Шепот Тьмы

Эш Веллтон

Шепот Тьмы

Шепот Тьмы

Глава 1. Шепот грехов

Шум Лондона был не просто звуком. Он был физической болью, разрывающей мозг на тысячи частей.

Каждый визг тормозов, каждый взрыв хохота из паба, каждый отрывок чужого телефонного разговора – все это обрушивалось на Кайла лавиной. Но хуже всего был Шепот. Тот самый, что полз из самых глубин человеческих душ, просачивался сквозь асфальт и кирпич, чтобы впиться в его сознание крючковатыми когтями.

…соврать начальнику, что проект готов…

…она точно меня обманывает, я вижу по глазам…

…хочу, чтобы он исчез, просто исчез навсегда…

Кайл стоял на краю крыши стометрового небоскреба, его пальцы судорожно сжимали холодный гранит парапета. Ветер, резкий и влажный, трепал его черные волосы и рвал дыхание из груди. Внизу раскинулся город – море огней, безумный, пульсирующий организм. Он ненавидел его. Ненавидел каждый его атом.

Первый удар был оглушительным. Не звуком, а чистым светом, выжигающим душу. Он не падал – его вышибли из Рая. Вырвали с корнем из сияния, из гармонии, из благодати. Воздух, который когда-то пел в его крыльях, теперь с рёвом рвал перья, обжигая кожу ледяным пламенем.

Причина. Она жгла его сильнее, чем само падение. Не мятеж. Не гордыня. Любовь. Запретная, непозволительная любовь к смертной девушке по имени Элария. Он был ее хранителем, призванным наблюдать со стороны, бесстрастным и немым стражем. Но как можно оставаться бесстрастным, видя, как она смеется, подставляя лицо солнцу? Как можно не вмешаться, видя нож в руке убийцы, направленный в ее сердце?

Он вмешался. Явил ей свою истинную природу, сияющую и ужасающую, чтобы отвести клинок. Он спас ее. А на рассвете за ним пришли.

Он не спорил. Он видел лицо Эларии, ее глаза, полные не страха, а благодарности и чего-то еще… чего-то, ради чего можно было упасть. И он падал.

Он зажмурился, пытаясь сконцентрироваться на чем-то одном. На физическом ощущении ветра на коже. На далеких огнях взлетающего самолета. На чем угодно, только бы не слышать.

На его запястье туго застегнутый браслет из черного, почти смоляного обсидиана. Артефакт. Подавитель. Он приглушал Шепот, превращая оглушительный рев в гул. Сегодня вечером он почти не работал. Браслет был стар, его сила иссякала, а пороки города, казалось, наоборот, цвели пышным цветом.

Второй удар. Земля. Жесткая, холодная, чужая. Он лежал в грязи на задворках этого нового мира, истекая не кровью, а самой своей сущностью. Его крылья, некогда гордость и символ благодати, были теперь обугленными, искалеченными напоминаниями о том, что он потерял. А потом пришел настоящий шок. Шепот. Он ворвался в его разум, как стая ядовитых змей, – миллионы голосов, полных злобы, зависти, похоти, мелочных страхов. Наказание за его проступок. Он променял тишину Рая на один-единственный чистый взгляд – и получил вечный адский хор. Он кричал, но его собственный крик потонул в этом гимне порока.

Еще один день. Еще одна вечность.

Иногда ему снилось, что он летит. Не падает камнем вниз, сбиваясь с карнизов и цепляясь за воздух, а парит. Что за его спиной не обугленные, болезненные культи, а те самые, сияющие крылья цвета грозового неба. Что в ушах не шепот грехов, а тишина. Благословенная, всеобъемлющая тишина. Тишина дома.

Он с силой тёр виски, стараясь прогнать образ. Воспоминания были еще одной формой пытки.

Его взгляд, привычно скользящий по улицам внизу, зацепился за что-то. Маленькое кафе на противоположной стороне. И за одинокую фигурку за столиком у окна.

Девушка. Лет семнадцати. В руках у нее был скетчбук, а взгляд был полностью поглощен линией, которую она выводила карандашом. Кайл видел таких тысячи. Мелькающие лица в толпе, ничего не значащие.

Но что-то было не так.

Он нахмурился, пытаясь понять. И затем до него дошло.

Тишина.

В радиусе десяти метров вокруг нее не было ни единого Шепота. Ни обрывка пошлой мысли от проходящего мимо курьера, ни ворчливого монолога официантки. Там, где была она, существовал небольшой, но абсолютно чистый пузырь тишины. Оазис.

Тишина. Как тогда, с Эларией. До того, как он открылся. Он стоял на страже, наблюдая за ней, и мир замирал. И тогда он совершил свою ошибку. Ошибку, которая называлась «любовь». Он явился ей, открылся, чтобы спасти. Он подарил ей жизнь, а сам получил изгнание. И вечный Шепот.

Кайл застыл, не в силах отвести взгляд. Он даже непроизвольно сделал шаг вперед, к самому краю пропасти, как будто мог стать ближе.

Она выглядела… обычной. Темные волосы, собранные в небрежный хвост, простые джинсы и свитер. Но в ее позе была сосредоточенность, а на лице – легкая улыбка, которой он не видел, кажется, целую вечность. Она была полностью погружена в свой мир. В созидание. А не в разрушение.

Он почувствовал странное, почти забытое щемящее чувство в груди. Тоска. Жажда. Жажда подойти ближе, вдохнуть этот чистый воздух, побыть в этой тишине.

Глупец, – немедленно прорычал в нем внутренний голос, грубый и испуганный. Она человек. Она такая же, как все. Ее тишина – обманка. Ловушка. Ты уже однажды заплатил за эту ошибку самой высокой ценой. Твоя любовь стоила тебе всего.

Он отвернулся, сжав кулаки. Его когти впились в ладони, причиняя привычную, ясную боль. Он не мог позволить себе этого. Никаких связей. Никакого интереса. Интерес вел к вниманию, внимание к смерти. Его или того, кто оказался рядом. Он уже проходил этот путь.

Правила выживания были высечены на его собственной шкуре и навсегда впущены в его душу.

С последним усилием воли он заставил себя отступить от края. Он бросил последний взгляд на огонек кафе, на склонившуюся над рисунком девушку, и развернулся, чтобы уйти. Вернуться в свое укрытие. Переждать эту ночь.

И в тот самый момент, когда он уже почти оторвался, из переулка прямо под ним, как ледяной нож, вонзился в его мозг одинокий, чистый мысленный крик. Крик абсолютного, животного ужаса.

«…НЕТ! ОТСТАНЬТЕ ОТ МЕНЯ! ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ!..»

Кайл замер. Он узнал этот «голос». Это была она.

Его тело напряглось прежде, чем мозг успел отдать команду. Инстинкт, выдолбленный тысячами лет службы, сжёг все доводы рассудка. Спасти. Защитить. Даже ценой собственного покоя. Даже ценой всего. Это было его проклятие и его суть.

Он окинул взглядом крышу, ища самый быстрый путь вниз. Его крылья, спрятанные под кожей, болезненно дрогнули.

Секунда колебания. Всего одна.

Правила. Безопасность. Одиночество. Не наступать дважды на одни и те же грабли.

Он услышал другой Шепот, на этот раз грубый, полный похоти и насилия, исходящий не из переулка. И еще один. Холодный, пустой, как глубины космоса. Шепот охотника.

Правила больше не имели значения. История повторялась. Он был дураком, готовым наступить на те же грабли. Снова. И он не мог остановиться.

С тихим рыком, который не звучал по-человечески, Кайл разбежался и прыгнул с крыши, направившись в сердце тьмы. Навстречу своему прошлому и, возможно, новой гибели.

Глава 2. Когти пустоты

Падение было не падением, а управляемым пике. Ветер выл в ушах, пытаясь заглушить бешеный стук его сердца и тот единственный, чистый крик, что резал его изнутри, как лезвие. Гравитация для Кайла была условностью, а не законом. Он рубил воздух, как торпеда, корректируя траекторию, целясь в узкую щель переулка, откуда лился ужас.

Его крылья, скрытые под тонкой тканью куртки, рвались наружу, напоминая о себе жгучей болью. Они ненавидели быть запертыми почти так же сильно, как он ненавидел их выпускать.

«…отойдите, пожалуйста, я ничего вам не сделала…»

«…ну что, красотка, кошелек быстро давай, и не ори…»

«…тише, сучка, а то хуже будет…»

Мысли нападавших были грубыми, примитивными, пропитанными алчностью и злобой. Но за ними, как ледяной фон, висел другой «шум». Полное отсутствие мысли. Пустота. Холодная, бездонная, целенаправленная. Охотник.

Кайл врезался в переулок, приземлившись на асфальт с глухим ударом, который отозвался трещиной в плитке под ногами. Он присел на корточки, мгновенно оценивая обстановку.

Их было двое. Крупные парни в капюшонах, с ножами. Они окружили девушку, прижавшуюся к кирпичной стене. Ее скетчбук валялся в грязной луже. И была третья фигура. Высокая, неестественно худая, она стояла в самом глубоком пятне тени, почти сливаясь с ней. От нее исходила та самая пустота.

– Эй, гниль! – голос Кайла прозвучал низко и хрипло, но в нем звенела сталь, отзвук власти, которую он когда-то имел. – Со мной вечеринка!

Громилы вздрогнули, развернулись. Их мысли сменились на удивление и злость.

«…чего?! Откуда взялся?..»

«…щелкнуть и его, заодно…»

Девушка – Лия – широко раскрыла глаза. В них был не просто страх, а шок. Шок от его внезапного появления, от той скорости, с которой он двинулся.

Кайл не стал ждать. Он рванул с места, и мир для него замедлился. Он не был воином, его сила была в скорости и защите. Первому нападавшему он нанес стремительный удар ребром ладони в запястье. Кость хрустнула, нож с звоном отлетел в сторону. Парень завыл, хватаясь за руку. Мысли его превратились в сплошную волну боли.

Второй замахнулся. Кайл уклонился, почувствовав, как лезвие рассекает воздух в сантиметре от его лица. Он поймал руку нападающего, провернул ее, и тот с криком рухнул на землю.

Все это заняло меньше трех секунд.

И тогда на него двинулась Тень.

Охотник вышел из темноты. Он был высоким, его движения были плавными, неестественными, как у паука. Его лицо было скрыто капюшоном, и из-под него виднелись только… ничего. Просто черные, пустые впадины.

Кайл отскочил, приняв защитную стойку. Он чувствовал ледяной холод, исходящий от существа.

– Уходи, – бросил он через плечо Лии, не отводя от охотника глаз. – Беги! Сейчас же!

Он не услышал ее шагов. Только учащенное, прерывистое дыхание.

Охотник атаковал. Он двинулся так быстро, что его фигура поплыла, превратившись в размытый силуэт. Ледяные когти, длинные и острые, как бритвы, выросли из его рук и рванули к горлу Кайла.

Кайл едва успел отклониться. Когти прошли в сантиметре от кожи, и он почувствовал леденящее дуновение смерти. Он ответил ударом в грудь твари, но его кулак встретил сопротивление, словно он ударил по спрессованному льду. Боль пронзила костяшки пальцев.

Они сошлись в стремительном, яростном танце. Кайл полагался на скорость и рефлексы, охотник – на свою нечеловеческую силу и ту ледяную пустоту, что исходила от него и отравляла воздух. Каждый блок, каждый удар отдавались в теле Кайла пронизывающим холодом.

«…он монстр… он монстр… какой он…»

Мысли Лии, полные ужаса и непонимания, бились в его голове, отвлекая. Он на мгновение отвел взгляд, чтобы проверить, на месте ли она.

Это была роковая ошибка.

Охотник воспользовался моментом. Его коготь, острый как игла, вонзился Кайлу в плечо, чуть выше ключицы.

Боль была невыносимой. Но это была не физическая рана. Это было ощущение ледяного пылесоса, который высасывал из него все тепло, всю жизнь, всю энергию. Темные прожилки поползли от раны по его коже, как ядовитые щупальца. Яд пустоты.

Кайл закричал – тихо, сдавленно – и отшатнулся, спотыкаясь. Мир поплыл перед глазами. Шепот города, до этого приглушенный адреналином, обрушился на него с новой силой, смешиваясь с нарастающим гулом в его собственной голове.

Охотник надвигался на него, безмолвный и неумолимый.

И тогда случилось нечто.

Лия не убежала. Она замерла, увидев, как тот, кто ее спас, корчится от боли. И в ее глазах что-то переменилось. Страх отступил, уступив место чему-то другому. Решимости. Безрассудной, отчаянной храбрости.

Она схватила с земли свой тяжелый скетчбук, намокший от воды, и изо всех сил швырнула его в охотника.

Альбом угодил твари в спину с глухим шлепком. Никакого вреда, но неожиданность сработала. Охотник замер на мгновение, его пустой взгляд скользнул с Кайла на девушку.

Этой доли секунды хватило.

Ярость, чистая и животная, вспыхнула в Кайле при виде того, что она подвергла себя опасности. Рана горела, яд разъедал тело, но он собрал всю свою волю, всю свою ненависть к этому существу.

Он рванулся вперед, не для атаки, а для захвата. Он обхватил охотника сзади, сжимая его мерзкое, холодное тело в объятиях, и из последних сил рванулся вверх, оттолкнувшись от земли.

Его крылья, темные, обугленные, с болью расправились, ударив по стенам переулка. Он поднялся в воздух на несколько метров, все еще сжимая молчаливую тень, и с размаху швырнул охотника в кирпичную стену.

Существо врезалось в кладку с глухим стуком и на мгновение обмякло.

Кайл тяжело рухнул на землю, почти теряя сознание от боли. Его плечо пылало. Он видел, как охотник шевелится, пытаясь подняться. Силы покидали его.

– Иди прочь! – прохрипел он, обращаясь к Лии, пытаясь встать на колени. – УБЕГАЙ!

На этот раз она послушалась. Раздались ее торопливые, удаляющиеся шаги.

Кайл отполз к стене, пытаясь перевести дух. Он видел, как охотник поднимается. Пустые глазницы были теперь устремлены на него. И в них читалась холодная, безжалостная решимость.

И тогда тень просто растаяла. Рассыпалась на частицы тьмы и исчезла, оставив после себя лишь ледяной холодок и чувство опустошения.

В переулке стало тихо. Слышалось только тяжелое, хриплое дыхание Кайла и далекий гул города.

Он прислонился головой к холодному кирпичу, закрыв глаза. Боль была всепоглощающей. Он проиграл. Он показал себя. Он впутал ее в это.

И теперь он был ранен, отравлен и уязвим.

С трудом поднявшись, он пошатнулся к тому месту, где упал ее скетчбук. Он поднял его. Бумага была мокрая, краски расплылись. На верхней странице угадывался рисунок – силуэт на крыше небоскреба.

Он сжал альбом в руке, судорожно глотнул воздух и, шатаясь, побрел вглубь переулка, в сторону своего укрытия, оставляя за собой капли темной, почти черной крови. Охота только началась.

Глава 3. Убежище и яд

Он не бежал, он плелся, спотыкаясь о собственные ноги. Каждый шаг отзывался огненной болью в плече, от которой темнело в глазах. Ледяной яд пустоты расползался по венам, выжигая все на своем пути. Он чувствовал, как слабеет, как холод подбирается к самому сердцу.

Шепот города, обычно невыносимый, теперь казался далеким, приглушенным гулом, как будто он тонул в ледяной воде. Это было почти хуже. Изоляция. Ощущение, что мир уплывает, а он застревает в этом ледяном, безвоздушном пространстве.

«…он монстр… какой он… но он спас…»

Ее последняя мысль, полная смятения и страха, эхом отдавалась в его черепе, единственная теплая точка в нарастающем холоде. Он цеплялся за нее, как утопающий за соломинку.

Его укрытие – заброшенный чердак над старым складом в самом глухом уголке Доклендс – казалось, находилось за тысячу миль. Он двигался по крышам, прячась в тенях, но каждое движение крыльями, каждое напряжение мышц отзывалось новой волной тошноты и боли.

Наконец, знакомый ржавый люк. Он с трудом откинул его и буквально свалился вниз, в темноту, тяжело рухнув на пыльный пол.

Тишина. И слава Небесам, тут была тишина. Толстый слой кирпича и изоляции почти полностью глушил внешний Шепот. Здесь он мог дышать. Или мог бы, если бы мог дышать через эту ледяную хватку в груди.

Он дополз до угла, где хранились его скудные пожитки – спальник, несколько бутылок с водой, запасная одежда. Дрожащими руками он сорвал с себя куртку и футболку.

Рану было видно даже в полумраке. Вокруг прокола кожа была мертвенно-бледной, почти синей, и от нее расходилась паутина черных, похожих на трещины прожилок. Прикосновение к коже было ледяным. Из раны сочилась густая, черная, как смола, жидкость – его кровь, смешанная с ядом.

Паника, холодная и острая, сковала его. Он знал об этих ранах. Слышал шепотом от других изгнанников. Яд пустоты не убивал сразу. Он медленно гасил твою внутреннюю искру, превращал тебя в пустую, безвольную оболочку, идеальную добычу для охотников или, что хуже, в такого же слугу Бездны.

Ему нужна была помощь. Противоядие. Знания.

Был только один человек во всем этом проклятом городе, к кому он мог пойти. И тот факт, что ему пришлось это сделать, вызывал у него тошноту похлеще яда.

Собрав последние силы, он нашел спрятанную за балкой аптечку. Дезинфектант, бинты. Все это было бесполезно против магии Бездны, но он механически обработал рану, заливая ее спиртом, который жёг как адский огонь, но хотя бы заставил чувствовать что-то, кроме всепоглощающего холода. Потом туго забинтовал, стиснув зубы от боли.

Он сидел, прислонившись к стене, и пытался не терять сознание. Перед глазами стояло ее лицо. Испуганное. Поразительное. Не ее мысли, а именно лицо. И рисунок в скетчбуке. Силуэт на крыше.

Идиот. Самовлюбленный, наивный идиот. Ты думал, она восхищается закатом? Она рисовала тебя. С самого начала.

Он застонал, опустив голову на колени. Правила были просты и неумолимы: не выделяться, не привлекать внимания, не связываться. Он нарушил все три в один вечер. Ради чего? Ради очередного смертного, который теперь будет видеть кошмары с его лицом.

Но тогда… почему этот конкретный смертный заглушала Шепот?

Мысли путались, сознание заволакивало ледяным туманом. Он понял, что теряет время. Если яд дойдет до сердца, все будет кончено.

Стоная, он поднялся. Натянул темный, с капюшоном, свитер, скрывающий окровавленную повязку. Спрятал крылья под объемной тканью – это было больно и унизительно, но необходимо. Взяв почти опустевший кошелек, он подошел к люку.

Ночь встретила его тем же ледяным ветром. Путь предстоял долгий. Каждый шаг был испытанием. Он чувствовал, как за ним следят. Каждая тень казалась охотником, каждый скрип шагов – приближающейся угрозой. Его нервы были натянуты до предела.

Он шел, опустив голову, стараясь слиться с ночной толпой, но чувству себя призраком, затерянным среди живых. Их мысли, их заботы, их смех – все это было частью чужого, недоступного ему мира.

«…опоздаю на свидание…»

«…хочу пиццы…»

«…ненавижу эту работу…»

Обычные человеческие заботы. Такие мелкие. Такие ничтожные по сравнению с вечной борьбой между светом и тьмой. И такими желанными.

Наконец, он свернул в узкий, плохо пахнущий переулок. В конце его тускло светила неоновая вывеска с треснувшей трубкой: «Диковинки и Курьезы. Азазель».

Лавка казалась заброшенной. Пыль на витрине, странные, непонятные предметы, лежащие в беспорядке. Кайл толкнул дверь. Колокольчик над ней прозвенел надтреснуто, жалобно.

Внутри пахло старой бумагой, пылью и чем-то еще – озоном, как после грозы, и сухими травами. С полок на него смотрели стеклянные глаза чучел, поблескивали непонятные механизмы.

Сзади, за занавеской, послышалось ворчание и шарканье шагов.

– Закрыто! Канонические часы работы вывешены на двери, для особо одаренных! – проскрипел хриплый голос.

– Азазель, это я, – выдавил из себя Кайл, опираясь о прилавок. Его ноги подкашивались.

Занавеска отодвинулась. Из проема появилась высокая, сутулая фигура в потертом бархатном пиджаке. Азазель. Его лицо было испещрено морщинами, а глаза скрывались за очками с толстыми линзами, которые делали их огромными и бездонными. Но если приглядеться, можно было заметить, что за стеклами не было зрачков – только мерцание, похожее на телевизионные помехи.

Бывший Хранитель Хроников пристально посмотрел на Кайла, сморщил длинный нос и фыркнул.

– Кайл. От тебе смердит пустотой. И глупостью. Очень, очень сильно пахнет глупостью.

Азазель смерил его взглядом, полным презрения, но через секунду его выражение сменилось на настороженное. Он быстрым, скользящим движением вышел из-за прилавка и подошел ближе.

– Сколько времени прошло? – его голос потерял ворчливую нотку, став резким и деловым.

– Час. Может, два, – прохрипел Кайл, сжимая зубы, чтобы они не стучали. Холод проникал в кости.

– Два часа с когтем охотника в плече? – Азазель свистнул. – И ты еще на ногах. Удивительная живучесть идиотов. Иди за мной. Быстро.

Он откинул занавеску, ведущую в задние комнаты. Кайл, шатаясь, последовал за ним.

Комната была полна хаоса, по сравнению с которым торговый зал казался образцом порядка. Груды книг с позолоченными обложками и непонятными символами лежали рядом с ящиками радиодеталей, связками сушеных трав и странными механическими устройствами, чье назначение было не угадать. В воздухе витал запах озонa, ладана и пыли.

– Рубашку долой. Садись, – бросил Азазель, роясь в одном из шкафов.

Кайл с трудом стянул свитер и сел на табурет, прислонившись спиной к холодной стене. Глаза Азазеля, скрытые за стеклами, на мгновение остановились на черной паутине, расползающейся от раны, и он снова тихо выругался.

– Кто она? – спросил он, возвращаясь со ступкой и пакетом с чем-то темным и маслянистым.

– Кто? – переспросил Кайл, тупо соображая.

– Девушка. Та, из-за которой ты полез в драку с охотником с голыми руками. Не притворяйся идиотом, ты и так им являешься.

– Я не… Она просто… – Кайл замолчал, чувствуя, как жар стыда борется с внутренним холодом. – Она просто была там.

– Просто была там, – ядовито повторил Азазель, с силой растирая в ступке пахучую смесь. – И, конечно, ты не заметил, что она особенная? Что вокруг нее тихо?

Кайл резко поднял на него взгляд. «Как ты…?»

– Не надо быть гением, мальчик. Охотники не охотятся просто так. Они идут на сильный сигнал. На чистую душу. На якорь. Или на того, кто к такому якорю тянется, как мотылек на огонь. Держись.

Он не стал предупреждать. Резким движением он вдавил пасту в рану.

Мир взорвался болью. Белой, обжигающей, невыносимой. Кайл закричал, впиваясь пальцами в дерево табурета. Казалось, ему в плечо вставили раскаленный докрасна лом. Он видел, как черные прожилки на коже побелели, зашипели и начали медленно отступать, словно живые. Вместо льда по венам теперь тек огонь.

– Противоядие, – скрипуче пояснил Азазель, наблюдая за реакцией. – На основе молотого когтя того же охотника, пепла феникса и пары вещей, которые тебе лучше не знать. Держит недолго. Сдерживает яд, но не выводит. Для этого нужен ритуал посерьезнее.

Боль постепенно отступила, сменилась глухой, пульсирующей ломотой. Кайл сидел, обливаясь потом, тяжело дыша.

– Спасибо, – выдавил он.

– Не благодари. Это в долг. С огромными процентами, – Азазель протер очки краем пиджака. – Теперь слушай внимательно, потому что повторять я не буду. Они теперь знают о тебе. И о ней. Охотники – не умные существа, но упрямые. Как термиты. Они будут грызть, пока не доберутся до сердцевины.

– Я должен уехать, – прошептал Кайл, глядя на свои дрожащие руки. – Оставить город.

– Уехать? – Азазель фыркнул. – И оставить тут приманку? Подарок для них? Они выжгут из нее душу на ритуал, а кости выбросят в Темзу. Ты уже впутал ее в эту игру. Ты сделал ее мишенью, просто появившись в ее жизни.

Холод, уже не физический, а от осознания, сковал Кайла. Он посмотрел на Азазеля с настоящим ужасом.

– Что мне делать?

– Варианта два. Первый – найти ее и убить самому. Быстро и безболезненно. Это будет милосерднее, чем то, что с ней сделают охотники.

Кайл просто смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова.

– Вижу, не вариант, – безразлично констатировал Азазель. – Тогда вариант второй. Стать ее тенью. Охранять. И надеяться, что охотники решат, что игра не стоит свеч, или что ты сам ее прикончишь, чтобы не мучиться. Но есть нюанс.

Он наклонился ближе, и его мерцающие глаза стали серьезными.

– Ты должен держаться на расстоянии. Никаких контактов. Никаких разговоров. Никаких… чувств. Понял? Твои чувства – это не романтика, мальчик. Это радар для всего потустороннего отребья в этом городе. Ты покажешь ей, что она тебе не безразлична, и повесишь на нее яркий знак «ешь меня». Твоя забота убьет ее вернее, чем коготь охотника.

Кайл молча кивнул. Слова жгли сильнее, чем паста в ране. Он все понял. Слишком хорошо понял.