Восток. Запад. Цивилизация

– Зачем тебе жабы?

– Тебе в кровать подкинуть собиралась.

– Тори!

– А что? Скучно было. Только сейчас тут жаб ловить негде, а значит, ты в безопасности.

Тут Эва готова была поспорить. Но руку сестры приняла – выбирать не приходилось, на четвереньках она себе точно нос расшибет – и поднялась.

– А еще нам надо посмотреть. На него.

– Зачем?

Смотреть на постороннего типа, который обнаружился в подземелье, Эве совершенно не хотелось. И еще надо подняться.

Разбудить отца.

Брата.

Рассказать про тот дом. И про Эдди.

Эдди!

– Что опять? – Тори стояла, упираясь обеими руками в стену.

– Эдди…

– Ничего ему не будет, – отмахнулась она.

– А вдруг…

– Ты же живая. Вот и он тоже.

– Я живая, потому что повезло, а не потому что я умная и ловкая, – возразила Эва и попыталась сделать шажок.

Правда, совсем крохотный.

На полстопы.

И второй.

А… а Тори добралась до постели и не нашла ничего лучшего, чем сесть на нее. Хотя раненого чуть подвинула.

– Помоги мне. Или так и будешь стоять?

– Я иду, – мрачно сказала Эва. – А ты что делаешь?

– Не видишь? Пытаюсь его раздеть.

– Зачем? – Краска хлынула к лицу, потому что… потому что приличные девицы не раздевают малознакомых мужчин, и даже хорошо знакомых тоже не раздевают. Особенно если те пребывают в бессознательном состоянии.

Вдруг он против?

И скорее всего, действительно против.

– Затем. Помоги. Или так и будешь взглядом буравить? Между прочим, чем раньше мы вернемся, тем меньше шансов, что нас хватятся.

– Мы… должны рассказать!

Эва сделала шаг и упала бы, кабы не постель.

Что ж, если на ней Тори сидит, то и ей можно. Постель большая, а раненому, кажется, все равно, сколько девиц к нему присело. И…

Тори склонилась над ним и втянула носом воздух. Нет, вот это совершенно точно за гранью приличий! Очень. Очень далеко за гранью! Обнюхивать, полураздетого… а если она надругаться захочет? Что Эве делать?

В книгах над бессознательной героиней обычно пытались надругаться злодеи. Коварные. А тут и не героиня, и на коварную злодейку Тори не похожа.

– От него пахнет как от тебя. – Голос Тори сделался низким и урчащим. – И как от того… Проклятье, не представляла даже, что от человека может настолько вкусно пахнуть!

– Тори!

Глаза ее блеснули… алым?

Тьмой?

В романе точно бы написали про зловещие отсветы пламени, но Эва слишком устала. А дурацкая фраза сама собой в голове появилась. Может, самой роман написать?

– Я… чувствую это. – Рука сестры легла на грудь мужчины и вдавила ее в постель. – Эва, я… это… я смогу… я вижу!

– Я вижу, что тебе точно не следовало сюда приходить.

– А ты видишь?

– Что?

Эва вздохнула и с жалостью поглядела на лежащего. Мало того, что ранен, так еще и Тори со своими выходками. Но может, если он без сознания, то ему не очень больно? Эва на это надеялась.

– Вот…

Она не будет смотреть на обнаженную мужскую грудь! Она же в обморок должна грохнуться! От стыдливости. Но похоже, что со стыдливостью у Эвы явный недобор.

– След, здесь… – А у Тори уж точно ни стыдливости, ни сомнений. Ее палец скользнул по коже. – И из него сочится.

– Нет тут никакого следа!

Эва нахмурилась и… решилась потрогать. Кожа была теплой и немного влажной. Боги, если кто узнает, то остатки ее репутации… в общем, ее даже в старые девы не примут.

– Есть! – упрямо повторила Тори.

– Но я не вижу!

– Это и интересно, но… вот это темное… – Она осторожно подняла пальцы, зачарованно глядя на них. – Оно мое. Я его заберу.

– Тори…

– Не мешай. – Сстра дернула головой и оскалилась. – С-слышишь?

– Слышу. – Эва поднялась с кровати. К счастью, боль прошла, а слабость пусть и осталась, но не такая, чтобы вовсе невозможно было пошевелиться. – Ты только не убей его, ладно?

Надо уходить.

Позвать отца. Или лучше Берта. Берт поймет, в чем дело. И что не так с Тори. А с ней определенно что-то не так.

Она склонилась над лежащим. И ее растопыренные пальцы застыли над его грудью. Почудилось, что воздух под ними сгустился, а в нем прорезались тончайшие нити.

Нити.

Нет, показалось.

А вот лицо Тори вдруг стало чужим. Хищным. Оно пугало. И Эва, закусив губу, решительно подобрала подол своей рубашки.

Она выберется из подвала.

И…

С Бертом она столкнулась на лестнице. А еще с отцом, который поглядел так, что захотелось под землю провалиться. Хотя они и без того под землей. Интересно, есть ли что-то ниже подземелий?

А если есть, то…

– Я… – Она поняла, что голос звучит сипло. – Папа, мы не специально. Просто… Тори надо было.

Отец тяжко вздохнул.

А Берт поинтересовался:

– Зачем?

– Не знаю. Но мы видели! Все видели! Тот дом. И людей. Там был один, который… Тори сказала, что от него пахнет хорошо, но как по мне, так воняло просто невыносимо! И дом со мной согласился. Ему этот человек не нравился категорически. Но… – Она запнулась. – А еще он сделал девушку неживой! Ту, которая пришла с тем мужчиной, которого Тори…

Она замолчала.

– Ясно. – Берт тоже вздохнул. – Что ничего не ясно. Но потом расскажешь подробнее.

Эва с облегчением кивнула.

И подумала, что теперь ее точно запрут. И скорее всего, не в университете.

– Так что там с Тори? – уточнил Берт и подал ей свой халат, оставшись в длинной ночной рубашке.

Эва поняла, что замерзла, оказывается. И даже не замечала, насколько сильно. Халат был большим и теплым.

– Она…там… Она говорит, что у него рана и из нее кровь сочится. Но раны нет! Я сама… – Эва вовремя осеклась. Не стоит им знать, что она не только смотрела, но и трогала… это. – А Тори руку подняла. И растопырила. И под ней воздух… ну совсем жуть!

Тори не сидела.

Тори лежала. Одной рукой обнимая раненого, вторую сунув под щеку. И спала. Причем так сладко, что Эва даже позавидовала. На мгновенье. А потом испугалась.

И не только она.

Эва почувствовала, как напряглась рука брата, который поддерживал ее. И дыхание отца сбилось.

И…

– Тори, – тихонько позвала она. И ресницы сестры дрогнули. Губы растянулись в улыбке, слегка безумной, а потом Тори открыла глаза.

Черные-черные.

Как сама тьма. И вновь Эва в обморок не упала. Лишь подумала, что в романе описать эту бесконечную угольную черноту будет безумно сложно.

Или как там обычно пишут?

«Адская бездна».

Но вот Тори моргнула. И глаза ее стали прежними. Почти. Разве что темными слишком. И выразительными. И… опять Эва не о том.

– Я… – Тори всегда умела притворяться. И теперь сыграла растерянность вкупе с беспомощностью. – Где я?

– Знаешь, – отец снял халат и протянул ей, – вот только врать не надо, дорогая.

А потом снова вздохнул, тяжелее прежнего:

– Кажется, в нашей семье все-таки объявилась ведьма.

И перевел взгляд на Эву, будто это она виновата.

– Матери только не говори, – сказал тяжко. – Пожалуйста.

Дверь Эдди открыл почему-то Бертрам Орвуд.

– Живой, – выдохнул он с немалым облегчением.

– А…

– Тоже жива. Живы. Обе.

Наверное, можно было откланяться и уйти, но Орвуд махнул головой внутрь. И Эдди решил, что это вполне можно счесть приглашением.

Мальчишка-сиу тенью проскользнул следом.

На улице светало, но в гостиной горели газовые рожки, и потому казалось, что за окнами еще темно. Сквозь эту темноту прорисовывались тени ветвей.

Ветви шевелились от ветра и скреблись о стекло.

– Доброго… – Эдди замешкался. Утра? Ночи? И доброго ли. – Доброго времени суток. Если мое присутствие неуместно, то…

– Скорее наоборот. – Старший из Орвудов указал на кресло. – Ситуация весьма неоднозначная. А вы показали себя как человек, мнению которого можно доверять. Что вы знаете о ведьмах?

– Темных? – уточнил Эдди.

– А бывают светлые? – встряла сестрица Эваноры.

Взбудораженная.

Растрепанная.

В мятом домашнем платье, поверх которого наброшена шаль. Бледные руки мнут края этой шали.

Бледные пальцы с синеватыми ногтями.

Бледное лицо.

И черные глаза.

– В мире много чего бывает, но обычно светлых называют иначе.

– Как же? – Она вздернула подбородок.

– Виктория, – поморщился Орвуд-старший. – Будь добра, веди себя прилично.

– А разве ведьмы ведут себя прилично?

– Не знаю про ведьм, но ты моя дочь. Поэтому окажи любезность, – произнес он с нажимом.

Эванора, в отличие от сестры, почти потерялась в кресле. Она сидела очень прямо и очень тихо. Только, пожалуй, теперь и слепой не спутал бы ее и сестру.

– По-разному, – примиряюще сказал Эдди. – Целительницами. Прорицательницами.

– Магичками?

– Это не совсем то… это Дар. Милисента одаренная, но не ведьма.

– Почему так?

– И ведьмы, и маги берут Силу мира, но маги каким-то образом претворяют ее в магию. В огненные шары, к примеру. – Больше ничего в голову не приходило. – А вот ведьмы эту Силу в мир возвращают, получая за то возможность его менять.

– А разве огненные шары его не меняют?

– Меняют, – признал Эдди. – Но не так. Тут дело вот в чем.

Он постучал себя по голове и затем – по груди.

– Не только эти ваши ученые разбираются… знавал я одну старуху. Она жеребят заговаривала. Совсем махоньких. Омывала ключевой водой. Шептала чегой-то, отчего из тех жеребят такие кони росли, загляденье. Но вот Дара в ней ни на грош. Ведьмы чуют мир. И Силу в нем. Аккурат как кошки – кошачью траву. Где Силы больше, там они больше могут, а где меньше – там меньше. А уж насколько больше или меньше, то от мира зависит. Но Силу в себе они не удержат. Маги же, наоборот, больше нужного не возьмут, но и отдать не сумеют.

– Это несколько ненаучно, – заметил Бертрам, разливая по стаканам темный настой.

– Я дикарь, – отмахнулся Эдди. – Какая уж тут наука. Чего слышал, того и говорю. Маг если вычерпается до дна, то и там, где Силы мало, восстановиться сумеет. Тяжко, медленно, но сумеет. А вот ведьма – если Силы нету, то и она, почитай, не ведьма.

– И что теперь? – поинтересовалась Виктория, не скрывая раздражения. – Что со мной будет?

– Наука отрицает существование ведьм. – Орвуд-старший поднял стакан. – Но…

– Что-то я начинаю разочаровываться в этой науке. – Бертрам понюхал зелье. – Ваше здоровье! Пока моего на вас хватает.

Настой оказался горьким. И терпким. Травяным.

– Могли бы и нам предложить, – проворчала Виктория.

– Обойдешься. – Бертрам осушил бокал одним глотком.

– Ведьма, – подал голос мальчишка-сиу, доселе державшийся так, что Эдди почти и забыл о его существовании. – Смерть. Тянуть. Ведьма быть там.

Он махнул рукой куда-то в сторону.

– Ведьма забрать из того… – Он добавил несколько слов на низком вибрирующем языке. И все поглядели на Эдди.

А тот покачал головой: с сиу он общался не настолько тесно, чтобы выучить их язык.

– Душа вернуть. Можно. – Мальчишка вперился взглядом. – Если все забрать.

– Погоди, ты имеешь в виду, что она вытянула проклятье?

Кивок.

– И теперь можно попробовать призвать душу? – уточнил Орвуд-старший.

Еще один.

И палец сиу указывает на Эванору.

– Два шамана суметь точно. Даже если один – дурак.

Все-таки надо ему уши оборвать. Определенно.

Глава 13,где леди получает предложение о дружбе и помощи

Утром я смогла развеять шары, которые за пару часов нисколько не поблекли, а стали даже будто бы ярче. К счастью, остаток ночи прошел спокойно. Снов я не видела, летать не тянуло, жрать, что характерно, тоже. То есть аппетит был, но… будто не такой, как раньше.

Или это я просто надеюсь.

– Я скоро вернусь. – Чарльз выглядел несколько смущенным. – Надо самому взглянуть. Что там. В университете. И вообще…

– Иди. – Я поглядела на пирожок, раздумывая, влезет он в меня или все-таки нет.

И пришла к выводу, что нет.

Пока.

А потом посмотрим.

Как ни странно, настроение было на редкость… умиротворенным? Хотя, казалось бы, с чего… не с чего. А оно все одно.

За окном солнце.

Птички поют.

Не жарко, но воняет городом – впрочем, и запах этот не раздражает. Тем паче в саду он разбавляется медовыми цветочными ароматами.

Розы цветут.

Еще что-то.

Дерево какое-то растопырило ветви, раскинуло полог зеленой листвы. Свет проникал сквозь нее, и сквозь кружево беседки тоже.

И я чувствовала себя…

Хорошо. Пожалуй, впервые за долгое время по-настоящему хорошо и спокойно. А потому появление девицы, это спокойствие нарушившей, меня не обрадовало.

– Мисс Грейсон. – Девицу сопровождало свекровище, которое тоже не выглядело радостным, и полагаю, вовсе не потому, что леди не должны разваливаться в креслах-качалках.

Сама знаю.

– Мисс Грейсон изъявила желание познакомиться с вами лично. – Лицо свекровищи отражало все ее сомнения. И я со вздохом села. Так, как подобает леди.

– Грета, – прощебетала эта самая мисс, а ведь, помнится, заявляться в чужой дом без приглашения невежливо. – Зовите меня просто Грета…

Вот чую, простоты в ней столько же, сколько во мне трепетности чувств.

– Я велю подать чай. – Свекровище подобрало юбки и удалилось неспешною походкой. Вот готова поклясться, что ее снедает любопытство.

Меня, к слову, тоже.

Что за мисс такая…

Миленькая. Личико круглое и белое, с румянцем розовым, с блестящими глазками. Губы бантиком. На шляпке тоже бантики.

И на рукавах бархатного жакета.

– Извините. – Голосок у нее тоже нежный до одури. Вот чувствую, бесит. А так хорошо сиделось, дремалось… – Я понимаю, что это до крайности неприлично, являться в чужой дом и без приглашения. И мне, право слово, неловко. Стыдно даже.

– Непохоже, – буркнула я сугубо из вредности.

Вот чего ей надо-то?

Она опустилась на край плетеного стула. И слегка покраснела.

– Еще раз… извините.

Тут нашу беседу прервали чаем. В смысле подали его. И не только его. Стол сервировали в мгновение ока, даже вазочку с цветами притащили.

А вот свекровище не пришла.

Чаю нам налили.

И удалились. Правда, чувствую, что недалече. Но и пусть. Девица миленькая, сахарная вся, а потому оставаться с нею наедине как-то… небезопасно.

Я прислушалась к себе и кивнула. Чутье никогда еще не подводило. И теперь оно подсказывало, что ничего хорошего от этой Греты ждать не стоит.

Та взяла чашку и с сосредоточенным видом принялась размешивать чай. Главное, сахар-то не положила, а мешает… мешает.

И на меня смотрит.

Прямо-таки буравит взглядом.

– Вы некрасивы, – брякнула она наконец, когда мешать притомилась.

И молчать.

Это я так могу часами. Даже, честно, призадуматься успела – нам бы там, в пустыне, такой вот сад, чтобы деревья, и цветы, и…

– На самом деле меня просила заглянуть к вам в гости моя тетушка.

И вновь пауза.

– И? – Я свой чай отхлебнула. Громко, с причмокиванием. Матушку это всегда очень злит, вот и у Греты глаз слегка дернулся.

– Моя тетушка – герцогиня!

– Сочувствую.

– Вы… издеваетесь? – осторожно поинтересовалась Грета.

– Да нет. Я искренне. Это она вас так… облагородила?

На щеках девицы вспыхнул румянец.

– Просто вы вся такая… – Я махнула рукой.

– Какая?

– Сахарная. Аж зубы сводит. У нас был один… доктор. В соседнем городке. Не сказать чтобы настоящий, так, коновал еще тот, только кровопускание и умел делать. Еще пиявками лечил. Но вот говорил, что избыток сладкого – очень вреден.

Красные пятна проступили на лбу гостьи:

– Ее… попросили составить вам протекцию. В высшем свете. – Чашку со взболтанным чаем Грета вернула на столик. – Сделать так, чтобы вас приняли, но… но это просто невероятно!

– Что именно? – Я склонила голову на бок.

– Вы… вы некрасивы!

– Знаю. Уже говорили.

– И что?

– Ничего.

– Вас это не расстраивает?

– Думаете, если я расстроюсь, то стану красивее? – Кстати, и вправду интересно.

– Вряд ли.

– Тогда какой смысл?

– Действительно. – Грета задумалась, хотя и ненадолго. – И манеры у вас ужасные.

– Стараюсь.

– Вы… вот что мне ей сказать, а?

– Правду.

– Она надеялась, что мы подружимся.

– Это она зря, конечно.

Грета кивнула, соглашаясь. А потом опять потянулась к чашке. Чай остыл и окончательно превратился в крашеную водицу. Неужели пить будет? Или воспитанная барышня сидеть с пустыми руками не должна?

– Хорошо, что и вы это понимаете, – сказала Грета. – Но мне сложно будет ей возразить. Тетушка весьма влиятельна. И от нее зависит моя судьба.

– Неужели?

– Моя семья не так богата. Приданого у меня нет. Титул… моя маменька, в отличие от тети, не составила столь блистательной партии. Поэтому ни титула, ни денег. – Это было сказано задумчиво. – Но у меня есть внешность, воспитание и тетушкина поддержка.

– Которую легко утратить?

– О да… У тетушки же помимо меня еще семеро племянниц. Две – мои сестры, остальные… – Она махнула рукой. – Они, несомненно, не столь хороши, но… моя помолвка вот-вот состоится. Должна состояться.

– Очень за вас рада.

– Но может и не состояться.

– Слушай, от меня-то что тебе надо?

– Подружиться.

– То есть ты считаешь меня некрасивой, напрочь лишенной манер и этого вот всего… – Я потрясла рукой. – Но при этом предлагаешь подружиться?

– Скорее уж заключить союз, – поморщившись, призналась Грета. – Обоюдовыгодный. В высшем свете тебе не будут рады. Даже несмотря на твое родство с…

– С императором? Да говори уже прямо.

– Именно. – Чашка опять вернулась на столик, а руки в перчатках легли на юбки. – Ты слишком… иная. К тому же уже пошли слухи. Самые разные. Безумные порой. Совершенно. Ты не представляешь, до чего способны додуматься люди, если им дать повод. Впрочем, если не давать, будет лишь хуже.

Она притворно вздохнула.

– Да и поводы, как и слухи, могут быть совершенно разными. Еще и этот твой… он на самом деле тебе брат?

– Да.

– Но он не человек.

– Нет.

– Тогда выходит…

– Да. – Я кивнула. – Я тоже не человек. Просто оно не так заметно.

– Заметно, – уверила Грета. – Хотя да… будь ты более на него похожа, было бы куда печальней. И ты замужем… это многих расстроило.

– Погоди. – Вот тут я окончательно поняла, что ничего не понимаю. – Я страшная. Без манер. Не человек. И в высшем свете меня не примут. Но мое замужество все равно… расстраивает?

– Ты племянница императора. И судя по всему, он весьма к тебе благоволит. И к твоей матушке, что тоже непонятно, если она и вправду… Безумный скандал. Ну да ладно. Главное, брак с тобой открывает перспективы. Да, на внимание герцогов тебе рассчитывать не стоит, но вот графы…

– У меня уже один имеется.

– Это да. И Диксоны – очень даже неплохая партия. Впрочем, обсуждать тебя это не мешает. И сплетничать будут. О тебе, о нем… обо всем. У тебя нервы крепкие?

– Пока не жаловалась.

– Вот. – В тонких пальчиках появился прямоугольник. – Есть один весьма хороший доктор. Он составляет капли. Успокоительные. Очень и очень действенные.

Грета непроизвольно облизала губу. И глаза ее подернулись поволокой. Потому я карточку и взяла. Чарли передам. Пусть там глянет, что за чудо-доктор такой с каплями.

– Я вот. – На столе появился флакон из темного стекла. – Взяла на себя труд – принимать по пятнадцать капель перед завтраком. По тридцать – перед сном. Или… если твой супруг решит тебя навестить.

– В смысле?

Она откровенно скривилась:

– Если решит требовать исполнения супружеского долга. Это… поможет пережить.

Надо же.

Пузырек стал еще более подозрителен.

– Я… мой жених как-то позволил себе немного лишнего. – Ее откровенно передернуло. – И не представляю, как мы с ним… и все это… когда он станет мужем. И будет меня навещать. Тетушка рассказывала кое-что о… процессе. Я очень тебе сочувствую.

– Да ладно. – Я вперилась в пузырек взглядом. – На самом деле все не так страшно. И совсем не страшно. Даже приятно.

Я осеклась, глянув, как побелела девица. Она даже привстала. А в глазах отразился такой ужас, что стало прямо-таки неловко.

– Никому, – сиплым шепотом произнесла она. – Никому не признавайся, что тебе нравится… это!

Она запиналась, явно недоумевая и не желая поверить в мои слова.

– Только падшие женщины могут… вести себя так!

– Ясно. – Что-то стремления союзничать, которого и прежде не было, еще больше поубавилось. – Может, тебе уже пора? Дом там, портниха. Или куда еще ездят?

– Думаешь, у меня так много денег, чтобы позволить себе портниху? Сама шью. – Она чуть поморщилась. – Тетушка предпочитает обходиться малым. Тем более нас у нее много. Давай ты сделаешь вид, что мы… нашли общий язык? Я помогу тебе. Помогу подобрать одежду. Подскажу и… а ты будешь улыбаться. Просто улыбаться. Это же несложно? И постараешься не хамить людям.

– Я и не хамлю.

– Да неужели?

– Я просто говорю то, что думаю, – уточнила я, решив, что пузырек трогать не стану. Пусть себе стоит.

– Это не самое полезное качество для леди. – Грета выдохнула. – Мне нужно, чтобы Эргенсон сделал мне предложение. Я рассчитываю получить его в ближайшее время. Но он не рискнет его сделать, точнее, его родители не разрешат, если вдруг подумают, что я впала у тетушки в немилость…

– Знаешь, – мне вдруг стало жаль эту милую сахарную девочку, – как-то это, может, и неправильно, не по-вашему, но… вот на кой хрен тебе муж, который даже жениться без разрешения родителей не способен? А те только и смотрят на твою тетку. Допустим, сделает он тебе предложение. А дальше? До свадьбы только дружить? И после?

Она поджала губы:

– Что будет после, уже не важно.

– Неужели? А не боишься, что как только ты перестанешь быть любимой племянницей герцогини, то и страсть твоего муженька поутихнет? И станешь ты ему не более нужна, чем… чем не знаю что. – Я выдохнула. Вот и какого лешего меня вообще потянуло на душеспасительные беседы? Оно же толку никакого.

– И что предлагаешь? Ждать великой любви? – Грета поднялась. – И надеяться, что только любви хватит? Не хватит. Одной любви никогда не хватает, что бы в дурацких книжонках ни писали. Любовью не оденешься. И не согреешь дом. Ею не заглушишь чувство голода. Не заплатишь целителю, который придет, чтобы вылечить твоих детей. Или не придет. Они ведь не работают бесплатно. Любовь – это сказка, а жизнь сложнее. Но я тебя поняла.

– Это вряд ли.

– Я передам тетушке, что ты слишком чудовищна, чтобы из этого что-то получилось. Кстати, знакомство с девицами Орвуд тебе тоже не на пользу.

– С чего бы?

Грета изящно пожала плечами:

– Некроманты. Проклятый дар. Плюс ко всему, их репутация сомнительна. Ты, наверное, не слышала, но одна из них даже из дому сбежала. А перед этим отравила свою сестру. Из ревности.

– Ужас какой, – сказала я не совсем искренне. – В самом деле?

– Какая разница, что там в самом деле! Но от Орвудов стоит держаться подальше.

– И как? Будут? Ну, в смысле остальные? Держаться подальше?

– Несомненно.

– Хорошо.

– Что?

– Меньше народу, легче дышать. А то у вас там на этих приемах такие толпы, что, право слово, через час мутить начинает. А тут, глядишь, и полегче будет. Если вместе. Вместе оно всегда легче.

– Ты слишком самоуверенна.

Я тоже поднялась. Надо выпроводить дорогую гостью, пока той не вздумалось задержаться.

– Я не самоуверенна, – сказала я, – просто знаю, что умею хорошо стрелять.

А еще у меня есть заветная шкатулка.

Может, на весь высший свет и не хватит, но ничего, попробуем избирательно. Матушка учила, что к людям нужно индивидуальный подход искать.

Глава 14,в которой ведется беседа по душам и делается некий вывод

Свекровище не устояло.

Явилось, как только ушла мисс Грета, заодно чаю велело свежего подать.

– А здесь только чай и пьют? – уточнила я.

– Большей частью. Некоторые предпочитают кофе, но это скорее мужской напиток. Может, подать чего-то посущественней?

– Нет. – Я с удивлением поняла, что не голодна. – Кажется, оно идет на спад.

И если так, то, может, ну его, с университетом этим?

– Хорошо, если так. – Свекровь присела на то же кресло, на котором сидела Грета. – Эта девица весьма… как бы это выразиться…

– Зараза.

– Да, пожалуй. Еще та зараза.

– Кто она вообще? – Я приняла чашку и удивилась. Неужели тут чай нормальный заварили?

– Мне сказали, что ты предпочитаешь очень крепкий напиток, – пояснило свекровище. – А мисс Грета известна как правая рука герцогини Эстервуд.

– Это той, которая бал затеяла?

– По-хорошему нам стоило бы свой устроить. – Свекровь слегка поморщилась. – И в других обстоятельствах я бы настояла, но…