Тень Константинополя. Книга VI

Алексей Чернов

Тень Константинополя. Книга VI

Великие империи рождаются не в грохоте победных битв. Они рождаются в тишине. В тишине отцовского кабинета, где принимаются жестокие решения. В тишине материнской молитвы у постели умирающего сына. И в той вечной, ледяной тишине, что остается в душе правителя, когда он приносит на алтарь будущего всё, что любит.

Эта книга – о такой тишине.

Глава 1. Бремя Султана

Победа пахла не лаврами и розами, а кровью, потом и горьким дымом пожарищ. Великая Каталонская Компания была уничтожена, тюркские беи присягнули на верность, а имя Османа гремело по всей Анатолии, обрастая легендами.

Но сам Осман, вернувшись в Бурсу, не устраивал празднеств. Он чувствовал не триумф, а лишь огромное, свинцовое бремя. Бремя власти, купленной страшной ценой.

Первым делом он отправился не во дворец, а в лагеря беженцев, раскинувшиеся у стен города. Он шел по рядам палаток, видел измученные лица людей, чьи дома и поля он сам приказал сжечь. Он смотрел в глаза детям, оставшимся сиротами. Это была его армия. Это была его победа. И это была его боль.

– Мой Султан, – сказал ему один старик, чья деревня превратилась в пепел. Он встал перед Османом на колени. – Мы потеряли все. Но мы сохранили главное – нашу свободу и нашу честь. Спасибо тебе.

Осман поднял старика. Он не мог вымолвить ни слова. Он лишь молча обнял его. В этот миг он понял, что война за выживание окончена. Но началась другая, куда более трудная война. Война за то, чтобы эти жертвы не были напрасными.

***

На первом совете после победы атмосфера была совершенно иной. Беи и командиры смотрели на Османа не как на равного, а как на бесспорного повелителя. Он больше не спрашивал их мнения. Он отдавал приказы.

– Тургут-бей, – сказал он. – Твоя задача – собрать всех воинов союза и провести смотр. Мы должны знать наши силы.

– Бамсы-бей. Ты отвечаешь за порядок в городе и распределение помощи беженцам. Ни один ребенок не должен остаться голодным.

Затем он повернулся к своим сыновьям, которые впервые присутствовали на взрослом совете. Орхан, уже юноша, стоял с горящими глазами, полный гордости за отца. Алаэддин, более тихий и вдумчивый, внимательно слушал.

– Орхан. Ты будешь помогать Тургут-бею. Твое место – среди воинов. Учись у них.

– Алаэддин. Ты будешь помогать шейху Эдебали в составлении планов для нашего медресе. Твое место – среди книг. Учись мудрости.

Так, одним решением, он определил два пути для своих сыновей. Путь меча и путь знания.

Но первый вызов его новому султанскому миру пришел не с поля боя. Он пришел на шелковых подушках и с медовой улыбкой. В Бурсу прибыла большая торговая делегация из генуэзской колонии в Галате. Их возглавлял синьор Лучано Гримальди, хитрый, как лис, и богатый, как сам Крез.

Он рассыпался в комплиментах, поздравляя Османа с «избавлением Анатолии от каталонской чумы». Он привез богатые дары. А затем перешел к делу.

– Великий Султан, – говорил он своим вкрадчивым голосом. – Вы – великий воин. Но война разорила эти земли. Мы, купцы Генуи, готовы помочь вам восстановить их. Мы можем дать вам заем на самых выгодных условиях. Мы можем наладить поставки зерна и леса. В обмен на одну маленькую любезность.

– Какую же? – спросил Осман, внимательно глядя в глаза этому морскому волку.

– Передайте нам в полную и исключительную аренду порт Киоса. На сто лет. Это позволит нам беспрепятственно вести торговлю, что принесет процветание и в ваши земли.

Это было не предложение. Это была экономическая удавка. Отдать им порт означало отдать им контроль над всей морской торговлей, сделать свое государство зависимым от их воли.

Осман улыбнулся.

– Я ценю вашу заботу, синьор Гримальди. И я всегда открыт для честной торговли. Мои порты открыты для всех купцов, кто платит справедливую пошлину. Но я отвоевал эту землю мечом не для того, чтобы потом продать ее за серебро.

– Но, Султан, без нашего флота и наших денег… – начал было генуэзец.

– А без моих воинов, синьор, – прервал его Осман, и его голос стал жестче, – ваши корабли и ваше золото очень быстро нашли бы себе нового хозяина. Я думаю, мы поняли друг друга.

Генуэзец уехал. Внешне – с почетом, но внутри – кипя от ярости. В тот же вечер он отправил шифрованное письмо в Галату. «Этот Осман – больше не степной вождь. Он мыслит, как император. Силой его не взять. Мы должны задушить его экономически. Начинайте операцию «Золотая цепь».

А Осман в это время сидел в своем кабинете с Аксунгаром.

– Они – новые враги, мой Султан, – говорил разведчик. – И их оружие – не мечи, а золотые монеты и долговые расписки. Это война, правил которой мы пока не знаем.

– Значит, будем учиться, – ответил Осман.

Он смотрел на свой стол. С одной стороны на нем лежали чертежи будущего медресе, принесенные Алаэддином. Символ мудрости. С другой – лежал маленький, только что отчеканенный кругляшок серебра. Первая монета его государства, акче, с его именем. Символ независимости.

Он взял монету в руку. Она была тяжелой. Это было бремя. Бремя Султана. Война с мечом закончилась. Начиналась война с золотом.

©Язар Бай.

Глава 2. Первая битва без мечей

Ответ Османа-султана генуэзскому послу был дерзким, но он был уверен в своей правоте. Однако он, воин, привыкший к открытому бою, еще не до конца понимал, с каким коварным и терпеливым врагом он столкнулся.

Львы Генуи не рычали, когда им бросали вызов. Они улыбались, отступали в тень и начинали медленно, методично душить свою жертву.

Операция «Золотая цепь» началась без объявления войны. Она началась тихо, почти незаметно. В один из дней в порт Киоса просто не пришел ни один генуэзский корабль с зерном.

На следующий день их корабли, забиравшие у местных купцов шелк и оливки, вдруг отказались платить серебром, предложив взамен долговые расписки. А через неделю все генуэзские торговые дома в Анатолии одновременно подняли цены на два самых важных товара, которые тюрки не производили сами: на соль и на качественное железо для оружия.

Первыми тревогу забили купцы в Бурсе.

– Султан, они нас разоряют! – кричал на совете глава гильдии торговцев, пожилой и уважаемый Хаджи Мурат. – Генуэзцы отказываются покупать наши товары за живые деньги! Они говорят: «Берите расписки, ваши новые монеты, акче, нам не нужны, мы не знаем их курса». А без их соли наши пастухи не смогут сохранить мясо на зиму! Без их железа наши кузнецы не смогут ковать мечи! Это заговор!

– Заговор?! – взревел Бамсы-бей, сидевший на совете. – Это объявление войны! Мы должны немедленно захватить их склады в порту! Взять в заложники их купцов! Пусть их дожи платят выкуп!

– И тогда ни один генуэзский, ни один венецианский, ни один европейский корабль больше никогда не войдет в наши порты, – возразил ему мудрый Акче Коджа. – Мы окажемся в полной блокаде. Экономическая война, Бамсы-бей, не выигрывается мечом.

Напряжение росло. Цены на соль на рынках Бурсы подскочили втрое. Среди простого народа пошел ропот. Даже воины, чье жалованье теперь платили новыми, красивыми акче, столкнулись с тем, что на эти деньги они могут купить гораздо меньше, чем раньше.

Враг, не сделав ни одного выстрела, ударил Османа в самое сердце его молодого государства – в доверие к его власти и его новой монете.

Самый тяжелый разговор состоялся у Османа в его личных покоях. Он сидел над счетами и донесениями, и его лицо, не знавшее страха в бою, было мрачным от бессилия. Рядом с ним были его сыновья, Орхан и Алаэддин.

– Отец, Бамсы-бей прав! – горячо говорил Орхан, чья юная душа жаждала подвига. – Мы должны показать им силу! Мы должны сжечь их факторию в Галате! Самса Чавуш и его пираты сделают это за одну ночь! Мы должны заставить их уважать нас!

Осман посмотрел на своего старшего сына. Он видел в нем себя в молодости. Огонь, ярость, жажду простого и понятного решения.

– И что потом, Орхан? – спросил он тихо. – Мы сожжем их факторию. В ответ они сожгут наши торговые корабли. Мы убьем сотню их купцов. В ответ они заблокируют проливы и обрекут на голод сотни тысяч наших людей. Сила порождает силу. Ярость порождает ярость. И в этой войне на море мы пока слабее.

Он повернулся к своему младшему сыну, который до этого молча изучал принесенные купцами долговые расписки.

– А ты что думаешь, Алаэддин?

Алаэддин поднял свои ясные, умные глаза. Он не был похож на воина. Но в его взгляде была глубина, которой не было у его брата.

– Я думаю, отец, что они протянули нам цепь, – сказал он спокойно. – И они ждут, что мы начнем яростно рвать ее, как попавшийся в капкан волк, пока не ослабеем и не истечем кровью. А мы не должны ее рвать. Мы должны медленно, звено за звеном, выковать свою собственную цепь.

– Говори яснее, – нахмурился Осман.

– Они отказываются принимать наши акче? Хорошо. Мы установим своим указом твердый и выгодный для нас курс обмена нашей монеты на их серебро. И все греческие и армянские купцы в нашем государстве, которые до сих пор вели расчеты в византийских и генуэзских деньгах, будут обязаны перейти на акче. Мы сами сделаем нашу монету сильной внутри нашей страны.

Он взял в руки другую бумагу.

– Они подняли цены на соль? Хорошо. Аксунгар докладывал, что на соленых озерах в землях наших союзников, беев Айдына, есть огромные запасы соли. Мы заключим с ними договор, построим охраняемые караванные пути и начнем добывать свою соль. Да, она будет дороже генуэзской. Первое время. Но она будет нашей. Мы станем независимыми.

Он говорил не как принц, а как казначей, как мудрый визирь. Орхан слушал его с нескрываемым нетерпением, считая эти речи трусостью. А Осман слушал, и на его лице впервые за последние дни появилась тень улыбки. Он видел в своих сыновьях две стороны своей собственной души. Меч и разум. И он понял, что ему нужны они оба.

На следующий день Осман-султан издал свои первые экономические указы. Они были именно такими, как советовал Алаэддин. Установление твердого курса акче. Приказ о переходе всей внутренней торговли на новую монету. Отправка большой экспедиции во главе с опытными купцами на соленые озера.

Но он сделал и еще кое-что. То, о чем просило сердце Орхана.

Он призвал к себе Самсу Чавуша. Старый морской волк, чьи пираты после победы над каталонцами скучали без дела, предстал перед своим султаном.

– Ты нужен мне, Самса, – сказал Осман. – Генуэзцы душат нашу торговлю. Я не могу объявить им войну. Пока. Но… я слышал, что в последнее время на торговых путях в Мраморном море снова появились… пираты. Никому не известные. Очень дерзкие. Они нападают только на генуэзские корабли, груженые железом. Забирают груз, а команду и корабль отпускают с миром. Ты ничего не слышал о них, Самса?

Старый пират хитро прищурил свои выцветшие от морской соли глаза. Он все понял.

– Нет, мой Султан, – ухмыльнулся он. – Ничего не слышал. Но если услышу, обязательно доложу. Уж очень интересно посмотреть на этих смельчаков.

– Вот и я так думаю, – кивнул Осман. – Посмотри. И расскажи мне.

В тот же вечер флотилия Самсы Чавуша, без флагов и опознавательных знаков, вышла из порта. Война с золотом получила свой первый, стальной клык. Осман не стал рвать цепь. Он начал точить нож, чтобы в нужный момент перерезать ее самое слабое звено.

Глава 3. Два принца, два пути

Пока Самса Чавуш и его «пираты» наводили ужас на генуэзских купцов в Мраморном море, а караваны с солью медленно тянулись из Айдына, жизнь в Бурсе текла своим чередом.

Но под внешним спокойствием зарождались новые течения, формировались новые характеры, которые в будущем должны были определить судьбу всей Империи.

В центре этих течений стояли два молодых человека, два сына Султана – Орхан и Алаэддин.

Орхан был пламенем. Он проводил все свои дни на тренировочном поле, среди воинов. Он был высок, широкоплеч, а его руки уже знали тяжесть настоящего боевого меча. Воины любили его. Он не кичился своим происхождением, ел с ними из одного котла, боролся наравне с самыми сильными из них и смеялся их грубым шуткам.

Бамсы-бей, наблюдая за ним, с гордостью говорил: «В этом мальчике течет кровь настоящего льва! Он – вылитый Осман в молодости!». Орхан был нетерпелив, горяч и мечтал о подвигах.

– Это нечестно, Бамсы-бей! – жаловался он своему старому наставнику, вытирая пот после изнурительной тренировки. – Отец отправил старого пирата Самсу развлекаться в море, а я должен здесь махать деревянным мечом! Мое место там, на палубе, с ятаганом в руке!

– Твое место там, где приказал Султан, – отвечал Бамсы, и его голос был суров, но в глазах плясали смешинки.

– Ты думаешь, управлять государством – это только махать мечом? Твой отец хочет, чтобы ты сначала научился управлять сотней воинов здесь, прежде чем доверить тебе тысячи в настоящем бою. Терпение, шехзаде. Терпение – это самый главный доспех воина.

Алаэддин был водой. Тихой, глубокой, отражающей небо. Его редко можно было увидеть на тренировочном поле. Его миром были строящиеся стены медресе, пыльные свитки в библиотеке шейха Эдебали и долгие беседы с архитекторами, каллиграфами и учеными.

Он был невысок, строен, а его руки привыкли к тяжести книг, а не оружия. Если Орхан был копией Османа-воина, то Алаэддин был отражением Османа-государя.

Шейх Эдебали не мог нарадоваться на своего ученика. Алаэддин обладал острым, пытливым умом и невероятной жаждой знаний.

– Нам нужны не только толкователи Корана, почтенный шейх, – говорил он своему учителю, когда они рассматривали планы будущего медресе.

– Нам нужны врачи, которые знают труды великого Ибн Сины, чтобы лечить наших воинов. Нам нужны астрономы, чтобы наши будущие капитаны могли плавать по звездам, а не только вдоль берега. Нам нужны юристы, которые смогут растолковать закон моего отца так, чтобы его понял и бей, и простой пастух.

– Ты хочешь построить не просто школу, шехзаде, – улыбался Эдебали. – Ты хочешь построить кузницу, где будут ковать умы.

– Именно, – отвечал Алаэддин. – Потому что самая прочная крепость – это не та, что из камня, а та, что построена в головах людей.

Однажды их два мира столкнулись. Орхан, разгоряченный после тренировочного боя, покрытый пылью и потом, пришел к строящемуся медресе, чтобы позвать брата на соколиную охоту. Он нашел Алаэддина в окружении писцов и архитекторов, склонившимся над огромным чертежом.

– Брат! – крикнул он. – Хватит играть с камнями и бумагой! Соколы ждут!

Алаэддин медленно поднял голову.

– Я не играю, Орхан. Я строю.

– Ты строишь дом для книжных червей! – рассмеялся Орхан. – Пока ты занимаешься этим, генуэзцы строят настоящие боевые корабли, чтобы однажды перерезать нам горло!

– А я строю то, что позволит нам в будущем строить корабли лучше, чем у них, – спокойно ответил Алаэддин. – Корабли строят не руки, Орхан. Их строят умы. Я создаю кузницу для этих умов.

– Государство держится на острие меча! – воскликнул Орхан, и его рука легла на рукоять.

– Меч тупится, брат. А знание – вечно. Меч может завоевать землю, но только знание и справедливость могут ею управлять.

Их спор, становившийся все громче, прервал тихий голос.

– Вы оба правы.

Братья обернулись. Позади них, выйдя из-за угла строящейся стены, стоял их отец.

Осман-султан подошел к ним. Он посмотрел на своих сыновей, таких разных, и в его взгляде была и гордость, и тревога. Он взял у Орхана его тренировочный меч, а у Алаэддина – свиток с чертежом.

– Вы спорите о том, что важнее – клинок или слово. Рука или голова, – сказал он. – Но вы оба видите лишь половину правды. Государство – это не меч и не книга. Государство – это правитель, который умеет держать в своих руках и то, и другое.

Он поднял меч.

– Это – сила. Она нужна, чтобы защищать наши дома от врагов. Она – это ты, Орхан. Прямой, сильный и честный.

Он поднял свиток.

– А это – мудрость. Она нужна, чтобы в этих домах царили закон и процветание. Она – это ты, Алаэддин. Проницательный, дальновидный и справедливый.

Он посмотрел им в глаза.

– Государство – это птица с двумя крыльями. Одно крыло – это армия. Другое – это закон и знание. Если одно крыло будет сильнее другого, птица будет вечно кружить на одном месте и никогда не взлетит. Лишь когда оба крыла работают в согласии, она сможет подняться к самим небесам.

Он отдал им их вещи.

– Поэтому с этого дня вы будете работать вместе. Орхан, твои лучшие воины будут охранять строительство этого медресе. Это будет их почетная служба. А ты, Алаэддин, дважды в неделю будешь читать этим воинам лекции по истории великих битв и тактике наших врагов. Воин должен понимать, за что он сражается. А ученый должен помнить, кто защищает его, пока он читает свои книги.

Он посмотрел на их ошеломленные лица.

– Вы – два крыла одной птицы. Научитесь летать вместе. Это мой приказ.

Он повернулся и ушел, оставив двух братьев одних. Их соперничество не исчезло. Но теперь оно превратилось в сложное, навязанное отцом партнерство. В испытание, которое им предстояло пройти вместе.

Глава 4. Закон моря

Самса Чавуш вернулся из своего первого «пиратского» рейда не с пустыми руками. Его возвращение в порт Киоса было триумфальным. Он не просто потопил и ограбил несколько генуэзских торговых судов, набив трюмы высококачественным железом.

Он, проявив неслыханную дерзость, взял на абордаж и привел с собой целый генуэзский неф – пузатый, крепкий торговый корабль. А вместе с ним – бесценный трофей: перепуганного до смерти, но целого и невредимого корабельного мастера (архитектора) и штурмана с его бесценными морскими картами.

– Как ты и приказывал, мой Султан, – докладывал старый пират Осману, который вместе с Орханом встречал его на пирсе. – В море появились какие-то неизвестные разбойники. Совершенно случайно захватили генуэзское судно. Очень невежливые и невоспитанные люди. Еле отбил у них этого бедолагу-мастера.

Осман, глядя на хитрое лицо своего морского волка, едва сдерживал улыбку.

– Ты хорошо послужил, Самса. Эти «невежливые люди» заслуживают награды.

Орхан же, с горящими глазами, уже взобрался на палубу трофейного корабля. Он с восхищением рассматривал мощные, многозарядные арбалеты, расставленные на бортах, трогал тугой, просмоленный канат, вдыхал незнакомый, соленый запах чужого судна. Для него, воина суши, это был новый, неизведанный и притягательный мир.

Но настоящий, серьезный разговор состоялся позже, в капитанской каюте захваченного корабля. Осман собрал там свой самый узкий совет: Самсу Чавуша, Аксунгара, и, к удивлению многих, своего младшего сына Алаэддина, которого он призвал из Бурсы за его острый ум.

– Мы можем грабить их торговые суда, Султан, – говорил Самса, водя мозолистым пальцем по разложенной на столе генуэзской карте. – Мы можем кусать их за пятки, как шакалы кусают жирного быка. Но мы не сможем сразиться с их военным флотом. Их боевые галеры – это плавучие крепости, быстрые и смертоносные. А море – это их стихия. На море свои законы, и тот, кто их не знает, обречен.

Аксунгар добавил к его словам свои донесения.

– И это не единственный наш враг на воде, мой Султан. На юге, на Родосе, стоит флот рыцарей-госпитальеров. Их корабли еще мощнее, а воины – фанатичнее. Они уже знают о твоих победах и видят в тебе главную угрозу для христианского мира.

Алаэддин, который до этого молча изучал карту, поднял голову.

– Отец, они правы. Но проблема еще глубже. Вся их сила – в цепи портов и островов, которые, как жемчужины, нанизаны на нить морских путей: Галата у самого Константинополя, Родос, Хиос, Лесбос… Они контролируют все подходы к столице Империи.

Пока они – хозяева на море, мы можем завоевать всю сушу, но Константинополь останется для нас неприступной мечтой. Мы будем вечно стоять на этом берегу, – он постучал пальцем по карте, – и бессильно смотреть на их стены.

Осман слушал. Он слушал своего старого пирата, своего верного шпиона и своего мудрого сына. И он понимал. Картина мира, еще вчера казавшаяся ему ясной и понятной, усложнилась. Он, великий воин суши, стоял на пороге нового, неизведанного мира, где действовали другие правила.

Он вышел из душной каюты на палубу. Он смотрел на бескрайнее, синее море, и в его душе рождалась новая, еще более дерзкая и грандиозная мечта. Он вспоминал сон своего отца, Эртугрула, о дереве, выросшем из его груди и накрывшем своей сенью весь мир. И он понял, что корни этого дерева – на земле, которую он завоевал. Но его ветви должны простереться и над морями.

– Значит, мы выучим этот закон моря, – сказал он, когда к нему подошли его соратники. Его голос был спокоен, но в нем звучала несокрушимая воля. – И мы станем его новыми законодателями.

Он повернулся к ним, и его глаза горели.

– Самса Чавуш! Отныне ты – не просто предводитель вольных капитанов. Ты – мой первый адмирал, мой Капудан-паша. Твоя задача – из твоих морских волков и наших горцев-пастухов создать настоящих морских воинов!

– Аксунгар! Твои шпионы должны добыть нам чертежи их лучших боевых кораблей. Каждую доску, каждый гвоздь.

Затем он подозвал стражу, которая привела пленного корабельного мастера.

– Ты, – сказал он генуэзцу. – Ты построишь нам флот. Ты построишь его лучше, чем для своих прежних хозяев. И за это я дарую тебе не только золото и почет, но и то, чего у тебя никогда не было бы в Генуе – свободу творить и новый дом для твоей семьи.

Вечером, во дворце, он собрал своих сыновей. Он рассказал им о своем решении.

Орхан был в восторге. Новые корабли! Новые битвы! Новая, славная война!

– Отец, позволь мне! – взмолился он. – Позволь мне пойти с Самсой Чавушем! Я хочу научиться этому искусству!

Алаэддин же был задумчив.

– Флот – это не только корабли, отец, – сказал он тихо. – Это верфи, которые нужно построить. Это порты, которые нужно укрепить. Это налоги, которые нужно собрать, чтобы содержать все это. Это торговые договоры с теми, кто будет продавать нам лес и смолу. Это целая наука, которая потребует не меньше усилий, чем самая большая война.

Осман посмотрел на своих сыновей. На огонь и воду. На меч и разум.

– И снова вы оба правы, – сказал он. – И поэтому вы оба получите свою часть этой великой задачи. Орхан, ты отправишься с Самсой Чавушем в море. Ты будешь учиться искусству морского боя. Ты станешь нашим мечом на воде. А ты, Алаэддин, останешься здесь. Ты будешь работать с нашими казначеями и купцами, чтобы найти деньги на этот флот. Ты станешь нашим умом на берегу. Одно крыло нашей державы будет в море, другое – на суше. И только вместе вы сможете поднять ее над волнами.

Он посмотрел на их лица. На восторженное лицо Орхана, жаждущего приключений. И на серьезное, почти мрачное лицо Алаэддина, осознавшего всю тяжесть непосильной, на первый взгляд, задачи, возложенной на него.

Великая гонка за владычество на море началась. И она должна была либо навсегда объединить братьев в общем деле, либо окончательно развести их по разным путям.

Глава 5. Ропот старого волка

Новая жизнь, закипевшая в Бурсе, была похожа на бурлящий котел. Город менялся на глазах. Вместо привычного перезвона кузнечных молотов, ковавших мечи, теперь с утра до ночи со стороны порта доносился оглушительный стук тысяч других молотков – это на верфях, заложенных Османом, рождался будущий флот.

Улицы, еще недавно говорившие лишь на тюркском и греческом, наполнились гортанным говором генуэзских мастеров, которых Султан переманил на свою службу.

В караван-сараях теперь чаще говорили не о цене на коней, а о цене на корабельный лес, смолу и заморское железо. Все вокруг пришло в движение, но это было новое, незнакомое и тревожное движение для тех, кто привык жить по законам степи.

Первым эту тревогу в полной мере ощутил Бамсы-бей. Его могучее, простое сердце не понимало и не принимало этой новой войны. Он с тоской смотрел, как его лучшие молодые воины, гордость племени Кайы, вместо того чтобы упражняться в джигитовке и стрельбе из лука, учатся грести на веслах под насмешливые окрики пиратов Самсы Чавуша.

Он видел, как казначеи Султана, присланные умником Алаэддином, забирают у племен каждую десятую овцу и каждый десятый мешок зерна не на подготовку к священному походу, а на покупку заморских диковинок. Ропот, который он все чаще слышал от своих старых боевых товарищей, был лишь громким эхом его собственных мыслей.

Вечером, в его большом шатре, собрались ветераны, седобородые волки, прошедшие с Османом огонь и воду.

– Бамсы-бей, что происходит? – говорил один из них, чье лицо было исполосовано шрамами. – Я отдал в воины Османа-бея двух своих сыновей, чтобы они стали всадниками, как их дед! А теперь их учат плавать, как греков! Их заставляют грести на веслах, как рабов! Мы – народ коня! Наша сила в наших луках и наших стрелах! Султан делает из нас рыбаков!