Манифест нигилиста

Несмотря на непрекращающийся листопад, двор больницы был хорошо выметен и выглядел аккуратно. То тут, то там уже и в такую рань можно было заметить прогуливающихся пациентов. Видимо, из тех, что хорошо себя ведут и не доставляют хлопот персоналу. Забор и пункт охраны были метрах в двадцати от корпуса, в котором была Сёмина палата. А дальше кипела жизнь.

Неистово сигналили друг другу машины, спешили по своим бренным делам толпы ярких и не очень людей. Школьники, комично маршируя, скрывались со своими огромными рюкзаками где – то за углом, какой – то доходяга дрожащими руками объяснялся перед молодым человеком, который уже полез в карман проверить, не завалялась ли там мелочишка. Мимо прошли парень с девушкой, за спиной у них болтались гитарные чехлы.

«Видок характерный, эти либо долбят с самого утра, либо реально идейные» – важно рассудил Сёма и довольно прищурился.

И вдруг, он как – то неожиданно почувствовал себя ненужным. Отрезанным от мира, который он прямо сейчас наблюдает из окна палаты. Будто сверху его накрыли колпаком, который ему никак не снять и не преодолеть. Да и стоит ли надрываться? Жизнь ведь и без него своим чередом идёт. Там ничего не изменилось.

Сёма вздрогнул и постарался отмахнуться от «дурацких мыслей». «Наверное, белые стены давят». В этот момент раздался тихий стук и дверь палаты приоткрылась. Сёма обернулся и увидел его. Всё та же простая чёрная куртка. Брюки. Туфли. И поверх всего на этот раз был белый халат. «Ну странный, не инфекционка же» – подумал Сёма про Дениса Олеговича и подошёл поздороваться.

– Семён Андреевич, давайте, пожалуйста, начнём с того момента, как пятнадцатого сентября вы сели в поезд Екатеринбург – Москва на пассажирском вокзале и далее пойдём по всем деталям, которые вы, в силу скорого восстановления, как вы выразились, «острейшей памяти», можете и желаете, повторюсь, для вашего же блага, мне сообщить. – дознаватель сидел на стуле, держу в руках матовую записную книжку и не по статусу дорогую ручку. Всё было точно так же, как и в день их с Семёном «знакомства».

Сёма согласно кивнул, желая поскорее отделаться от этой дурнопахнущей истории, и начал свой длинный монолог, который я, с молчаливого согласия читателя, перескажу своими словами.

Всё «передряга» началась, как уже неоднократно упоминалось выше, с посадки Сёмы на поезд вечером пятнадцатого сентября. На билетах он решил сэкономить, так как во время отдыха у бывшего сослуживца Геннадия в Екатеринбурге ими и так было потрачено на порядок больше средств, чем было запланировано. Разнузданное веселье, сопряжённое с употреблением алкогольных напитков, как известно, кошельков не щадит. Поэтому пришлось ехать обратно домой в плацкартном вагоне, вместо желаемой нижней полки в уютном купе.

Пары славных дружеских посиделок ещё не до конца покинули тело и мозг Сёмы, поэтому в вагон он зашёл навеселе, болтая по телефону с товарищем, у которого несколько дней гостил.

«Да не потеряюсь я, Ген, ты чё. Да я уже в поезде…ну… конечно. И на своих двоих бы добрался, ты ж меня знаешь» – Сёма смеялся. – «Ты нас – то вспомни, Южка, Хорз, две тыщи пять… Забыл что ли? Как до мобильного ПВН ночью по полю топали? По запаху ж нашли тогда ха – ха, по колено в грязи! И ничего!».

Именно в момент болтовни о былом Сёму приметил навостривший уши солдатик, сидевший на нижней полке справа у окна. Он едва заметно дёрнул Сёму за рукав. Тот, договорив по телефону, и обещая Гене «набрать по приезду» спросил:

– Чего такое?

– Виноват, подслушал разговор, дружище. – ухмылялся парень. – садись напротив, место пустое, вместе всяко веселее поедем. – он многозначительно подмигнул, указывая на купейное место у окна, на котором пока не было ничьих вещей.

Сёма, рассудив в духе «почему бы и нет, если что, потом переседу» вместе со своим немногочисленным багажом сгрузился напротив солдатика, понимая, что тот, видимо, был спровоцирован на знакомство подслушанным телефонным разговором. В частности, словами «Южка, Хорз» (где Сёма служил) или «мобильный ПВН». А может, ему просто было скучно и он был рад любой компании. Кто его разберёт?

Парень в помятой офисной форме показался Сёме наглым и не особо тактичным. Глаза навыкате, поджатая челюсть, размашистые движения. Всё выдавало в нём человека, ко всему готового и никого не стесняющегося. Однако, и Сёма под настроение иногда любил «погундеть» с такими ребятами. А настроении было. Гена на дорожку поставил пивка, а в сумке у солдата что – то зазывающего звякало. Сёма, чтобы скоротать время в дороге, решил начать знакомство поближе:

– Домой едешь? – понимающе улыбнулся он, кивнув головой.

– Точно так, дружище, своё отмотал, от звонка до звонка. И больше даже!

Сёма на миг призадумался.

– И вправду больше… или меньше? Кто ж в сентябре на дембель уходит? Сбежал ты, что ли? – посмеиваясь спросил он. Даже если бы солдат действительно сбежал, ему бы, пожалуй, никакого дела до этого не было.

– Наоборот, дружище. На дизеле два месяца переслужил, вот только освободился. Мои то все летом уже домой укатили… – мечтательно вздохнул парень. – Меня, кстати, Димон зовут.

Рукопожатие у его оказалось крепким, чего по виду так сразу было и не сказать.

– Ну ты даёшь, Димон. Долгая, наверное, история? – Сёма всё ещё чувствовал себя немного неловко, общаясь с едва знакомым человеком, но он уже отчётливо понимал, как исправить ситуацию, поэтому кивком намекнул солдату на его звякающую сумку. Дима всё прекрасно понял, снова ухмыльнулся и, оглядываясь по сторонам в надежде не увидеть проводниц, аккуратно достал бутыль мутной жижи.

– Первак – заявил он гордо, растягивая слово по слогам.

– Да уж вижу, что не Божья слеза. Ну тем лучше.

Налили, чокнулись за знакомство и залпом выпили по трети стакана, аккуратно завернув всю посуду в газету до следующей «поклёвки». Вместе с разливающимся по телу теплом Сёма почувствовал, что поездка начала приобретать авантюрную раскраску. Димон коротко поведал свою историю:

«Это ещё в начале службы было. В бытность мою духом, так сказать, хе – хе. Косякнули с пацаном одним по мелочи и спалились. Сержант вечером всех построил и давай развлекаться. План спасения рядового гири выдумал. Надо в двух брониках всю взлётку в казарме проползти с гирей на ремне. Пацан этот, с которым были, первый пополз, а серж давай его по почкам ногами лупить, а остальные гогочут. Ну дополз кое – как всё равно. А я отказался. Он мне предъявлять начал, что не по – пацански это, мол, что я опущенный, получается, какой – то и от коллектива отрываюсь. Ну я ему и заехал в бубен за такие слова, не стал терпеть. На два месяца в дисбат за это определили. Говорили, мол, повезло, вывих челюсти, а так, если бы сломал, то год и больше. Ну да и чёрт с ними со всеми, зато совесть у меня чистая».

– Два месяца жизни приемлемая цена за честь. – чинно рассудил Семён.

– А год уже не приемлемая, думаешь? За честь то. – Димон немного напыжился.

– Не знаю, каждый сам для себя определит.

В процессе эмоционального рассказа Димы парни выпили ещё по одной. Посиделка стала приобретать знакомый вкус хмельного куража, когда вся неловкость и стеснение незаметно уходят на второй план.

Закономерно, громкий разговор на житейские темы и звон стаканов без внимания остаться не могли, поэтому из слабо освещённого мрака полупустого вагона появился мужичок, судя по виду, слабо интересовавшийся теорией армейской жизни, зато активно занимающийся стаканной практикой.

– Не помешаю, уважаемые? – он выждал паузу в диалоге и скромно указал на место рядом с Сёмой.

Сёма пожал плечами. Он знал, зачем мужик хочет присоединиться, но, в конце концов, бутыль была не его и, тем более, уже подходила к концу.

– Честь окажешь, дружище! – радостно завопил Димон и, обняв мужика за плечи, усадил рядом с собой. Ещё одна бутыль неожиданно вынырнула из сумки и перекочевала на стол.

Весь дух Русского реализма был в этот момент сконцентрирован на этой парочке квадратных метров вагона, который мчался, стуча колёсами, по тёмному, холодному и дождливому простору нашей необъятной Родины, разнося из приоткрытого окна запах первака и хреновой армейской тушёнки.

Как водится, в процессе застолья из головы сначала ушли все житейские проблемы. Потом её покинули и философские вопросы, обычно досаждающие людям, которые остаются наедине с собой и в безделье. Однако, с каждым опрокинутым стаканом стало постепенно пропадать и чувство личных границ окружающих, поэтому спустя час – полтора компания, состоящая из временно безработного Семёна, сварщика – вахтовика Михалыча и чёрного дембеля Димки, уже крепко обнималась и горланила на весь вагон, разумеется, стяжая внимание тех, кого видеть в этот момент совсем не хотелось.

В разгар безудержного веселья «на пороге» возникла грузная проводница и вежливо, но настойчиво попросила прекратить шум и распитие алкогольных напитков, так как это «запрещено в пассажирских вагонах».

– В грузовых, стало быть, можно? – Сёма сделал такую мину, будто лимон целиком проглотил. Димон захохотал во весь голос.