Живой проект. Том 1

– Сделаю, Михаил. В каком виде предоставить отчет?

– Давай прямо сейчас, рассказывай.

8

За время перелета до ничем не примечательного строения, затерянного в степи недалеко от границы с Казахстаном, Михаил успел поспать. Он проснулся от беспокойства – кто-то дергал его за штанину. Открыв глаза и посмотрев в ноги, Михаил недовольно осмотрелся.

– Уберите, пожалуйста, это животное! – крикнул он в пустоту.

Тут же появилась стюардесса и подхватила щенка.

– Простите, Михаил Юрьевич!

– Он сжевал мне штаны, – заметил глава корпорации.

– Он еще и в сидение за вами наделал… – в тон ответила стюардесса.

– А я думаю, что это за запах…

– Уже убираю, Михаил Юрьевич.

– Да отцепите его от меня!

– Ему нравятся ваши брюки.

– Мне они тоже нравятся!

Михаил был рад выйти на свежий воздух. Спускаясь по ступенькам трапа, он вдыхал сухой пыльный воздух, в котором смешивались ароматы трав и тонкий, практически неуловимый запах озона. В объемной сумке в его руке при прибытии на место он рассчитывал обнаружить «сахарные яства» для именинницы, заботливо заказанные Людмилой и доставленные к самолету курьером специально для марш-броска на День рождения.

– Ваша собака, Михаил Юрьевич, – из салона высунулась стюардесса и присела, протягивая Михаилу щенка.

– Это не моя собака, – раздраженно заметил президент, принимая покорный комок в ладонь.

Оглянувшись на самолет, Михаил замер перед металлической дверью с ржавыми разводами.

– Вика, в чем дело? – нетерпеливо поинтересовался у своего поисковика. Он стоял перед сканерами и прекрасно знал, что все системы охраны давным-давно и зарегистрировали и распознали его, но дверь почему-то по-прежнему оставалась закрытой.

– Михаил Юрьевич, собственной персоной, – пробасил кто-то из динамика, – во что ты успел вляпаться, милый мой?

– В твой подарок, Вера. С Днем рождения! Если не хочешь, чтобы я оставил его под дверью, открой ее.

– Что, двери собственной конторы перестали тебя слушаться?

– Открой эту чертову дверь, Вера!

– Разбирайся со своей LSS, Миша, я не обливала тебя птомаинами.

– Чем?

– Михаил, если ты не планируешь вносить временных или постоянных изменений в нормативы системы безопасности, для входа на станцию необходимо пройти процедуру дезинфекции, – сказал поисковик в его ухе.

Михаил поставил сумку и щенка на землю и обернулся по сторонам.

– Где я тут в степи пройду дезинфекцию? Вера, милая, твою мать, впусти меня внутрь!

– Михаил, Вера не сможет выполнить твою просьбу. Блокировка стоит на уровне безопасности доступа на первый уровень данной станции. Для разблокировки двери необходимо очистить или снять предметы одежды, на которых обнаружены органические элементы.

– Вера, переведи, что она от меня хочет?

– Липа, повтори, что ты там наплела нашему недоумку-президенту?

Уперев кулаки в бока, Михаил посмотрел на простирающееся во все стороны безграничное пространство.

– Мишаня, Липа хочет, чтобы ты снял штаны, – сказал, наконец, басок. – И я тоже не буду против.

– В смысле?

– Ты заляпан гнилью, Липа не пустит с ней на станцию.

– Да брось… просто щенок пожевал мои брюки.

– Так не корми свою собаку гнилым мясом впредь, Миша! Снимай штаны и заходи.

– Черт! Ну, хоть бы раз я сюда приехал нормально!

Вздохнув, он посмотрел на щенка, вновь примеряющегося к его штанине, и пошел в самолет – ко всегда готовому к любым неприятностям гардеробу.

– Вика, в чем дело?

– У меня нет связи с замками этой двери, Михаил.

– В смысле?

– О! – спохватилась стюардесса, – на прошлой неделе меняли проводку… могли не до…

Под взглядом Михаила стюардесса начала заикаться и вконец замолчала.

– На Песок-2 я не собираюсь щеголять в трусах, откройте эту дверь, – под испуганным взглядом стюардессы Михаил снимал штаны.

– На Песок-2 данный фильтр стоит только на лабораторных уровнях, Михаил, – обнадежила Вика.

– Вика, тебя не спрашивают!

– Простите! – на всякий случай извинилась стюардесса, принимая брюки главы корпорации. – У меня есть отвертка! Я открою!

– Замечательно. Вы и отвертка…

Покинув самолет уже без штанов, Михаил направился к полуразрушенному зданию.

– Ну что, железные леди, вы довольны? Могу я теперь войти? – спросил Михаил, подходя к двери, которая начала съезжать еще до того, как он успел остановиться. – А этого помоечного дрыща я могу с собой захватить?

– Это ты мой подарок помоечным дрыщом назвал, Мишаня?

Этой станции не значилось на балансе ни одной компании, входящей в состав Live Project Incorporated. Вера, единственный живой человек, работающий на станции, значилась сторожем перевалочного пункта. При строительстве станции Песок-2 таковым служило здание, наземная часть которого сохранилась практически в неизменном состоянии.

Спускаясь на лифте вниз, Михаил не сдержал смеха. В таком виде его не видел еще ни один сотрудник корпорации.

– С Днем рождения, Веруня! – крикнул Михаил, выходя из лифта и все еще смеясь.

– Я думала, напомнит тебе секретарша или нет? – полноватая женщина в белой косынке и халате показалась из-за угла. – Давай сюда этого чмошника. Отправим на дезинфекцию, промоем желудочек… ути, мой ма-аленький.

Михаил озадаченно усмехнулся, передав щенка и следуя за Верой обратно в кабинет – единственное обитаемое место во всем комплексе.

Вера была наказана, как не единожды повторяла сама. Болезни, которые давно и успешно лечили по всему миру, лишили ее сначала одной ноги, потом желудка – и это был рак, потом второй ноги – это была гангрена, которую можно было элементарно не допустить, лишь уделив чуть большее внимание распоротому ржавой балкой бедру, а не накачавшись обезболивающим и уйдя на сутки в сеть. Руку ей засосало в колесо прототипа смастеренного ею же агрегата для катания по стенам станции. После очередной операции Марк взмолился, чтобы Миша нашел Вере какое-нибудь занятие, иначе самая умная баба на Земле случайно сломает себе шею, моделируя нано-вселенную, не иначе. Ставшей наполовину киборгом Веру уже никто бы не решился назвать женщиной, даже вежливый и тактичный до мозга костей Марк. Но знакомясь с ней в разгар студенчества, Михаил и не подозревал, какой подарок ему преподносит Марк – друг и коллега, тогда еще помощник Федора, финансового директора «Живого проекта».

С ресурсами, защитой и конфиденциальностью, какие могла обеспечить трансконтинентальная корпорация, пусть не напрямую, а через негласно неприкасаемого сынка профессора Королева, Вера стала человеком-лабораторией, человеком-заводом, человеком-тайной, возглавившей несуществующую – четвертую станцию LPI. Она была лицом и мозгом одного из личных проектов Михаила. Как обычно – не приносивших ни ему, ни корпорации ни копейки денег, а потому не сильно возбуждающих интерес надсмотрщиков госкорпорации.

Здесь выпускались прототипы и тиражировались технологии, наличие которых у LPI вызвало бы немало лишних вопросов. В основном оборудование составляли принтеры, хотя и для биоанализа было несколько агрегатов. Надежда на процветание в завтрашнем дне, кои обеспечивали все новые и новые рабочие модели зачастую даже не ей придуманных, а просто найденных или доработанных, а после выпущенных на полностью автоматизированном заводе еще десятком метров ниже, вселяли уверенность и гарантировали некоторую независимость LPI от политических, экономических или природных невзгод, кои в миновавшее десятилетие показали себя во всей силе.

С Верой определенно стоило считаться. И, хотя она не входила в число самых харизматичных личностей корпорации, Михаил не мог не проявлять заслуженного ею внимания, доверия и уважения. Правда, без штанов при всем своем уважении и доверии он чувствовал себя не очень комфортно.

– Мишаня, если бы мое сердце не принадлежало твоему голенастому дружку!..

– Найди мне штаны, Вер.

– Где я тебе штаны найду? Вон, халат надень. Пойдем, покажу кой-чего.

Вот ради одной этой фразы стоило навещать эту станцию и обеспечивать все потребности ее хозяйки, какими бы зачастую безумными они не казались.

В этот раз «кое-чем» оказалась вереница дистанционно управляемых серебристых шариков, больше всего походящих на восставший и объединившийся в борьбе за независимость пинг-понг-хоровод. Для демонстрации возможностей этой пугающей своей самостоятельностью могучей кучки Михаилу и Вере пришлось подняться на поверхность.

– Это не то, что я просил, – заметил Михаил, наблюдая за серебряной вереницей.

– Нет, но это неплохое дополнение, Мишань. Тебе этот самолет нужен?

– Нужен!

– А стюардесса?

Михаил подался вперед, чтобы заглянуть в лицо собеседнице.

– Да я видела ее, когда она щенка тебе подавала! Я не пытаюсь сделать из себя Гото!

– Точно? – без улыбки спросил глава корпорации. – Так что с моей просьбой? Ты же не хочешь сказать, что проигнорировала ее ради этого яичного хоровода?

– Этот яичный хоровод – вполне самостоятельное, трудноуловимое и неидентифицируемое оружие как против белковых, так и против роботов.

– Но это не то, что я просил.

Вера поджала губы.

– Вера, милая, я должен быть уверен, что ни игра в «Чапаева» нашими спутниками, ни ЭМИ или сетевые глушилки, ни снос вышек не помешают LSS вытащить меня откуда бы то ни было сразу по моей команде. Мне нужны глаза, связь и…

– Тебе нужен контроль, я помню, – подняла руку женщина. – Ладно… купи робопчел.

– Робопчел? – усмехнулся Михаил, – слушай, да это же гениально!

– Миллионов десять.

– Сделаю, – засмеялся президент и, обняв женщину за плечи, повел обратно в строение.

– Что, даже выпьешь за мои прекрасные восемнадцать? – спрашивала Вера, спускаясь в дебри комплекса.

– Ты же знаешь, что нет.

9

«Мировое турне легенды транс-микса Фио Калоре, посвященное официальному оформлению отношений со своей поисковой системой Леей Калоре, вопреки слухам начнется в декабре! Если вы еще не заказали преордер на шоу звезды, торопитесь! Места в виртуальном зале ограничены! Как сообщалось ранее, Фио Калоре не планирует устраивать реальные встречи с поклонниками, что, впрочем, никак не помешает поклонникам повидаться со звездой на пресс-конференциях».

***

Они приземлились поздним утром и, выйдя из здания аэропорта, поймали такси. Александр сидел на заднем сидении и смотрел в окно. Он вылавливал из проплывающих мимо строений, деревьев и людей кусочки незнакомого и складывал из них пазл совершенно незнакомого мира. Лицо его оставалось спокойным, но если бы кто-то из прохожих случайно взглянул на мужчину на заднем сидении такси, то почувствовал бы тревогу, может даже испуг. Могло показаться, что этот человек вбирает в себя все что видит, выпивает глазами окружающее пространство и если задержать на нем взгляд, то можно потерять часть себя – безвозвратно. Саша же вглядывался в редкие смуглые лица неспешных итальянцев, замечал бледных и торопливых европейцев, запоминал, словно пополняя свою личную картотеку лиц.

Когда за окном показалась сверкающая серебром гладь моря, он отклонился назад. Будто сознавая, что это явление ему не вобрать в себя, он покорно отступил и откинулся на спинку.

– За эти годы ты, должно быть, растерял весь словарный запас… – посетовал Федор Иванович с переднего сидения.

– Возможно… частично… Липа переведет.

– Когда начнешь ездить по миру, наверстаешь.

Саша промолчал. Его не беспокоило то, что он, по мнению ученого, мог забыть. Его беспокоило то, что не желало опускаться в тайники памяти – лицо Ольги.

Новый дом Федора Ивановича представлял собой двухэтажную белую виллу в стороне от дороги. Александр к любому месту своего всегда временного проживания относился как человек, с появления на свет знающий, что своего дома у него не будет никогда. И все же Саше казалось, что он понимает, что именно в душе профессора породило две хмурые складки между бровями и блеск глаз.

Когда солнце склонилось к закату, Федор Иванович нашел Александра на пляже. Тот стоял в нескольких метрах от кромки воды, и даже самые настырные волны не могли прикоснуться к его голым стопам. Саша стоял прямо, руки расслабленно висели по швам, а взгляд уходил вдаль. Он пришел на пляж, собираясь искупаться, но дойдя до этого места, понял, что не станет.

Он стоял так множество раз прежде, позволяя хоть и виртуальным, но вполне ощутимым волнам набегать на стопы… всматриваясь в горизонт, недостижимость которого считал главной иллюзией природы. Ныне вода у ног была реальна, и Александр внимал величию и силе явления перед собой. Он думал о творцах и их творениях, об ошибках и ответственности, об идеалах, которые были таковыми не из-за «точного соответствия заданным параметрам», как любил повторять профессор Высоцкий, а благодаря отсутствию аналогов, уникальности.

Думая о величии человека, способного создать себе подобных, он ставил его на одну ступень совершенства с природой. Он проводил прямую аналогию между бесконтрольной и всеобъемлющей свободой природы и шокирующей готовностью человека подчинятся даже без контролирующего биочипа. Сейчас, глядя на линию горизонта, где фиолетово-оранжевое небо сливалось с серебристо-серой полоской воды, Саша в полной мере осознавал, права на что его пытались лишить и невесело усмехался над тем, что кто-то посчитал эту возможность, саму идею – правомерной.

– Пойдем купаться? – позвал старик, подходя.

Александр обернулся, очнувшись, и отрицательно качнул головой. Федор Иванович удивленно остановился.

– Саша, но ты ведь никогда не купался в море! Пойдем!

– Нет, Федор Иванович, пожалуй, я воздержусь, – мужчина развернулся, чтобы уйти.

– Саша, да что с тобой? – старик не без обиды упер кулак в худой белый бок. – Я привез тебя сюда в надежде, что ты развеешься! Хотел, чтобы ты отдохнул, получил удовольствие. Я хотел, чтобы тебе было хорошо…

Александр замер, резко обернулся и разразился громким смехом. Ученый в недоумении наблюдал, как молодой человек удаляется, поднимаясь все выше по пляжу и смеясь. Он искренне надеялся на то, что в глазах его мальчика, когда тот обернулся, мелькнули лишь отблески заходящего солнца и переживаний из-за женщины, оставленной на Арктике-1. Через мгновение он подумал, что увиденное ему и вовсе померещилось.

Они поднялись затемно, чтобы успеть обойти как можно больше в вечном городе. Федор Иванович хотел, чтобы Александр своими глазами увидел Рим. Не прошло и пяти часов как среди немногочисленных туристов, живой проект увидел Колизей. Когда время подошло к полудню, они спрятались в прохладном сумраке ресторанчика.

– Рим – образчик рукотворного величия, прошедшего через века, – сказал Федор Иванович.

– Рим – образчик цивилизации, возведенной силой рабов, – ответил Саша.

– Неужели, тебя не восхищает то, что ты видишь?

– Федор Иванович, – начал живой проект, но тряхнул головой. Он в язвительной манере хотел ответить, что восхищения ему, пожалуй, и не досыпали, но осекся. Его злость была непривычна ему самому. Он с удивлением признавал, что власть этой темы над ним подпитывает человек, оставшийся в тысячах километров.

– Если позволите, – снова начал Александр не в пример мягче, – я пришлю текст для первого доклада.

– Конечно, Саша. Уверен, объединив то, что мы оба имеем сказать, в итоге получится бомба. Но прежде я планировал… – старик отвел взгляд и поджал губы, – попытаться арендовать тебя.

Александр вздрогнул, как от пощечины. Напрягшись всем телом, будто окаменев, он проговорил глухим голосом:

– Не смейте.

– Пойми, Саша, если у меня получится, если «Живой проект» пойдет на сделку, это обезопасит тебя и даст ту свободу, что будет так необходима для дальнейших действий.

Александр выдохнул, словно сквозь развеявшийся туман увидел, что опасность – всего лишь мираж, пугало. Его голос стал мягче, он просил:

– Если вы не хотите смертельно унизить меня этим актом, приравнять к рабам, подлежащим купле – продаже, не делайте этого, прошу вас, – он сделал паузу, впиваясь взглядом в глаза собеседника. – Этого достаточно, но есть и другие причины. Я должен быть одним из живых проектов корпорации, таким же, как все. Более того, мне необходимо оставаться внутри корпорации для работы, – он вздохнул, окончательно успокаиваясь. – Поймите, я хочу сделать так, чтобы не приходилось опасаться за мою безопасность… как итог, а не как первый шаг вперед с поджатым в страхе хвостом.

Старик с минуту молчал, придавленный взглядом собеседника. Потом он тихо согласился:

– Хорошо.

***

Тем временем, на укутанной в снега станции Арктика-1 куратор проекта Ольга Петровна Карпова спустилась на лабораторный этаж. Пока ее подопечный готовился покинуть танк, она изучила всю предоставленную документацию и маялась со скуки. Сообщение об открытии танка застало ее врасплох. Она чувствовала себя неуютно и одиноко среди множества незнакомых безразличных людей, гуляя в повторяющихся лабиринтах коридоров станции. Сообщение знаменовало переход от ожидания к действиям, непосредственно работе. Ольга была взволнована. Это вылилось в непрофессиональную нервозность и претензию:

– Почему вы не предупредили об открытии танка? – возмутилась Ольга, входя в кабинет группы Степана Денисовича. Сейчас здесь находился лишь лаборант, следящий за состоянием нового живого проекта.

– Мы работаем по графику, Ольга Петровна, – удивился лаборант и кинул взгляд на панель, транслирующую картинку из соседнего отсека и статистику, – вам же предоставили график?

Женщина отступила, признавая свою неправоту, и спросила, как ни в чем не бывало:

– И как дела?

– Послезавтра начинаем подготовку. Мозг в порядке, мышцы приходят в тонус, пищеварительная система в норме… – лаборант поднял к ней лицо, – вы же все видите.

– Да если бы я еще что-то тут понимала, – озадаченно нахмурилась женщина, – сообщите мне дополнительно, когда Валет будет готов приступить к тренировкам.

– Валет? – не понял лаборант.

– Этот экземпляр, – указала Ольга пальцем на одну из транслируемых картинок, – Валет.

– Ольга Петровна, при всем уважении, – лаборант поднялся, – у меня есть свое начальство. Вам предоставлен график подготовки. Если возникнет необходимость внести изменения, вам об этом станет известно в первую очередь.

– Хорошо.

Ольга вышла из кабинета, примыкающего к отсеку, где находился мастер-образ нового живого проекта. Она была готова к тому, что персонал воспримет куратора от «Руси» не иначе как помеху в работе, надзирателя и шпиона. Но со своей внимательностью тоже надо было что-то делать.

Открыв смежную дверь, она на мгновение замешкалась. На столе, по грудь прикрытый белой простыней, лежал юноша лет шестнадцати. Он был среднего роста, бел и неимоверно худ. Ольга впервые видела живой проект на данной стадии. Самое начало, приведение жизненных функций в норму, пробуждение. Парню предстояло научиться говорить и мыслить в рамках своего функционала. Вместе с тем его ждала жесткая, не щадящая физическая подготовка и обучение. И главное, что ему предстояло – научиться беспрекословному подчинению. На все это у живого проекта было два года.

– Ольга Петровна, проект находится в стадии быстрого сна. Может проснуться, – донесся голос лаборанта из динамика.

– Спасибо, – кивнула Ольга и вышла из комнаты, так и не подойдя к юноше на столе.

Войдя в свою комнату, она остановилась и понуро обежала помещение взглядом. Комнаты персонала станции не отличались от рабочих кабинетов и учебных классов – такие же серые и угрюмые. На стенах все еще горели документы, оставшиеся после подготовки предыдущего мастер-образа. На комоде, в холодном, призрачно-голубом свете вазона яркими красками застыл кусочек подмосковной осени: букет, присланный Петром. Ольга была уверена, что это приказ Михаила, который в свою очередь предвидел, что от его цветов она тут же избавится.

За окном мела пурга и не было видно неба. Еле-еле добивающий до окон станции свет купола придавливал своей ненатуральной в этой белоснежной пустыне желтизной. Поежившись, женщина обхватила себя за плечи. Она планировала забыться в работе, занять мысли чем-то важным и существенным, перестать думать об исчезнувшем уже больше месяца назад человеке, но его лицо и голос и тепло ладоней и внимательный взгляд и заразительный смех и весь он не отпускал ее, преследуя ежесекундно, неумолимо.

Прикрыв глаза, Ольга решилась и тихо спросила:

– Вика, как я могу связаться с Александром?

– Каким именно Александром, Ольга?

– С тем, который уехал со станции с профессором Высоцким. Мы общались с ним месяц назад. Он сотрудник головного офиса.

– Контакт добавлен в твою адресную книгу.

– Спасибо, Вика.

10

В просторном кабинете главы Live Project Incorporated было темно. Михаил сидел за широким бюро, откинув голову на высокую спинку старинного кожаного кресла и закрыв глаза. Попросив лекарство от головной боли, президент терпеливо ждал.

Обойдя длинный стол, торцом примыкающий к бюро президента, Людмила подошла к шефу.

– Через сколько? – глухо спросил Михаил.

– Пять минут, их секретарь извинилась за задержку.

– Через сколько эти штуки подействуют?

– Липа, дай свет на две единицы.

Разлепив кружочки стимуляторов, Люда прилепила их над висками Михаила, практически по кромке волос.

– Пару минут…

– Петр?

– В приемной.

– Пусть заходит и открой жалюзи.

Выполнив распоряжение, Людмила вышла из кабинета. Почти сразу, без стука и каких-либо приветствий, в дверь вошел долговязый мужчина в очках. Светло-русые длинные волосы падали на лоб, нижнюю часть лица украшали аккуратные усы и бородка. Если бы каждому мало-мальски интересующемуся деловыми и светскими новостями обывателю не было известно, что вошедший является первым и единственным заместителем президента Live Project Inc., его принимали бы за художника или артиста… какую-нибудь творческую личность, витающую в высших сферах бытия. Протянув руку ко лбу Михаила, он проверил температуру.

– Иди в задницу… – отозвался глава корпорации.

Петр устроился за примыкающей к столу Михаила столешницей и после этого еще три места за столом заняли голограммы мужчин. Двоим из них было под пятьдесят, третьему не дать и сорока лет. Седой здоровяк с крупным лицом и светлыми глазами представлял госкорпорацию «GLOBAL NA». Второго звали Мик – щуплый, лысый, в иночах круглой, нарочито немодной формы. Его руководство когда-то заседало в Пентагоне. Третий мужчина с еврейскими чертами лица и шевелюрой демонстрировал чего он стоит своим гордым, независимым видом. Михаил остановил на нем взгляд, планируя получить пояснения от назначившего эту «экстренную» встречу мистера Эдварда Пэттинсона.

– Здравствуй, Майкл! – улыбнулся седой, словно другу детства. По подобному американскому английскому голливудских фильмов Михаил тренировал восприятие речи в отрочестве, еще до того как поехал учиться в Америку, еще до того, как ее не стало. Его отец презирал этот акцент, он очень любил старый английский. Михаил же со школы твердил родителю, что шекспировский английский хорош на балу Королевы, а деньги делаются на американском. Теперь отца не было, как и Королевы, да и Америки, впрочем. Но сейчас это было не важно, он кивнул:

– Здравствуйте, мистер Пэттинсон, господа… – ожидая, что незнакомого мужчину еврейской наружности ему все же представят, Михаил сделал многозначительную паузу.

– Спасибо, что выделил время в своем плотном графике для этой внеплановой встречи, Майкл. Наше руководство довольно, что с тобой так легко найти общий язык. Надеюсь и в дальнейшем у нас не возникнет сложностей в вопросах взаимопонимания, – улыбался седой.

Пальцы Петра по очереди, веером опустились на столешницу.

– Я не вижу причин для внеплановых встреч, мистер Пэттинсон.

– Все в порядке, малыш, мы не собираемся предъявлять никаких претензий, – ободрил Михаила американец и Петр еще раз прочеканил пальцами по столу.

– По нашим сведениям, – начал мужчина в очках сухим официальным тоном, – на станции Арктика-1, где послезавтра начнет плановую подготовку протип нашего живого проекта, находится особа, имеющая прямое отношение к вашим вооруженным силам, – он сделал паузу. – Мы имеем опасения по поводу чистоплотности в подготовке под давлением представителей Российских вооруженных сил. Также у нас имеются опасения по поводу психологической обработки нашего проекта.

– Не сгущай краски, Мик, – весело перебил соседа мистер Пэттинсон. – Майк, ты играешь в грязную игру, малыш, не находишь?

– В чем конкретно вы пытаетесь меня обвинить, мистер Пэттинсон? – сухо спросил Михаил, сдерживаясь, чтобы не поморщиться от накатывающей волнами боли. – Работы ведутся в соответствии с договором по предоставленному вам графику. Не понимаю в чем суть ваших претензий.