когда точно получит приз. До последнего не верила, что этот богатый суровый мужик решится устроить то, что устроил, так?

Так…

А вот у меня полное ощущение, что меня предали. Подставили.

Я не собираюсь здесь жить! В доме, где все пропитано столь очевидной ненавистью ко мне!

– Я бы хотела остаться в нашей квартире, – дрожащим голосом заявляю матери.

– Это исключено. Тебе всего восемнадцать, – внезапно вмешивается Караев.

Смотрю на него и не понимаю, какое ему вообще дело до меня!

– Мне будет девятнадцать через месяц, – возражаю вслух, – И я совершеннолетняя.

– Ты девушка, одной жить небезопасно в таком возрасте, – давит Назар Егорович голосом, игнорируя мое замечание, – Я, Малина, не простой человек. Мы с твоей матерью собираемся пожениться, ты станешь частью моей семьи. Не хотелось бы, чтобы кто-то попытался воспользоваться твоей неопытностью в расчете достать меня. А, поверь, такое легко может быть. Так что это не обсуждается. Ешь, и я покажу вам дом. Остаться ночевать предлагаю здесь, а завтра утром поедете к себе и соберете вещи, – заявляет хоть и в спокойном, но все равно приказном тоне.

– Ночевать? Переезжать?! Ваши дети как к этому отнесутся? – не сдержавшись, интересуюсь.

– Это не им решать, – отрезает Караев, – Хозяин здесь я, и тебе тоже стоит помнить об этом. В любом случае, на эти выходные девочки останутся в городе у матери. Так что переедете спокойно, без лишнего шума, – и он снова берется за нож и вилку, намекая, что тема закрыта.

– Они не будут постоянно жить здесь? – аккуратно интересуется моя мама.

– Их дом здесь, – чеканит Назар Егорович, – Гимназия, в которой они учатся, в нашем поселке. Это одно из лучших учебных заведений, и переводить я их не собираюсь. Закончат ее. Ездить из города по два часа в одну сторону не вижу никакого смысла.

– Ясно, я просто спросила, – примирительно улыбается мать.

Караев кивает, удовлетворенный ее показной покладистостью.

– Что ж, может десерт? – как ни в чем не бывало интересуется Назар Егорович и делает знак ожидающей в сторонке прислуге.

6. Эмиль

– Может все-таки останешься? – вздыхает мама, ставя передо мной чай с пирогом и усаживаясь напротив.

– Нет, – качаю головой, опуская глаза в тарелку.

Под еще один показательно тяжелый родительский вздох ломаю десертной вилкой яблочный пирог. Отправляю кусочек в рот, но вкуса особо не чувствую. Что-то такое из детства пробивается, но во рту столько горечи, что с трудом.

– Ты всегда был на его стороне, – обиженно поджимает мать дрожащие губы.

Да блять!

Хочется чашку с чаем уже в стену пульнуть, но я сдерживаюсь из последних сил.

– Это не так, – только и отрезаю глухо, поднимая на маму взгляд исподлобья.

– Оправдываешь его, да? – всхлипывает она, – Считаешь, что он прав, что бабу эту к нам привел. Что… Что…

Не договорив, плачет. Беззвучно и горько.

Серая вся. Волосы растрепанные, пряди выбиваются из неаккуратного пучка. Плечи сгорбились.

Мне невыносимо тяжело на это смотреть. Я очень хочу помочь… Очень!

Но она требует от меня невозможного. Требует, чтобы я выбрал между ними. Хочет, чтобы я вместе с ней ненавидел отца. А я не могу!

Он, блин, мой отец! И именно как отец он не был плохим никогда.

Да, папа не самый простой человек в мире, возможно, чересчур строгий и авторитарный, но я его люблю!

Мне, мягко говоря, не нравится то, что он сейчас творит, но это не значит, что я против него самого.

И мама просто рвет мне душу сейчас.

Спасибо, что хоть к сестрам не пристает с этим. При них пытается держаться. Старается обходить острые углы.

А вот я уже взрослый. И я вижу, что в этой ситуации мама смотрит на меня не как на своего ребенка, а как на мужчину, который обязан ее защитить.

Но защитить от кого? От моего собственного отца?!

Нет, если бы он поднял на нее руку, я бы вписался, даже не задумываясь, и наверно это был бы конец.

Но вот сидеть и перемывать ему кости на кухне…?! Выслушивать, что у них давно интимная жизнь не ладилась?! Ну это просто пипец… Простите, я не могу.

– Мам, мне пора, – встаю из-за стола, отодвигая от себя чай.

– Когда тебя ждать? – смотрит с осуждением.

Не может простить, что еду обратно домой к отцу. Воспринимает как предательство. А я всего лишь один побыть хочу. В тишине. Сестры на все выходные у нее. Отец заходить ко мне в комнату без приглашения привычки не имеет. Да и ему сейчас, кажется, есть с кем проводить свободное время. Вот и отлично. Лишь бы не у меня на глазах.

Понимаю, что дело идёт к тому, что эта потасканная ведущая-сосущая, или кто там эта Виктория, к нам переедет вместе со своей целкой-пионеркой дочуркой. Но дом огромный. Разминемся уж как-нибудь.

Я бы свалил вообще. И сейчас активно об этом думаю.

Но надо подождать, пока хотя бы Лилька адаптируется к новой жизни. Оставлять младшую по сути один на один с этой Викторией, так как отец все время на работе, я что-то не очень хочу…

И вообще… Я наивно надеюсь, что весь этот мрак как-то разрулится. Хотя пока и совершенно не представляю как.

– В воскресенье вечером заеду, девчонок заберу, – отвечаю маме на ее вопрос.

Она встает меня провожать. Идет по пятам, обняв себя за плечи. Заглядываю в комнату к сестрам. Сидят в телефонах, играют во что-то по сетке. Машут мне на прощание.

– А с нами воскресенье провести не хочешь? – интересуется мама, пока обуваюсь коридоре.

– Я бы с удовольствием, но Гордей на концерт звал, – вру.

На самом деле в планах у меня потупить одному в тишине. Я что-то реально задрался за эту неделю.

Помимо всего остального треша, родители еще нормально общаются только через меня. Если напрямую, то это опять скандал через секунду. А ведь договариваться все равно надо. По поводу сестер и прочего…

– Ясно, Гордей, конечно важнее, чем мать… – удрученно.

– Мам, не начинай, – обнимаю ее и целую в макушку. Пахнет слезами. Обнимаю крепче, качаю чуть-чуть, – Только девчонок не грузи, ладно? – тихо ей шепчу, – А то Лильке уже кошмары снятся.

– Я стараюсь, – всхлипывает мне в футболку, – Ох, Эмиль…Как же это все…!

– Все, отпусти ситуацию. Все будет хорошо.

***

Паркуюсь в гараже, но в дом иду не сразу.

На улице ночь уже. Август. Звезды. Соснами пахнет. Вдохнешь поглубже, и будто бы все почти нормально. Все как всегда.

Подкуриваю сигарету и бреду к реке. Дом у нас на самом берегу. Как положено. Есть лодочный сарай, пирс – все, что мне сейчас нужно. Нахожу в сарае пиво и иду к пирсу. Устраиваюсь на самом краю, скидываю кроссовки, подкатываю джинсы повыше и опускаю ноги в прохладную ласковую воду. Падаю на спину, уставившись на рассыпавшиеся зведы над головой. Деревья шумят, сверчки… Даже назойливый писк комаров не парит. Потому что хоть на минуту получается забыть, какая же моя жизнь сейчас дерьмо.

Перед раскрытыми глазами образы кружат. Особенно после сегодняшнего вечера. Виктория эта, сообщение про ее беременность. Ее торжествующая улыбка на перекаченных губах. То, как отец берет ее за руку, а вторую она кладет на живот.

Сука… Это дурдом!

И рядом дочка ее… Вся такая невинная овца с виду. С косой, в платье в цветочек. Лицо чистое, наивное, совсем девчачье, почти детское…И только взгляд хоть немного выдает – пронзительный, глубокий, колючий.

Но это если присматриваться, а так образ конечно отпад.

Не знал бы кто мать, наверно, даже повелся. Боялся бы сматериться при ней или еще какую пошлятину сказать.

Вот только от осинки не родятся апельсинки, а как раз такая романтичная невинность, подозреваю, отлично монетизируется у всяких папиков. Сосет седые мошонки, хлопая своими пушистыми ресницами, сто пудов. Мама еще и с клиентами помогает.

Малина, бл… Даже имя как из дешевого порно.

Твою мать… Я просто поверить не могу, что это все – моя реальность теперь. Абсурд.

Расправившись с пивом, тяжело поднимаюсь с пирса и бреду к дому. Он будто заброшенный, в окнах черно, внутри пугающе тихо. Вспоминаю, что здесь только я и отец сейчас, и сердце болезненно колет утратой того мира, что был моим совсем недавно.

Добираюсь до своей комнаты. Раздеваюсь до трусов и выхожу на балкон, раскуривая очередную сигарету. От выпитого пива слегка ведет. И поэтому, когда боковым зрением улавливаю какое-то шевеление на соседнем балконе, даже не сразу реагирую.

Ведь там просто не может быть никого. Это гостевая спальня, причем самая маленькая, и поэтому самая непопулярная. Ей вообще никто не пользовался никогда. Но ощущение, что я не один, уже не отпускает.

Медленно поворачиваю голову, щурясь в темноту. И трезвею мгновенно, так как градусы в крови вымещают адреналин и злость.

Бл…Какого хера?!

– Привет, – с соседнего балкона бормочет гребаная Малина, утопающая в плетеном кресле и завернутая в одеяло по самый нос.

7. Эмиль

Уставившись на девчонку, никак не реагирую на ее хлипкий “привет”. Вместо этого молча пожираю глазами образ.

Темные густые волосы длинными волнами рассыпались по белому одеялу, прикрывающему плечи и шею. Тонкие руки выглядывают наружу, сжимая края. В правой ладони телефон. Горящий экран снизу подсвечивает нежное лицо, делая акцент на верхней губе, идущей четкой линией с двумя треугольничками посередине и приподнятыми уголками на концах. Будто Малина в шаге от того, чтобы мне улыбнуться. Искренне и тепло. Глаза совсем черные и большие во мраке. Тускло мерцают. Густые брови вразлет, чистый лоб, аккуратный прямой нос, овал лица сердечком.

Такая вся… Бесит!

Смотрю и чувствую, как накаляюсь внутри до предела. И одновременно глаз не отвести.

Как невозможно перестать смотреть на видео с жуткой катастрофой, хотя уже вся кожа в холодном поту, а воображение фиксирует каждую секунду для будущих кошмаров.

Вот и Малина эта… Словно воплощение моей личной катастрофы.

Все плохое и болючее проникает сейчас в ее образ, неразрывно вплетаясь в него. Эта лживая невинность, прямой, будто ни в чем неповинный взгляд. Робкое дружелюбие, которое, я чувствую, она готова проявить.

Это все ненастоящее, показное.

Все ради денег моего отца и комфорта своей матери. И своей собственной задницы, конечно. Чтобы богато и в тепле, да?

Мелкая фальшивая сучка… Сколько ей кстати? Восемнадцать то есть? Трахать уже можно? Или будет потом заявой угрожать? Интересно, разводили с мамочкой уже так кого-то?

Склоняю голову набок, прикидывая. Делаю пару шагов в её сторону. Она нервно повыше натягивает одеяло, будто под ним нет ничего…Эта внезапная догадка мгновенно ускоряет мой пульс и зажигает кровь. Что… Правда что ли?

Взгляд соскальзывает на женские пальцы, вцепившиеся в края одеяла, словно пытаясь заставить девчонку их разжать. Мне теперь интересно…

– Твой отец настоял на том, чтобы мы сегодня остались у вас, – сбивчиво объясняет Малина.

Кончик ее языка при этом юрко проходится по верхней губе в казалось бы совершенно не окрашенном сексуально жесте, но моему телу плевать – оно ловит намек и посылает электрический укол в пах. Внутренне сокращаюсь, ловя пока что совсем легкую эротическую вибрацию.

– Да, я понял. Ты конечно сопротивлялась, но он настоял, – тяну, выкидывая сигарету и упираясь ладонями в перила.

Сколько теперь до ее балкона? Метра два?

– Просто ты у нас очень послушная, да? – я криво улыбаюсь, ловя ее смущенный взгляд на своем голом теле.

На мне ведь только боксеры, которые уже немного оттягивает привставший член. И моя будущая "сестренка" заметно сглатывает, с трудом отлепляя оттуда глаза и уставившись мне четко в переносицу.

– Не понимаю твой сарказм по этому поводу, – глухо отбивается, – Кстати, я не знала, что здесь твоя комната, Назар Егорович ничего не сказал и…

– Какой же это сарказм? – хмыкаю, игнорируя ее разъяснения про комнату.

Мне не до них – я обдумываю, как бы до нее добраться.

Прыгать – не вариант. Далековато. Но есть окно и широкий парапет…

– Всего лишь хочу узнать тебя поближе, Малинка. То, что ты покладистая, когда настаивают, мы уже выяснили с тобой, да? – нахально подмигиваю ей и под испуганный девчачий писк перемахиваю через перила.

– Что.. Что ты делаешь?! – взвизгивает она, подскакивая с кресла, – Ты больной?! Убьешься!!!

О, черт, если и убьюсь, то только потому, что одна мелкая кукла решила мне внезапный стирптиз устроить, выпрыгнув из одеяла как черт из табакерки!

При виде ее бледно светящегося в сумраке, голого тела, прикрытого лишь белым кружевным просвечивающим бельем, у меня отъезжает нижняя челюсть, а вместе с ней и правая нога с парапета.

Твою мать! Скольжу! Малина визжит!

Рывком намертво хватаюсь за выступ окна и чудом удерживаю равновесие. Из-под ногтей, кажется, сейчас кровь пойдет.

Малина в шоке прикрывает рот ладошками, но лучше бы трусы с лифчиком закрыла, потому что я вижу темные ареолы ее сосков и черную полосочку волос между ног сквозь прозрачный, расшитый белыми цветочками гипюр.

Не то, чтобы я в первый раз подобное вижу, но уж вышло как-то слишком неожиданно!

Делаю усилие и, сгруппировавшись, хватаюсь за перила ее балкона. Она отступает на шаг. Глаза огромные как у олененка, губы сложены в идеальную "о". Прикрыться так и не додумывается, и я начинаю подозревать, что это специально.

Стесняться ягодке действительно нечего. Хорошенькая…

Не высокая, не пышная, не худая, не сильно спортивная, но вся какая-то ладная. Мягкая и нежная даже на вид. Малинка в сливках.

От ассоциаций, закруживших в голове, непроизвольно облизываюсь и перемахиваю через перила на ее балкон. Кажется, только сейчас она выдыхает.

– Ну ты и придурок, оказывается, – шепчет то ли с осуждением, то ли с восхищением, пятясь от меня.

– Всего лишь решил, что так удобней говорить, – усмехаюсь, наступая.

Взгляд соскальзывает с ее лица на аккуратную грудь, просвечивающую под белым кружевом. Моя кожа начинает гореть. Жар словно углубляется в тело и стекает по позвоночнику к паху. В голове бедлам. С одной стороны эта девка мне противна самим своим существованием, а с другой… Выплеснуть свою агрессию таким путем настолько заманчиво, что у меня темнеет в глазах.

Трахнуть свои проблемы в буквальном смысле – отличный же вариант!

– Куда ты пялишься! – до Малины будто только сейчас доходит, к чему идет дело, – О, черт! Не подходи! – и она, метнувшись мимо меня обратно к креслу, хватает одеяло, – Даже не думай! – шипит, заворачиваясь в него как в кокон.

– А может не стоит тогда расхаживать голой, чтобы никто ничего не думал,– насмешливо выгибаю бровь.

– У меня нет никакой одежды с собой, не в платье же спать! – восклицает девчонка, – И вообще я никого встретить не рассчитывала!

– Ну да, сама невинность, я уже понял, – киваю с издевкой, снова подходя к ней вплотную.

Из-за разницы в росте Малина задирает голову, чтобы смотреть мне в глаза. Облокачиваюсь на перила и за руку подтягиваю к себе девчонку еще ближе. Она молча дергается, показывая , что против, но слишком слабо, чтобы воспринять это всерьез.

Не удержавшись, тяну воздух носом. Пахнет гелем для душа, чистотой и чем-то кисловато-сладким, вяжущим, и правда ягодным…Обалдеть. Даже немного ведет. Еще и темные глаза ее так близко и влажно мерцают, яркие губы приоткрыты, румянец на щеках…

– Рассказывай, что ты любишь? – хрипло интересуюсь я, ведя пальцами по нежному предплечью. У нее мурашки, и мне очень хочется верить, что это не от ночной прохлады, а от меня.

– В плане? – бормочет моя "невинная овечка" – почти "сестра".

– Гаджеты, цацки, туфли, сумки… – перечисляю стандартный набор для таких вот “подруг”, – Хочешь "Биркин"?

Брови Малины на секунду изумленно взлетают вверх. Она растерянно хлопает глазами, а потом… А потом до нее доходит суть моего предложения, и эта умная хищная "целочка" расплывается в обворожительной улыбке.

– М-м-м, хочу, – мурлычет, смотря из-под опущенных ресниц, – И что мне надо сделать за “Биркин”?

Пальчики при этом касаются моей голой груди медленно шагают по животу вниз к пупку.

Вау… Так просто, да?

Я даже слегка теряюсь, ощутив вдруг себя добычей, а не хищником. Впрочем, плевать…Трахну все-таки я ее, а не она меня.

Смотрим друг другу в глаза. В ее – обещание…

– Отсоси, – предлагаю севшим голосом, потом что у меня уже каменный от таких перепадов эмоций… И очень хочется ее жестко отодрать.

– Всего-то? – Малинка игриво прикусывает нижнюю губу. Гладит мой живот, почти задевая резинку трусов.

– Да, все просто, – расплываюсь в хмельной улыбке я.

– А у тебя всегда все так просто, да?

– В общем, да, – отзываюсь.

"С такими как ты," – добавляю про себя.

– М -м-м, ясно, – кивает и улыбается шире, ласково спрашивая, – А когда ты у папочки что-то просишь, ты ему тоже отсасываешь?

И выдав это, мелкая коза резко отскакивает к балконной двери. Я даже сматериться не успеваю, а она уже хлопает ей так, что чуть не вылетают стекла, и дергает замок.

– На хрен иди! Идиот! – орёт мне из своей спальни эта отбитая, и самозабвенно крутит факи, сбросив одеяло и отплясывая победный танец, при котором активно и залипательно вертит попой.

– Сама иди! – рычу я от бессилия, что даже шлепнуть ее по этой самой заднице не могу. Не крушить же стекло.

– И удачи не убиться, когда обратно полезешь! Хотя…Мне плева-а-ать! – выдает Малина и плотно задергивает шторы.

Я в одиночестве остаюсь на чужом балконе. В одних трусах, оттянутых крепким стояком. Посланный какой-то мелкой приживалкой!

Реально, идиот…

От абсурдности ситуации постепенно начинаю угорать так, что, смеясь, чуть вдвое не сгибаюсь.

Пипец, она коза! Цену набивает, да? Мама научила?

Но ничего, еще поймаю ее…

8. Малина

Будит меня звонок матери. С трудом отрываю голову от подушки и даже не пытаюсь разлепить веки, пока слепо шарю рукой в поисках телефона.

Я заснула только под утро, так что от резкой попытки очнуться мутит и подташнивает.

– Малечка, ты уже встала? – ласково интересуется мама.

Слишком уж ласково. Наверно, эта нежность обращена не столько ко мне, сколько к находящемуся где-то поблизости от нее Караеву-старшему.

– Нет, мам, я еще сплю, – сиплю в трубку, падая обратно на подушку.

– Малин, уже десять утра, – мама тут же меняет тон на деловой, – Давай, просыпайся-умывайся и иди к нам в малую столовую, будем завтракать.

– Мам, я без понятия, где в этих хоромах малая столовая, это во-первых, а, во-вторых, я есть не хочу.

– Через полчаса за тобой придет служанка и проводит, – отметает мои возражения мать, выделяя с каким-то особенным тихим восторгом слово "служанка", – Все, колючка моя, вставай.