Полная версия
Он вышел на улицу. Свежий воздух бодрил. Наушники глушили внешний мир, но музыки он не слышал. Мысли неслись, сбиваясь в стаю, как испуганные птицы перед грозой.
Он долго кружил по району, пока все же не решил взять себя в руки. Он зашел в ресторан.
Посетителей было немного и его сразу проводили за столик в глубине зала. Ресторан встретил его приглушенным светом и тишиной, как в театре перед началом спектакля.
Он долго рассматривал меню, не в состоянии выбрать себе завтрак. Он не был голоден, но знал, что сегодня ему понадобятся силы. Спустя десять минут и три визита официанта к его столику он сделал выбор.
– Стейк рибай средней прожарки. На гарнир деревенский картофель и чесночный соус. И равиоли с грибами. И вино. Нет. Американо со льдом.
Сегодня нужна холодная голова.
Заказ быстро оказался у него на столе. Идеальный стейк с розовой серединкой. Хрустящий картофель и нежные равиоли с лесными грибами, а не безвкусными шампиньонами.
Он ел медленно, растягивая время. Постоянно отвлекался на ленту новостей, смотрел в окно или просто ковырялся в тарелке.
Каждый кусок, как отсчет секунд до чего-то неизбежного. Он не знал, что может случиться там. Пойдут ли дети за ним добровольно, смогут ли они уйти незамеченными. А если их заметят, что сделает мужчина. Очевидно, что детей и жену он запугал, и не только в эмоциональном плане. Нападет ли он или просто даст им скрыться в темноте ночи.
Он позвал официанта еще раз.
– Два куска «красного бархата» и еще один американо.
Кроваво-красный бархат.
Почему два куска? Он и сам не знал. Горечь кофе бодрила, оставляя кислое послевкусие.
Трапеза заняла без малого час. Он расплатился. Его забавляла мысль, что именно сегодня он ел стейк. Сережа давно не ходил в ресторан и не заказывал что-то дорогое. Но именно сегодня он решил полакомиться любимыми блюдами.
Его повседневное питание по большей части «подножный корм». Все, что можно просто купить и не готовить: лапша или пюре быстрого приготовления, кулинария, выпечка, снеки. Это смущало его, но не в той степени, чтобы что-то менять. В таком возрасте ты мало думаешь о здоровье. А когда начинаешь думать, как правило, уже поздно.
После обеда у Сережи оставалось еще немало времени. Дорога туда заняла бы час, не больше. «Боже, зачем я вышел так рано?». Мысль билась в черепе, как мотылек о лампу. Признать, что поступок глупый, было легко. Но тревога не давала ему сидеть на месте. Проще было потратить эти часы в бессмысленных скитаниях.
Сережа решил зайти в гипермаркет. Он бродил между прилавков, бесцельно, механически. Руки скользили по минималистичным наборам посуды. Нюхал аккуратные ароматические свечи, которые пахли слишком навязчиво, рассматривал игрушки, но не понимал для детей они или для собак.
А потом. Отдел спиртного. Он не помнил, как оказался там. Опять.
Стеллажи с бутылками тянулись, как тоннель в никуда. Он уставился в одну точку, невидящим взглядом, пока горлышки бутылок кривились в его сторону, как насмешливые ухмылки.
Алкоголь.
Еще один гвоздь в крышку гроба его тревог.
Каждая попойка отдавалась в висках адским звоном похмелья, каждый необдуманный пьяный поступок сжигал стыдом щеки неделями. Но хуже всего были мысли о будущем, которые заползали в голову по ночам, как тараканы.
«Если я сопьюсь и останусь один?»
«Если заведу семью, а потом сопьюсь и потеряю все?»
Он мог бы бросить. Мог хотя бы попробовать. Но Сережа убеждал себя, что контролирует ситуацию.
«Я могу отказаться. Просто пока не вижу в этом необходимости»
В итоге рука сама потянулась к полке и схватилась за бутылку хорошего виски.
«Либо праздничный пир, либо поминки»
Он сжал ее в руке. Холодная и тяжелая, как решение, которое он так и не принял.
Все-таки вечер наступил, хотя Сереже казалось, что солнце больше никогда не зайдет. Он сел в машину и завел ее. Двигатель заурчал слишком громко в этой мертвой тишине. Минут пять он просто размышлял, планировал свои действия, разрабатывал сценарии и свою реакцию в каждом из них. Мысли путались, как провода под капотом – много соединений, но ток не проходит.
Он проверил табельное оружие в кобуре. Холодный металл обжег пальцы. Его использование, конечно, не лучшее решение, но без него он бы не сделал и шагу в сторону того дома. Без этого куска металла он чувствовал себя голым, как новорожденный, брошенный в снег.
Небо потеряло краски и стало полуночно-синим. Звезды покинули небосвод, словно испугавшись того, что должно было случиться, и лишь одинокий месяц освещал путь, он висел в небе, как перекошенная ухмылка. Вдоль дороги, по которой ехал Сережа, практически не было фонарей. Ехал он не спеша, убеждая себя, что десять-двадцать минут не изменят картину. Но в груди что-то сжималось. Да и в целом, он мог бы просто бездействовать и тогда бы точно все осталось как есть. Но останется ли он тогда собой?
Подъехав к дому, он выключил музыку, и внезапная тишина ударила по ушам, как хлопок двери в пустом доме. Сам обратился в слух. Время на часах уже 00:04. Цифры горели красным, словно предупреждая. В доме погашен свет. У соседей свет горит только на первом этаже. Но они и заявили на семью, так что вряд ли станут мешать операции. Или как раз станут?
И вот уже пора сделать шаг, но тревожные мысли налили его тело свинцом, тяжелым и ядовитым, и поднять ноги уже не представлялось возможным. На него нахлынул страх. Настоящий, первобытный, как у зверя, почуявшего капкан. Он начал сильно потеть, кинуло в жар, руки ослабли и стали чужими, как будто пришитыми.
Страх. То, что он презирал и то, что было его главной слабостью. Почти все его мысли и чувства сводились к страху, и он это ненавидел. Страх совершить ошибку, страх опозориться, страх спиться, страх не состояться в жизни, страх одиночества. Страх. Он сидел в нем, как в болоте, и чем больше дергался, тем глубже засасывало.
Ему хотелось бы быть бесстрашным, действовать без панических мыслей, без ощущения угрозы. Это и стало основной причиной злоупотребления алкоголем – он притупляет хроническое смятение, которое еще давно обустроилось в его голове, будто незваный квартирант. Но и тут была проблема. Протрезвев, он ощущал еще больше страха. Все плохие мысли усиливались, впиваясь клинками в сознание, а еще добавлялся страх осуждения за глупые пьяные выходки. Кажется, будто выхода из этого лабиринта просто нет. Только стены, которые сжимаются.
Сережа решил воспользоваться своим любимым лекарством. Пара глотков и успех. Просто, чтобы придать себе смелости, что разогнать кровь.
Он потянулся к бутылке, что устроилась на переднем пассажирском, будто девушка, которую он взял на свидание, но так и не решился пригласить на второе. Открыл виски и сделал пару глотков. Знакомое жжение спустилось вниз лавой и принесло легкий приступ улучшения.
«Этого мало».
Еще глоток. И еще. После четверти бутылки он без боязни включил музыку слегка громче, чем стоило. Самую энергичную, что нашел. Он пытался приободрить себя, собраться с силами, но получалось только заглушить внутренний голос, который кричал, что он все делает неправильно.
Незаметно для него машина в миг превратилась в дешевый бар, в бутылке становилось все больше пустоты и все меньше горящей жидкости, дым от сигарет заполнил пространство. Он решил выйти подышать. Но сделав шаг, споткнулся и упал. Колени ударились о землю, но боли почти не было – алкоголь сделал свое дело. Он был пьян. Не вдрызг, но пьян. И что теперь делать. Его план не подразумевал походку, будто под ногами не твердая земля, а палуба яхты во время шторма. Голова стала легкой, тело восстановило силу, но сознание окутано алкогольной дымкой, сквозь которую едва проглядывала реальность. Он сел в машину и заплакал. Тихо, без рыданий, как плачут от безысходности.
Ночь прошла в беспамятстве. Бутылка виски приобрела друзей в виде не совсем качественной водки из маленького магазинчика, что был единственным в этом коттеджном поселке. Потом присоединились две кеги пива.
В итоге Сережа обнаружил себя на заднем сиденье машины, а на полу остатки вечеринки – пустые бутылки, полные сигаретных окурков. Свидетельства провала.
«Черт! А если тот мужчина видел машину?».
Вопрос пробил голову, как пуля. Конечно, Сережа встал достаточно далеко, плюс немного заехал в лес и погасил фары. Но вдруг он вышел за пределы дома? Или вообще видел его пьяным ночью в магазинчике или в пивной.
«Что делать теперь?»
Страх вернулся, свежий и острый, и на этот раз у него не осталось даже глотка, чтобы его затопить.
Глава 5. Крик или терзания.
Мысли сновали в голове, страх сковал тело. Он сделал ошибку. Он хотел поступить правильно, он хотел помочь. Но вместо этого прыгнул на любимые грабли, нырнул в омут опьянения, в обнимку с зеленым змеем.
Проигрыш. Очередной провал.
Ему все же пришлось сесть за руль, несмотря на оставшийся в крови алкоголь. Оставить тут машину было невозможно и слишком подозрительно.
Машина тронулась с трудом, словно она тоже перебрала этой ночью. Каждый поворот казался испытанием, каждый светофор провокацией. В машине смердило перегаром и бычками. Запах стыда и поражения. Голова раскалывалась, будто вот-вот лопнет, и мозги останутся мазками сумасшедшего художника на лобовом стекле. Тошнило, Сережа достал из бардачка пакет и положил на колени. Обычно его не рвало, но сегодня все могло быть иначе.
Он ехал медленно, без музыки. Тишина давила на него прессом, усиливая ощущение полного краха. Окна были открыты, но свежий воздух не приносил облегчения, только напоминал, что мир вокруг продолжает жить.
Запах мокрого асфальта. Легкий ветерок. Слишком нормально.
Так не должно быть. Не после вчерашнего.
По сторонам тянулись исполинские ели, темно-зеленые, почти черные. Мрачные тени. Мокрая трава качалась на обочине под дудку ветра. Редкие машины пролетали мимо, не замечая его. Птицы пели. Как будто ничего не случилось.
Это стало последним и самым сильным доказательством собственной никчемности. Страх опять не позволил ему сделать то, что он хотел. То, что должен был. Он сорвался на алкоголь даже в такой ситуации. Это было важно. Это до сих пор важно. Но даже в такой момент он не удержался. Зеленый змей обвил его горло, не давая сделать даже маленький вдох.
Сережа чувствовал себя мерзким. Мерзкий запах. Мерзкий вид. Мерзкие мысли. Мерзкие действия. Мерзкая слабость.
Он стал своим самым страшным кошмаром.
Оказавшись дома, он привычно поплелся в душ. Ледяная вода обожгла кожу, облегчила боль, но не освежила разум.
После звонка начальника он осознал, что уже опоздал. Выдав свою дежурную отмазку. «Пробки». Он сбросил звонок. Быстро выпил кружку кофе, от которой тошнота поднялась выше по горлу, закурил сигарету и вылетел прочь из квартиры.
На работе он не мог сосредоточиться. Самобичевание глушило все остальное. Мысли мелкими осколками впивались в мозг. Но благо пришла пора ехать на проверку постоянных посетителей участка. Возможно, это займет его на несколько часов и удастся забыться.
Он с трудом вытащил себя на улицу, где его уже ждал напарник. Еще моложе Сережи. Буквально вчерашний выпускник. Симпатичный розовощекий парень, улыбка которого заражала. Сереже он нравился, но не настолько, чтобы с ним дружить. Парень был слишком хорошим и правильным. Он выглядел, как человек, который поступает правильно и не плутает в лабиринтах сомнений. Сережа завидовал, осознавая, что завидует вымышленному образу, ведь он не знает, что у парня в голове.
Сережа подошел к машине и неожиданно уселся на пассажирское. Напарник был удивлен, что ему разрешили сесть за руль. Сережа никогда не позволял никому вести свою машину. Но на сегодня с него хватило и утренней поездки.
Машина тронулась с места, и Сережа закрыл глаза, пытаясь хоть на десять минут посетить царство Морфея.
Весь день прошел как в бреду: вереницы лиц, десяток историй от напарника, два американо со льдом, восемь сигарет. Все смешалось в тугой клубок, как мутный сон после болезни. Обрывки фраз, чужие глаза, стук каблуков в коридоре, и слабое послевкусие кофе.
Вернувшись в участок, он сразу направился в кабинет, хотя знал, что коллеги ждут его на кухне, чтобы поболтать. Он слышал их голоса, но он не свернул. Похмелье прошло, растворилось в механике трудового дня, в бесконечном движении, словно было смыто тяжелой волной рутинной работы. Физически он снова ощущал себя терпимо, но морально был разбит. Изнутри его точило что-то тихое, липкое, как тень на стене, не исчезающая даже при свете.
Дело было не столько в этих бедных, загнанных детях. Нет. Дело было в нем. Только в нем.
Невозможно добиться чего-либо в жизни, если постоянно поддаваться зависимости и страху. Страху быть никем. Он должен доказать себе, что годен хоть для чего-то, кроме должности участкового в провинциальном городе, где все происходит медленно, как в вязком сне. Если сейчас он сможет переступить через себя – это станет точкой отсчета.
Или не станет. Но он хотел верить, что станет.
Не подумайте, он доволен своей жизнью в какой-то степени. И все же, как и все, он верит, что может стать кем-то. Не просто человеком в форме, а кем-то особенным, человеком с историей, а не статистикой. Ведь что может быть страшнее, чем навсегда остаться обычным?
По дороге домой он не слушал музыку. Не хотелось. Молчание внутри требовало тишины снаружи. Он хотел услышать свои мысли. Разобрать, выстроить, вооружить.
Он знал: нужно действовать решительно. Нужен план. Нужна сила. Оружие у него есть, хоть и табельное. Холодный металл, который служит и защитой, и напоминанием. Возможно, стоит подготовить что-то еще? Что? Он мысленно перебирал все, чему учили в колледже: процедуры, алгоритмы, тактику. Пытался составить карту. Разветвленную, как корни дерева. Вариант за вариантом, шаг за шагом.
Он копался в голове так увлеченно, что не сразу понял: уже целый час сидит в припаркованной у дома машине. Двор погрузился во тьму осеннего вечера, улица дышала холодным воздухом, а фонари сочились мягким золотом.
Перед домом он зашел в магазин. Взял готовые пюре с котлетой, квас, молоко для кофе. Привычный набор для выживания. И по инерции в отдел с алкоголем. Как на автопилоте. Нет! Он остановился, будто вкопанный, и смотрел на банки пива, как на врага. Банка-другая перед сном, под видео на телефоне – вот его вечерняя реальность. Его яд и отдушина.
Сережа напряг всю свою силу воли. Он буквально выдернул себя из транса. Пока план не будет выполнен никакого алкоголя. Он твердил это себе, будто заклинание: у кассы, по дороге домой, в лифте.
Оказавшись на пороге квартиры, он ощутил всю усталость, что накопилась в нем за весь день. Он умылся и лег спать, не прикоснувшись к ужину.
Ночь прошла беспокойно. Сережа уснул быстро, тело сдалось, но разум не отключился. Сон не дал сил, а будто выкачал их изнутри, оставив пустую оболочку. Даже после пробуждения он не мог выкинуть из головы яркие пятна сна. Они не рассеялись, а словно отпечатались на веках. Ему снились дети. И те дети. И просто дети. Они звали, они молчали, они смотрели в глаза и исчезали. Он не знал, что хуже, их крики или тишина.
Собираясь на работу, и по дороге, и уже на самой работе он думал о ребенке. О самом себе. Мысли, как недописанные письма, приходили одна за другой, сбивчивые, беспокойные. Он перелистывал в голове страницы воспоминаний: приятные, грустные и те, что ломали его, как ломает корень асфальт. Медленно, незаметно, но бесповоротно.
Те самые, ужас которых осознаешь только взрослым. В детстве все это кажется нормой, частью серого быта. Кажется, будто так живут все. Будто иная жизнь – это реальность мультфильмов по телевизору.
Сережа не так давно, набравшись жизненного опыта, начал пересматривать свое прошлое под другим углом. Как следователь дело. Он больше не смотрел на него глазами ребенка, привыкшего терпеть. Он смотрел глазами мужчины, который наконец понял, что не все происходящее с ним было нормальным. Некоторые из этих воспоминаний оказались шрамами. События, что меняют тебя изнутри, переписывая код на подкорке.
Эти дети, их уже не спасти. Они выберутся. С помощью полиции, с помощью Сережи, с помощью судьбы. Сбегут, уйдут, вырастут. Но дом. Этот дом останется с ними навсегда. Он будет возвращаться в страшных снах, скрипеть половицами в тишине ночи, прятаться в зеркале в темноте. Он будет жить в пьяных слезах, во внезапных вспышках тревоги, в недоверии к людям.
Они покинут дом. Но он никогда не покинет их.
Глава 6. Одержим нечистым.
С каждым днем план Сережи становился все подробнее. Он завел блокнот, где прописывал все варианты и их решения. Он рисовал схему дома, копаясь в памяти. Он дорисовывал то, что не видел, полагаясь на логику. Он строил тактику, а затем отказывался от нее, тут же изобретая другую. Планы каруселью крутились в его голове, вызывая тошноту и головокружение.
Он почти не ел. Не было аппетита. Мало спал. Продумывал стратегию. Зато не пил. Не выпил ни капли алкоголя с того злополучного дня. Это его радовало, отчасти поэтому он вгрызся в эту идею намертво, как медоед в свою добычу. Ему казалось вот оно решение всех проблем.
Он призван спасать других.
Это давало ему привкус жизни, в которой есть смысл.
На работе он стал выкладываться еще больше, будто пытался потушить внутренний пожар, забрасывая его делами. Нужно же спасать. Видимо, всех подряд. Или хотя бы кого-то.
Теперь он не филонил на кухне с коллегами, не курил сразу по две сигареты, не отвлекался на телефон. Его руки дрожали, но глаза впивались в строки на бумаге, жадно, болезненно. Каждое дело, которому повезло оказаться в его руках, он разбирал до последней запятой. Рвался на выезды, брал дополнительные часы, приходил в свои выходные. Ему понадобится всего один выходной, когда все будет готово. Когда он пойдет спасать.
Хотя… Кто знает, что будет потом? Когда он станет героем. Может, ему дадут внеочередной отпуск. Премию. Медаль. Или просто пожмут руку. Но он сам будет знать, что он не серая обыденность. Он особенный. Он спаситель.
Несмотря на педантичную точность в работе, которая будто вросла в него с новой одержимостью, вся остальная жизнь начала рассыпаться. Он почти не мылся. Ел лежа, без аппетита, будто скармливал еду пустоте внутри. Ходил в одной и той же одежде. Она пахла усталостью, потом и чем-то неуловимо тревожным. Даже если переодевался, то вытаскивал из корзины для стирки то, что казалось чуть менее грязным. Посуду мыл раз в неделю, и то с усилием, как будто сталкивался с ритуалом, к которому не было ни моральных, ни физических сил.
Питание? Оно превратилось в набор функций. Теперь он ел то, что не требовало времени, что можно есть на ходу, за рулем: выпечка, снеки, булки.
Коллеги и друзья все чаще смотрели на него с тревогой, но молчали. Подозревали: спивается. Он уверял, что не пьет и уже давно. Но никто не верил. Все зависимые лгут. В этом их трагедия.
И, как это обычно бывает, никто не спешил спасать утопающего. Все ждали, думали, что есть еще время. Что если станет хуже, помогут. Но чаще всего, когда ты наконец бросаешься, спасать уже некого.
Так прошел месяц. И план был готов.
Он был готов сделать то, что должен. Спасти детей.
Глава 7. Окропить их.
Пришел тот самый день. Сережа взял два выходных. Начальник был только рад. Сережа работал без перерыва весь месяц и выглядел болезненным, выгоревшим, превратился в тень самого себя. Многие в отделе говорили, что он смертельно болен и решил последние месяцы жизни посвятить работе. Конечно, само по себе глупое предположение. Но другие объяснения были не такими увлекательными, и вряд ли бы прижились в курилке.
В ночь перед миссией Сережа заказал доставку: утка по-пекински, сашими из гребешка, говяжья вырезка и свой любимый «красный бархат».
Он не знал, как закончится завтрашняя ночь, и поэтому решил, что обязан вкусно поесть. Не потому, что заслужил, а потому что, может быть, прощается. Он не боялся смерти или убийства. Он не боялся последствий.
Хотя, «страх» в его нынешнем состоянии больше напоминал наваждение. Он не боялся тюрьмы, не боялся боли. Он боялся потерять смысл, который наконец-то нашел. Ведь как это может не быть смыслом, если даже сегодня он не думал об алкоголе?
После еды он решил принять ванну. Не просто душ. Провести целую церемонию. Он даже купил шампунь, мочалку, дезодорант и крем. Возможно, так тщательно он мылся только в детстве под пристальным присмотром отца.
Он сидел в обжигающе горячей воде, распаривая кожу, будто хотел смыть с себя не только грязь, но и все свое мерзко тягучее прошлое. Затем натирал каждый сантиметр кожи мочалкой с гелем, тщательно промывал каждую прядь волос, будто вымывая из головы тревожные мысли. После душа он намазал кремом тело и лицо, воспользовался дезодорантом и почистил зубы. Медленно, с усердием. Постелил чистое постельное, надел выстиранную пижаму. Перед сном включил свой любимый фильм – «Таксист».
Утром он проснулся бодрым и свежим. Словно тело и разум решили ненадолго примириться. Он умылся, приготовил кофе и даже сам пожарил омлет с ветчиной из продуктов, что предусмотрительно купил вчера. Завтрак ел медленно, ничего не включая фоном. Только он и еда. И тишина, наполненная ожиданием.
После завтрака он долго стоял на балконе, выкурив порядка трех сигарет. Не одну за другой, а три размышления, три выдоха. Он закинул в стирку все необходимое: широкие темно-синие джинсы, черную свободную футболку, черный спортивный бомбер из колледжа, черные носки. Достал серую кепку из-под завала вещей и почистил беговые кроссовки. Ему нужно было оставаться незаметным, одежда не должна была мешать движениям. Ни грамма лишнего.
Запустив стиральную машину, он отправился за покупками. В гипермаркете недалеко от дома он быстро собрал все необходимое: фонарик с красным фильтром и налобный фонарь, строительные перчатки, стяжки и веревку, изоленту, конфеты, несколько небольших плюшевых игрушек и два мягких тонких пледа. Он буквально летел по магазину, хватая нужные вещи, как будто собирал ключи к спасению. Он уже бесчисленное количество раз ходил по этому магазину, высматривая нужные полки. Расплатился наличными, заранее снятыми в разные дни, в разных банкоматах возле дома, работы, адресов выезда. Все время в магазине он прикрывал лицо козырьком бейсболки, отводил взгляд от камер.
Вернувшись домой, он подготовил оставшееся: нож-бабочка, небольшой лом. В поясную сумку уложил фонарик, нож, стяжки, изоленту и несколько конфет. Все под рукой, как у хирурга на операции. Лом в руки. Пистолет в кобуру.
Вечером он отутюжил уже высохшие вещи. Выпил чашку кофе с бутербродом с сыром и маслом.
Теперь он был готов.
Время – 23:01.
Пора ехать.
Сережа вышел из квартиры и отправился вниз по лестнице, там нет камер. На улице камеры только у главного выхода из подъезда. Он вышел через запасной, скользнув в ночь, как тень. Получается, что из дома не выходил.
Оставил сериал на ноутбуке.
«Просто всю ночь смотрел один из любимых «Мистер Робот».
Выключил телефон, вытащил сим-карту и завернул их в два слоя фольги на всякий случай.
«Первые выходные за месяц не хотел получать звонки и сообщения».
Снял видеорегистратор.
«Хотел протереть лобовое и совершенно нечаянно забыл на сиденье, и в итоге сел на него. Теперь он сломан. Пришлось отдать в ремонт».
На прошлых выходных он просветил машину на наличие трекеров фонариком. Медленно, с одышкой и дрожью в руках. Вчера замазал номерные знаки грязью. Теперь, чтобы отследить его перемещение, потребуется достаточно много усилий. Или слишком много желания. Он надеялся, что у них его не будет.
У кого «них»? Он пока не знал. Но к этому моменту он был настолько полон решимости, что с готовностью примет любой исход. Даже если этот день станет точкой невозврата, он не пожалеет.
Он не включил музыку. Натянул кепку так, чтобы козырек закрыл лицо. Сердце билось слишком ровно. Слишком тихо. «Поехали».
На спидометре 60 км/ч. Дорога пуста, как после конца света. Ни машин, ни света, ни признаков жизни. Идеальное преступление. За исключением одного – это не просто преступление. Это преступное спасение.
Сережа осознавал, что его действия за гранью закона. И если раньше это могло бы остановить его, теперь это только подталкивало. Он был одержим идеей. Спасением. Справедливостью. Но если быть до конца честным, он не помнил даже имен этих детей. Только лица. Бледные, испуганные. Вспыхивали каждый раз, когда он закрывал глаза.
Мир вокруг, в густом, маслянистом свете ночного неба, казался пугающе неживым. Воздух стоял, ни ветерка. Ели вдоль дороги замерли, как часовые. Птиц не слышно. Никаких звуков. Только шуршание шин и собственное дыхание.