bannerbanner
Внедроман. Полная версия
Внедроман. Полная версия

Полная версия

Внедроман. Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
13 из 13

Михаил снова улыбнулся, но теплее, почти с отеческой нежностью, словно смотрел на человека, который многого ещё не знает и не понимает. Он вдруг осознал всю абсурдность своих размышлений здесь, на маленькой советской кухне, где запахи борща и картошки смешивались с ароматом дешёвого вина и сигаретного дыма, впитавшегося в стены чужих квартир.

Он понимал, что у Ольги впереди целая дорога открытий, которые уже не позволят ей вернуться к прошлой жизни. Ему хотелось, чтобы она поняла: даже самое откровенное кино – всего лишь кино. Реальность всегда абсурднее, смешнее и страшнее любого сценария. Но это она узнает позже, а пока пусть живёт в своём маленьком заблуждении, где чувства и работа смешиваются в странный коктейль, который нельзя пить без улыбки.

На кухне воцарилась та особенная тишина, которая возникает, когда слова становятся излишними, а воздух густеет от невысказанного. Электрический чайник, купленный через знакомых, давно остыл, но никто не делал попытки включить его снова. Вечерний свет, процеженный через тюль с рисунком ромбов, придавал обычной советской кухне оттенок нереальности, словно они были не в типовой квартире на окраине Москвы, а где-то между мирами, где привычные правила утратили силу.

Михаил сидел напротив, и в его молодом лице проступало что-то, выдававшее человека, прожившего дольше, чем позволял возраст. Это было не в морщинах или седине, а в манере держать паузу, в том, как его пальцы постукивали по клеёнчатой столешнице с рисунком полевых цветов – нервно и расчётливо одновременно, будто отмеряя время до неизбежного события.

Их взгляды встретились, и в этот момент атмосфера в комнате изменилась. Неловкость, служившая барьером, растаяла, обнажив нечто древнее и честное. В глазах Ольги мелькнуло узнавание – не молодого человека напротив, а чего-то глубокого, словно она увидела в нём отражение собственной тоски по настоящему чувству.

Они потянулись друг к другу одновременно, и в движении была неизбежность падающего камня. Руки встретились на середине стола, и от прикосновения по коже пробежала дрожь – не просто физическое ощущение, а будто их тела вспомнили язык, на котором говорили задолго до появления слов.

Поцелуй случился как облегчение. Губы Ольги были мягкими и чуть солоноватыми – она имела привычку прикусывать нижнюю губу, когда волновалась. Это было признанием того, что оба давно знали, но боялись озвучить даже про себя. И сильно походило на возвращение домой после долгого путешествия.

Переход из кухни в спальню произошёл сам собой, без слов. Они двигались, не разрывая объятий, и Михаил чувствовал, как ровно и быстро бьётся её сердце, словно она приняла важное решение и следовала ему. Коридор, увешанный дешёвыми репродукциями импрессионистов, проплыл мимо как декорация спектакля, в котором они вдруг стали главными героями.

В спальне царил полумрак. Плотные бордовые шторы приглушали уличные звуки, отрезая их от внешнего мира. Михаил ощущал её дыхание на шее – тёплое, чуть прерывистое, с едва заметным ароматом недопитого мятного чая.

Его ладони скользнули по её спине, чувствуя сквозь тонкую ткань тепло кожи. В прикосновении были робость первого раза и уверенность того, кто точно знает, чего хочет. Ольга чуть откинула голову, и в свете стала видна голубоватая венка на шее – трогательная деталь, от которой у Михаила вдруг перехватило дыхание.

Поцелуи становились настойчивее, но без грубости – как музыкальная тема, плавно переходящая от тихого звучания к громкому, не теряя при этом основной мелодии. Пальцы Ольги скользнули в его волосы, и в этом жесте была нежность, словно она пыталась удержать мгновение, запомнить его навсегда.

Когда они начали раздеваться, в их движениях не было ни подростковой поспешности, ни механической привычности супружеской рутины. Каждая расстёгнутая пуговица, каждый спадающий предмет одежды вплетались в ритуал, где физическое обнажение шло рука об руку с эмоциональным.

Блузка Ольги соскользнула с плеч, обнажив бледно-розовую шёлковую комбинацию с кружевной отделкой – не кричащую роскошь, а то сдержанное изящество, которое советские женщины умели создавать из скудных материалов. Кружево, вероятно, связано ею самой долгими вечерами, хранило растительный орнамент, схожий с морозными узорами на стекле.

Под комбинацией открылся лифчик того же оттенка, с атласными бантиками на бретелях – деталь, балансирующая между невинностью и соблазном. Тонкая ткань слегка просвечивала, намекая на очертания тела, но эта полупрозрачность лишь добавляла загадки, не раскрывая всего.

Трусики, сшитые из того же материала, в стиле шестидесятых, с высокой посадкой и лёгкой оборкой, шептали о женственности, не требующей громких заявлений. На левом бедре виднелась вышивка – веточка сирени, выполненная шёлковыми нитками чуть темнее.

Когда последние тканевые преграды исчезли, Михаил замер, поражённый не столько красотой её тела, сколько его естественностью. Кожа Ольги, бледная, почти перламутровая, с россыпью едва заметных веснушек на плечах – память о давнем дачном лете, – казалась живой картиной. Груди, чуть крупнее среднего, идеально ложились в ладонь, с нежно-розовыми сосками, уже твёрдыми от прохлады комнаты и волнения.

Талия плавно перетекала в бёдра – не осиная, но грациозная, с природной пластикой, неподвластной упражнениям. На животе серебрилась тонкая полоска шрама от давней операции; она инстинктивно прикрыла его рукой, но Михаил мягко отвёл её ладонь и коснулся шрама губами – в этом жесте было больше близости, чем в любых страстных объятиях.

Её длинные и стройные ноги с чуть выступающими косточками щиколоток добавляли облику трогательной хрупкости. Между бёдер темнел аккуратный треугольник волос, и эта естественность несла больше эротизма, чем любая искусственная гладкость.

Михаил опустился на колени перед кроватью, где лежала Ольга. В этом движении не было покорности, но нечто сакральное, словно он совершал обряд. Его руки легли на её бёдра, ощущая их лёгкую дрожь – не от холода, а от предвкушения. В полумраке спальни её кожа будто светилась изнутри, и он медленно развёл её ноги, любуясь открывшейся картиной.

Первое прикосновение языка было невесомым, почти иллюзорным, но вызвало электрический разряд, пробежавший по её телу. Ольга вскинула голову, когда дрожь волной прошла от пальцев до затылка. Что-то внутри неё поддалось – не только плоть, но и пласты сомнений, страхов, ставших второй кожей.

Он продолжил увереннее, словно настраивал инструмент, подбирая интонацию: медленные круги языком по внутренней стороне бедра, пауза у самой кромки её влажности. В его взгляде, устремлённом вверх, не было стыда – он изучал каждую реакцию на её лице, как партитуру безмолвной музыки. Ольга впервые позволила себе не думать о том, как выглядит; мир за пределами этой комнаты перестал существовать.

Он менял ритм и силу давления – то резко, почти болезненно, то дразняще легко. Ольга издавала полузвуки, дыхание перехватывало; несколько раз она пыталась сжать бёдра, но он мягко удерживал их. С каждым касанием волна удовольствия нарастала, дробясь на вспышки блаженства.

Ольга вцепилась в покрывало, костяшки пальцев побелели; затем её рука легла на затылок Михаила – жест уверенности и неосознанного обладания. Она чувствовала себя обнажённой до атомов и одновременно защищённой, как никогда. Мысли сгустились в горячую вязкую массу; ей казалось, что ещё миг – и она распадётся на частицы.

Михаил, будто угадав этот предел, приподнялся, провёл рукой по её лицу и встретился с ней взглядом – его глаза были внимательны до жестокости. Ольга ощутила вкус крови: она прикусила губу до алой капли.

В этот момент он одним движением оказался между её ног; она ощутила его тяжесть – сначала поверхностную, затем глубоко проникающую. Когда Михаил вошёл в неё, мир замер. Это было как погружение в тёплую воду после холода – шок и облегчение. Ольга вздрогнула, её пальцы впились в его плечи – не от боли, а от силы ощущения. В её глазах, широко раскрытых и потемневших, читалось удивление, словно она заново открывала своё тело.

Их движения в классической позиции были медленными, почти медитативными. Михаил опирался на локти, чтобы не давить на неё, и между их телами оставалось пространство, где циркулировал воздух, пропитанный их близостью. Каждый жест был осознанным, каждый вдох – синхронным.

Ольга не сразу решилась обвить его бёдра ногами: сначала она лишь тянулась навстречу, словно не веря, что может позволить себе эту жадность. Её лодыжки скользнули по простыне, колени сомкнулись на его талии – сперва робко, затем с силой, будто в этом захвате заключалась последняя уверенность в реальности происходящего. Она держалась осторожно, но вскоре барьер рухнул: ноги сжали Михаила, как замок, и даже сквозь жар их сцепления он ощутил её благодарность и доверие.

Он почувствовал не столько силу её мышц, сколько пульсацию живого сопротивления и отдачи; этот захват был одновременно признанием "ты мой" и мольбой "пусть это не кончается". В этом жесте была внезапная зрелость, и Михаил едва не рассмеялся от узнавания: как точно тела всё запоминают, как мало значат слова.

Несколько секунд они лежали почти неподвижно – лишь тяжёлое дыхание и ритм сердец выдавали накал. Затем Ольга чуть сместилась, изменяя угол; каждое движение теперь ощущалось резче, глубже. Она словно подставляла себя под это новое чувство, раздвигая границы восприятия. Ей стало всё равно, услышат ли стоны в соседней комнате: впервые за годы она была готова быть громкой, настоящей.

Он двинулся чуть резче, стремясь поймать её взгляд, увидеть в нём отражение того же захвата, что владел им самим. Ольга не отвела глаз: её зрачки, расширенные, будто впитывали свет, а губы разомкнулись в полуулыбке, полной детской открытости. Она снова прикусила нижнюю губу – не для сдержанности, а чтобы глубже ощутить вкус момента.

Новое сцепление тел сделало их позу почти совершенной: её приподнятые и поданные вперёд бёдра выражали отчаянную готовность принять любую боль ради этой близости. Кожа на её животе натянулась до белизны; ладони Михаила, лёгшие по обе стороны талии, ощутили под пальцами тонкую дрожь.

Их движения углублялись, становились интимнее с каждым толчком; воздух между ними густел, пропитанный сладким напряжением. В какой-то миг она открыла глаза и посмотрела на него – в этом взгляде было столько доверия, что у Михаила перехватило дыхание. Её губы чуть разомкнулись, но вместо громких звуков из них вырывались лишь тихие вздохи, что были красноречивее любых слов.

Затем в её глазах мелькнула решимость, смешанная с игривостью. Мягко, но настойчиво она подтолкнула его, заставляя перевернуться на спину. Оказавшись сверху, Ольга на мгновение замерла, словно привыкая к новой перспективе. Волосы упали вперёд, создавая завесу вокруг их лиц, и в этом шатре они оказались отрезаны от мира.

Ольга оседлала Михаила с лёгкостью, неуверенность сменилась пугающей свободой. Её бёдра скользнули вперёд, прижимаясь так близко, что время и пространство вокруг утратили структуру. С первых движений стало ясно: она взяла управление темпом и глубиной ритуала, унося их в новую степень откровенности.

Михаил попытался перехватить инициативу – привычка, что сильнее рефлекса, – но его руки, опустившиеся на её талию, встретили живую пружину: мышцы Ольги работали слаженно, уверенно, будто она всегда помнила уроки своего тела. Каждый подъём был выше предыдущего, каждое опускание – тем неожиданнее. Под ладонями он ощущал не только движение плоти, но и вибрацию желания, прокатывающуюся по ней волнами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
13 из 13