GRAYDALE 2

Андрей Наумов

GRAYDALE 2

Книга 2

ГЛАВА 1: ЛЕСНИК

Туман в ту ночь был не дымкой, а живой, удушающей плотью. Он выполз из чащи Черных Холмов, обволок вековые сосны, превратил знакомые тропинки в лабиринт слепых, скользких щупалец. Воздух, обычно звонкий от цикад и шелеста, застыл мертвым, как вода в заброшенном колодце. Лишь ветер, пробираясь сквозь верхушки, выл протяжно, словно агонизирующий зверь.

Сара и Джейк шли по старой, разбитой лесовозной дороге. Их смех – натужный, слишком громкий – рвал гнетущую тишину, как нож рвет гнилую ткань. Бежали от удушья городка, от тяжелых взглядов, от шепота про Уайта, за решетку упрятанного, и про то, что нашли в лесу – обглоданные временем и чем-то более жадным останки шерифа Торна и Криса Блэквуда. Жаждали дешевого адреналина, дрожи у костра под мутным небом.

– Старики бурчат, – шепнул Джейк, нарочито направляя луч фонаря в черную пасть чащи. Бледный свет выхватил корявые ветви, похожие на скрюченные пальцы. – Говорят, Лесник – это тот самый «Демон» восьмидесятых во плоти. Тот, что семью в Доме у Башни зарезал. Вернулся. Жаждет новой крови.

– Заткнись! – фыркнула Сара, но инстинктивно прижалась к нему, кожей ощущая внезапный холодок страха. – Бредни старушечьи! Чтобы дети по ночам не шастали!

Слово застряло у нее в горле. Впереди, в белесой кишке тумана, что-то хрустнуло. Не ветка. Не зверь. Звук был сухой, отчетливый, как ломаемая кость. Луч ее фонаря метнулся туда, вырвал из мглы лишь пустоту, клубящуюся, как пар из скотобойни. Но запах… Запах врезался в ноздри. Сладковато-приторный, как гниющие лилии, смешанный с медной остротой ржавчины и старой, запекшейся крови. Запах скотомогильника и сырой могильной глины.

– Валим отсюда, – прохрипел Джейк, и в его голосе не осталось и тени бравады, только леденящая до костей животная дрожь. Он впился пальцами в руку Сары.

Они рванулись назад, к тусклым огням Грейдейла, мерцавшим сквозь пелену, как умирающие угли. И увидели Его.

Он стоял на тропе. Неподвижный. Монументальный. Закутанный во что-то темное, грубое, похожее на промасленную мешковину или содранную шкуру. На голове – грубо сшитый капюшон, скрывающий лицо, оставляя лишь бездонную пропасть тьмы. В одной руке, опущенной вдоль могучего тела, Он держал топор. Не секач дровосека, а тяжелую, древнюю секиру с длинным, потемневшим от времени и чего-то липкого топорищем. Лезвие было темным, будто выкупанным в дегте, или… впитавшим что-то иное.

Он не шевелился. Просто стоял. Немая скала посреди дороги. Но от Него веяло таким первобытным, нечеловеческим холодом страха, что у Сары и Джейка перехватило дыхание. Фонарь в руке Джейка заплясал, луч запрыгал по земле, выхватывая корни, похожие на спинные хребты.

– К-кто вы? – выдавила Сара, голос сорвался на визгливый шепот.

Ответом была лишь тишина, сгустившаяся до физической тяжести. Туман, казалось, сжимался вокруг них, выкачивая воздух. Потом Лесник медленно, с чудовищной плавностью, поднял свободную руку. Не для удара. Он указал пальцем – толстым, обернутым в грязные тряпки – куда-то вглубь леса, за их спины. Туда, где чернел остов Дома Демона. Указал. Замер.

– Бежим! – взревел Джейк, дернув Сару в сторону, в колючие объятия чащи, подальше от тропы и этой каменной глыбы ужаса.

Они бежали, спотыкаясь о невидимые корни, рвано хватая ртом ледяную жижу воздуха, не оглядываясь. Страх вливал адреналин в ослабевшие ноги. За спиной не слышалось погони. Лишь один звук преследовал их, вонзаясь в мозг, даже когда они вывалились на окраину города, к первым грязным огням улиц: глухой, методичный, неумолимый стук. Как будто тяжелый топор рубит мясо на огромной колоде. Тук. Тук. Тук. Звук доносился из глубины леса, оттуда, где они оставили Лесника. И он не стихал.

Гараж "Карвер и сын". Утро.

Запах дешевого кофе, вонь машинного масла и ржавчина – привычный, почти успокаивающий коктейль забвения. Лиам ворочал гайки на глушителе старого «Форда», пытаясь заглушить гул в собственной голове. Победа над Уайтом была пеплом на языке. Гараж стоял, да. Но изувеченный предписаниями, как боец после казни. Ремонт требовал денег, которых не было. А главное – не было того ощущения. Связь с отцом, казалось, истлела в этой борьбе за ржавые стены и промасленный бетон.

Дверь скрипнула, впустив клин холодного утреннего воздуха. Вошла Элла. В руках она сжимала свежий номер «Грейдейл Курьера», смятый, как тряпка. На первой полосе – не ликование по поводу падения Уайта, а жирный, тревожный заголовок: «ЛЕСНИК»: НОВАЯ ЧУМА ГРЕЙДЕЙЛА? Подростки в ужасе: В лесу у Черных Холмов объявился мясник!»

Лиам вытер руки о промасленную ветошь, взял газету. Фотографии перепуганных, осунувшихся Сары и Джейка. Описание «исполина в рваной мешковине с окровавленным топором». Упоминание Дома Демона. Запах крови. И этот стук…

– Бред, – буркнул Лиам, швырнув газету на верстак. Но голос звучал пусто, как выбитое окно. – Напугали друг друга у костра до чертиков.

– Слишком… конкретно, Лиам, – парировала Элла, ее глаза, обычно острые и аналитичные, были запавшими. – Запах крови? Звук рубки? – Она сделала паузу, тяжелую, как свинец. – А шериф? Блэквуд-старший? Их же нашли… разрубленными. В лесу. Там же.

Лиам замер. Картинка сложилась: зловещий туман, проклятый Дом Демона, жуткая фигура с топором… и два изувеченных тела, связанных с самыми темными тайнами города. Он вспомнил леденящий шепот «Призраков» о контрабанде, о старых грехах. Казалось, с арестом Уайта они вырвались из ямы. Но Грейдейл, как болото, лишь затаил дыхание, чтобы породить нового урода.

– Лесник… – пробормотал Мейсон, появившись в дверях гаража, как призрак. Он выглядел хуже всех: лицо землистое, впалые щеки, глубокие синяки под глазами, будто не спал неделями. Исчезновение отца и ужасная находка в лесу сломали его дух. – Он… он не сказка. Я слышал… шепот. По городу. Говорят, он не просто режет. Он судит. Находит грешников. И… чистит. Очищает мир. Топором.

– Очищает? – фыркнул Лиам, но в гараже вдруг стало ощутимо холоднее, несмотря на чадящую печку. – Кто он? Откуда? Почему сейчас?

– После Уайта, – тихо сказала Элла. Голос ее был хриплым. – После того, как мы подняли всю грязь со дна. Может, кто-то решил, что правосудие – гнилая отмазка? Или… – Она замолчала, глядя на Мейсона. Лес… он всегда был частью здешних кошмаров. «Демон» восьмидесятых… его тоже звали Лесником. Иногда.

Дверь гаража распахнулась с такой силой, что задребезжали стекла. На пороге стояла Дженнифер Мартин. Лицо – мелово-белая маска, глаза – огромные, налитые кровью озера чистого, немого ужаса. Она дрожала всем телом, как в лихорадке. В руке она сжимала телефон так, что пластик трещал под белыми костяшками пальцев.

– Он… – выдавила она, задыхаясь, словно пробежала марафон. – Он… написал мне… вчера…

Флешбек (Ночь, Комната Дженнифер):

2:17 ночи. Телефон вибрирует на тумбочке, как живой гад. Неизвестный номер. Сообщение:

Завтра в 10:00 у твоего отца встреча с кредиторами в банке. Если ты не сорвешь ее и не принесешь документы из его сейфа (синий конверт) в дом №13 по Вест, я расскажу всем, что ты спишь с мистером Дювалем. У тебя есть 12 часов. Не пытайся сбежать. Я везде. Везде.

Дженнифер застыла. Кровь превратилась в ледяную крошку в жилах. Как он ЗНАЕТ? Фотографии? Запись? Она рванулась к окну, сердце колотилось, как бешеный молот по наковальне. Темнота. Туман. Пусто? Или… тень за деревом? Она отпрянула, прижавшись спиной к холодной стене, глотая воздух рваными рывками. Двенадцать часов. Приговор. Она не сомкнула глаз до утра, глядя на часы, каждую секунду ощущая петлю на шее.

– Он заставил меня украсть! – выдохнула Дженнифер сейчас, слезы, наконец, хлынули потоками по ее грязным щекам. – Я… я пролезла в кабинет отца. Открыла сейф. Там был синий конверт… Я взяла его. Отнесла… в этот проклятый дом. №13 по Вест. Это… развалина на краю улицы! Я сунула конверт в почтовый ящик и… и бежала. Там пахло… пахло сырой землей и… и чем-то сладким. Тухлым! Как в лесу тогда! – Она содрогнулась всем телом. – Что было в конверте? Кто он? Что он сделает с папой? И… с мистером Дювалем? Он их уничтожит! Он уничтожит все!

Элла подошла к ней, осторожно, как к раненому зверю, положила руку на дрожащее плечо. – Дыши, Джен. Глубоко. Ты не виновата. Он тварь.

Изощренная жестокость. Использование чужих слабостей, страхов, самых интимных тайн как оружия. Не убийца. Палач. Режиссер страха.

– Дом №13 по Вест, – сказал Лиам, хватаясь за лежащую на верстаке тяжелую монтировку. Сталь была холодной и успокаивающе твердой в руке. Инстинкт требовал действия. – Может, он там? Или конверт еще там?

– Нет! – Дженнифер вцепилась в его руку, ногти впились в кожу. – Не ходи туда! Он предупредил… «Не пытайся сбежать». Он смотрит! Он знает, что я пришла к вам! Он… он накажет меня! И вас! Он знает всё!

Ее панический шепот повис в промасленном воздухе гаража. Внезапно телефон Мейсона издал тихий, но режущий нерв звук оповещения. Не звонок. СМС. Он медленно, словно боялся ожога, достал его. Неизвестный номер. Сообщение было коротким, как удар ножом:

Твой отец платил за молчание. Ты заплатишь за грехи. Лесник видит всё. Убежища нет.

Мейсон стоял, уставившись на экран. Лицо – маска ужаса и… странного, леденящего понимания. – Кто… кто он?! – выдохнул он, голос сорвался на шепот, полный хрипоты. – Откуда он знает?! Знает про отца… про меня? Знает…

– Он маньяк, – резко сказала Элла, выхватывая телефон у Мейсона. – Умный. Изощренный. Он копал. – Она быстро открыла историю звонков. Неизвестный номер. Тот же, что у Дженнифер? Нет. Другой. Безликий, как сама смерть. Она набрала *67, попыталась перезвонить. Длинные гудки. Никто не брал. Либо отключен. Либо… он слушает.

– Он играет с нами, – прошептал Лиам. Его кулаки сжались, костяшки побелели. Монтировка тяжелела в руке. – Как с Дженнифер. Как с теми ребятами в лесу. Он указывает. Запугивает. Заставляет видеть кошмар наяву.

– Но зачем? – Мейсон схватился за голову, пальцы впились в волосы. – Что ему от нас надо?!

– Страх, – ответила Элла, ее глаза метались по грязному полу гаража, будто ища невидимые нити. – Наш страх – его воздух. Наша вина – его оружие. Он судит. И мы… мы все на скамье подсудимых. Особенно ты, Мейсон. Особенно теперь.

Внезапно дверь гаража снова скрипнула. На пороге стоял сам мистер Дювалл. Лицо его было серым, глаза лихорадочно блестели за стеклами очков, дыхание срывалось. Он окинул взглядом группу, его взгляд задержался на Дженнифер, рыдающей в углу.

– Дженни? – его голос дрожал. – Боже… ты здесь? Я… я искал тебя. После… после вчерашнего. Я боялся. – Он сделал шаг внутрь, запах его дешевого одеколона смешался с машинным маслом. – Я видел, как ты ушла с… – он кивнул на Лиама и других, – …и пошел следом. Боялся, что ты наделаешь глупостей. Что… что случилось? Ты украла что-то у отца, да? – Его голос звучал искренне обеспокоенно, но в глазах, за стеклами очков, мелькнуло что-то… слишком острое. Расчетливое.

Дженнифер взглянула на него, ее глаза были полны слез и ужаса. – Мистер Дювалл… он… он знает… про нас… – она снова зарыдала.

Дювалл побледнел еще больше. – Кто? Кто знает? – Он шагнул к ней, но Лиам преградил путь.

– Вы очень вовремя, мистер Дювалл, – сказал Лиам, его голос был низким, опасным. Монтировка слегка приподнялась. – Как вы нас нашли? И почему вас так волнует этот синий конверт?

Лицо Дювалла исказилось. Страх сменился внезапной, животной яростью. – Ты ничего не понимаешь, мальчишка! – прошипел он. – Это мой… наш единственный шанс! Он знает! Знает всё! Про мои долги! Про… – он бросил взгляд на Дженнифер, полный вины и отчаяния, – …про нас. Он шантажировал и меня! Но теперь… – Его взгляд метнулся к груде старых тряпок в углу гаража. – Теперь я знаю, кто он! Или… почти знаю. Надо остановить его! Вернуть конверт! Иначе он уничтожит нас всех! Помогите мне! Ради Дженни!

Его истерика звучала убедительно. Слишком убедительно. Элла наблюдала, как его пальцы нервно теребят край пиджака, как взгляд то и дело скользит к выходу. Лесник сеял панику. И Дювалл, как загнанный зверь, метался, готовый на все. Или… играл свою роль?

Лиам почувствовал, как холодный стальной стержень решимости пронзил его страх. Гараж был их крепостью. Но крепостью осажденной. И враг был уже не только в лесу. Он был здесь. В городе. В их головах. И он только начинал свою охоту.

Тишина в гараже стала густой, как застывшее масло. Запах страха – кислый, животный – смешался с вонью машинного масла и ржавчины. Дювалл стоял, зажатый между верстаком и притихшими подростками. Его глаза за стеклами очков метались, как пойманные мухи, от Дженнифер к Лиаму, к монтировке в его руке. Точно заржавевшая ось, мысль скрипела в Лиаме: Он здесь не для помощи. Он загнан в угол. И загнанный зверь кусается.

– Как вы нас нашли, мистер Дювалл? – повторил Лиам. Монтировка в его руке была не угрозой, а продолжением руки, холодным, твердым якорем в шторме. – И почему именно синий конверт так вас волнует? Не долги. Не шантаж. Конверт.

Дювалл сглотнул, звук был громким в тишине. Капля пота скатилась по его виску, оставив грязную дорожку в пыли на щеке. – Я… я видел, как Дженни вышла из мэрии. Было поздно. Она выглядела… нездорово. Я пошел за ней. Боялся… – Его взгляд снова скользнул к рыдающей Дженнифер. – Боялся, что она навредит себе. Или… или ему. Отцу. А конверт… – Он вытер лоб тыльной стороной ладони, оставив сажный развод. – Я знаю, что в нем. Это… это не просто долги. Это компромат. На Мартина. На Уайта. На всех. Если это выплывет… или попадет не в те руки… – Он замолчал, понимая, что сказал слишком много.

– Какие руки, мистер Дювалл? – врезалась Элла. Она стояла чуть в стороне, наблюдая, как хирург за биением пульса. – Руки Лесника? Или… ваши? Вы ведь тоже в долгах по уши. Говорят, играете. Неудачно. Очень неудачно. Синий конверт – хороший козырь для шантажа. Чтобы закрыть долги. Или купить молчание.

Лицо Дювалла исказилось. Страх сменился вспышкой ярости, острой и неприкрытой. – Ты смеешь?! – он шагнул к Элле, но Лиам перегородил путь, монтировка уперлась в воздух между ними. – Я пытаюсь спасти ее! Спасти нас всех от этого… этого мясника! Он не шутит! Он убьет! Как убил Торна! Как убил Блэквуда! Он…

Бззз-бззз.

Вибрация телефона Мейсона разрезала тираду, как нож. Звук был крошечным, но в гнетущей тишине гаража он прозвучал как взрыв. Мейсон вздрогнул, как от удара током. Он медленно, будто поднимая гирю, достал телефон. Неизвестный номер. Новое сообщение. Он открыл его. Цвет сбежал с его лица, оставив мертвенную желтизну. Он протянул телефон Лиаму дрожащей рукой.

На экране была фотография. Снято сквозь ветки, с какого-то возвышения. Старый, обшарпанный гараж «Карвер и сын». Четко видна фигура Дювалла в дверном проеме, его испуганная поза. Рядом – размытый силуэт Лиама с монтировкой. Сверху, красным, как кровь, наложен текст:

ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ ГРЕХА. ОЧЕРЕДЬ ЗА ТОБОЙ, МЕЛКИЙ БЛЭКВУД. УБЕЖИЩА НЕТ. ЛЕСНИК ВИДИТ ВСЕ.

– Он здесь, – прошептал Мейсон, голос сорвался. Глаза его бешено забегали по заваленным углам гаража, по грязным окнам, затянутым пылью и паутиной. – Он смотрит. Прямо сейчас. Смотрит на нас.

Холодный шквал страха пронесся по гаражу. Дженнифер вжалась в стену, зажав рот рукой, чтобы не закричать. Дювалл отшатнулся, наткнувшись на верстак, его дыхание стало прерывистым, хриплым. Даже Элла побледнела, ее аналитическая броня дала трещину.

Лиам ощутил, как мурашки побежали по спине. Он сжал монтировку так, что пальцы заныли. Он здесь. На улице. В тумане. Смотрит. Это знание было осязаемым, как прикосновение гнилой руки. Он бросился к окну, заляпанному грязью. Прижался лицом к холодному стеклу, вглядываясь в серую, неподвижную пелену утра. Пустота. Но пустота напряженная, зловещая. Каждый силуэт вдалеке – мусорный бак, столб, куст – казался замершей в засаде фигурой.

– Никого, – пробормотал он, но уверенности не было. Туман был идеальной ширмой.

– Он может быть где угодно! – истерично выкрикнул Дювалл. – Он знает! Видит! Мы как крысы в аквариуме! Нам надо бежать! Сейчас! Найти конверт! Вернуть его! Может… может тогда…

– Тогда что? – резко обернулась Элла. Ее голос, обычно ровный, звенел напряжением. – Он вас отпустит? Вы верите в это? Он не собирается останавливаться. Конверт – лишь предлог. Причина для паники. Для того, чтобы вы сделали что-то глупое. Как пришли сюда. – Она посмотрела на Дювалла с ледяным презрением. – Он играет вами. Как кошка с мышью. И вы прыгаете.

– А что делать?! – завопил Дювалл, его лицо исказилось гримасой отчаяния. – Сидеть и ждать, когда он придет с этим… этим топором?! Как к Блэквуду?! Вы видели, что он сделал? Видели?!

Образ обезображенного тела Криса Блэквуда, найденного в лесу, висел в воздухе незримо. Мейсон сдавленно застонал, прижав руки к ушам. Дженнифер снова зарыдала.

Тук.

Звук был негромким. Глухим. Методичным. Как будто тяжелый молот бьет по сырому дереву где-то за стеной гаража. Или… по кости.

Все замерли. Дыхание застряло в глотках. Дювалл зажмурился. Элла впилась взглядом в стену, откуда доносился звук. Лиам почувствовал, как по его позвоночнику пробежала ледяная волна.

Тук.

Пауза. Длинная. Томительная.

Тук.

Звук раздался уже ближе. Как будто источник перемещался вдоль внешней стены гаража. К двери.

– Он здесь, – прошептал Мейсон, и в его голосе не было ничего, кроме чистого, животного ужаса. – Он пришел. За мной.

Лиам рванулся к двери, не думая. Инстинкт защиты своего логова, своей стаи, заглушил страх. Он щелкнул тяжелым засовом, рванул дверь на себя, монтировка наготове.

Утренний воздух, холодный и влажный, ворвался внутрь, неся запах тумана и промозглой земли. Перед гаражом было пусто. Туман клубился, низкий и плотный, скрывая конец улицы. Ни души. Но на земле, прямо на пороге, лежал предмет. Небольшой. Темный.

Лиам осторожно шагнул вперед, озираясь. Ни движения. Ни звука. Только его собственное сердце, колотящееся где-то в горле. Он наклонился. Это был старый, потрепанный блокнот в клеенчатой черной обложке. На обложке – выцарапанные ножом или гвоздем инициалы: Т.К.

Томас Кроу.

Тук.

Звук донесся теперь явно слева, из переулка между гаражами. Глухой. Уверенный. Приглашающий. Лиам рванулся туда, монтировка занесена для удара. Переулок был узким, заваленным ржавым хламом и мусорными баками. Пусто. На сырой кирпичной стене соседнего гаража, на уровне глаз, было намалевано что-то красное. Не краской. Выглядело… свежим. Лиам подошел ближе.

Это был символ. Грубый, нарисованный пальцем, обмакнутым во что-то темно-красное, пахнущее медью и железом. Сплетение корней. Лабиринт. Тот самый знак из архивов «Вязовой Рощи». Знак «Корня». И под ним, капая на бетон, короткая стрелка, указывающая вглубь переулка, в туман, в сторону промзоны и старых доков.

Послание было кристально ясным. Иди.

Лиам обернулся. В дверях их гаража стояли Элла, Мейсон, Дженнифер и Дювалл. Лица – маски ужаса. Элла смотрела на символ, ее глаза сузились в понимании. Мейсон трясся. Дженнифер смотрела в пустоту. Дювалл… На лице Дювалла мелькнуло нечто странное. Мигрень облегчения? Или расчет?

– Он… он ушел? – прошептал Мейсон.

– Нет, – хрипло ответил Лиам, не отрывая глаз от красной стрелки, тающей в серой мгле. – Он ждет. Он ведет. – Он поднял блокнот Т.К. – И он дал нам… это.

Вернувшись в относительную безопасность гаража (иллюзорную, как они все теперь понимали), они заперли дверь на тяжелый засов. Дювалл рухнул на старый стул, опустив голову на руки, его плечи подрагивали. Мейсон прислонился к стене, закрыв глаза. Дженнифер сидела на корточках, обхватив колени, ее рыдания стихли, сменившись пустым оцепенением. Только Элла сохраняла подобие действий. Она взяла блокнот у Лиама, ее пальцы, несмотря на дрожь, были осторожны. Она открыла его.

Страницы были испещрены сбивчивым, нервным почерком. Рисунки тех же корней, деревьев с лицами, что и у Артура. Но записи… записи были другими. Дневник Томаса Кроу. Отчаяние. Ярость. Страх за брата. Уверенность, что над Артуром в «Вязовой Роще» ставят чудовищные эксперименты («Протокол Корень»). Попытки добиться правды. Угрозы. И последняя запись, датированная ноябрем 1992 года, за день до «смерти» Артура:

Завтра. Говорят, последняя фаза «Корня». Не верю им. Чувствую беду. Знаю старый туннель из котельной. Если не вернусь с Артуром… пусть этот ад сгорит. Пусть Лес заберет их всех. Или… пусть Лес заберет меня. Но я вытащу его. Или умру.

– Он пытался его спасти, – прошептала Элла, листая страницы. – В ту ночь. Полез в туннель… и исчез. Навсегда. Но не умер. – Она посмотрела на Лиама. – Он выжил. И что-то… что-то сломалось. Или… вошло в него. Вера Артура. Ненависть. «Корень».

Бззз-бззз.

На этот раз зазвонил телефон Дювалла. Он вздрогнул, как от удара, и с рывком вытащил его из кармана. Неизвестный номер. Он посмотрел на экран, потом на остальных, его лицо было искажено ужасом. Он сглотнул и поднес телефон к уху.

– А-алло? – его голос был тонким, как струна.

Все замерли, наблюдая. Лицо Дювалла стало мертвенно-белым. Глаза расширились до предела. Челюсть отвисла. Он не произнес ни слова. Просто слушал. Потом слабый стон вырвался у него из груди. Телефон выскользнул из ослабевших пальцев и со звоном разбился о бетонный пол.

– Что? Что он сказал? – резко спросил Лиам.

Дювалл поднял на него глаза. В них не было ни мысли, ни осознания. Только чистый, первобытный ужас, смывший все остальное. Слюна потекла из уголка его рта.

– Он… он знает, – прошептал он, и это был голос сумасшедшего. – Знает про место… Про то лето… Про ребенка в лесу… Никто… никто не знал… – Его тело содрогнулось. Он резко нагнулся и его вырвало прямо на промасленный пол – водянистой желчью и непереваренным страхом. Запах кислой рвоты смешался с гнилью гаража.

Элла подняла разбитый телефон Дювалла. На экране, потрескавшемся, но еще работающем, горело последнее входящее сообщение. Короткое. Жестокое:

ИГРА ОКОНЧЕНА. ВЕЧЕР. ДОК №7. ПРИДИ ОДИН. ИЛИ ОН УЗНАЕТ ПРО РЕБЕНКА.

Дювалл, согнувшись над лужей рвоты, завыл – протяжно, безумно, как подраненный зверь. Этот звук был страшнее стука топора. Он был звуком окончательно сломленного разума.

Лиам посмотрел на Эллу. На Мейсона. На Дженнифер, ушедшую в себя. На Дювалла, погруженного в пучину безумия. Лесник не просто убивал тела. Он убивал разум. Распускал пряжу страха и вины, и они запутывались в ней, как мухи в паутине. Док №7. Старые, ржавые доки на отшибе. Ловушка. Очевидная. Но Дювалл пойдет. Ибо страх перед разоблачением был сильнее страха смерти. Лесник знал это. Он знал все.

И в тишине гаража, нарушаемой только безумным воем Дювалла, Лиам впервые ясно понял: они уже не охотятся. На них охотятся. И хищник выбирает жертв одну за другой. Вечер близок. И доки ждут.

Запах рвоты Дювалла висел в гараже тяжелым, кислым одеялом, смешиваясь с машинным маслом и пылью. Он сидел, сгорбившись, над лужей собственной тошноты, его тело тряслось мелкой, неконтролируемой дрожью. Тот безумный вой стих, сменившись хриплым, прерывистым всхлипыванием – звуком окончательно разбитого механизма. Глаза его были пусты, устремлены в грязный бетон пола, но не видя его. Лишь губы шевелились, беззвучно повторяя: "Ребенок… ребенок… никто не знал…"

– Он бальной, – прошептал Мейсон, отшатнувшись от вида и запаха. Его собственное лицо было цвета сырого теста. – Съехал с катушек. Лесник… он просто посмотрел на него через телефон, и все. Как сдул.

– Не просто посмотрел, – поправила Элла, ее голос был резок, как стекло. Она осторожно перекладывала разбитый телефон Дювалла в пластиковый пакет, найденный в хламе. – Он ткнул пальцем в самую гноящуюся рану. Ту, что Дювалл закопал глубоко. И она лопнула. – Она бросила взгляд на блокнот Т.К., лежащий рядом. – Как он узнал? Откуда он знает грехи десяти, двадцатилетней давности? Грехи, о которых, казалось, знали только могилы?

Лиам ощущал холодную стальную полосу вдоль позвоночника. Он стоял у запертой двери, спиной к ржавому металлу, будто чувствуя сквозь него присутствие Того, кто оставил блокнот и нарисовал кровью свой знак. Туман за окном казался плотнее, жиже, как гнилостный бульон. Лесник видит все. Фраза из сообщения Мейсону висела в воздухе не метафорой, а физической угрозой. Как он следил? Микрофоны? Камеры? Или… он был ближе? В самом городе? Один из теней на углу, один из пьяниц у «Ржавого Крюка»? Томас Кроу. Имя обретало плоть. Злую, изуродованную плоть.