Полная версия
Он приехал, чтобы умереть. Его жена исчезла. Без следа. Без крика. Только одна туфля с землёй на подошве стояла у порога, как будто она вышла на улицу… и растворилась. Дом, оставленный тётей Эмилией, был не заброшен - он был запечатан. Окна заклеены бумагой. Дверь заперта цепями, но без замков. Как будто дверь не для того, чтобы не пускать. А для того, чтобы не выпускать. Когда Эдвард коснулся стены, она дышала. Не из гипса. Не из кирпича. Из кожи. С венами. С пульсом. И из её глубины шёпот: «Ты пришёл слишком поздно…» Это не привидение. Это не сон. Это миф, который перестал быть сказкой. Страх, рожденный сотнями потерянных людей, обрёл форму. Он ест воспоминания. Он пьёт любовь. Он берёт тех, кто слишком сильно помнит. Дневники Эмилии раскрывают правду: «Мы не создавали комнату. Мы её вызвали. А теперь она хочет, чтобы ты остался навсегда». Когда Эдвард начинает писать, его слова читают миллионы. Люди пишут: «У меня тоже есть стена». «За ней — голос моей мамы»...
