Полная версия
Александр Сосновский
Час, когда тени длинны
Глава 1. Письмо
Алексей Вепрев замер в дверном проеме своей квартиры, не сводя взгляда с конверта, лежащего посреди журнального столика в гостиной. Обычный белый прямоугольник без марки и штемпеля, с его именем, выведенным неровным, слегка дрожащим почерком. Тонкая бумага казалась неуместно яркой на темной полированной поверхности стола.
Такие письма не приходят по почте – их приносят лично. Или подбрасывают.
Алексей медленно прошел в квартиру, бросив портфель у входа и даже не сняв плаща, с которого стекала вода – весенний дождь застал его по пути домой. Обычно он первым делом включал свет, но сегодня в сумерках предзакатного часа, усиленных свинцовыми тучами за окном, было что-то завораживающее.
Кто мог подбросить конверт? Дверь была заперта на оба замка, когда он вернулся с работы. Окна на десятом этаже никто не открывал уже несколько лет – после того, как порыв ветра захлопнул раму и разбил стекло, Алексей заклеил все щели и смирился с духотой летних ночей.
Он сделал несколько шагов к столу, но остановился, не решаясь прикоснуться к конверту. Что-то в этом простом прямоугольнике бумаги вызывало иррациональное беспокойство. Алексей прислушался к себе, пытаясь определить причину тревоги. Несоответствие? Аномалия в обычном порядке вещей? Он усмехнулся – профессиональная деформация. Когда ты психолог с пятнадцатилетним стажем, начинаешь видеть тревожные паттерны даже в расположении чашек на кухонном столе.
Весенний дождь усилился, барабаня по стеклу тяжелыми каплями, превращая вечерний Петербург в размытую акварель синевато-серых тонов. Свет фонарей внизу создавал мерцающие ореолы в мокрой пелене за окном. В такие вечера особенно остро ощущалось одиночество. Три года после развода, и квартира все ещё казалась непривычно пустой, словно кто-то выскоблил часть его жизни, оставив незаполненное пространство. Кабинет, спальня, кухня – везде только его вещи, его книги, его одиночество.
Наконец, стряхнув оцепенение, Алексей снял плащ, аккуратно повесив его на вешалку, и щелкнул выключателем. Мягкий свет торшера наполнил комнату, придав ей некоторое подобие уюта. Он подошел к столу и сел в кресло, глядя на конверт, как на бомбу с часовым механизмом.
– Это просто письмо, – сказал он вслух, слыша в собственном голосе неуверенность. – Просто какое-то письмо.
Алексей наконец взял конверт и надорвал край. Внутри оказался сложенный вчетверо лист бумаги в клетку, вырванный из школьной тетради. Почерк был неровным, буквы прыгали по строчкам, словно их выводила дрожащая рука. В некоторых местах чернила расплылись – от воды или пота.
«Лёша,
Ты должен вернуться. Они все ещё здесь. В старом доме на холме. Я видел их. Они помнят тебя. Они ждут. Скоро начнется снова.
Приезжай в Черноречье. Пока не поздно.
М.»
Алексей перечитал записку трижды, пытаясь найти какой-то скрытый смысл, какую-то деталь, которая объяснила бы нарастающее беспокойство. Черноречье. Название отозвалось глухой болью где-то в глубине сознания, словно кто-то нажал на старый синяк. Маленький городок в трехстах километрах от Петербурга, где он провел первые двенадцать лет своей жизни. Место, о котором он старательно не вспоминал последние двадцать пять лет.
М. – Максим? Максим Зотов, его друг детства? Последний раз они виделись… Алексей не мог вспомнить. Память услужливо обходила те годы стороной, словно боясь потревожить что-то темное, притаившееся в глубине.
Он отложил письмо и резко встал, чувствуя, как напряглись мышцы шеи и плеч. Подойдя к окну, Алексей прижался лбом к холодному стеклу. Дождь усилился, превращаясь в настоящий ливень. Люди внизу спешили укрыться, раскрывая зонты и натягивая капюшоны. Обычная весенняя картина. Обычная жизнь.
Его жизнь тоже была обычной. Частная практика, несколько постоянных клиентов, лекции в институте психологии дважды в неделю. Размеренное существование, которое он выстроил по кирпичику после… После чего? После развода? Или гораздо раньше? После Черноречья?
Телефон завибрировал в кармане брюк. Алексей достал его и посмотрел на экран – сообщение от Ирины, его ассистентки: «Алексей Михайлович, напоминаю о завтрашней консультации с Беловым в 10:00. Материалы подготовила, оставила на вашей почте».
Обычная жизнь. Безопасная жизнь.
Он вернулся к столу и снова взял письмо. «Они все ещё здесь». Кто – они? «В старом доме на холме». Какой дом? Почему от этих слов по спине пробежал холодок, словно кто-то провел ледяными пальцами вдоль позвоночника?
Алексей потер виски. Головная боль, его верная спутница в моменты стресса, начинала пульсировать где-то за левым глазом. Он прошел на кухню, налил стакан воды и выпил две таблетки анальгетика. Затем открыл холодильник – почти пустой, как обычно. Несколько контейнеров с полуфабрикатами, бутылка кефира, яйца. Он жил один и готовил редко, предпочитая питаться в кафе или заказывать еду на дом.
Вернувшись в гостиную, Алексей подошел к книжному шкафу. На нижней полке, за рядом специализированной литературы, хранились несколько альбомов с фотографиями. Он достал самый старый, с потертой коричневой обложкой, который не открывал много лет.
Первые страницы – его ранее детство в Петербурге. Вот он, двухлетний, в песочнице. Вот с дедушкой на даче. Затем – переезд в Черноречье. Выцветшие фотографии поблекли от времени. Вот он, семилетний, с родителями на фоне какого-то озера. Мать с длинными светлыми волосами и неизменной сигаретой, отец – высокий, худощавый, с отстраненным взглядом. Вот школьный класс – третий или четвертый. Он нашел себя в третьем ряду, а рядом… светловолосый мальчик с веснушками и широкой улыбкой. Максим. На обороте выцветшими чернилами было написано: «2-А класс, Черноречье, 1993».
Следующие страницы были пусты. Словно жизнь в Черноречье оборвалась внезапно, без продолжения и объяснений. Потом снова фотографии – уже в Петербурге. Алексей, худой подросток с серьезным взглядом. Мать, постаревшая раньше времени. Отца на этих снимках не было.
Алексей закрыл альбом и потянулся к ноутбуку. Несколько запросов в поисковике – и перед ним развернулась скудная информация о Черноречье. Население – чуть больше двух тысяч человек, хотя статистика не обновлялась уже несколько лет. Градообразующее предприятие – бумажная фабрика, закрытая в начале 2000-х. Несколько блеклых фотографий центральной площади с обветшалым памятником Ленину, серые пятиэтажки, унылый пейзаж.
Ничего примечательного. Ничего, что могло бы объяснить странное письмо и еще более странное беспокойство, которое оно вызвало.
Алексей открыл карту и проложил маршрут. Триста двадцать километров, около четырех часов езды. Он мог бы выехать завтра после обеда, добраться к вечеру…
– Что я делаю? – пробормотал он, закрывая ноутбук.
Разумнее всего было бы выбросить письмо и забыть о нем. У него назначены консультации, лекция в среду, встреча с издателем по поводу новой книги. Нельзя все бросить из-за бессвязной записки от человека, которого он не видел четверть века.
Но даже когда эти мысли проносились в его голове, руки уже тянулись к телефону. Какая-то часть его сознания, независимая от логики и здравого смысла, уже приняла решение.
Алексей снова развернул листок. «Пока не поздно». Что это могло значить? Он почувствовал, как по шее поднимается волна жара, а затем сменяется холодом. Тревога без причины – первый симптом невроза, как он сам объяснял своим пациентам. Но это была не беспричинная тревога. Причина существовала, просто она скрывалась где-то в глубинах памяти, куда он боялся заглядывать.
Он достал телефон и набрал номер Ирины.
– Алексей Михайлович? – в ее голосе слышалось удивление. – Что-то случилось?
Он редко звонил так поздно. Их отношения были строго профессиональными – она координировала его расписание, вела документацию, иногда помогала с исследованиями для статей. Идеальная ассистентка – эффективная, пунктуальная и не задающая лишних вопросов.
– Ирина, мне нужно отменить все встречи на ближайшую неделю, – сказал он, слыша, как чуждо звучит собственный голос. – Семейные обстоятельства.
– Конечно, – в ее голосе не было вопросов, только профессиональная готовность решить проблему. – Я перенесу встречи и предупрежу всех клиентов. С Беловым как поступим?
– Перенаправь его к Петрову, они уже работали вместе в прошлом году.
– Хорошо. Вам нужна еще какая-то помощь?
Алексей помедлил. Ему хотелось спросить, не видела ли она, кто приходил в офис сегодня, не заметила ли кого-то странного. Но это выглядело бы параноидально.
– Нет, спасибо. Я свяжусь с тобой, когда вернусь.
Он положил трубку и снова посмотрел на письмо. Решение было принято, хотя он сам не до конца понимал почему. Что-то в этих неровных строчках задело струну, о существовании которой он давно забыл.
Алексей подошел к шкафу и достал небольшую дорожную сумку. Несколько рубашек, джинсы, предметы гигиены. Он действовал механически, позволяя телу выполнять привычные движения, пока разум блуждал где-то далеко.
Черноречье. Почему одно название вызывало такую тревогу? Что случилось там двадцать пять лет назад? Почему они с матерью так внезапно уехали? Почему он никогда не задавал вопросов?
Упаковав вещи, Алексей вернулся к окну. Дождь прекратился, но небо оставалось тяжелым и низким. Огни города отражались в лужах, создавая иллюзию параллельного мира под асфальтом. Мира, где все перевернуто и искажено.
Он закрыл глаза и попытался вспомнить Черноречье. В памяти всплывали лишь разрозненные образы: старые качели во дворе школы, скрипучие и опасные; запах свежеспиленного дерева на лесопилке, где работал отец; темная вода реки, огибающей город, с илистыми берегами, где они с Максимом искали лягушек. И еще что-то – смутное, тревожное, ускользающее от сознания, как тень от фонаря.
Алексей открыл глаза и решительно отвернулся от окна. Он поедет в Черноречье. Найдет Максима, если тот еще там. Выяснит, что означает это странное письмо. И, возможно, наконец разберется с той частью своего прошлого, которую так долго избегал.
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонила Марина, его бывшая жена.
– Привет, – сказал он, отвечая на звонок.
– Привет, Лёш, – ее голос звучал как всегда спокойно и немного отстраненно, словно она говорила из-за стеклянной перегородки. – Ты не забыл, что в следующую субботу день рождения Сережи? Он очень хочет, чтобы ты пришел.
Сережа. Его пасынок, сын Марины от первого брака. Мальчику исполнялось шестнадцать. Алексей был в его жизни с восьми лет, и даже после развода они сохранили теплые отношения. Возможно, даже более теплые, чем когда жили вместе – без ежедневного напряжения между ним и Мариной.
– Конечно, помню. Я буду, – ответил он, мысленно прикидывая, сколько времени займет поездка в Черноречье. Неделя должна быть более чем достаточно. – Уже купил ему подарок.
Это была ложь. Он совершенно забыл о дне рождения. Еще одно доказательство того, как далеко он ушел от нормальной жизни, погрузившись в работу и рутину.
– Хорошо, – в ее голосе послышалось облегчение. – Как ты?
– Нормально. Много работы, – стандартный ответ на стандартный вопрос. – А ты?
– Все по-прежнему. Сережа готовится к экзаменам, я занимаюсь проектом в галерее.
Повисла пауза. Три года после развода, а они все еще не научились нормально разговаривать. Когда-то они могли часами обсуждать книги, фильмы, делиться мыслями. Теперь их разговоры напоминали светскую беседу малознакомых людей.
– Лёш, с тобой точно все в порядке? Голос какой-то странный.
Вот что раздражало и одновременно восхищало в Марине – ее способность читать его как открытую книгу даже через телефон. Это было одной из причин, почему он влюбился в нее – она видела его настоящего, прорываясь сквозь маски и защиты. И одной из причин, почему их брак распался – иногда видеть слишком много тоже опасно.
– Да, просто устал, – соврал он. – Завтра уезжаю на несколько дней. Нужно проветрить голову.
– Это хорошо, – она, кажется, не поверила, но не стала допытываться. Еще одна особенность их постразводных отношений – уважение к новым границам. – Тебе давно пора отдохнуть. Куда едешь?
Алексей помедлил. Сказать или нет? Но скрывать не имело смысла.
– В Черноречье.
– Черноречье? – в ее голосе прозвучало неподдельное удивление. – Ты никогда не говорил, что хочешь вернуться туда.
– Я и не хотел, – честно ответил он. – Но получил письмо от старого друга. Кажется, ему нужна помощь.
– Понятно, – она помолчала. – Будь осторожен, Лёш.
– В каком смысле?
– Не знаю, – в ее голосе появилась неуверенность. – Просто… ты никогда не рассказывал о том месте. И всегда менял тему, когда я спрашивала о твоем детстве. Даже когда мы были вместе.
Алексей почувствовал, как напряглись мышцы шеи. Марина была права. Он никогда не говорил о Черноречье. Даже с ней, самым близким человеком, которого он когда-либо впускал в свою жизнь.
– Все будет хорошо, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Это просто короткая поездка. Разберусь с делами и вернусь.
– Хорошо. Позвони, когда доберешься, ладно?
– Обязательно.
После разговора Алексей долго сидел неподвижно, глядя на сложенную сумку. Странное чувство нарастало внутри – смесь тревоги и необъяснимого предвкушения. Словно он стоял на пороге чего-то важного, чего-то, что могло изменить его жизнь.
Он снова взял письмо и перечитал последние строки. «Приезжай в Черноречье. Пока не поздно».
Не поздно для чего?
Этот вопрос преследовал его, когда он наконец лег спать. И в его сне река с черной водой огибала маленький город, а на холме стоял старый дом, чьи окна светились в темноте, как глаза притаившегося хищника.
Глава 2. Дорога
Утро встретило Алексея головной болью и ощущением, будто он не спал вовсе. Выныривая из зыбкого полубредового состояния, он несколько минут неподвижно лежал с закрытыми глазами, пытаясь отделить явь от сновидений. Фрагменты сна преследовали его настойчиво и отчетливо: темная вода, сокрытая ночным туманом, шепчущий лес, чьи-то пристальные глаза, наблюдающие из непроницаемой тьмы. Эти образы казались слишком реальными, почти осязаемыми – словно воспоминания, а не причудливая игра подсознания.
Алексей медленно открыл глаза, щурясь от солнечного света, проникающего сквозь неплотно задернутые шторы. В комнате было душно. Наручные часы на прикроватной тумбочке показывали 7:14 – слишком рано для человека, чей сон был таким беспокойным.
Он заставил себя подняться и, пошатываясь, добрел до ванной. Яркий свет лампы безжалостно выхватил из зеркала его отражение: бледное лицо с темными кругами под глазами, спутанные волосы, трехдневная щетина. Он выглядел старше своих тридцати семи – последний год работы дался ему нелегко.
«Ты просто устал», – сказал он своему отражению, стараясь придать голосу твердость.
Он принял долгий горячий душ, надеясь смыть тревогу вместе с остатками ночных видений, но беспокойство осталось, поселившись где-то между лопаток – холодное, неприятное чувство, словно кто-то пристально смотрит в спину. Уже выключив воду, Алексей внезапно вздрогнул, услышав звук – тихий шепот, казалось, доносящийся из вентиляционной решетки. Он застыл, напряженно вслушиваясь, но звук не повторился. Тишина. Только капли воды мерно падали с душевой лейки.
«Ты начинаешь паниковать. Возьми себя в руки», – мысленно приказал себе Алексей, энергично растираясь полотенцем.
Завтрак был скомкан: чашка крепкого черного кофе и тост с маслом, который он так и не доел, оставив на тарелке почти нетронутым. Аппетита не было. Алексей рассеянно перелистывал утреннюю газету, но строчки сливались перед глазами, не задерживаясь в сознании. Его мысли были далеко – в маленьком городке, затерянном среди лесов, куда ему предстояло отправиться через несколько часов.
После завтрака он еще раз проверил содержимое дорожной сумки, методично перебирая вещи, словно искал в этом ритуале успокоение. Базовый набор одежды, средства гигиены, блокнот для записей, два профессиональных журнала по психологии, которые он обещал себе прочитать, но так и не нашел времени. Алексей добавил ноутбук и зарядные устройства, потом, поколебавшись, достал из ящика стола маленькую прямоугольную коробочку с таблетками.
Лоразепам – на случай, если тревога станет невыносимой. За последние годы он почти не прибегал к помощи транквилизаторов, но сейчас что-то подсказывало: они могут понадобиться. Алексей хмыкнул, подумав о горькой иронии ситуации – психотерапевт, нуждающийся в лекарствах, чтобы справиться с собственной тревогой.
В последний момент он решил взять с собой альбом с фотографиями – старый, в потертой кожаной обложке, с пожелтевшими страницами. Алексей не открывал его много лет, но сейчас, когда предстояло вернуться в прошлое, альбом казался важным связующим звеном, материальным доказательством, что детство в Черноречье действительно существовало.
Он наугад открыл одну из страниц и застыл. Школьная фотография, четвертый класс. Алексей без труда нашел себя среди сверстников – худощавый мальчик с серьезным взглядом, в слишком большом форменном пиджаке. Рядом стоял Максим Зотов – тонкий, как тростинка, с копной непослушных светлых волос и широкой, чуть кривоватой улыбкой, обнажающей неровные зубы.
Они были неразлучны все те годы в Черноречье. Странная пара: молчаливый, вдумчивый Алексей и взрывной, неугомонный Максим. «Профессор и Ураган» – так называли их одноклассники. А потом… Что случилось потом? Почему они никогда не общались после его отъезда? Почему Максим вдруг решил напомнить о себе именно сейчас, спустя четверть века молчания?
Алексей закрыл альбом и решительно застегнул сумку. Пора было выезжать.
Его старенький «Форд» завелся не с первого раза, словно разделяя сомнения хозяина относительно предстоящей поездки. Мотор кашлянул, зачихал и наконец неохотно затарахтел, выпустив в весенний воздух сизоватое облачко выхлопных газов.
Весенний Петербург провожал его мелким дождем и низким серым небом, затянутым плотными облаками – будто город тоже испытывал тревогу, отпуская одного из своих жителей в странное путешествие по следам прошлого. Алексей выехал из двора многоэтажки, где снимал двухкомнатную квартиру последние три года, и влился в неторопливый утренний поток машин.
Навигатор бесстрастным женским голосом проложил маршрут до Черноречья – четыре часа езды по федеральной трассе, затем еще около часа по региональным дорогам. Внутренний навигатор Алексея подсказывал, что путь будет гораздо более долгим и сложным, чем просто преодоление километров.
Выехав за пределы города, Алексей почувствовал, как напряжение немного отпускает. Дорога всегда действовала на него успокаивающе. Монотонное движение, мелькание разделительных полос, негромкая музыка из динамиков – все это создавало особое медитативное состояние, в котором мысли текли свободнее, а тревоги отступали на второй план.
Он включил радио, покрутил ручку настройки, перескакивая с одной волны на другую. Музыкальные станции передавали бодрые утренние программы с говорливыми ведущими, чей наигранный энтузиазм сейчас казался раздражающим. Наконец он остановился на классической музыке – мелодичные струнные звуки заполнили салон автомобиля, создавая фон для размышлений.
Алексей думал о письме, о Максиме, о Черноречье. Почему именно сейчас? Почему, спустя столько лет молчания, Максим решил связаться с ним? И что означали его странные слова? Алексей силился вспомнить, что особенного произошло, но память услужливо подкидывала лишь обрывки: велосипедные прогулки по лесным тропинкам, купание в реке, домик на дереве, который они соорудили с Максимом. Ничего особенного. Ничего пугающего.
Через час дорога пошла через лес. Высокие стройные сосны подступали к самому асфальту, создавая ощущение зеленого коридора. Алексей приоткрыл окно – в салон ворвался свежий весенний воздух с запахом хвои и влажной земли, пробуждающейся после зимнего сна.
Этот запах что-то всколыхнул в памяти. Внезапная вспышка: он, двенадцатилетний, бежит по лесной тропинке, сердце колотится от страха и возбуждения, ветки хлещут по лицу, за спиной – тяжелое дыхание преследователя…
Алексей резко вдавил педаль тормоза. Машина дернулась и остановилась на обочине, едва не задев дорожный столбик. Сзади возмущенно просигналил обгоняющий его грузовик, водитель выкрикнул что-то явно нелицеприятное.
Он сидел, вцепившись в руль побелевшими пальцами, и пытался восстановить дыхание. Сердце билось где-то в горле, перед глазами плясали черные точки. Что это было? Воспоминание? Сон? Галлюцинация? Почему оно вызвало такую сильную физическую реакцию?
– Соберись, – пробормотал он, вытирая внезапно вспотевший лоб тыльной стороной ладони. – Это просто поездка. Ничего страшного. Ты едешь навестить старого друга. Все нормально.
Он попытался включить профессиональный режим, мысленно диагностируя собственное состояние. Острая тревожная реакция, спровоцированная сенсорным триггером – запахом леса, связанным с вытесненными воспоминаниями. Классический случай. Ничего необычного.
Алексей сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, как сам советовал своим пациентам в моменты панических атак, и снова завел двигатель. Машина плавно тронулась с места.
– Все под контролем, – проговорил он вслух, словно заклинание. – Все под контролем.
Следующие два часа прошли без происшествий. Алексей включил аудиокнигу – детектив, который давно собирался послушать, – но не мог сосредоточиться на сюжете. Слова проскальзывали мимо сознания, не задерживаясь. Мысли постоянно возвращались к Черноречью, к письму, к обрывкам воспоминаний, которые начали всплывать, словно потревоженные рыбы со дна темного пруда.
Он помнил школу – двухэтажное здание из красного кирпича с широкой мраморной лестницей и скрипучим паркетом в актовом зале. Помнил квартиру, где они жили с родителями – третий этаж панельного дома, окна выходили на реку; летними вечерами он любил сидеть на подоконнике и наблюдать за бликами заходящего солнца на черной воде. Помнил библиотеку, где проводил много времени, прячась среди книжных полок от чего-то…
От чего он прятался?
Алексей потер висок. Головная боль усилилась, пульсируя где-то за левым глазом. Он съехал на обочину и заглушил мотор. В машине стало тихо, только легкий шум ветра в верхушках деревьев нарушал тишину.
– Что со мной происходит? – спросил он у пустоты.
Тишина не ответила. Алексей достал телефон и набрал номер Марины. После нескольких гудков включилась голосовая почта. «Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение после сигнала».
Он остановился на заправке, расположенной на развилке дорог. Заправив бак, зашел в маленький магазинчик, купил бутылку воды и таблетки от головной боли. Пока кассирша пробивала покупки, он спросил:
– Далеко еще до Черноречья?
Женщина средних лет с усталым лицом и выцветшими волосами, собранными в неаккуратный пучок, подняла на него глаза, в которых мелькнуло удивление.
– Черноречье? – переспросила она, словно не веря своим ушам. – Километров шестьдесят, наверное. А что, у вас там родня?
– Я… я там вырос, – ответил Алексей, ощущая странное смущение под пристальным взглядом кассирши. – Давно не был. Еду навестить друга.
Что-то изменилось в ее взгляде – появилась настороженность, может быть, даже жалость. Она оценивающе оглядела Алексея, словно пытаясь определить, насколько он надежен.
– Давно оттуда уехали? – спросила она, передавая ему сдачу.
– Двадцать пять лет назад.
Она кивнула, словно это что-то объясняло, и многозначительно поджала губы.
– Что ж, вряд ли вы узнаете те места. Городок совсем захирел после закрытия фабрики. Многие уехали. Молодежь в основном. Остались старики да те, кому податься некуда.
– А больница? – внезапно спросил Алексей, сам удивляясь своему вопросу. Он не помнил никакой больницы, это слово возникло откуда-то из глубин подсознания. – Больница еще работает?
Женщина нахмурилась, по ее лицу пробежала тень беспокойства.
– Районная? Вроде да, только сократили сильно. Теперь там всего несколько отделений работают. А вы про какую спрашиваете?
Алексей замялся. Он сам не знал, о какой больнице говорит. В его расплывчатых воспоминаниях о детстве не было никакой больницы.
– Да, про районную, – соврал он, чувствуя неловкость. – Мой друг… он там лечился когда-то. Спасибо за информацию.
– Будьте осторожны на дорогах, – произнесла женщина на прощание, но в ее голосе Алексею послышалось нечто большее, чем стандартное пожелание безопасного пути.
Он расплатился и вышел на улицу. Апрельский день клонился к вечеру. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая верхушки деревьев в золотистый цвет и отбрасывая длинные тени. Алексей сел в машину и проглотил таблетку от головной боли, запив ее водой. Почему-то разговор с кассиршей усилил его тревогу. В ее словах, в тоне, в выражении лица было что-то настораживающее, словно она знала больше, чем говорила.
