Хартия Теней

– Отменно, госпожа! – закивал он и уже через минуту вывел снаряжённую кобылу.

Амелия села в седло и направилась на вулканическое плато. Путь был долг и небезопасен: тропа петляла сквозь высокие леса, накрытые плотной кроной, лунный свет терялся в зелени. Факелы здесь не любят – с ними ты, как свеча на блюде, для любой местной твари. Амелия вынула из сумки метательные ножи, пару коротких бомб и флакон «зелья ночного волка» – оно будило все пять чувств до предела. Выпив, она сразу поняла: вокруг жизнь – белки скачут по ветвям, где-то дальше бродят лисы и волки. Опасности – рядом нет.

Амелия – персона редкая, с которой легенды уживаются охотнее, чем биографии. Из древнего дворянского рода давно распавшейся империи; когда-то у неё было всё – земля, власть, семья, цель. Теперь – видения, что возвращаются, как лихорадка. Она помнила, как утопила в крови целый город; не помнила – что у неё были муж и ребёнок. Помнила герб – и никого, кто стоял за ним. В ней жили две женщины: одна знала манеры и иногда ими пользовалась; другая подменяла смысл яростью и холодной решимостью. Она владела любым оружием так, будто тренировалась с ним жизнь – даже если брала его, как казалось, впервые. Стихия? Да. Какая – решали обстоятельства. Несомненно одно: красота её не требовала милости зрителя; рост средний, линии безупречные, длинные ноги и шея, белая кожа с персиковым отливом, кошачьи черты лица – и глаза, в которых отражались ответы, прежде чем прозвучали вопросы.

Несколько дней пути – и лес кончился. Открылись вулканические кратеры. Это была окраина мира: людей здесь почти не было. Земля молодая – рождённая постоянными извержениями подводных вулканов, которые накидывали породы на океанское дно и выталкивали горы. У подножий жили горстки ремесленников – варили вулканическую соль. Остальные – рыли норы и днём прятались, вылезая ночью. Дом Амелии стоял на вершине одной из гор: светлый, при этом закрытый, в асимметрии прямых линий – как формула, выписанная рукой упрямого архитектора.

Поднимаясь по извилистой дороге через ухабы и острые камни, она уловила чужой запах – не отсюда. Меч вышел из ножен сам собой; выглянув из-за угла, увидела разодетого гонца с нелепым красным пером на шляпе. Меч исчез; в ладонях – два коротких клинка. Рывок, кувырок – и резкие, уверенные полосы по ногам. Парень рухнул на колени и заорал.

– Стой! Меня прислал Карл де Валуа!

– Не знаю такого. Прощайся с жизнью.

– Письмо! Просто прочти письмо!

Жак, дрожа, вытащил конверт и заслонился им, как щитом. Печать – та самая, четырёхликая, крылатая – вспыхнула внутренним светом. Из письма потянулись дымные клубы, в которых рождались и гасли очертания, а невнятный шёпот шуршал, как песок. «Жуткое зрелище», – успел подумать гонец. Амелия рухнула – и провалилась в чёрный, как обсидиан, сон.

Она пришла в себя ночью; луна спряталась за пасмурь, темнота стала гуще. Воспоминания пошли лавиной. Вспомнила себя при графе де Валуа – всё: тёмные дела и светлые, интриги и склоки, без которых земля дышать не умеет, кровь и дисциплину. Поняла природу своей силы: хозяин, даже отпустив, держал на виду, как человек держит на ладони нож – не чтобы резать, а чтобы помнить, что он есть.

– Говори, гонец, – произнесла тихо, и в голосе её было железо. – Зачем он послал тебя за мной?

– Да, госпожа! – Жак сглотнул. – Грядут тёмные времена. Краски сгущаются над континентом. Призраки прошлого подбираются к его светлости Карлу де Валуа. Больше… увы… не могу. Он желает посвятить вас лично.

– Смотри мне в глаза, когда я говорю с тобой, смерд, – её голос не повышался, но камни слышали.

– Простите. Граф предупреждал: с вами – осторожнее.

– Ты, видимо, не понимаешь – почему. По его приказу я стирала с карты целые кварталы магов. Эти руки, – она подняла ладони, – забрали сотни жизней и искалечили тысячи. Мы били тех, кто вообразил себя выше остальных; мы были их ночным кошмаром. Когда долго убиваешь, душа трескается. Даже если ты шёл по долгу – от прежнего тебя остаются обрывки.

Грохотнул вулкан; рассвет стал невероятным: серый пепел вспыхнул в лучах солнца красно-розовым, склоны окрасились пурпуром, воздух загудел – прекрасное и прозаичное зрелище, в котором у человека отнимают слова.

– Вставай. Уходим, – сказала она.

– Госпожа… вы перерезали мне ноги. Я не могу идти.

– Райхил, – шепнула она, и раны затянулись чисто и быстро. – Я вылечила. Шрамы останутся. Хочешь гладкость – проси своего господина.

– Благодарю, – Жак вскочил в седло.

– Дальше – каждый своей дорогой. Я найду его сама. И пришпорь: пепел уже идёт, – добавила она.

Гонец умчался. Амелия неспешно вошла в дом и, оглянувшись, произнесла:

– Аутбоут.

Пепел и лава, должно было, обтекут дом, как вода камень. Она собрала вещи, и теперь всё обрело смысл: корни мандрагоры, яд иглобрюха, кровь бабочек, мышиное молоко, редкие смолы, стеклянные ампулы – не нелепая кладовка, а библиотека решений. Всплыли заклятия, связки, приёмы – память возвращалась, как море на приливе. Она раскрыла портал и шагнула – прямо в Фаель, накрытый пеплом. Улицы, дома, деревья – в серой муке; воздух пах газом и серой; гул стоял непрерывный, будто сам город дышал через маску.

Она хотела проститься с Эмитом. Не потому, что сентиментальна, – в прошлом у неё на это не было времени, – а потому, что понимала: без её тени над дверью он долго не протянет. Стоя у входа, на секунду позволила себе грусть. «Спокойная» жизнь – слово для чужих людей – закончилась. Клинок сверкнул; на деревянной створке остался знак: пол-лика льва и пол-лика ворона. Видевшие этот герб обходят места стороной. Она открыла портал и исчезла.

Через некоторое время Эмит подошёл к лавке, увидел знак и понял: больше он её не увидит.

– Вставай. Уходим, – сказала Амелия.

– Простите, госпожа… вы порезали мне ноги. Я не могу идти.

– Райхил, – произнесла она. Раны затянулись, оставив тёмные шрамы. – Я вылечила ткани. Шрамы – проси у своего господина.

– Безмерно благодарен! – Жак вскочил в седло, ещё не веря ногам.

– Дальше – порознь. Я найду его сама. И пришпорь: пепел накроет быстро.

– Благодарю, госпожа! – Он рванул с места. Амелия неторопливо вошла в дом.

– Аутбоут, – сказала она, и дом будто накрыли невидимым колпаком: и пепел, и лава обойдут стороной. Она начала собирать вещи. С памятью вернулись смыслы – зачем в сундуках корни мандрагоры, яд иглобрюха, кровь бабочек, мышиное молоко; какие зелья они складывают; какие техники вспоминаются телом быстрее, чем умом.

И, прежде чем открыть портал, она на миг задержала ладонь над столом – словно вспоминала нечто важное, что должно быть записано здесь.

Полевой «лёр-док» Амелии (из памяти, что вернулась)

– Запомни, ведьма: магия не чудо, а бухгалтерия. Всё стоит чего-то, и с процентами.

Антикор. Васильковый порошок (корень василька, дикий латук, экстракт белладонны, ягоды остролиста, конопля). Впитывает следы чар и вспыхивает, если магия была – даже через годы. Не горит – значит, либо чисто, либо очень умно замаскировано. Побочка: сушит слизистые, ворует сон.

«Лисья ведьма». Живой полуразложившийся труп колдуньи, обросший рыжей шерстью; разум – на уровне инстинкта; умеет простые чары. Никогда не берёт глаза и щитовидную железу – если забраны эти части, ищи другую руку.

Гибрид («конструкт»). Два–три вида твари, сшитые волей мага. В природе не держатся вместе – значит, перед тобой продукт ремесла. Признак: разный «почерк» ран на одном месте преступления.

Печать Четырёх Ликов. Человек с копытами; по бокам – лев и вол; над ними – орёл; четыре крыла, два – прикрывают тело. Старый знак. Тянет не власть, а обязанность.

Ключевые формулы. Ов Кл Инг – тишинный взлом без следа. Акрон – гиперзаточка за счёт влаги (вода – как валюта). Райхил – чистое заживление плотских ран (шрам остаётся, чтобы помнили). Аутбоут – обход стихии (снять с себя внимание пепла, воды, огня – но не навсегда). Роунди – мелкий чин для предметов, не для людей: чинит, но не воскресит.

Цена. Любая крупная формула берёт жизнь – твою, чужую или отложенную. Не плати – заплатят те, кого любишь. Плати – и помни счёт.

– Если сомневаешься: сожги. Пепел – честнее следов.