Последний звонок

На бумаге, выведенной угловатым, знакомым почерком, было написано:

«Привет, сапёр. Рад, что не заржавел. Нашёл первый ключ? Компас покажет путь. Азимут 75 градусов. Дистанция – ровно километр. Спеши, время тикает. И смотри под ноги. Здесь любят сюрпризы. : – »

Дорохов медленно выдохнул. Из горла ушёл комок. Это была не ловушка. Это была игра. Изощрённая, опасная, смертельная игра в кошки-мышки. Его водили за нос. Заставляли бегать по полю с компасом, как новобранца на учениях.

Гнев, горячий и яростный, ударил ему в голову. Он сжал записку в кулаке. Кто этот человек? Кто позволяет себя так унижать?

Но гнев тут же сменился ледяным спокойствием. Это и была цель провокатора – вывести его из равновесия, заставить действовать сгоряча, совершить ошибку. Ошибка сапёра всегда фатальна.

Он разжал пальцы, аккуратно разгладил бумагу, снова прочитал. Азимут 75 градусов. Километр. Куда? В глубь поля? К лесу? К тому месту, где стояла «Волга»?

Он поднял компас. Стрелка дрогнула и замерла. Он повернулся, выставил азимут. Взгляд упёрся в дальний край поля, в густую, тёмную лесополосу. Туда и вело направление.

Он сунул компас и записку в карман. Выбора не было. Он должен был играть по этим правилам. Пока.

Он двинулся вперёд, но не по прямой, а зигзагами, постоянно меняя направление, внимательно глядя под ноги. «Смотри под ноги. Здесь любят сюрпризы». Это мог быть блеф. А могла быть и правда. Его незнакомец знал о полигоне. Он мог заложить здесь что-то настоящее.

Каждый шаг давался с огромным напряжением. Он шёл, как по стеклу, вглядываясь в грунт, ища малейшие неровности, изменения в структуре почвы, неестественные предметы. Его профессиональное чутьё было настороже. Он видел десятки, сотни мин-ловушек, знал все уловки, все методы маскировки.

Прошёл уже добрый десяток минут, а он преодолел всего метров триста. Солнце поднялось выше, стало светлее, но и тени стали глубже, резче, в них могло скрываться что угодно.

И вдруг он замер. Его взгляд зацепился за едва заметную аномалию. Небольшой участок земли, с десяток сантиметров в диаметре, выглядел чуть более влажным, чуть более просевшим, чем вокруг. Почва здесь была глинистой, после дождя всё было мокрым, но этот участок… он казался неестественным.

Он медленно опустился на колени, не приближаясь к подозрительному месту. Достал щуп, разложил его. Длинная, тонкая стальная спица стала продолжением его руки. Он начал прощупывать землю перед собой, втыкая щуп под острым углом, сантиметр за сантиметром.

Щуп вошёл в землю легко, без помех. Ни камней, ни металла. Он переместился на полшага, проверил рядом. Чисто. Ещё. И ещё.

И вот, когда он почти уже убедился, что это просто игра воображения, кончик щупа упёрся во что-то твёрдое. Не в камень. Камень отдаёт иначе. Это был отчётливый, упругий, знакомый до боли контакт с металлом.

Лёд пробежал по спине. Здесь действительно что-то было.

Он сменил угол, осторожно обходя предмет, определяя его контуры. Небольшой, круглый. Похоже на противопехотную мину. Наша, советская, ОЗМ-72 или что-то подобное. «Лепесток». Такие ставились на растяжку или с часовым механизмом.

Он работал медленно, методично, забыв о времени, о насмешках незнакомца, о всём на свете. Был только он и смерть, закопанная в земле.

Наконец, он определил периметр. Мина. И рядом – никаких признаков растяжки. Значит, скорее всего, с часовым механизмом. Или… или это просто муляж. Приманка.

Он отполз в сторону, нашёл длинную палку, принесённую ветром, и с её помощью аккуратно, сантиметр за сантиметром, начал отгребать землю от верхней части мины.

Сердце билось ровно, но громко. Руки были сухими и холодными. Всё его существо было сконцентрировано на этом процессе.

Показался тусклый, покрытый окалиной и ржавчиной металлический корпус. Он узнал его. ОЗМ-72. Мина нажимного действия, с дополнительным датчиком цели. Очень неприятная штука.

Но что-то было не так. Цвет ржавчины. Она была слишком… свежей? Или это ему казалось?

Он очистил всю верхнюю часть. И тогда увидел. Крышка взрывателя была не запаяна наглухо, как положено у старой, заброшенной мины. Она была прикручена относительно новыми, блестящими болтами.

Это была не старая мина. Её недавно установили. Специально для него.

Осторожно, кончиком ножа, он провернул болты. Они поддались легко. Он снял крышку.

Внутри не было сложного часового механизма, шариков-ударников, взрывчатки. Внутри лежал современный смартфон. Чистый, белый, с большим экраном.

Он оторопело смотрел на него несколько секунд, не в силах понять. Потом осторожно, двумя пальцами, извлёк аппарат из гнезда, где должна была находиться смерть.

Экран телефона ярко вспыхнул. На нём был запущен видеозвонок. И на него смотрело лицо. Лицо в маске. Чёрная, трикотажная балаклава, закрывающая всю голову, с прорезями для глаз и рта. Глаза были спрятаны за тёмными очками.

– Ну вот и встретились, сапёр, – раздался из телефона голос. Он был искусственно искажён, цифровой, безэмоциональный, как у робота. Но в интонации сквозила издевка. – Поздравляю с первым найденным «сюрпризом». Правда, он оказался… безопасным. На этот раз.

Дорохов молчал, сжимая телефон в руке. Он смотрел на маску, пытаясь угадать хоть что-то.

– Молчишь? Понимаю. Ты всегда был немногословным. В отличие от меня. Я люблю поговорить. Особенно с такими… знаковыми людьми.

– Кто ты? – тихо, но чётко спросил Дорохов. Его голос прозвучал хрипло, он давно не говорил.

Голос в телефоне рассмеялся. Металлический, неприятный смех.

– Пока – твой поводырь. Твой злой гений. Твой… напоминатель. Ты ведь любишь всё обезвреживать, верно? Так вот. Твоя новая миссия – обезвредить меня. Если сможешь. А пока – выполняй задания. В телефоне есть всё, что нужно. Карта, новые координаты. И таймер. На следующую точку у тебя… ой, всего час. Бегом-бегом, сапёр. Время, как ты знаешь, уходит безвозвратно.

Экран погас. Видеозвонок прервался.

Дорохов стоял посреди поля, с дурацким белым смартфоном в руке, и чувствовал себя абсолютным идиотом. Его провели. Его заставили…

Глава третья: Мины памяти

Белесый рассвет окончательно рассеял ночную мглу, превратив поле в унылое, промозглое пространство, уходящее к горизонту. Дорохов стоял, сжимая в руке гладкий, холодный корпус чужого телефона. Голос в маске отзвучал, оставив после себя звенящую, издевательскую тишину. Его унизили. Заставили впустую тратить нервы и время на муляж, на спектакль. Ярость снова подкатила к горлу, горьким и едким комом. Он сделал глубокий вдох, пытаясь загнать её обратно, в тот самый тёмный чулан, где хранились все остальные эмоции, мешающие работе.

Работе. Да, теперь это была работа. Не учительская, а его настоящая, прежняя работа. Охота. Только теперь он был и охотником, и дичью одновременно.

Он посмотрел на экран телефона. Тот был заблокирован. Ни кнопок, ни меню – только тёмный прямоугольник с зелёной мигающей иконкой в центре, похожей на стилизованный глаз. Он ткнул в него.

Экран ожил. На нём открылось приложение-карта. В центре – моргающая точка его текущего местоположения. И в стороне – другая метка. Новые координаты. И действительно – цифровой таймер, отсчитывающий в обратном порядке: 59:34… 59:33…

Час. До следующей точки.

Он повертел телефон в руках. Устройство было чистым, без опознавательных знаков, купленным, скорее всего, за наличные и активированным по левой сим-карте. Проследить ничего нельзя. Узнать – тоже. Профессионально.

Он оглядел поле, прикидывая кратчайший путь к новой цели. Она находилась глубже, почти у самой дальней лесополосы. Туда, где на старой фотографии стояла та самая «Волга».

Он сунул телефон во внутренний карман куртки и двинулся в путь, но уже не так осторожно, как прежде. Теперь он знал – его противник не ставил здесь реальных мин. Это была игра в кошки-мышки, психологическая пытка. Его проверяли на прочность, на выдержку, на способность принимать решения в условиях стресса и унижения.

Он шёл быстро, почти не глядя под ноги, его глаза выискивали не мины, а признаки наблюдения. Камеру, спрятанную в ветвях деревьев. Блеск объектива вдалеке. Следы на размокшей земле. Но поле было пустынным и безмолвным. Только его собственные шаги хлюпали по грязи.

Мысли лихорадочно работали. Кто этот человек в маске? Кто-то, кто служил с ним? Кто-то, кого он задел своим прошлым? Родственник погибшего по его вине? Но он был уверен – его вины не было. Ни в одном инциденте. Он всегда делал всё по инструкции, дотошно, педантично. Его прозвали «Немцем» за эту неукоснительную точность.

Или… или это кто-то совсем из другой оперы. Кто-то, кто знает о его прошлом и использует его как ключ к чему-то другому? Но к чему? Он был учителем. Ни денег, ни влияния, ни доступа к секретам у него не было.

Новая точка на карте вела к одинокому, полузасохшему дубу на краю поля, у самой кромки леса. Дерево было кривым, корявым, с обломанными ветками. Под ним, прислонённый к стволу, лежал небольшой предмет, завёрнутый в чёрный целлофан.

Дорохов замедлил шаг. Опять посылка. Опять сюрприз. Он остановился в десяти метрах, осматривая местность. Ничего подозрительного. Тишина. Даже ветра не было.

Он подошёл ближе, достал щуп и осторожно ковырнул свёрток. Тот перевернулся. Ничего не произошло. Он поддел его, отнёс в сторону и развернул.

Под целлофаном оказалась старая, потрёпанная записная книжка в картонном переплёте. На обложке – никаких надписей. Он открыл её. Страницы были исписаны тем же угловатым, знакомым почерком, что и записка на камне. Но здесь было не несколько слов, а десятки страниц сплошного текста, схем, расчётов.

Он начал читать. И с каждой строчкой кровь стыла в его жилах.

Это был дневник. Дневник сапёра. Описание работ по разминированию того самого полигона под Боброво десять лет назад. Но это был не его дневник. Стиль изложения был другим, более эмоциональным, почти истеричным. Автор постоянно жаловался на командира, на нехватку времени, на давление сверху, на усталость. И на… на халатность.

Дорохов листал страницы, и глаза его выхватывали ключевые фразы.

«…снова заставили подписывать акты о полном очищении сектора. Но я не уверен! Мы прочесали всё вчерне, но нужна повторная проверка. Командир говорит – нет времени. Говорит, надо ехать на новое задание…»

«…в пятом секторе, у старой Волги, сигнал был слабый, прерывистый. Щупом ничего не нашли. Решили списать на металлолом. Но что, если это была неглубокая мина? Что, если…»

«…Дорохов уверен, что всё чисто. Он всегда уверен. Его слово – закон. Но я сомневаюсь. Чёрт, я сомневаюсь!»

И наконец, последняя запись, датированная днём ранее их отбытия с полигона:

«…подписали акты. Уезжаем. Я подошёл к той самой Волге ночью, с фонарём. Копнул немного. Кажется, я что-то увидел. Блеск металла. Но не автомобильного. Знакомый блеск. Испугался. Забросал землёй обратно. Если я прав, и мы уехали, оставив там смерть… Господи. Но я ничего не могу сделать. Скажу – меня сожгут на месте за паникёрство. Лучше молчать. Лучше забыть».