Цена любви: готовность на всё ради неё

– Кто это может быть? – прошептала я в пустоту коридора, чувствуя, как по коже пробегают мурашки.

Мое сердце стучало быстрее обычного, а в голове проносились сотни вопросов без ответов. Чувство, что мной следят, усилилось. Теперь это была не просто догадка, а почти физическое ощущение. На следующий день, когда я пришла в свою любимую студию, где проводила часы за холстом, я обнаружила у мольберта бумажный стаканчик. Из него исходил знакомый, манящий аромат моего любимого латте с карамелью из небольшой кофейни на углу, куда я заходила каждое утро. Именно там, в том уютном местечке, я всегда начинала свой день, наслаждаясь тишиной и запахом свежесваренного кофе. Никто, кроме Кирилла, не знал о моем пристрастии к этому конкретному напитку и этой кофейне. Сердце мое замерло. Я огляделась по сторонам, но студия была пуста. Воздух казался тяжелым, словно наполненным чьим-то незримым присутствием. Это уже не шутка. Это было вторжение, вторжение в мое личное пространство, в мои самые сокровенные уголки жизни. Холодный озноб пробежал по спине. Я взяла стаканчик, он был еще теплым. Это означало, что тот, кто оставил его, был здесь совсем недавно. Это знание было невыносимым, обволакивающим, словно липкая паутина. Я чувствовала себя марионеткой в чьей-то невидимой игре. И решила, что больше не могу держать это в себе. Мне нужен был кто-то, кто сможет взглянуть на ситуацию со стороны, кто поможет понять, что происходит.

– Лера, – я набрала номер подруги, мой голос дрожал от сдерживаемого страха. – Ты не поверишь, что случилось.

Я рассказала обо всем, о цветах, альбоме, и вот теперь – о кофе. Лера слушала внимательно, мой голос по телефону звучал обеспокоенно. – Мия, это… это не нормально. Это уже не просто поклонник. Это пугает. Ты должна быть осторожнее. Может, стоит сказать Кириллу?

– Я не знаю, – ответила я, сжимая телефон. – Я боюсь его реакции. И я до сих пор не понимаю, кто это может быть. Это так странно…

Но рассказать Кириллу все-таки пришлось, потому что он сам все заметил. Когда Кирилл пришел за мной в университет тем вечером, его взгляд сразу упал на пышный букет орхидей, который я поспешила поставить подальше, но забыла убрать из виду. Затем он заметил блестящий корешок арт-альбома, наполовину торчащий из моей сумки. Его обычно спокойное лицо мгновенно омрачилось. Он чувствовал, как ревность, словно змея, заползает в его грудь, сжимая ее ледяным кольцом. Он привык, что мне иногда уделяют внимание, но такое навязчивое, анонимное и столь дорогое внимание заставило его нервничать. Его голос прозвучал резче обычного.

– Что это, Мия? От кого эти подарки? И не говори, что ты не знаешь. Это уже не в первый раз, да?

Я вздрогнула от его тона. И почувствовала, как по моим щекам разливается краска, а сердце начинает колотиться быстрее.

– Кирилл, успокойся, пожалуйста! Я, правда, не знаю! Все это просто… появляется. Эти цветы, потом этот альбом, а сегодня утром – кофе. Я не понимаю, кто это делает! Это чья-то глупая шутка, наверное. Или… или кто-то просто ошибся. Мне это тоже не нравится, я чувствую себя не в своей тарелке.

Мои слова, полные искреннего смятения, не успокоили Кирилла. Наоборот, его лицо еще больше потемнело. Он сжал кулаки, в его глазах вспыхнул гнев.

– Шутка?! Мия, ты серьезно? Кто будет тратить такие деньги на 'шутки'? И как это 'появляется'? Кто-то за тобой следит, а ты говоришь, что это шутка? Ты что, скрываешь что-то от меня? Может, у тебя появился другой, и ты просто не хочешь мне говорить?! – Его голос срывался на крик, привлекая внимание нескольких студентов, проходящих мимо. Он был растерян, зол и крайне обижен.

Я почувствовала себя зажатой в угол. Моя наивность сталкивалась с его подозрениями, а моя невинность – с его ревностью, которая стремительно превращалась в агрессию. Слезы подступили к глазам.

– Кирилл, как ты можешь так думать обо мне? Я тебя люблю! Нет никого, ты же знаешь! Я же тебе говорю, что мне страшно от всего этого! Я не знаю, как это остановить!

Я сделала шаг к нему, пытаясь дотронуться до его руки, но Кирилл резко отдернул меня, его глаза были полны горечи.

– А мне кажется, ты просто наслаждаешься этим вниманием, Мия. Иначе бы ты давно узнала, кто это. Или не захотела узнавать.

Он развернулся и быстро зашагал прочь, оставив меня одну, сжимающую в руках арт-альбом, который теперь казался не желанным подарком, а тяжелым камнем. Мой мир, такой хрупкий и понятный, начинал трещать по швам под натиском чужой, непонятной воли.

Остин

Глава 5

В это же время, в тенистой аллее неподалеку от университетских ворот, припаркованный черный «Майбах» словно растворялся среди деревьев. Внутри я наблюдал за всей сценой через тонированные стекла, на моих губах играла легкая, почти незаметная улыбка. Андрей, мой помощник, сидел рядом, держа в руках планшет, на который транслировались данные с нескольких скрытых камер.

– Букет доставлен, господин Сойер. Альбом тоже. Кофе… да, все, как вы просили. Реакция… ну, как вы и предполагали. Девушка озадачена, ее парень, Кирилл, очень… эмоционален.

Я кивнул, мои глаза продолжали следить за удаляющейся фигурой Кирилла, а затем переключились на Мию, оставшуюся стоять в одиночестве, с расстроенным лицом.

– Хорошо. Очень хорошо. Мои слова были тихими, но в них звенела стальная уверенность и предвкушение победы. Я наслаждался каждым моментом, когда тщательно спланированные действия приносили желаемый результат. Я видел, как ее наивный мир начал рассыпаться, как посеянные мной зерна сомнения проросли в отношениях Мии и Кирилла. Мой план работал, и работал безупречно. Эта игра была намного увлекательнее любых корпоративных сделок. Я чувствовал, как власть над чужими судьбами опьяняет меня, дает ни с чем несравнимое ощущение контроля. Мия… она скоро поймет, что ее прежняя жизнь, такая спокойная и предсказуемая, больше не вернется. И я буду тем, кто ее изменил. Я откинулся на спинку сиденья, взгляд был холоден и расчетлив.

– Отлично. Пусть ее парень хорошенько закипит. Это только начало.

– Теперь… – сделал паузу, мозг уже переходил к следующему этапу, к более решительным, более прямым действиям.

– Теперь мы покажем Мие, что ее ждет. И покажем Кириллу, что он здесь лишний. Приготовьте все для завтрашнего дня. Мне нужно кое-что показать ей лично. И будьте готовы к немедленным действиям по устранению любых препятствий. Любых. Без исключений.

Сжав кулак, чувствуя прилив адреналина. Моя цель была близка. И я не остановлюсь ни перед чем, пока не достигну ее. Чувство вседозволенности, перемешанное с азартом, наполняло меня. Я был готов к следующему шагу, гораздо более агрессивному и разрушительному для тех, кто стоял на моем пути к Мие.

На следующий день, я сидел внутри, мой взгляд, острый и нетерпеливый, был прикован к выходу из старинного здания университета, окна которого тускло поблескивали в предзакатном свете. Каждая минута ожидания казалась пыткой, но в то же время наполняла меня странным, мазохистским предвкушением. Я сжимал руль, чувствуя, как пульсирует кровь в венах, а в воздухе повисла тяжесть невысказанного желания, почти осязаемого. Мое терпение всегда было на пределе, особенно когда речь заходила о том, что я считал своим по праву. А Мия… она должна была стать моей, это было ясно, как сам факт существования этого душного, амбициозного города. Я видел, как сквозь вереницу студентов, спешащих по своим делам, просачивается ее тонкая, почти невесомая фигура, окутанная легким шарфом, словно ореолом. Она неспешно шла, прижимая к груди папку с эскизами, и каждый ее шаг, казалось, замедлял время, заставляя меня впиваться взглядом в ее силуэт. Сердце, обычно спокойное и расчетливое, сейчас отбивало бешеный ритм. Я почувствовал, как напрягается челюсть, а по венам пробегает обжигающий ток, когда она появилась из-за массивных колонн, озаренная последними лучами уходящего дня. Ее волосы, словно водопад темного золота, мягко ложились на плечи, а легкая улыбка тронула губы, когда она что-то негромко прошептала себе под нос. Она была… абсолютным контрастом всему, что окружало меня в моем жестком, беспощадном мире. Хрупкая, светлая, почти эфемерная. Я видел, как она оглядывается, словно кого-то ищет, и в этот момент мои легкие словно наполнились свинцом. Предчувствие. Дурное предчувствие. Спустя мгновение, из-за угла библиотеки показался высокий парень. Кирилл. Я узнал его сразу – помощник уже успел собрать скудные сведения о нем. Кирилл держал в руках небольшой букет из ромашек, таких простых и нежных, что они казались насмешкой над теми экзотическими орхидеями, что я отправил ей всего несколько дней назад. Наблюдая, как Мия, увидев Кирилла, внезапно расцветает в настоящей, искренней улыбке, той самой, которая не появлялась на ее лице после моих, навязчивых, но пока еще неуклюжих попыток привлечь ее внимание. Эта улыбка, теплая и открытая, предназначенная не мне, разорвала тишину внутри «Майбаха», словно гром среди ясного неба. Затем она сделала шаг к Кириллу, и ее движения были легки, словно танец. Они обнялись. Короткое, но такое интимное прикосновение. Я ощутил, как холодный, острый укол ревности пронзает мне грудь. Это было не просто неприятно, это было мучительно, словно кто-то вонзил нож прямо в сердце, провернув его. Я сжал кулаки, ногти впились в ладони, оставляя полукруглые отметины. Мои глаза потемнели, в них заплескался опасный огонь. Я был готов разнести все вокруг, лишь бы стереть эту картину из памяти. Это было оскорбление, личное, глубокое. Она принадлежит мне. Она должна принадлежать мне. А этот… этот обычный парень, с его дешевыми цветами, посмел прикоснуться к тому, что я уже считал своей собственностью. Гнев поднялся внутри меня, обжигающая волна, что грозила поглотить. “Наглость”, – прошипел я сквозь стиснутые зубы, голос был едва слышен, но в нем звенела стальная угроза.

– Какая… наглость. Я откинулся на спинку сиденья, мой взгляд не отрывался от пары, которая уже отходила от входа в университет. Кирилл что-то рассказывал, оживленно жестикулируя, а Мия слушала его, наклонив голову, ее смех, легкий и мелодичный, доносился до меня сквозь толщу стекла, словно из другого, недосягаемого мира. Они шли, держась за руки, их шаги были синхронны, словно они танцевали. Я приказал водителю тронуться, не спуская глаз с удаляющихся фигур. «Майбах» бесшумно скользнул по дороге, держась на почтительном расстоянии. Наблюдая за ними через тонированное стекло, каждый их жест, каждое слово, долетевшее до меня обрывком, лишь усиливало кипящую ярость. Я видел, как Кирилл, смеясь, приобнял Мию за талию, и она не отстранилась. Напротив, она прильнула к нему чуть ближе, их головы соприкоснулись. Этот жест, такой естественный и непринужденный, вызвал новый приступ удушающей ревности в груди меня. Я представил, как моя рука обнимает ее, как мои пальцы переплетаются с ее, как ее смех звучит только для меня. Это зрелище было невыносимым. Я чувствовал, как кровь стучит в висках, а внутренности скручиваются в тугой узел. Эта глупая, наивная девчонка! Как она могла выбрать такого… обычного, посредственного парня, когда перед ней был я? Я. Человек, который мог дать ей все, о чем она могла только мечтать, и даже больше. Человек, который одним своим словом мог изменить ее мир, перевернуть его с ног на голову. Мои губы искривились в презрительной усмешке.

Они наслаждаются этим моментом, этим дешевым, наивным счастьем, – пронеслось в моей голове.

– Но я разорву его в клочья. Разорву их на части, чтобы она поняла, что такое настоящая страсть. И настоящая власть. Я не мог оторвать взгляд от их переплетенных рук, и эта простая близость была для меня как красная тряпка. Мне хотелось выйти, схватить ее за руку, оттащить от этого парня и заявить свои права, но я знал, что это будет контрпродуктивно. Пока. Пока еще нет.

Подожди, Мия, – подумал я, мысли были холодны и остры, как лезвие.

– Скоро ты увидишь, что такое настоящий мужчина. И что значит быть моей. Стиснув зубы. Ярость росла, питаясь каждым мгновением их показного счастья, как пламя пожирает сухую траву. Я чувствовал, как эта эмоция обжигает изнутри, превращая в чистое, концентрированное желание разрушать. Власть, которую я так ценил, теперь была направлена на одну-единственную цель. В конце концов, «Майбах» остановился в темном переулке, в тени высоких, равнодушных зданий. Я резко открыл дверь и вышел, моя фигура была напряженной, словно натянутая струна. Городской шум, гул машин, далекий лай собаки – все это казалось фоном для внутренней бури. Я стоял, словно монумент, взгляд был прикован к точке, где только что исчезли Кирилл и Мия. Холодный воздух немного остудил пыл, но не унял нарастающего внутри него яростного огня. Я посмотрел на свои ладони, которые все еще горели от впившихся ногтей. Эти подарки, эти орхидеи, этот альбом – все это было слишком тонко, слишком намеками. Они не пробили ее наивную броню, не заставили ее усомниться в своем выборе. А может, наоборот, только укрепили ее связь с этим ничтожеством, вызвав его ревность и сделав его еще более настойчивым. Нет, так не пойдет. Это не мой метод. Не мой стиль. В голове начал формироваться новый, куда более агрессивный план. Я больше не собирался играть в прятки. Я сделаю так, чтобы их отношения рухнули, чтобы Мия осталась одна, чтобы ее сердце было разбито и опустошено. Только тогда она будет готова ко мне, к моей власти, к моей страсти. «Как разлучить их?» – этот вопрос пульсировал в висках, становясь единственным смыслом существования в этот момент. Я знал, что для устранения конкурента нужны не просто намеки, а прямой, сокрушительный удар. У меня были ресурсы, влияние, связи. Я был Сойер Уайт. И никто не посмеет стоять у меня на пути. Я достал телефон и резко, почти не глядя, набрал номер Андрея. Мой голос был низким, но таким леденящим, что в нем слышался металл.

– Андрей, – произнес я, и каждое слово было отчеканено, словно пуля.

– Мне нужна информация. Полная, исчерпывающая информация об этом… Кирилле. Его личная жизнь, его слабости, его темные пятна. Все, что может его скомпрометировать. Я хочу знать, где он бывает, с кем общается, что его интересует. Ничего не упустить. И я хочу это быстро. Очень быстро.

Помощник на другом конце провода что-то промямлил, возможно, пытаясь уточнить или задать вопрос, но я не дал ему такой возможности.

– Любые сведения, Андрей. Любые. Без исключений. Я готов действовать. Моментально. Слышишь меня? Андрей, конечно, слышал. Мой тон голоса всегда менялся, когда я переходил в такой режим. Это был режим хищника. Я разорвал связь, не дожидаясь ответа. Сжав телефон в кулаке, ощущая, как стекло трещит под моим давлением. Мысли вернулись к первой встрече с Мией, к ее равнодушному взгляду, который я поначалу воспринял как оскорбление, но который теперь стал топливом для моей одержимости. Я вспомнил ее тонкие пальцы, ее нежный профиль, ее наивную простоту. Все это было вызовом, к которому я был готов.

– Она будет моей, – шепнув, слова прозвучали в тишине переулка, словно клятва, как заклинание.

– Она будет моей. Чего бы это ни стоило. Моя одержимость росла с каждой минутой, окутывая, словно темная, удушающая пелена. Я чувствовал, как она проникает в каждую клеточку его тела, подчиняя его волю. Это было не просто желание, это была болезнь, мания, которая требовала удовлетворения. Я вернулся в «Майбах». Не хотел больше ни секунды оставаться в этом месте, где видел их счастье. Оно отравляло воздух, забивало легкие. Я резко захлопнул дверь, звук был глухим и тяжелым, словно отрубили что-то лишнее. Я снова почувствовал, как ярость обжигает меня изнутри, и понял, что анонимные подарки были лишь бесполезной прелюдией. Они не сработали. Это было слабо, это было неэффективно, это было глупо. Я был зол на себя за эту мягкость. Мне нужна была более прямая, более агрессивная тактика. Нужны были решительные действия. И это требовало выхода для его кипящей энергии.

– В спортзал, – бросил я водителю, мой голос был сухим и резким.

– Быстро! Ярость требовала физического выхода, требовала боли, требовала ударов. Я нуждался в том, чтобы разбить что-то, выплеснуть эту разрушительную энергию, которая сейчас клокотала внутри меня. Только ринг, только боксерская груша могли принять на себя эту бурю, чтобы я мог вернуться к холодному расчету, к планомерному уничтожению препятствий. Я сжал кулак, и в моих глазах вспыхнул огонь. Пусть Кирилл пока наслаждается своей иллюзией. Завтрашний день принесет ему пробуждение. Очень болезненное пробуждение.

Остин

Глава 6

Едва выйдя из «Майбаха» и отдав краткий, отрывистый приказ водителю, я направился в свой личный спортзал, расположенный прямо в пентхаусе. Ярость клокотала во мне, не давая покоя, требуя физического выхода, чтобы хоть немного заглушить обжигающее чувство бессилия и собственничества. Надев перчатки, обмотав руки бинтами, чувствуя, как каждый узел затягивает узел моего гнева. Боксерская груша, старая и потрепанная, висела перед ним, словно безмолвный свидетель моей внутренней битвы, готовая принять на себя всю мощь моих ударов. Каждый раз, когда кулак с глухим стуком врезался в туго набитую кожу, перед глазами вставал образ Кирилла, его руки, обнимающие Мию, его смех, звучащий так легко и непринужденно. Я чувствовал, как ревность жжет изнутри, превращая кровь в расплавленный свинец. Это было новое, незнакомое ощущение – эта всепоглощающая, дикая злость, не позволяющая дышать. Я бил, не жалея сил, забывая о технике, превращая тренировку в жестокое избиение, пытаясь выбить из себя болезненное видение чужого счастья. Дыхание сбилось, пот струился по вискам, но облегчение не приходило. Я был пойман в ловушку собственного желания, и единственный выход видел лишь в одном – уничтожить все, что стояло на моем пути.

Мои удары становились все сильнее.

Образ парня Мии, с его нелепыми ромашками, засел в мозгу, словно заноза. Я осознавал, что мои предыдущие, более «тонкие» попытки – дорогие подарки, мимолетные встречи – были, не просто бесполезны, но и, возможно, только укрепили связь между Мией и этим… ничтожеством. Это была ошибка. Большая, непростительная ошибка для меня. Я, который привык добиваться своего с первого раза.

Я резко остановился, тяжело дыша.

Нет, мягкость не сработает. Я привык к прямолинейным, жестким методам, где цель оправдывает средства, а препятствия устраняются, а не обходятся.

Запыхавшись, сняв перчатки, швырнув их на пол. Властные амбиции, до этого направленные на бизнес-империю, теперь сконцентрировались на одной-единственной женщине, что было для него совершенно несвойственно, но неодолимо притягательно. Я чувствовал, как внутри него рождается что-то новое – более темное, более решительное.

Я прошел в свой кабинет, который располагался этажом выше, в самом сердце пентхауса. Зал был строгим, отделанным темным деревом и металлом, с панорамными окнами, открывающими вид на мерцающий огнями ночной мегаполис. Но я не смотрел на город. Мой взгляд был прикован к телефону, лежащему на массивном столе из черного оникса. Я разблокировал его, и на экране высветилась та самая фотография Мии, которую нашел где-то в социальных сетях, до ее полного исчезновения из онлайн-пространства, вероятно, по совету этого недоумка Кирилла.

Ее нежное, слегка наивное лицо, сияющие глаза, казалось, смотрели прямо на него, вызывая мучительную смесь нежности и раздражения. Раздражения от того, что она еще не моя. Я провел пальцем по экрану, почти ощущая холод стекла, но в своем воображении чувствуя тепло ее кожи. Мне нужна была не просто информация о Кирилле, мне нужна была информация, которая уничтожит его, раскроет его истинную натуру перед Мией, чтобы она, наконец, осознала, что рядом с ней ничтожество.

Остин

Глава 7

Едкое послевкусие от тренировки в спортзале, где я пытался выбить из себя болезненную ревность, все еще ощущалось в каждом его мускуле, но теперь эта обжигающая ярость трансформировалась в нечто более холодное, расчетливое. Я сидел в своем массивном, обтянутом черной кожей кресле, расположенном в центре кабинета, словно хищник, замерший перед решающим броском. Весь мой вид излучал невозмутимую, но опасную уверенность. Панорамные окна пентхауса открывали вид на огни мегаполиса, который казался лишь декорацией к моим амбициозным планам. Ночной город мерцал внизу, равнодушно взирая на судьбы тысяч, а я чувствовал себя его владыкой, способным изменить ход любой жизни.

Дверь тихо отворилась, и вошел Артем, мой доверенный помощник, с папкой в руках. Артем был воплощением безупречной исполнительности – ни лишних движений, ни ненужных вопросов. Он бесшумно подошел к столу из черного оникса, словно тень, и аккуратно положил папку передо мной, не нарушая сосредоточенности босса. От нее исходил легкий запах типографской краски и чего-то неуловимо опасного, словно в ней содержались не просто бумаги, а чьи-то тайны, готовые взорваться.

Я не спеша поднял взгляд, мои глаза, до этого устремленные в пустоту, теперь сфокусировались на плотной обложке. Мой интерес был не просто любопытством; это был взгляд человека, который заказывал целенаправленное уничтожение. Папка лежала как приговор, ожидая своего часа.

– Все проверено, Остин. До мельчайших деталей, – голос Артема был глухим, профессионально отстраненным, но даже в нем чувствовалась некая тяжесть, намек на то, что информация внутри была не из приятных. – Факты подтверждены. У нас есть неопровержимые доказательства. Он не оставлял следов, но мы нашли их.

Я лишь кивнул, не говоря ни слова, но мое напряжение чувствовалось в воздухе. Я протянул руку, пальцы едва коснулись прохладной поверхности папки, прежде чем решительно открыл ее. Внутри лежали не просто документы – это были отпечатки чужой лжи и предательства. Перед моими глазами предстали фотографии: размытые, но достаточно четкие снимки Кирилла в объятиях другой девушки, скриншоты звонков с незнакомых номеров и, самое главное, скриншоты сообщений, раскрывающие переписку, полную недвусмысленных признаний и обещаний, адресованных не Мие.

Мой взгляд, скользя по строкам чужих интимных откровений, становился жестче с каждой новой прочитанной фразой. Я увидел Кирилла на этих фото не просто с другой женщиной, а в какой-то расслабленной, фамильярной позе, которая говорила о давней связи. Скриншоты мессенджера были еще более красноречивы – каждое слово, каждый смайлик кричал о двойной жизни. Мои челюсти сжались. Я не чувствовал злорадства, скорее глубокое, пронзительное удовлетворение от осознания собственной правоты и предвидения.

Я отбросил папку, и она скользнула по полированной поверхности стола. В его мыслях невольно всплыл образ Мии – ее нежное лицо, наивные глаза, полные света и доверия. Она была слишком чиста для этого мира, для этой грязи. Я представил ее сейчас, погруженную в свои художественные эскизы, не подозревающую о кипящей вокруг нее лжи, о предательстве того, кому она, вероятно, дарила свою нежность и свою веру. Эта картина вызвала в нем нечто вроде отцовской ярости, желание защитить, оградить ее от этой мерзости. Но я понимал, что для этого ей нужно было увидеть правду, пусть даже она и ранит ее.

– Бедная девочка… – прошептал я, и в его голосе прозвучала искренняя, почти нежная горечь. Я почувствовал легкий, едва ощутимый укол совести – ведь это я, Остин, стану катализатором ее боли, тем, кто разрушит ее иллюзии. Я знал, что делаю больно, но это была боль во имя высшей, как я считал, цели. Ведь она должна знать. Она должна быть свободна от этого ничтожества, чтобы стать моей.

Этот мимолетный приступ сомнения быстро угас, подавленный волной всепоглощающего желания. Желание обладать Мией, сделать ее своей, было сильнее любого морального укола, любой секундной слабости. Оно горело внутри меня неугасимым огнем, сжигая все препятствия на своем пути. Я был Остином, и получал то, что хотел. Всегда.

Я быстро набрал номер, прижимая телефон к уху. На том конце провода ответил глухой, роботизированный голос, не выражающий никаких эмоций. Это был мой 'анонимный поставщик сообщений' – сеть людей, способных обеспечить полную конфиденциальность и мгновенную доставку информации, минуя все протоколы и следы. Я не назвал имен, не озвучил лишних подробностей; мне не нужно было это делать. Я просто передал файл, который только что просмотрел.

– Отправить все скриншоты. Сегодня же, – мой голос был холоден и тверд, не допускающий возражений.

– Пусть увидит. Пусть знает. Доказательства должны быть неопровержимыми.

На том конце провода раздалось короткое подтверждение, и связь оборвалась. Я откинулся на спинку кресла, тяжело выдохнув, словно сбросив с плеч невидимый груз. Я представил, как Мия, сидя где-нибудь в своей уютной комнате, получает эти сообщения. Как ее нежные брови сведутся к переносице в недоумении, а затем ее глаза распахнутся от шока. Я видел ее боль, ее разочарование, ее гнев. И эта картина, странным образом, вызвала в нем смешанные чувства. Была в этом доля триумфа – мой план сработал, конкурент устранен, поле расчищено. Но была и глубокая, почти неосязаемая грусть – грусть по той наивной, чистой Мие, которую я только что обрек на столкновение с жестокой реальностью. Она перестанет верить в идеалы, как я когда-то.