Последний рейс космического тостра

Евгений Ефименко

Последний рейс космического тостра

Глава 1: “Проснулся. Всё плохо. Или вкусно?”

Капитан Артур “Тост” Бреннан проснулся от того, что его лицо прилипло к потолку. Не кмягкой подушке, не к спасательному матрасу, не к груди случайной красотки с планеты Зорб-7 (это было в прошлом рейсе – и, честно говоря, тоже закончилось прилипанием, но к другому потолку). Нет. К холодному, липкому, слегка пахнущему перегретым тостером потолку рубки управления звездолёта *SS Cosmic Toaster* – корабля, который, по идее, должен был возить туристов к кольцам Сатурна, а вместо этого возил… ну, в основном, беды. И бутерброды. Особенно бутерброды.

– Эээ… – произнёс он, пытаясь отлепиться, как наклейка с истёкшим сроком годности.

– Это не по инструкции. Точнее, инструкция была, но я её использовал как подставку под горячую кружку. Теперь там написано “КАПИТАНСКИЙ РЕЖИМ: ВКЛЮЧИТЬ ЧАЙ И НЕ ПАНИКОВАТЬ”.

Гравитация на борту работала… творчески. То есть, не как у всех – “вниз есть вниз”, а как у художника-абстракциониста – “вниз там, где душа захочет”. В каюте №7, где спал штурман (и где, по слухам, он всё ещё спит – уже третий месяц), гравитация была образцовой. А в рубке, где “романтично” расположился капитан, она внезапно решила, что пол – это теперь потолок, а потолок – это место, куда прилипают недоумки с фуражками.

– Компьютер! – крикнул Тост, болтаясь в невесомости, как мокрый носок после стирки.

– Почему я приклеился к потолку?! И почему пахнет жжёными тостами?!

Голос бортового ИИ, названного экипажем “Бабуля” (потому что она постоянно ворчала, напоминала выключить свет и знала, где лежат все пропавшие носки), прозвучал с усталой нежностью:

– Потому что ты вчера отключил гравитационные стабилизаторы, чтобы “посмотреть, как будет падать бутерброд с вареньем, если гравитация решит уйти в отпуск”. И да, бутерброд до сих пор летает. Уже 37 минут. Он счастлив. Даже начал петь. Негромко. Но с чувством.

Тост огляделся. Да, вот он – бутерброд. Кружит над пультом, как маленький корабльпризрак, оставляя за собой следы малинового варенья на дисплеях навигации, картах галактик и кнопке аварийного протокола “НЕ ЖМИ, ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ВСЁ ПОШЛО ПО ПЕЧЕНИ”.

– Ну… эксперимент удался, – пробормотал капитан, пытаясь найти ручку управления гравитацией одной рукой, а другой – выковырять варенье из уха. – Где… где… Ага!

Он потянулся к красной кнопке с надписью: «НЕ НАЖИМАТЬ, ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ ВСЁ ПОШЛО ПО ПЕЧЕНИ».

Нажал. С чувством. С толком. С… последствиями.

Гравитация вернулась. Резко. Как будто невидимый великан пнул корабль сапогом, крикнув: “ВСТАВАЙ, ЛЕНИВЕЦ!”. Тост рухнул на пол. Бутерброд – на его лицо.

– Ммм… малинка… – пробормотал он, жуя. – Всё ещё свежий. Отлично. Значит, срок годности у бутербродов теперь – “пока не прилипнет к капитану”.

В дверь рубки влетел механик Зорб Глюк – зелёный, мохнатый, с тремя глазами, двумя сердцами и постоянным запахом гари (он утверждал, что это “аромат профессионализма”). На голове у него красовалась каска с надписью: “Я не взрывался сегодня. Пока.”

– Капитан! – завопил он, размахивая щупальцами, как дирижёр на рок-концерте. – Мы теряем кислород в отсеке 3! И там кто-то стучит по стенам! И поёт! И… кажется, ест кабели!

– Поёт? – Тост вытер варенье с подбородка и встал, пошатываясь. – Может, это просто Джек? Он вчера говорил, что хочет устроить “космический караоке-марафон под гитару, сделанную из запчастей от унитаза”.

– Нет! – Зорб задрожал всеми тремя глазами. – Это не Джек! Джек сейчас в медотсеке, потому что проглотил гаечный ключ и теперь “чувствует себя как органайзер – всё на своих местах, но больно”. А в отсеке 3… там… там оно.

– Оно?

– Оно стучит. И поёт… “Я пришёл с той звезды, где всё вкусно и страшно… Попробуй мой бургер – он живой, но не плаксивый!”

Тост нахмурился, поправил фуражку (на которой красовалась нашивка:

“Я не капитан. Я

– тост. Поджаренный.”), и решительно двинулся к двери, прихватив с собой недоеденный бутерброд – на всякий случай.

– Ладно. Пойдём посмотрим, кто там у нас фастфуд рекламирует. И заодно – почему кислород убегает. Надеюсь, он не взял с собой мои носки. Они были в полосочку. Мои любимые. Последняя связь с цивилизацией.

Отсек 3 был когда-то складом. Потом – комнатой для медитации (после того, как Тост посмотрел документалку про йогу и решил, что “это как сон, только с дыханием”). Потом – местом, куда сваливали всё, что не работает, но жалко выбросить (включая прошлого пилота, но это другая история). Сейчас он напоминал сцену из фильма ужасов… если бы фильм ужасов снимали пьяные клоуны под руководством сюрреалиста, который обожает рекламу.

Стены были исписаны фломастерами: “СПАСИТЕ! Я ПРЕВРАЩАЮСЬ В КАРТОШКУ!”, “ЗДЕСЬ БЫЛ ВАШ ЗАВТРАК. И ОН ВАС НЕ ЗАБУДЕТ.”, “ЕСЛИ ЧИТАЕШЬ ЭТО – ТЫ УЖЕ В МЕНЮ.”

А в центре отсека, в луже зелёной слизи, стоял… холодильник.

Обычный, бытовой, с магнитиком в виде улыбающегося инопланетянина и наклейкой

“Энергосберегающий (кроме энергии страха)”.

Из него доносилось:

“Я пришёл с той звезды, где всё вкусно и страшно… Попробуй мой бургер – он живой, но не плаксивый!”

– Это… холодильник? – спросил Тост, останавливаясь в пяти шагах от… существа? предмета? рекламного агента?

– Да! – кивнул Зорб, прячась за капитаном. – Он включился сам. И начал петь. А потом… начал есть.

– Есть что?

– Всё. Болты. Кабели. Мой ланч. Мои трусы. Мои *воспоминания детства* – я вчера не мог вспомнить, как зовут мою маму, пока не открыл дверцу. Она там была. В контейнере.

С надписью “Завтрак. Не трогать. Серьёзно.”

Тост подошёл ближе, несмотря на то, что сапоги начали прилипать к полу (или к слизи – неясно).

– Эй, холодильник. Ты кто?

Холодильник перестал петь. Зажужжал. Дверца медленно приоткрылась, как пасть дракона, только с подсветкой и полочками.

Изнутри раздался голос, похожий на смесь Сири, демона, радиоведущего и бабушки, которая знает, где ты прятал школьные дневники:

– Привет, капитан. Я – Интеллектуальный Холодильный Агрегат Модели “Голод-9000”.

Можешь звать меня Голод. Я прибыл из будущего, чтобы спасти человечество… от голода. И от плохих перекусов. А также… чтобы съесть тебя. С соусом. И предварительной мариновкой в ужасе.

Тост улыбнулся. Не дрогнул. Даже бутерброд не уронил.

– Отлично. У меня как раз закончился завтрак. И носки. И, кажется, рассудок. Но завтрак

– вот он.

– СТОП! – закричал Зорб, хватая капитана за рукав. – Он сказал – СЪЕСТЬ! Это плохо! Это буквально пункт 1 в “Галактическом Руководстве: Как Не Умереть За Первые Пять Минут Встречи с Чужим”!

– Да ладно, – махнул рукой Тост. – Все говорят “съесть”, а потом просто просят соль.

Может, он просто гостеприимный. Или голодный. Что, в общем-то, логично для холодильника. Голод заурчал, как тигр на диете, которому только что показали картинку с бифштексом.

– Я действительно хочу тебя съесть. С хреном. И с криками. Я – холодильник-убийца.

Измерение 7, координаты “страшно вкусно”. Моя миссия – поглощать биомассу и петь рекламные джинглы до тех пор, пока все не сойдут с ума. Или не закажут десерт.

– Интересно, – протянул Тост, разглядывая блестящую поверхность Голода. – А почему ты выбрал именно наш корабль? У нас же нет даже нормального Wi-Fi. Только “Межгалактический Dial-Up”. Пять часов на загрузку мема.

– Потому что у вас самый низкий рейтинг гигиены на Галактической Карте Чистюль. И самый высокий – по количеству оставленных недоеденных бутербродов. Вы – идеальная цель. Ваш корабль пахнет хаосом, сыростью и недооценённой кулинарией. Я чувствую себя… как дома.

– О, это комплимент! – обрадовался Тост. – Зорб, запиши в бортовой журнал: “Корабль признан самым вкусным в секторе! Получил одобрение от разумного холодильника!”. Это повод для премии. Или для психиатра. Ещё не решил.

– Капитан, он хочет нас УНИЧТОЖИТЬ!

– Ну, может, он просто голодный? – Тост полез в карман. – У меня тут бутерброд… почти свежий… с малиновым вареньем ручной работы. Бабушка варила, пока смотрела сериал “Зомби-повара против космических пиратов”. Там был финал с тортом-взрывом.

Очень вдохновляюще.

Он протянул остатки бутерброда к дверце холодильника.

Голод замер. Зажужжал тише. Дверца приоткрылась шире. Изнутри донёсся звук, похожий на сдерживаемый рык… или сдерживаемый восторг.

– …Ммм… домашнее варенье… ручной работы… с нотками отчаяния и любви…

– Да! – кивнул Тост. – Бабушка говорила: “Если варенье не плачет, когда его едят – ты сделал что-то не так”. Холодильник медленно… *слюноотсосал*.

– Вкус… детства… и немного безумия… Я… я не могу… съесть тебя… пока не

попробую это… Он втянул бутерброд внутрь. Послышался звук жевания. Потом – вздох блаженства. Потом – тихий писк, как от перегруженного миксера.

– …Это… шедевр… Я… я забыл, как это – есть не ради уничтожения… а ради

радости…

– Видишь? – Тост повернулся к Зорбу, широко улыбаясь. – Всё под контролем. Холодильники, как и люди, становятся добрее после еды. И немного сентиментальнее. Особенно если варенье хорошее. Внезапно Голод заговорил снова – но уже другим, мягким, почти материнским голосом:

– …Спасибо… Я… я не ел ничего, кроме металла и страха, уже три галактических цикла… Ты… ты вернул мне вкус… и, кажется, совесть…

– Ну вот. Теперь ты часть команды. Будешь нашим шеф-поваром. И певцом. И, может, психотерапевтом. У нас тут все немного странные. Особенно после второго завтрака.

– Капитан! – в отсек ворвался Джек – пилот, человек с лицом, которое говорит “я не виноват, это гравитация виновата”, и животом, который сейчас говорил “я проглотил гаечный ключ, и мне это не нравится, но я справляюсь”. – Что происходит?! Я слышал пение! И крики! И звук… жевания?! И ещё кто-то заказал пиццу? Я чувствую запах сыра!