Чужой сон

Квант М.

Чужой сон

Глава 1: Пробуждение в коже другого

Первым пришло сознание – острое, колючее, как осколок стекла. Оно прорезало привычную вату небытия, но не принесло с собой ничего, кроме густого, липкого ужаса. Потому что вторым пришло понимание: это не его тело.

Марк – он был почти уверен, что его зовут Марк – лежал неподвижно, вжавшись в матрас, и старался дышать как можно тише, будто от этого зависела его жизнь. Возможно, так оно и было. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухими, неровными ударами в висках. Руки, чужие, тяжелые и волосатые, лежали на одеяле, не повинуясь ему. Он скомандовал пальцам пошевелиться. Прошла мучительная секунда, и тогда толстые, незнакомые пальцы медленно, с скрипом, будто давно не смазанные суставы, согнулись.

Он зажмурился – и снова открыл. Картина не изменилась.

Потолок. Низкий, выкрашенный в грязновато-белый цвет, с трещиной, извивавшейся по штукатурке, как высохшее русло реки на карте. Люстры не было, лишь торчал из потолка оголённый провод с тёмным основанием патрона. Воздух пах пылью, остывшим сигаретным дымом и чем-то кисловатым, съедобным – может, вчерашними щами или расстроенным желудком.

Он лежал на спине и боялся пошевелиться, боялся даже перевести взгляд, потому что мир, который должен был быть знакомым и предсказуемым, рассыпался, как подгнившая ткань. Его мир. Который был вчера. Каким он был? Обрывок всплыл в памяти: стёкла высотного здания, залитые заходящим солнцем, вкус кофе с корицей, женский смех… Всё уплыло, растворилось, оставив после себя лишь щемящее чувство потери и имя – Марк.

Сейчас же было только это: чужая кожа, чужая постель, чужой потолок.

Собрав всю свою волю – ту, что осталась, ту, что была его, а не этого грузного, незнакомого тела – он медленно, позвонок за позвонком, приподнялся на локтях.

Комната. Маленькая, захламлённая. На стуле у окна гора немытой одежды. На тумбочке – пепельница, доверху забитая окурками, пустая бутылка из-под пива, мобильный телефон старого образца, с крошечным экранчиком. Окно было завешено шторой из тёмной ткани, но по краям пробивался жёсткий утренний свет, резанувший по глазам. Голова отозвалась тупой, набухающей болью. Похмелье. Но не его. Его голова никогда так не болела. Его тело никогда не было таким… старым.

Он посмотрел на свои руки – широкие ладони, короткие пальцы с обкусанными ногтями, вдавленным в кожу ободком от обручального кольца. Он поднёс их к лицу, повертел, ощущая холодок отчуждения. Потом, преодолевая сопротивление мышц, дотронулся до щеки. Щетина. Жёсткая, седая щетина. Он провёл ладонью по лысеющей макушке, по толстой, короткой шее.

«Не я, – лихорадочно застучало в висках. – Это не я».

Паника, сдерживаемая до сих пор, рванула наружу. Он сорвался с кровати, споткнулся о брошенные на пол ботинки и почти ползком добрался до двери. Она вела в маленькую, узкую прихожую. Справа – другая дверь. Ванная. Он ввалился внутрь, нащупал выключатель. Зашипела, помигала и загорелась люминесцентная лампа, отбрасывая мертвенный, синеватый свет.

И тогда он увидел Его.

В маленьком, потёртом зеркале над раковиной на него смотрел незнакомец. Мужчина лет пятидесяти, с одутловатым, обрюзгшим лицом, мешками под глазами и крупными порами на коже. Следы былой мужественной красоты тонули в жире и усталости. Светлые, почти белые брови нависали над маленькими, голубовато-серыми глазами, в которых застыл животный, неосознанный ужас. Тот же ужас, что клокотал сейчас внутри Марка.

Он дотронулся до зеркала. Холодное стекло. Незнакомец в ответ тоже поднёс руку. Их пальцы встретились, разделённые поверхностью, но ощущение было таким реальным, что Марк дёрнулся назад.

«Это я, – пытался он убедить себя. – Смотри. Я поднимаю руку. И он поднимает. Я открываю рот…»

Зеркальный двойник беззвучно повторил движение.

Глухой стон вырвался из груди Марка – из груди этого мужчины. Чужой голос, хриплый, прокуренный. Звук, которого он никогда раньше не слышал и который теперь принадлежал ему.

Он упёрся руками в раковину, стараясь не смотреть в зеркало, стараясь просто дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Это сон. Кошмар. Самый яркий, самый подробный в его жизни. Сейчас он проснётся в своей постели, в своей квартире, со своей женой… Жена? Ещё один обрывок: тёмные волосы, пахнущие кокосом, родинка на ключице… Имя? Имя ускользало, как скользкая рыба в мутной воде.

Он прямо-таки поймал себя на том, что ждёт пробуждения. Ждёт, что мир дрогнет, расплывётся и сложится заново в правильную, привычную картинку. Но краны на раковине были холодными и твёрдыми. Плитка под босыми ногами – липкой и прохладной. Запах в комнате – затхлым и реальным. Это не уходило.

Сон наяву? Помешательство? Может, он сошёл с ума? Или умер, и это ад? Но ад должен быть огнём и скрежетом зубовным, а не маленькой, замызганной квартиркой в панельной девятиэтажке где-то на окраине города, который он, возможно, никогда не видел.

Ему нужно было понять. Узнать. Собрать информацию, как крупицы золота в песке. Он снова посмотрел на себя в зеркало. В глазах незнакомца уже не было чистой паники. Её сменила отчаянная, холодная решимость.

Он обыскал ванную. Старая пластмассовая полка для принадлежностей: лезвия «Жиллет», помазок с вылезшей щетиной, почти пустой тюбик дешёвой зубной пасты, антиперспирант-спрей. Ничего личного. Ничего, что могло бы что-то рассказать.

Вернулся в спальню. Его взгляд упал на телефон на тумбочке. Кнопочный. Динозавр. Сердце – нет, сердце этого тела – ёкнуло от надежды. Телефон. Связь с миром. С прошлым. С собой.

Он взял аппарат. Пластик был тёплым, потёртым. Большим пальцем – чужим пальцем – он нажал на кнопку включения. Экран загорелся зелёным светом. Батарея почти полная. Ни пропущенных вызовов, ни новых сообщений. Время: 07:34. Четверг. Четверг? А какой день был вчера? Понедельник? Вторник? Он не помнил.

Он зашёл в меню «Контакты». Записей было немного. «Ма», «Нач», «Бригада», «Саня», «Жена», «Тёща». Имена, ничего не говорившие ему. Он ткнул в «Жену». Палец замер над кнопкой вызова. Что он скажет? «Привет, это я, твой муж, только я не знаю, кто я и как меня зовут»? Ему бы не поверили. Вызвали бы скорую. Психиатров. Или просто послали бы, решив, что это дурацкая шутка.

Он отложил телефон. Нужно было искать дальше.

Одежда на стуле: заношенные джинсы, клетчатая рубашка, толстовка с каким-то логотипом. В карманах джинсов – смятая пачка сигарет «Беломорканал», зажигалка, несколько монет, ключи. Ключи! Два ключа на стальном кольце. Один, похоже, от этой квартиры. Второй – поменьше, возможно, от почтового ящика или рабочего шкафчика.

Он одел эти чужие штаны, эту чужую рубашку. Ткань грубая, пахнущая табаком и потом. Он нашел носки, стоптанные ботинки. Одевание далось с трудом, будто он заново учился управлять конечностями.

Следующая цель – остальная квартира. Он вышел в прихожую. Кроме двери в ванную и спальню, была ещё одна, закрытая, и арка, ведущая в крохотную кухню. Он открыл закрытую дверь. Кладовка. Забита хламом, старыми чемоданами, банками с консервацией.

Кухня оказалась царством уныния. Старая газовая плита, холодильник, гудевший, как взлетающий истребитель, стол с облезлой клеёнкой. На столе – опять пустая бутылка, грязная тарелка, пачка соли. Он открыл холодильник. Внутри пахло одиночеством. Полбуханки чёрствого хлеба, кусок колбасы, пачка масла, несколько банок пива. На дверце – баночка с горчицей и бутылка с желтоватой жидкостью, похожей на самогон.

На стене висел календарь с изображением котёнка. Месяц – май. Числа были перечёркнуты вручную до семнадцатого. Сегодня должно быть восемнадцатое. Май. А какой был месяц… там? В его прошлой жизни? Он не помнил. Воспоминания о «до» были как сцены из чужого кино: яркие, но лишённые контекста, запаха, тактильных ощущений.

Он подошёл к окну на кухне, раздвинул занавески. Вид открывался стандартный: пять таких же серых девятиэтажек, образующих замкнутый двор-колодец, детская площадка с ржавыми качелями, несколько кривых деревьев. Где-то вдалеке – магистраль, слышен был гул машин. Ничего знакомого. Совсем ничего.

Отчаяние снова накатило, холодной, солёной волной. Он был в ловушке. В ловушке чужого тела, чужой жизни, в чужом городе. И единственный, кто знал об этом, – это он сам.

Его взгляд упал на старый телефонный аппарат, висевший на стене на кухне. Рядом с ним, на клочке бумаги, написанный от руки шариковой ручкой номер телефона и слово «Дима».

Дима. Ещё одно имя. Не из списка в телефоне.

Марк снял трубку. Гудок. Он набрал номер. Рука дрожала. Он приложил трубку к уху – к чужому уху – и замер, слушая длинные гудки.

– Алло? – раздался на том конце хриплый, сонный голос. – Кто это?

Марк молчал. Язык не повиновался. Что сказать? Кто он?

– Алё! Слышишь меня? Кто звонит? – голос стал раздражённым.

– Это… – наконец выдавил Марк. Чужой голос прозвучал неестественно громко в тишине кухни. – Это я.

Пауза.

– Серега? Ты это? Чего так рано? Ты в своём уме? Ты же в ночную смену должен был, тебя ещё час назад снять должны были.

Серега. Сергей. Значит, этого мужчину зовут Сергей. Он – Сергей. По крайней мере, на сегодня.

– Да, я, – стараясь говорить как можно меньше, скопировал он хрипловатый тембр. – Всё нормально.

– Чего «нормально»? – Дима на другом конце провода фыркнул. – Забыл, что ли? Сегодня же расчёт. Прораб искал тебя, злой как собака. Говорит, если ты к восьми не появишься, чтоб тебя искали с собаками. Ты где?

Работа. Строительство? Ночная смена. Прораб. Кусочки мозаики складывались в смутную, но понятную картину. У этого тела, у Сергея, была жизнь. Работа, которая ждала его прямо сейчас.

– Я… я задерживаюсь, – промямлил Марк.

– Да тебя убьют, мужик! – Дима почти закричал. – Быстро выдвигайся! Я уже одеваюсь, выезжаю. Встречаемся на проходной, как обычно. Понял?

– Понял, – сказал Марк-Сергей.

– Давай, не подведи.

Трубка бросила короткие гудки. Марк стоял, всё ещё сжимая в руке пластиковый корпус. У него было направление. Цель. Он не мог сидеть в этой квартире и ждать, пока мир сжалится над ним. Мир, очевидно, этого делать не собирался. Он должен был двигаться. Идти на работу. Быть Сергеем. Потому что другого выхода не было.

Возможно, там, на стройке, он найдёт ещё какие-то ответы. Или, по крайней мере, отвлечётся от всепоглощающего ужаса своего положения.

Он нашёл в прихожей потрёпанную кожаную куртку, сунул в карман телефон, ключи, сигареты. Посмотрел в зеркало в прихожей, в маленькое, кривое. Незнакомец Сергей смотрел на него усталыми, ничего не выражающими глазами. Марк попытался придать этим глазам твёрдость, решимость. Получилось плохо.

«Ладно, Сергей, – мысленно сказал он своему отражению. – Поехали. Покажем твоему прорабу, кто тут главный».

Выйдя на лестничную площадку, он запер дверь на ключ. Действие было простым, автоматическим, но именно его простота и обыденность заставила сжаться всё внутри. Он совершал действия, которые совершал этот человек, вероятно, тысячи раз. Он входил в его рутину. Становился им.

Дом действительно оказался панельным, девятиэтажным. Лифт не работал. Пришлось спускаться пешком. На площадке третьего этажа он столкнулся с пожилой женщиной с сеткой-авоськой, полной продуктов.

– О, Серёж, здравствуй, – козлино, на высокой ноте пропищала она. – С работы уже?

Марк замер, застигнутый врасплох. Она знала его. Вернее, знала это тело.

– Нет… то есть да, – спутался он. – Только пришёл.

– А я думала, ты в ночную, – женщина с любопытством его оглядывала. – Ты чего это такой помятый? Опять бухал?

– Нет, что вы… – он потупил взгляд, стараясь изобразить виноватость. – Голова болит.

– То-то оно видно, – фыркнула соседка и потащила свою авоську дальше вверх.

Сердце колотилось. Он прошёл первый уровень проверки. Выдал себя за Сергея. Но это был лишь первый, случайный тест. Впереди был целый мир, полный людей, которые знали этого человека. Его новую оболочку.

Он вышел на улицу. Утро было прохладным, пахло бензином и пылью. Солнце слепило глаза, привыкшие к полумраку квартиры. Он постоял минуту, озираясь. Нужно было найти стройку. Но где она? Дима сказал «как обычно». Но что это значит? Куда идти?

Он достал телефон Сергея. В меню «Вызовы» был список последних входящих и исходящих. Он нашёл номер Димы и отправил сообщение: «Где встреча? Я вышел».

Ответ пришёл почти мгновенно: «Ты что, обкурился? На остановке, конечно. Жду 5 мин».

Остановка. Он оглядел двор. С одной стороны двора был въезд, арка. Он пошёл туда. Его шаги были неуверенными. Это тело было тяжелее его собственного, движения – более размашистыми, грубыми. Он чувствовал, как болят мышцы ног и спины – последствия ночной смены, которую отстоял этот Сергей.

Из арки он вышел на улицу. Слева была остановка общественного транспорта. Рядом с ней стоял мужчина лет тридцати, в такой же рабочей одежде, курил. Увидев Марка, он помахал рукой.

– Давно жду! Иди уже, шевелись!

Марк подошёл, стараясь идти вразвалочку, как, по его представлениям, должен был ходить Сергей.

– Ты чего такой зелёный? – прищурился Дима. – Точно бухал?

– Да нет, – буркнул Марк. – Не выспался просто.

– Ладно, пошли, а то опоздаем. Автобус щас подойдёт.

Они сели в подъехавший старенький автобус. Дима болтал без умолку о работе, о прорабе, о каких-то планах на выходные. Марк кивал, мычал что-то в ответ, выуживая из этой болтовни крупицы информации. Стройка была где-то на выезде из города, возводили новый жилой комплекс. Сергей работал крановщиком. Крановщиком! Марк с ужасом представил, что ему придётся управлять многотонной махиной, о которой он не знал ровным счётом ничего.

– Ты сегодня на механизме, – сказал Дима, словно читая его мысли. – Только, смотри, не засыпай там. А то вчера чуть бадью не уронил на новеньких.

Вчера. Значит, сознание Сергея всё же было в этом теле вчера? Оно работало, жило своей жизнью. А куда девалось тогда? И где было его, Марково, сознание? Вопросы крутились в голове, не находя ответа.

Стройплощадка встретила их гулом машин, визгом болгарок, запахом бетона и металла. Всё было серым, пыльным, хаотичным. Дима куда-то исчез, а Марка схватил за рукав коренастый, краснолицый мужчина в каске и оранжевой жилетке.

– Серегин! Ты где шлялся? Я тебе не говорил, к восьми быть? На часах без пятнадцати девять! Контора полчаса как работает!

– Простите, Иван Петрович, – автоматически, подобострастно сказал Марк, угадав в этом человеке прораба. – Трамвай сломался.

– Не грузи! – отрезал прораб. – Быстро на свой кран. Разгрузка фур с панелями идёт. Координаторы уже ругаются. Да смотри у меня! Один косяк – и последний расчёт получишь. Понял?

– Понял, – кивнул Марк и побрёл туда, куда показал прораб.

Башенный кран возвышался над площадкой, как огромный металлический паук. Подняться предстояло по вертикальной лестнице в узкой, открытой со всех сторон шахте. Вид с земли вызывал приступ акрофобии. Ноги стали ватными.

Он никогда не боялся высоты. Но сейчас, в этом неуклюжем, непослушном теле, перспектива карабкаться на десятки метров вверх казалась безумием.

Но выбора не было. Стиснув зубы – чужие зубы – он начал подъём. Каждый шаг отзывался дрожью в мышцах. Ветер раскачивал конструкцию. Он не смотрел вниз, глядя только на перекладины лестницы перед своим лицом. Чужие руки, сильные, жилистые, цепко хватались за железо.

Наконец он добрался до кабины. Маленькое, застеклённое помещение, заставленное рычагами и кнопками. Панель управления выглядела как пульт звездолёта из плохого фантастического фильма. Он сел на сиденье, закрыл за собой дверцу. Снизу донёсся крик через рупор: «Серегин! Давай, работаем! Левая стрела, кран четыре, захватывай панель!»

Марк смотрел на рычаги. Он понятия не имел, что делать. Паника, которую он сдерживал всё утро, снова поднялась комом в горле. Сейчас всё раскроется. Его выставят сумасшедшим, уволят, арестуют… или он действительно что-нибудь уронит и кого-нибудь убьёт.

Он закрыл глаза. «Пожалуйста, – мысленно взмолился он кому-то, чему-то. – Я не знаю, кто ты. Но помоги. Дай мне знать, что делать. Сделай так, чтобы это тело вспомнило».

И произошло нечто странное. Его пальцы – пальцы Сергея – сами легли на рычаги. Мускулы руки напряглись, совершили едва уловимое, привычное движение. В ушах отозвался низкий гул механизмов. Он открыл глаза и увидел, как огромный крюк пополз влево, к крану, с которого уже свисала многоподъёмная стропа. Его руки работали сами. Тело помнило. Оно знало свою работу на уровне мышечной памяти, глубоко в подкорке, куда не могло добраться даже такое чудовищное вмешательство, как вселение чужого сознания.

Облегчение, сладкое и головокружительное, волной прокатилось по нему. Он не управлял процессом. Он был пассажиром в собственном теле, наблюдателем. Его задача была лишь сидеть и не мешать.

Он наблюдал, как крюк цепляет многотонную бетонную панель, как она отрывается от земли и начинает медленное, величавое движение по площадке. Это было гипнотически. Монотонная, ритмичная работа. Рычаги, педали, кнопки. Тело выполняло свою программу.

Это дало ему передышку. Возможность думать. Анализировать.

Это не сон. Сны так не работают. Они не передают с такой точностью чувство холода металла, запах солярки, боль в натруженных мышцах.

Это не сумасшествие. Безумец не сомневается в своём безумии. Он уверен в реальности своих галлюцинаций. Марк же сомневался. Он видел абсурдность ситуации и понимал её.

Что же тогда? Научный эксперимент? Похищение инопланетянами? Неизвестная болезнь? Магия?

Ни одна из версий не казалась удовлетворительной. Но факт оставался фактом: он, Марк (и он всё больше уверялся в этом имени), проснулся сегодня утром в теле некоего Сергея, крановщика, семейного мужчины, выпивохи, проживающего в спальном районе неизвестного города. И он управлял краном с помощью автономных рефлексов этого тела.

Он провёл так несколько часов. Работа была тяжёлой, монотонной. Тело уставало, просилось курить. Он нашёл в куртке Сергея пачку, прикурил от зажигалки. Горький, крепкий дым обжёг лёгкие – чужие лёгкие, привыкшие к этой отраве. Голова закружилась. Это было отвратительно, но одновременно… успокаивающе. Ритуал. Ещё один кусочек чужой жизни.

Во время короткого перерыва, спустившись вниз, чтобы выпить чаю из общего бака, он стал невольным свидетелем разговора двух рабочих.

– …да я тебе говорю, вчера в новостях показывали, – говорил один, помешивая сахар в кружке. – Опять этот бизнесмен, с крыши своего офиса выпал. Ну, тот, который пару недель назад в кому впал, а потом очнулся и как ни в чём не бывало.

– Ну и? – лениво поинтересовался второй.

– А то, что очнулся – и сразу на крышу рванул. Сказал охранникам, что ему воздухом подышать надо. Те отвернулись на секунду – а он уже вниз летит. Месяц как чокнутым был, все говорили.

– Кого жалко, этих олигархов, – буркнул второй рабочий и отошёл.

Марк замер с кружкой в руке. Лёд тронулся в его жилах. Бизнесмен. Кома. Странное поведение. Самоубийство. В его памяти всплыл обрывок: стёкла высотного здания, залитые солнцем. Было ли это его воспоминанием? Или… воспоминанием того бизнесмена?

Мысль была чудовищной, не укладывающейся в голове. Но она была единственной, которая имела хоть какой-то смысл.

А что, если он не первый? Что, если кто-то… или что-то… переселяет сознание из тела в тело? И предыдущий «пассажир» не выдержал и свел счеты с жизнью? А теперь очередь за ним?

Рука его задрожала, горячий чай расплескался на ботинок. Он не заметил.

Это была не случайность. Это была система. Злой рок. Или чей-то злой умысел.

Кто-то специально «переселял» его.

Целый день он работал на автопилоте, а его разум лихорадочно пытался осмыслить новую реальность. К вечеру, когда смена подошла к концу, его вызвал к себе в бытовку прораб Иван Петрович.

– Ну что, Серегин, – сказал он, протягивая конверт. – Расчёт. Ты сегодня в норму уложился, молодец. Только с утра больше не опаздывай. И с лицом своим что-нибудь сделай, на покойника похож.

Марк взял конверт. Внутри хрустели купюры. Зарплата. Зарплата Сергея.

– Спасибо, – хрипло сказал он.

– Иди отдыхай. Завтра в первую смену.

Он шёл обратно к автобусной остановке с Димой, который снова болтал без умолку. Марк уже не слушал. Он сжимал в кармане конверт с деньгами и ключи от чужой квартиры. У него были деньги. Было место, где можно переночевать. Было тело, которое знало, как добраться до дома.

Но что будет завтра?

Этот вопрос мучил его больше всего. Проснётся ли он снова в теле Сергея? Или окажется в другом человеке? В женщине? В старике? В ребёнке? Или, может, его сознание просто растворится, как у того бизнесмена, и Сергей вернётся в своё тело, ничего не подозревая?

Дима уехал на своём автобусе. Марк остался один на остановке. Вечерело. Фонари зажглись тусклым жёлтым светом. Он достал телефон Сергея. Батарея садилась. Он посмотрел на список контактов. «Жена». Ему нужно было вернуться в ту квартиру. К той женщине. Играть роль мужа. Это казалось задачей непосильной.

Он медленно побрёл обратно, во двор. Поднялся по лестнице – лифт так и не починили. Постоял у двери, слушая тишину за ней. Потом вставил ключ в замок и повернул.

В квартире пахло едой. Из кухни доносился стук посуды. На вешалке в прихожей висело женское пальто.

– Это ты, Серёж? – донёсся из кухни женский голос. Усталый, плоский. – Иди мой руки, щи на столе.

Марк молча снял ботинки, повесил куртку. Он прошёл в ванную, умылся холодной водой, глядя в глаза незнакомца в зеркале. В них теперь был не только ужас, но и тяжёлое, неподъёмное понимание. Одиночество. Вселенское, абсолютное.

Он вышел на кухню. За столом сидела женщина. Лет сорока пяти, с уставшим лицом и красивыми, когда-то, глазами. Она разливала по тарелкам щи.

– Ну как ты? – спросила она, не глядя на него. – Устал?

– Да, – сел он за стол. – Нормально.

Они ели молча. Звук ложек о тарелки казался оглушительно громким. Он чувствовал на себе её взгляд. Скрытый, оценивающий.

– Деньги получил? – наконец спросила она.

Он кивнул, достал из кармана конверт, положил на стол. Она взяла его, не считая, сунула в ящик стола.

– Тёща звонила, – сказала женщина. – Просила в воскресенье помочь с дачей. Поедешь?

– Надо будет – поеду, – уклончиво ответил он.

Она снова посмотрела на него пристально.

– Ты сегодня какой-то странный, Серёж. Как будто не здесь.

«Я и не здесь, – подумал он с горькой иронией. – Я очень далеко отсюда. И я даже не знаю, где это «здесь»».

– Устал, – повторил он. – Голова болит.

Она вздохнула и больше не расспрашивала.

После ужина он помыл посуду, стараясь делать всё медленно, вникая в ритм этого дома. Потом сел в зале на диван, включил телевизор. Шла какая-то комедия. Он не смеялся. Он смотрел на экран и не видел его.

Жена – её звали Наташа, как он выяснил из её разговора с кем-то по телефону – ушла в спальню. Он остался один в синем мерцании экрана.

Страх постепенно сменялся леденящей душу апатией. Что он мог сделать? Куда бежать? Кому рассказать? Ему бы не поверили. Заключили бы в психушку. Или, что ещё хуже, он мог бы навредить этому телу, этой жизни, в которую его забросило.

Он был заложником. Пленником в самой надёжной тюрьме – внутри чужой плоти.

Поздно вечером он лег в кровать рядом с Наташей. Она уже спала, повернувшись к нему спиной. Он лежал на спине и смотрел в потолок, в ту самую трещину, с которой началось его утро.

Он думал о том бизнесмене. О том, почему тот спрыгнул с крыши. Может, он тоже пытался бороться? Искать ответы? И наткнулся на что-то такое, что не смог вынести? Или просто сломался от безысходности?

Марк сжал кулаки под одеялом. Нет. Он не сломается. Он будет бороться. Он должен понять правила этой игры. Кто его ведёт? И главное – зачем?

Он зажмурился, пытаясь силой воли вернуть свои воспоминания. Имя. Своё настоящее имя. Профессию. Адрес. Лицо жены. Что-то ещё, что-то важное…

Но в ответ была лишь пустота. Тёмная, бездонная дыра. Его прошлое было стёрто. Оставалось только настоящее. Чужая квартира. Чужая жена. Чужое тело.

Он не знал, что будет завтра. Но он знал одно: это только начало. Первый день в коже другого.

Усталость окончательно сморила его. Дыхание Наташи было ровным и спокойным. За окном проехала машина, луч фар на мгновение скользнул по потолку и пропал.

Марк закрыл глаза и погрузился в беспокойный, чужой сон.

Глава 2: Сигнал в пустоте

Сознание вернулось не резким осколком, а медленным, тягучим всплытием со дна тёмного, бездонного омута. Не было ни паники, ни удара сердца в горле. Был лишь тяжёлый, свинцовый покой и странная, вибрирующая легкость в конечностях.