Сказка о глупом зайце

Инна Игнаткова

Сказка о глупом зайце

Повесть

Пролог

Заяц воровато проскакал через дачный участок, миновал домик, огород и приложился к лакомой коре молодой яблоньки. Он сгрыз все вкусное с северной стороны и уже было принялся за южную, как вдруг услыхал совсем близко шаги.

«Увлекся», – подумал заяц и с досады и страху рванул с места, чувствуя, как его трусливое заячье сердечко так и рвется из груди, вот-вот выпрыгнет! Но кто бы на его месте не испугался? Он помнил, как его маму, папу, братьев и сестер убили из ружья, а подругу и зайчат загрызла старая лисица. Теперь он остался один, но жизнь перед лицом неминуемой гибели казалась еще желанней и ценней! Только он так и не поборол в себе привычку портить деревья на дачных участках…

Каждую секунду заяц ожидал смерти. Верх-вниз, вверх-вниз мелькал заячий хвостик. Но до самого ближайшего укрытия было слишком далеко! Ухнул выстрел. И зайца не стало.

– Ну что? – спросил секретарь небесной приемной. – Допрыгался, голубчик? Как звать-то?

– Зи… Зиновий, – трепеща ответил заяц.

– Это в какой жизни так звали?

– В по… позапрошлой, – заикаясь и вспоминая, проговорил он, весь сжимаясь.

– Да не трясись – тут стрелять никто не будет. Человеком опять хочешь стать?

– Хо… хочу.

– Ладно уж, опять Зиновием будешь, раз привык. А впрочем, вот твои документы, входи в залу – там решат, куда тебя и как.

Зиновий затрясся еще сильнее, даже плечи приподнял, точно голову в них хотел вжать. И, осторожно постучавшись, заглянул.

Увидев большой длинный стол и много-много каких-то существ, на первый взгляд очень похожих на людей, он отпрянул и прижался спиной к створке двери, испуганно уставившись круглыми глазами на секретаря.

– Да чего ты боишься? Они добрые – заходи, бить не будут, – засмеялся канцелярский служащий. И голос его гулко разнесло по зале нездешнее эхо.

Зиновий вошел.

– Ой, идиот получится… – покачал головой секретарь, посмотрев ему вслед поверх круглых очков в серебристой оправе. – Следующий! А-а… это опять вы! Вам вон в ту дверь, четвертый кабинет. Следующий!

«Типичный сценарий для типичного недотепы», – думал Зиновий, представая перед аудиторией. Быть может, он и был труслив, но отнюдь не был глуп! Все это он проходил уже неведомо сколько раз. И понимал, что никогда не осилит своей миссии. Зачем же тогда они издеваются над ним? Гоняют по одному и тому же маршруту! Попробуй-ка походи кругами, да не оплошай. За что?

На этот раз Зиновий был настроен решительно: он был готов сказать им все, что думает по этому поводу, и попросить себе другой участи. Неужели они не видят, что он все равно не сумеет? Быть может, ему не хватает всего лишь чуточку поддержки. Да, сейчас он им так и скажет, он потребует… попросит: милости, спасения!

Он выпрямился, окинул взглядом присутствующих, открыл рот и… почему-то не смог. Не так уж просто в такой торжественной обстановке сказать что-то твердо и не расплакаться – от жалости к самому себе. Слезы встряли у него в глазах, когда его в очередной раз попросили рассказать, что с ним произошло.

– Что же ты ревешь? Человеком стать хочешь? – опять услышал он знакомый вопрос.

– Х-х-х-хочу, – снова ответил он, задыхаясь от обиды и унижения.

– Тогда будь мужчиной! И перестань киснуть.

– Угу, – соглашался заяц, вспоминая тяготы и лишения своего пути. Он думал только об одном: если его снова сделают этим животным или чем-то подобным, он этого не вынесет! Больше не вынесет! Ему и помыслить об этом было страшно – страшно до тошноты. Но он так и не сказал, так и не решился попросить того, чего хотел. А он ведь знал, что ему нужно – самую малость!

– Ты больше не заяц – помни это! – снова прервали его нечленораздельное словотрясение эти существа, которые почему-то имели право решать, кому сколько мучиться. – Но помни и то, что ты можешь снова им стать, если из тебя не получится человека. Ты должен понять, что такое настоящие чувства. У тебя будет все: деньги, здоровье, удача. Тебе нужно будет достичь только одного – уничтожить в себе заячью душу.

I

Двое рабочих в спецовках вышли из служебного «пазика» и, ни с кем из сотрудников не попрощавшись, побрели по грязной окраине города. Они о чем-то оживленно беседовали друг с другом, активно жестикулируя: один что-то рассказывал, а второй постоянно перебивал, задавая вопросы. Ни у кого эти люди не вызывали ни малейшего подозрения.

– А через вон ту лесопосадку со временем будет проложена трасса, чтобы прямо с этой улицы район соединялся с центром города, – указывал крепкой рукой тот, что постарше. – А то ведь неудобно объезжать через Лесную.

– Ну да.

– А здесь…

Разговаривая, они прошли до самого конца покрытого серым льдом тротуара и остановились на углу.

– Ну что, как обычно? Я – темный ангел, ты – белый? – спросил тот, что помоложе.

В разговоре возникла короткая пауза.

– Ты разве не знаешь? Нас ведь по-другому в этот раз распределили, – наконец, удивленно ответил второй, тот, что много говорил о строительных проектах.

– Нет, не знаю! Мы разве не вместе?

– На этот раз нет. Тебе новичка в напарники дадут, он и будет темным. А ты теперь – белый. Растешь, поздравляю!

– Спасибо, – озадаченно пожал протянутую руку Георг, не слишком радостно приняв весть о своем повышении. – А кто он?

– Новенький какой-то, недавно поступил к нам. На испытательный срок.

– Что же ты раньше не сказал?

– А нечего дрыхнуть до обеда – так и с работы полететь недолго.

– И к кому нас приставят? Тоже не знаешь?

– Это знаю. Нашумевшая история.

– Но не скажешь, – обиженно решил Георг, привыкший к манере Петера обращаться с ним, как с учеником. В какой-то степени так оно и было все это долгое время, за которое они успели крепко подружиться.

– Почему же?.. Скажу. Твой будущий подопечный – бывший заяц. Говорят, с ним непонятки какие-то: вроде бы не злой, и мучить жалко, но что-то в нем такое есть, что мешает душу его спасти, – а что, неизвестно. В общем, тебе это и предстоит выяснить. Он уже который раз из зайца в люди и наоборот, а толку никакого. Сейчас ему за тридцать, зовут Зиновием, до сего времени жил под защитой Братислава, но нашего брата переводят в другой отдел. Так что теперь зайцем займешься ты.

– То лисы, то зайцы… – пробормотал Георг. – Но как же я без тебя, Петер?

– Спра-авишься, – оптимистично протянул светлый ангел. – Главное – помни, чему я тебя учил: не торопи события и дай людям возможность самим за себя решить! А не то все насмарку пойдет и заново все делать придется.

– А если я не смогу?

– Сможешь! А не сможешь сам – сделай это чужими руками. Не зря же ты ангел! Способы всегда найдутся, главное, чтобы голова на плечах была. Невозможного нет.

– А ты где будешь? – взгрустнул Георг.

– А я в отпуск. Устал я с вами…

– Шутишь! А как же люди?

– Хватит на них ангелов! Вон сколько нынче работу ищут. Да и тебе полезно – не все ж проказничать, надо бы и делу учиться, идти, так сказать, вверх по карьерной лестнице без перил! К тому же я ненадолго: знаю, что все равно без работы не смогу, – признался Петер. И улыбнулся своим мыслям.

– А дальше какие планы? – интересовался Георг. – Что потом?

– Потом… Потом мне за мои заслуги разрешили самому человека выбрать, – похвалился ангел.

– И что, ты уже кого-то присмотрел?

– Присмотрел, – на этот раз печаль прозвучала в голосе Петера. И он замолчал, задумчиво посмотрев на небо, необычайно красивое сегодня. Белые облака, как игрушечные, плыли по чисто-голубому пространству и казались добрыми-добрыми, как из сказки. Этой весной небо почему-то было особенно красивым, каким не казалось ему уже давно. И составляло разительный контраст грязной земной дороге.

– Лена? – догадался Георг, и его глаза засияли таинственностью и любопытством.

Петер словно вышел из транса.

– Совесть мучает, – признался он. – Я сдался, опустил руки, не смог смирить своей гордыни. Но я чувствую, что ей без меня плохо. Веришь ли, звала меня давеча!

– Неужели?

– Полночи проплакала: требовала, чтоб ей вернули прежнего ангела. Дурак я, что ушел два года назад!

– Но ведь она сама тебя прогнала, – заметил Георг.

– Это сгоряча. Пропадет она без меня, сама это понимает. С тех пор, как я ушел, у нее все наперекосяк пошло. Надо вернуться и доделать дело.

– Погоди-ка, а что, разве Анна не справляется со своими обязанностями?

– Она ей не нравится! И на самом деле, Анна совершенно не понимает, что нужно такому человеку, как Лена.

– Наверняка ее за это по головке не погладят.

– Анна умная, она со мной уже об этом говорила: если симпатии нет, лучше сразу уйти. Мы договорились, что поменяемся: она снова возьмет моего олуха, а я вернусь к Лене. Никто лучше меня с этим не справится. Нельзя людей бросать, передоверять – это ведь не вещи, это – души, понимаешь?

– Понимаю, – Георг с легкой иронией покачал головой.

– Куда тебе! Она меня, представляешь, недавно сама во сне разыскала, – продолжал Петер, размашистым шагом идя рядом с Георгом.

– Как это?

– А вот так! В слезах уснула, и снится ей, что она по лестнице поднимается, и с каждым этажом идти все труднее и труднее. И будто происходит это в старой школе, где она когда-то училась.

– А причем здесь ты?

– А при том, что ищет она там меня и зовет по имени! Откуда узнала – неведомо. Я всегда чувствовал, что у нее есть какая-то связь с нашим миром, некие способности к ясновидению… – отвлекся Петер.

– Ну а дальше что? – перебил заинтригованный Георг.

– Дальше?.. Она зовет меня, а я не появляюсь. И тогда она гневается на мое молчание. На четвертом этаже у них кабинет русского языка и литературы был: она входит в класс, хватает стул и начинает им все вокруг крушить – стекла, герани в горшках, все, что попадается. И повторяет: «Вернись! Мне без тебя плохо!»

– Ну а ты что? – любопытствовал Георг.

– А я… Я появился и сказал ей, чтобы она угомонилась и ничего больше не крушила, – несколько смущенно ответил Петер. – Она тут же успокоилась. А проснувшись, все свои дела забросила и стала ждать. Даже есть перестала! Будто чувствует, что я решился.

– Правда? – удивился Георг. – Ничего себе!..

– Она в нас верит. И, кстати, очень ярко представляет, как мы работаем, достаточно близко к истине. Она ведь не такая, как все… – объяснял Петер, но вдруг осекся под чутким взглядом коллеги.

– Ты знаешь, друг… – нарочито философски сказал на это Георг. – Мне кажется, дело в другом…

– На что это ты намекаешь? – сжал кулаки Петер, задетый за живое.

– Ни на что! Абсолютно ни на что! – поспешил увернуться молодой ангел. – Но считаю своим долгом дать совет не слишком-то выставлять свои чувства напоказ. Излишняя симпатия, сказала бы Анна, в нашем деле только во вред. Я же вижу, что Лену ты любишь больше, чем всех остальных.

– Я не делаю различий! И не смей возводить на меня впредь этот поклеп, – сказал Петер и быстро пошел прочь.

– Не сомневаюсь в твоем беспристрастии, – кинул ему в спину Георг. – Но Лену невозможно не любить, узнав поближе ее душу. В высших кругах уже поднимался вопрос о том, чтобы взять ее в ангелы после этой жизни – к нам, понимаешь?

Петер замедлил шаг и остановился:

– Я всегда знал, что на сплетни ты горазд больше, чем на усердную работу над ошибками, – обернувшись, с достоинством ответствовал он.

Георг нагнал товарища и взял его под руку.

– Прости, Петер. Да, я таков! Но в данном случае речь идет о твоей работе над твоими ошибками! Я всего лишь хочу уберечь тебя от них. Если кто-то пронюхает о твоем неравнодушии к кому бы то ни было, ты проблем не оберешься.

– О каком ты говоришь неравнодушии? Ты в своем уме?

– Послушай, мы давно друг друга знаем, давай начистоту! Я же вижу, что ты просто весь светишься, когда о ней говоришь. Твое положение сейчас очень шаткое. Именно поэтому ты должен ей об этом как-то намекнуть – чтобы не шибко-то на свидания во снах напрашивалась.

– Я уже намекнул, – ответил Георг сдавшись. – Сам не дурак! Не знаю, поняла ли она. И больше не слова об этом, слышишь?

– Хорошо. Только обещай, что поможешь мне с Зиновием, – поставил условие Георг.

– Ты смеешь меня шантажировать? – насторожился Петер. И почувствовал, что обложен со всех сторон и наказан за излишнюю откровенность. – То есть, чтобы ты молчал, я должен тебе помогать? – вывел он. – А я-то считал тебя другом!

– Так оно и есть! Ты меня неправильно понял, – испугался Георг. – У меня и в мыслях такого не было. Погоди, Петер! Ну прости меня! – Георг бежал за ускорявшим шаг Петером. – Я просто чувствую, что один не справлюсь: ты рано меня покидаешь, я же не научился еще ничему! Ну какой из меня ангел? Ты хочешь и меня раньше времени бросить на произвол судьбы, как Лену?

Двое «рабочих» свернули за угол дома. В этой части улицы никого не было, и, защищенный от человеческих взглядов серыми безлистными кронами деревьев, Петер взмыл в голубую февральскую высь, обернувшись сизым голубем.

Георг остался один. Он не торопился в небо.

«Пускай летит, потом помиримся, – думал он, позволяя Петеру отлететь подальше. – Ему нужно успокоиться и подумать, а то наломает дров».

Ангел побродил еще с полминуты по старому скверу, а потом взмахнул широченными серыми крыльями и упорхал в заоблачную высь.

II

В кабинете генерального директора строительной компании пахло деревом и дорогими сигарами. Мебель походила на антикварную, но явно была изготовлена недавно на заказ из самых дорогостоящих материалов. Пробковые обои на стенах вбирали в себя весь шум и негатив, изолируя от суеты внешнего, словно бы не касающегося этой комнаты мира. И вся обстановка навевала мысли о позапрошлом столетии, словно здесь обитал какой-нибудь английский лорд, а не провинциальный бизнесмен.

Впервые Георг видел своего подопечного так близко. Он несмелым шагом прошел через резиденцию грешника, явно робея перед всей этой роскошью, какой за все свое существование не видал, и расположился напротив – на стуле, на который дружелюбно указал хозяин кабинета.

– Присаживайтесь, не стесняйтесь, – сказал Зиновий и закурил.

Он вел себя так, точно прожил больше Георга и был намного мудрее его. На самом деле все было фикцией: Зиновий привык так себя вести – этим он попросту прикрывал то, чего еще не изведал, свою душевную пустоту, которую еще не заполнил. Георг знал об этой особенности его характера, уже больше месяца наблюдая за доверенным ему человеком. И в цели его сегодняшнего визита сюда не входило показывать свое высокое происхождение и чем-либо выдавать себя. Он пришел не за этим, он пришел посмотреть на Зиновия поближе, чем с небес.

Однако первый осмотр ничего нового Георгу не показал. Первое, о чем он подумал, было не критично. Скорее самокритично: «А вдруг не по ловцу птаха?» – испугался он. Но тут же застыдился собственной неуверенности – не по статусу ему так робеть перед обычным смертным! Негоже столь мало верить в собственные силы, ведь перед ним – его первый человек, которого следует вести за руку к вратам рая. И это большая честь для него – быть ведущим светлым ангелом!

Георг собрался и настроился на работу.

«Я справлюсь, – сказал себе Георг. – Если суждено быть его ангелом-хранителем, значит, он нуждается в моей помощи, и я не подведу. В нашем деле нельзя проваливать заданий», – твердо сказал он себе, вспомнив Петера.

И тут же почувствовал в себе решимость и энтузиазм. Но, несмотря на готовность к трудностям, он даже и предположить не мог, какую школу придется ему пройти благодаря этому человеку. Ситуация усложнялась еще и тем, что нельзя было ударить в грязь лицом перед собственным стажером Симеоном, который теперь выполнял обязанности темного ангела и был приставлен к Георгу, как когда-то он сам – к Петеру.

В этом деле все было так сложно и запутанно, что Георг совершенно не знал, с чего начать, и пребывал в полнейшей растерянности. Зиновий не был тугодумом – вовсе нет! Он хорошо играл в шахматы, прекрасно научился обдуривать деловых партнеров, и так умело выставлял себя правым в отношениях с женщинами, что порой сам Георг диву давался – вот те и бывший глупый заяц!

Но если приглядеться пристальнее, в одном Зиновий неизменно тупил: судьба давала ему шанс за шансом спасти свою душу, а он высокомерно отшвыривал их один за другим. О душе он не думал. И Георг никак не мог отучить его так разбрасываться людьми, событиями и, в конце концов, деньгами! Ведь лимит его был неисчерпаем, и нечего было бояться окончания средств. В этих условиях задача ангела помочь искушаемому в процессе жизни грешнику становилась трудновыполнимой. Глупыш не понимал, что от его поступков и решений, от его чувств и помыслов в конечном счете зависит, какой будет его дальнейшая участь, следующая жизнь. Не понимал – и поэтому скучал, не видя ни смысла, ни более-менее трудоемкого дела. И потому искал развлечений, тратил деньги, но… все равно скучал.

И вот тут был один существенный нюанс, который не позволял Георгу найти верное решение и даже составить какое-то определенное мнение. Этот факт был неоднократно проверен Симеоном, напарником Георга, умело подстраивавшим Зиновию новые и новые ловушки: Зиновий быстро охладевал к различным соблазнам, не тонул в пучине греха и неосознанно отстранялся от всяческой грязи житейской, в которую неизбежно бы завлекли любого другого слабака. Бывший заяц не видел смысла в пьянстве – ему оно доставляло столько же удовольствия, сколько бумажная волокита, которую он разруливал одним пальцем.

Своим флегматичным поведением он вызывал недоумение партнеров по бизнесу: как с его спокойствием и нерасторопностью он еще до сих пор не прогорел?! На женщин он тоже не то чтобы особенно был падок – ему было бы вполне достаточно и одной, которая бы сама звонила и назначала свидания. Денег ему хватало, и поэтому хапать лишнего Зиновий не был горазд. Зато постоянно увлекался все новыми и новыми ненужными проектами, на которые не жалел ни сил, ни средств. Но он словно бы подсознательно чувствовал, где положительное, а где порочное, злое, ведущее к гибели. Не хотел никому вредить, не злился на конкурентов и не строил козни тем, кто их строил ему. А если понимал, что человек плохо к нему относится, то просто отворачивался от него. Ни разу в жизни он даже на словах не пожелал никакой гадости самым заклятым врагам! Он просто забывал их. Забывал и прощал.

Все эти обстоятельства весьма озадачивали Георга: если Зиновий не хочет идти по пути греха и это ясно, как день, тогда зачем же его поместили сюда, в эту жизнь, и предъявили столь жесткие требования к перевоспитанию? Что в нем нужно менять, если он ведет себя в целом благородно и по-человечески?

«Но ведь случались и в судебной практике грандиозные ошибки, когда человека сажали пожизненно, и лишь по истечении лет сорока, а то и больше, открывалось, что он невиновен, – размышлял Георг. – Что если и это… Нет, не может быть! Там не ошибаются». Георг корил себя за крамольные мысли. Нет повода к ереси, если просто не способен найти ответ. Если ты сам бессилен, нечего сваливать вину на других – это не выход. Это самое простое и самое неправильное!

– Что-то я не пойму, что в нем перевоспитывать, – на днях озвучил его же мысль Семион. – И не сказать, чтобы на его долю не выпадало никаких испытаний: в детстве он часто болел, был изгоем среди детей, одно время даже стал толстячком, его дразнили одноклассники Жиртрестом. Однажды его невзлюбила и начала подтравливать ядами жена отцовского брата, семья которого одно время жила в их доме, после чего он полгода провел в больнице… Он боялся темноты и мышей, – продолжал Симеон озвучивать некоторые подробности жизни Зиновия, листая биографию.

– Боялся темноты и мышей… – Георг открыл досье Зиновия и перечитал от начала до конца.

– Мы с тобой не с того начали, друг мой! – сказал он Симеону. – У него надо искать не дурные привычки, не подлость души, а трусость.

– Трусость?

– Здесь так написано. Сколько времени мы с тобой занимались совсем не тем, игнорируя исходную цель нашего задания.

– Но позволь, разве он труслив? Бывают еще те трусы!

– Раз здесь так написано, значит…

– А не могло быть ошибки? – перебил Семион.

– Нет, ошибок здесь не бывает! – испуганно отрезал Георг, вспомнив, что и сам на днях об этом думал.

– Но мы же с тобой ошиблись.

– Да, ты прав – мы с тобой просто два олуха! Значит, где-то в нем сокрыта эта самая трусость, которую он наверняка умело скрывает. Она неочевидна настолько, что ее не заметили даже мы, и это вдвойне страшнее того, что лежит на поверхности! Значит, там решили, что это качество опаснее, чем кажется.

– Как же ее найти?

– А вот это уже наша с тобой прямая задача.

– Человек-то хороший – издеваться над ним не хочется, – признался Симеон.

– Откуда ты знаешь, какой он человек?! – сорвался Георг. Все это время его тревожили те же самые вопросы, а тут еще этот сопляк открывает ему столь великие истины, до которых дошел своими куриными мозгами, причем раньше него!

– Может быть, я и не знаю, какой он человек, – признался стажер Георга. – Но иной раз как подумаю: узнали бы люди, кто вершит все их судьбы, и с какой добросовестностью мы выполняем свою работу… Дурно становится!

Георгу тоже вдруг стало совестно. И все последующие дни напролет он ломал голову над тем, как же подступиться к главному в душе Зиновия. Но так ничего и не придумал. Был бы рядом Петер, он бы наверняка уже нашел верное решение или хотя бы дал ценный совет. Но теперь все зависело только от них самих. И так трудно было на что-то серьезное решиться, не разобравшись до конца. Все-таки тут живой человек. И Георг боялся подвести, причинить лишние, ненужные страдания.

– Кофе будете? – спросил Зиновий. И, не дожидаясь ответа, вызвал секретаршу Марью Семеновну.

Это была высокая и худосочная сорокалетняя вдова, на которую вряд ли мог заглядеться мужчина. Но она блестяще выполняла свои обязанности, всегда находилась в курсе всех дел и располагала нужной информацией. А еще она была матерью троих детей, и Зиновию было ее попросту жалко – настолько, что он никогда бы и не подумал уволить ее и заменить какой-нибудь более сексапильной особой.

Посмотрев на вошедшую женщину, Георг снова задумался о том, что же представляет из себя Зиновий, которому дали все для безоблачной жизни – так что он мог бы совсем не думать ни о чем и просто наслаждаться жизнью. И тогда прямой путь был бы ему назад в зайцы. Но в том-то и дело, что он – думал. И не мог найти себя в этом пустом, как ему казалось, существовании – по сути, только в этом одном и состоял его грех. В чем же тогда заключалось перевоспитание? Зачем было обрекать на тяжкие испытания вполне хорошего человека? Быть может, это все-таки ошибка?

Георг отказался от кофе, ссылаясь на занятость. И предложил приступить сразу к делу.

– Вы из земельного комитета, – вывел Зиновий, отхлебнув из фарфоровой чашки дымящийся напиток.

Георг кивнул. После стольких лет ангельской жизни как-то непривычно было представать в человеческом обличии. Хотя ангел держался достойно изо всех сил: он сидел прямо, спокойно и непринужденно глядя в глаза Зиновию, в силу профессиональной привычки прожженного бизнесмена тоже исподтишка изучавшему его.

– Я уже разговаривал с вашими ребятами, – Зиновий выглядел весьма смело, даже вызывающе. И ни тени трусости не читалось в его глазах, как и во всем его поведении. – В деньгах нет проблем, в целесообразности я их тоже убедил. Не пойму, чего вы упрямитесь? Это ведь никому не причинит вреда.

Вот, опять – это «никому не причинит вреда»! И действительно, суть дела, о котором хлопотал Зиновий, и на этот раз была вполне безобидной. Он даже домов жилых сносить не собирался, прокладывая свою «трансрайонную магистраль».

– И действительно, – проговорил Георг. – Я на самом деле пришел одобрить ваш проект, а не оспаривать его. Вот, подпишите эти бумаги.

Документы, невесть откуда появившиеся в руках гостя из ведомства, были протянуты через стол. На какое-то мгновение взгляд Зиновия задержался на глазах посетителя, и Георг успел заглянуть в его туманную душу, похожую на мутный пруд без всякого течения. Однако и Зиновий кое-что странное успел разглядеть в светло-голубых глазах Георга. Только он не сразу понял, что именно.

Получив подписи, Георг откланялся, все для себя выяснив: это неплохой человек, и тяжких испытаний не заслуживает. Однако, поняв это все, он так и не решил, что же с ним делать. А между тем, уже получил на днях выговор от начальства за то, что неоправданно тянет резину. Обосновать свое бездействие он не смог, как и намекнуть о «судебной ошибке». Поэтому и огреб по полной программе прямо на глазах у Семиона.