Полная версия
Восток. Запад. Цивилизация
Карина Демина
Восток. Запад. Цивилизация
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
© К. Демина, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Глава 1,в которой состоялся откровенный разговор
Эва сама не могла сказать, с какого момента и, собственно говоря, зачем она вообще решила подглядеть за сестрой.
После представления?
Нет, конечно. Тогда голова была занята совсем другими мыслями. Странными. Путаными такими, в которых и удивление присутствовало, и радость, и… огорчение. Даже сперва радость, а потом она сменилась совсем-совсем уж огорчением.
Граф.
И племянник императора.
На императора тогда Эва и взглянуть побоялась, очень уж он показался грозным. И даже думалось, что вот он сейчас посмотрит в глаза Эве и все-превсе про нее поймет. Даже то, чего Эва сама не понимает. А он взял и…
– Кто бы мог подумать, – тихо произнесла маменька и поглядела на Эву как-то так… с жалостью?
Нет, Эва привыкла, что ее жалеют.
За несовершенство там жизненное. За то, что у нее ничего-то толком не выходит правильно. И вообще. В целом. Но тут стало горько.
Еще и Эдди…
Его мигом окружили, и те же Лизелотта с Дианой первыми подошли, точнее не сами, а их маменьки, но потом уже и они, и остальные, и…
– Вот и все, – мрачно заметила Тори, прищурившись. – Проворонила графа, сестрица.
Эва ничего не ответила.
Только подумала, что зато у нее перо есть.
Воронье.
Настоящее. И… и остаток вечера она запомнила смутно. Разве что вот танец. Она обещала и Эдди запомнил, хотя теперь, наверное, с ним любая с радостью танцевать согласилась бы.
Потому что граф.
И племянник императора.
Как такое возможно?
Она хотела спросить, когда он подошел, но взглянула на мрачное лицо и промолчала. Улыбнулась так, как учили, очень и очень вежливо. И танцевала, танцевала…
А потом, конечно, не удержалась и глупость ляпнула:
– Вы на него совсем не похожи.
Эдди хмыкнул и впервые улыбнулся. Наверное, глупость совсем смешной была.
– Знаю, – сказал он. – Общей крови у нас нет, а он… вот разве можно так с людьми-то? Без предупреждения.
И плечом повел.
Ткань фрака затрещала.
– Сочувствую. – Если уж говорить глупости, то от всего сердца. Тем более почему-то Эва и вправду сочувствовала. Хотя, казалось бы, как можно сочувствовать человеку, которому только что подарили титул и признали родственником императора?
Слово-то сказано при всех. И уж теперь, даже если император захочет, отказаться от него не выйдет.
– И эти вот еще… – Он мотнул головой. – Барышни, чтоб их…
– Что с ними?
Сердце Эвы сжалось.
– Да… страшно. Смотрят так, будто прикидывают, как загонять станут.
– Станут, – подтвердила Эва. – Всенепременно. Вы теперь очень ценная…
– Дичь?
– Именно. – Страхи вдруг отступили. И обида тоже. В конце концов, он не виноват, что оказался графом. И ладно бы просто… с просто графом Эва, может, и смогла бы породниться, несмотря на подпорченную репутацию.
О чем она только думает-то?
Но вот родственник императора…
И близкий.
Племянник – это вам не четвероюродный кузен по линии давно почившей прабабки. Племянник – это очень и очень серьезно.
И без разрешения императора он жениться не сможет.
А император никогда не позволит родственнику породниться с кем-то вроде Эвы… то ли дело Лилиан. У нее дедушка – герцог. И репутация безупречнейшая.
– В том-то и дело, не привык я быть дичью. – Эдди держал руку очень осторожно. – Не самые приятные… ощущения. Зачем я им нужен-то?
– Чтобы выйти замуж.
– Они же меня боятся. – Он вел и держался так, будто ему не впервой танцевать на императорском балу. И… и что Эва вообще о нем знает?
Кроме того, что он шаман и еще немного ворон?
И что клюв у него грозный, а перья, наоборот, очень мягкие?
Кроме того, что он искал ее. Пускай Эва была ему никем, но искал ведь. И нашел. И пришел. Спас. А потом вернул домой.
Достаточно ли этого, чтобы влюбиться? Или она вновь себе все придумывает? В прошлый раз ведь Эва тоже не сомневалась, что влюблена. И что эта любовь – та самая, истинная, которая от первого взгляда и до последнего вздоха. А сейчас, если подумать, она и лицо-то Стефано вспоминает с трудом.
Так какая любовь?
Или не в любви дело, а в самой Эве? В ее легкомысленности? Маменька рассказывала, что некоторые особы настолько ветрены, что могут влюбляться не в одного мужчину, а… в двух.
Или даже в трех.
Но это, наверное, точно выдумка.
Или нет?
– Это неважно. – Она сумела-таки собраться с мыслями, которые все норовили разбежаться. – Брата моего тоже боятся, но все равно норовят поближе подойти. Дело не в страхе. Дело в положении. Та, что станет вашей женой, она, во-первых, будет графиней.
Кажется, он хихикнул.
От нервов, наверное.
– А во-вторых, ваше родство с императором…
Точно хихикнул.
– …позволит ей занять очень высокое положение при дворе.
– Понятно. А я?
– А что с вами?
– Зачем мне жена, которая меня боится?
– Ну… она привыкнет. Может быть. И вообще, вы вовсе даже не страшный.
Он поглядел на нее так, сверху вниз. И может, сказал бы что-нибудь, но танец завершился, и Эдди галантно препроводил Эву к маменьке. Второй же раз приглашать не стал, и это было понятно.
Но и с другими не танцевал.
А потом вовсе куда-то исчез к небывалому разочарованию дам. Эва остаток вечера думала… о всяком. И от мыслей становилось то грустно, то смешно, то вообще как-то так, будто бы ей все равно.
Уже в карете Тори заметила:
– Это будет забавно.
А маменька поглядела на нее и строго, как никогда прежде, произнесла:
– Ничего забавного в данной ситуации я не вижу.
Тогда-то Эва и решила приглядеть за сестрицей. Или все-таки позже? Когда дверь ее комнаты скрипнула? Комнаты-то, как и прежде, рядом. А двери скрипучие, хотя их смазывают-смазывают, но они все равно скрипят. Впрочем, Эва знала, что у дома есть свой характер и что Тори он немного недолюбливает, тогда как в комнатах Эвы никогда ничего не скрипит. И сквозняков тоже не случается.
Не забиваются каминные трубы.
И сами камины горят всегда ярко. Перины мягки, одеяла легки, но сейчас все одно не спалось. Вот совершенно. От мыслей в голове. От того, что она запуталась, а распутаться никак не получалось. Хоть и вправду в монастырь уходи, но…
Но скрипнула дверь. И потом дом вздохнул еще.
А Эва поднялась.
И выглянула в коридор. Осторожненько так. И как раз вовремя, чтобы увидеть Тори, которая медленно шла куда-то. И главное, странно так. Два шага. Остановится. Еще пару шагов. И вновь остановится. И опять. И шаги эти такие… неправильные.
– Эй, – окликнула Эва, но сестрица даже не обернулась. Добравшись до лестницы, Тори застыла перед ней. В полутьме ее фигура просвечивала через тонкое полотно рубахи. И сама Тори казалась призраком, жутковатым, честно говоря. – Тори. – Эва решительно подошла и… поняла.
Спит.
Ее сестра стояла у лестницы с закрытыми глазами. И не решалась сделать шаг.
К счастью.
И… появилась подлая мыслишка отступить. Им ведь случалось во сне ходить. Раньше. В детстве. Когда Дар только-только начинал проявляться. Именно тогда Эва однажды и упала с лестницы. К счастью, ничего не сломала, но там-то, в имении, и лестница была в пять ступенек, невысоких, а тут…
Если Тори упадет, то Эва снова останется единственной дочерью.
Но…
Она осторожно взяла сестру за руку.
– Идем, – сказала ей, разворачивая. И Тори подчинилась. – Надо спать в кровати.
Шаг.
И второй.
И удалось отвести сестру к комнатам, и даже внутрь Тори зашла. И Эва с ней, конечно, чтобы увидеть прикорнувшую в кресле горничную.
Стало быть, маменька, или Берт, или отец заподозрили что-то такое, если приставили эту девицу. А она заснула.
– Ложись, – сказала Эва, подведя сестру к кровати. – Давай, спать пора…
Тори молча забралась в постель и легла на спину. Руки ее вытянулись вдоль тела, а глаза вдруг открылись. И Эва ужаснулась тому, до чего черными они сделались вдруг. Потом уж поняла, что глаза обычные, но зрачок расплылся.
– Сестрица, – сиплым голосом произнесла Тори. – А я тебя вижу.
– Я тебя тоже вижу. Спи давай.
И Тори послушно закрыла глаза.
Эва некоторое время посидела рядом, раздумывая, безопасно ли оставить ее так. Потом попыталась разбудить горничную, но девица лишь бормотала что-то и пускала пузыри. И вздыхала еще так томно, как в романе.
В общем…
Тори, кажется, уснула нормально. И Эва вернулась к себе, решив, что утром обязательно расскажет обо всем маменьке. Пусть или горничную заменят, или дверь закрывают. А то и вправду сверзится сестрица с лестницы и шею свернет.
Не то чтобы сильно жаль, но… как-то это не по-родственному.
А утром Тори явилась сама. Рано. Эва еще и из постели не выбралась, а она уже тут. Умыта, одета и волосы даже заплела в косу.
– Поговорить надо, – сказала сестра, усаживаясь на кровать. – А ты все такая же соня. И копуша.
– Будешь дразниться, – Эва подавила зевок, – сама с собой и разговаривай.
Тори хмыкнула.
– Не говори маме.
– О чем?
– Ты знаешь.
– О том, что ты…
– И соображаешь туго. – Тори поглядела на потолок.
– Это опасно. – Эва выбралась из кровати, чтобы сесть.
Раньше им случалось сидеть вот так, вместе. Рядышком. Но давно. Там, в имении, когда они тайком пробрались на чердак, потому что Тори была уверена, что где-то там, на чердаке, сокрыты древние сокровища. Эва еще сомневалась, что им там делать.
Но Тори всегда умела убеждать.
И в тот раз тоже.
Сокровищ они не нашли, зато отыскали сундук со старинными нарядами. И пусть их частью мыши поели, но ведь все равно интересно было. И зеркало то, с трещиной. И еще много другого. А потом, уже вечером, оставленные без ужина – их тогда все обыскались, – они сидели на подоконнике комнаты Эвы, смотрели в ночь и разговаривали о чем-то безумно важном.
Почему потом все пошло не так?
– Да ладно…
– Ты могла свалиться с лестницы. – Эва вытянула ленту из косы. Волосы опять растрепались, и расчесывать их придется гребнем долго. – А здесь лестница такая, что…
– Шею сверну?
– Именно.
– Мне надо.
– Куда?
– Сама не знаю. – Тори обняла себя. – Я спать боюсь. И в то же время… сложно объяснить. Понимаешь, я так устала тогда. Помнишь, маменька все время твердила, что мы должны то, должны се… быть лучше всех. Идеальные юные леди. Манеры, все остальное…
– У тебя ведь получалось.
– И у тебя бы получилось, если бы ты захотела.
– Я хотела!
– Да ну… ты вечно отвлекалась. Просто брала и отвлекалась! И забывала! Тебе целый день твердили о чем-то, а ты потом раз и… а я так не умела! Если бы ты знала, до чего это утомительно… а еще первый бал. Маменька о нем заговаривала, а я только представила, как на меня все будут смотреть, и мне поплохело! И… и курицы эти еще.
– Кто?
– Джемма. И Сара Уайтхилл. Катарина…
– Вы ведь дружили!
– Как бы не так, – фыркнула Тори. – Только такая наивная овца, как ты, могла поверить в эту дружбу.
– Сейчас в нос дам.
– Такой ты мне нравишься больше. А дружба… мы вроде бы и дружили, но каждый раз они давали понять, какое делают мне одолжение. Я ведь из Орвудов! Из тех самых Орвудов, которые некроманты, которые…
– Страшные и ужасные?
– Проклятые.
– Просто невыносимые. И рядом с ними нельзя даже стоять…
– Точно.
Они переглянулись.
И Эва улыбнулась, робко так.
– Я подумала, что… вот будет бал, – продолжала Тори. – Дебют. И маменька ведь выберет не абы так, а самый-самый важный бал…
– Как у герцогини?
– Точно. И там ведь будем не только мы. Там… там соберутся все дебютантки, кто хоть что-то из себя представляет. И мы. И… вот представь, что все танцуют и веселятся, а мы стоим у стены. Целый вечер. И все это видят. Перешептываются. Пальцами не показывают, но и так понятно, что мы… мы…
– Орвуды, – сказала Эва.
– Да.
– Маменька бы этого не допустила, сама понимаешь. Она отписала бы… кузенам. И Берт тоже.
– Понимаю, конечно. Но я… испугалась. Я решила, что потренируюсь. Там. Во снах. Ты же знаешь, что у меня отлично получалось со снами. Вот я и подумала, что могу как-то… свой бал устроить. Во сне. Там ведь все будет именно так, как я хочу.
Тихий вздох.
И удивление. Разве Тори могла вот так? Бояться? Она никого и никогда не боялась!
– И получилось. Раз, другой… потом ужин семейный, когда… когда все рады и довольны. Мама улыбается. Папа… Это затянуло. Я сама не заметила, как увлеклась. И… потерялась.
– Ты?
– А думаешь, я по своей воле там пару лет проторчала?!
– Ну… – Признаваться, что Эва думает именно так, не хотелось.
– Все просто. Я создавала мир. И уходила в него. Дальше и дальше. И однажды поняла, что вокруг только он, созданный мною мир. И деваться мне от него некуда совершенно. Я попала в собственную ловушку. Дом. Семья. Любящая. Готовая исполнить любой мой каприз. Ненастоящая. А выйти я не могла!
– Извини. – Эва отвела взгляд. Почему-то было очень стыдно, хотя уж она-то отношения к случившемуся не имела.
А еще почему-то приятно, что Тори тоже далеко не совершенство. Хотя истинная леди не допустила бы подобных мыслей. Но Эва уже поняла, что истинной леди ей не стать.
– Там и время идет совершенно иначе. Я… жила и жила, и… если куда и получалось выглядывать, то в чужие сны. Мысли. Ты бы знала, какие пакости люди видят. А уж думают… Однажды, – Тори передернуло, – я заглянула в одного человека. Случайно. Он… он убивал. Девушек. Совсем молоденьких. Долго, мучительно. Я так испугалась, что… что потом долго не решалась выйти. Все казалось, что он меня обнаружит, дотянется – там тоже не так безопасно. А потом вдруг появилась ты. И… и сбежала.
– Извини, я не знала, что ты на самом деле потерялась. – Может, Эва далеко не истинная леди, но умеет признавать собственные ошибки.
– А я не сказала. Мне вдруг стало так невыносимо стыдно! Я ведь всегда была сильной! А тут вот все это…
– И ты ко мне прицепилась.
– Ну… я подумала, что если прослежу, как ты приходишь и уходишь, то сумею вернуться. А ты… ты вдруг исчезала. Раз, и нет. И я не могла понять, как это происходит.
– Я сама не понимаю, – призналась Эва.
– Я стала тебя искать. И вдруг оказалось, что я могу. Найти. Не только тебя. Отца. Мать. Если сосредоточиться. Если отделить выдуманное от настоящего. Это непросто, но у меня получилось! И я нашла выход!
– Я рада. – Это Эва произнесла серьезно. А Тори кивнула.
– Извини, что… Я просто испугалась, что вы поймете, какая я… дура.
Сестру Эва не обнимала целую вечность. А уж чтобы та…
– Я не позволю этим курам нас обижать, – сказала Тори сестре на ухо. А Эва кивнула. И она тоже не позволит. В конце концов, на балу можно и у стены постоять. Если вдвоем, то даже с интересом, поскольку Тори всегда умела высказываться как-то так… они точно не заскучают.
– Думаешь, на балу у герцогини будет Лилиан?
– И не только она… Спорим, эта курица вырядится так, чтобы все сразу поняли, что у папеньки капиталы? – фыркнула Тори, отстраняясь. – Она никогда не умела вовремя остановиться. И судя по тому ужасному платью, которое она напялила в прошлый раз, за эти годы мало что изменилось.
– Еще бы. А Диана так же млеет от розового.
– Ей он категорически не идет.
– Но это никогда не мешало ей выражать свою к нему любовь… – Эва прикусила язык. Никогда раньше она так ни злословила.
Или…
Почти никогда.
– Я не хочу опять потеряться, – сказала Тори.
– Ты едва не упала.
– Я… знаешь, я ведь понимала, что происходит. Видела. Я снова была там, но все равно не до конца. И… меня тянуло. Вниз. Только тело ощущалось таким… словно чужим. И я пыталась вернуться.
– Поэтому останавливалась?
– Да. И горничную, кажется, тоже я… Твой… знакомый, он назвал меня ведьмой.
– Он не со зла.
– Нет. Это, кажется, правда. Иногда я вижу в людях что-то такое. Это не Дар. Дара у меня нет. Но есть способности. Хотя… все это ерунда. Мне надо вниз.
– Куда?
– Понятия не имею! Но если я не спущусь… Понимаешь, будто зовет кто-то. И ему плохо. Очень-очень. А я могу помочь. Если не помогу, то он уйдет. И я с ним тоже. Уже не понимаю, почему.
– Надо рассказать отцу.
– Надо ли? – Тори поморщилась.
– Надо. – Эва дотянулась до столика. – Расчешешь мне волосы? А то сама я вечно их выдираю. Но рассказать следует обязательно. Если не отцу, то Берту. Мы с тобой наделали прилично глупостей.
– Это да. – Тори взяла щетку. – Только не вертись. Ты никогда не умела сидеть спокойно.
– И не научилась.
– Зато научилась огрызаться, а это, поверь, куда как полезнее.
Эва поверила.
Почему бы и нет. А вот волосы Тори умела расчесывать как никто другой.
Глава 2,где появляются гости и какой-никакой смысл жизни– Ах, вы и правда жили в степях. – Девица нервно моргнула и попыталась изобразить заинтересованность. – Это так… романтично. Я себе и представить не могу.
Она снова моргнула и покосилась на пухлую даму в темно-зеленом платье. Платье было в узкую полоску, и оттого дама сливалась с диванчиком, на котором устроилась.
В руках дама держала фарфоровую чашку и на девицу глядела поверх нее, строго и требовательно.
– Извините. – Девицу стало жаль, себя еще жальче, и Эдди поднялся. – Но мне пора идти. Дела.
Он поклонился матушке, и та кивнула в ответ.
Вот ведь…
Поневоле начинаешь радоваться, что на территории этого самого университета женщин нет. То есть не было. Теперь будут. Но Милисента – дело другое, как и Эва, которая, может, и похожа на леди, но уж его-то точно не боится. А эти…
Заявились.
Вот с того вечера и потянулись. Сперва прислали кучу визитных карточек, которые матушка разбирала, благо не требуя участвовать в этом преувлекательном процессе. Потом начались визиты.
Матушкиных подружек.
А у тех подружек вдруг оказывались юные и прекрасные родственницы, которых вот прямо срочно требовалось представить.
Родственницы представлялись.
Бледнели.
Одна, наиболее трепетная, и чувств лишилась, чем вызвала недовольство сопровождавшей ее дамы. И тогда-то Эдди подумал, что сбежит.
Не удалось.
А теперь вот…
– Дорогой. – Матушка вежливо постучала в дверь его комнаты, прежде чем войти. Неужели все же бросила гостей?
– Да?
Эдди ослабил узел галстука.
Как удавка, право слово.
– Все хорошо?
Он хотел сказать, что да, но…
– Нет, – вырвалось неожиданно даже для себя. – Прости, матушка, но это все не для меня. Может, мне и впрямь вернуться… Туда.
Сказать «домой» язык не повернулся. Там дома как раз и не было. И тут тоже. А где? Кто ж его знает.
– Потом. Когда завершишь свои дела. – Она поставила огромную кружку на столик. И откуда взяла? Эдди казалось, что таких-то в доме точно нет.
– Потом, – согласился он.
И чай заварен крепко, а не так, как тут принято. Вон, до черноты. И никакого молока. А сахару… он принюхался. Так и есть, не пожалели.
– Извини. – Матушка села рядом. – Мне стоило подумать, что для тебя все это будет мучительно.
– Почему ты не сказала?
– О чем?
– О том, что ты…
– Сестра императора?
– Именно.
– Да как-то вот… – Она провела ладонью по ткани. – Я не была уверена, что он обрадуется моему возвращению. Оно все же создает некоторые проблемы. И для него в том числе. Да еще брак этот мой морганатический.
– Чего?
Матушка поглядела с легким упреком:
– Не притворяйся глупее, чем ты есть. Я-то тебя хорошо знаю. Я вышла замуж за человека, который много ниже меня по положению. Более того, он вообще не имел титула. И следовательно, я утратила право на свой. Но…
– Кровь – это не титул.
– Верно. И… мы никогда не были особо дружны с братом. Он сложный человек. Наверное, император и не может позволить себе быть другим. Как и слабости. И родственных чувств в принципе.
– Он мог сделать вид, что тебя не знает.
– Мог бы. Или просто сослать куда подальше от города. Запретить появляться в обществе. Запереть в лечебнице для душевнобольных. Он многое мог.
– А вместо этого он назвал меня племянником!
– Не кричи. Слуги здесь верные, но все одно не стоит давать им повод для сплетен. Пей чай. Кстати, Семптоны – это императорская ветвь. Одна из. Мертвая ныне, но теперь получит новую жизнь.
– Я не просил.
– Я говорила ему, что ты не слишком обрадуешься. Но ему показалось забавным.
– Сделать меня графом?
– Видишь ли, дорогой, все немного сложнее. Сын моего брата – мой племянник и наследник престола – он болен. Серьезно. С рождения слаб здоровьем, и все надеялись, что со временем он это перерастет, но становилось лишь хуже. Сейчас надежды почти не осталось. И теоретически ты можешь…
– Нет! – Вот теперь стало по-настоящему страшно.
– Видишь ли, совокупность факторов такова, что женщину на престоле не примут. Разве что в качестве супруги будущего императора, этаким символом преемственности власти. И крови. Поскольку кровь тоже важна. Мой брак лишил меня титула, но не принадлежности к семье. Ты же усыновлен по всем правилам и законом уравнен с прочими детьми.
Эдди задумался.
С чего вдруг император взял да и признал это усыновление и родство? Он ведь мог просто перечеркнуть все эти бумаги. И не надо говорить, что закон стоит выше.
После минутного знакомства уверился, что Эдди достоин занять трон? Да хрена с два.
– Чего он хочет?
– Скажем так, он подозревает, что заговор этот… не до конца ликвидирован. Что есть те, кто поддерживал заговорщиков, по старому обычаю оставаясь в тени.
Не было печали.
Дерьмо.
Кругом одно дерьмо.
– И поэтому пожаловал мне титул?
– Именно. Граф Семптонский – такой титул получали как правило незаконнорожденные отпрыски императора. Он временный. Своего рода титул признания.
– Что? Он же… Нет, это бред! Он всерьез думает, будто кто-то поверит, что я – его незаконнорожденное дитя? Которое что?
– Знаешь, дорогой, – матушка печально улыбнулась, – люди скорее поверят в то, что ты – его незаконнорожденный сын, которого я воспитывала на краю мира, искупая вину за неудачный брак, чем в то, что…
– Что ты просто взяла в дом мальчишку из ниоткуда?
– Ты не из ниоткуда.
– Для тебя.
– Именно. И помни об этом.
– Я и не забываю. Но… он мог бы и меня спросить, – проворчал Эдди. Чашка аккуратно устроилась меж ладоней. И грела. И было тепло, даже приятно, если отрешиться от всего того, что вокруг.
Отрешиться не выйдет.
– Он все-таки император.
– Он тебе угрожал? – Если так, Эдди не посмотрит на корону, свернет засранцу нос на бок.
– Нет. – Матушка усмехнулась. – Он никогда в жизни не опустился бы до угроз. Он все-таки император, – повторила она.
– И от этого не может быть засранцем?
– Еще как может. Более того, чаще всего ему и приходится им быть. На деле все сложнее. Мне тоже этот вариант не слишком понравился, как и ему. Говоря по правде, будь другой выход…
Но другого, приемлемого, не нашлось.
Или искали плохо, или опять Эдди чего-то не понимает.
– То есть он думает, я настолько впечатлю заговорщиков, что они зашевелятся? И постараются… что? Меня угробить, чтобы ненароком трон не занял?
– Скорее уж попытаются с тобой договориться. Угробить тебя крайне непросто. – Матушка улыбнулась уголками губ. – Хотя он и опасался…
Вот уж во что Эдди не верил, так это в то, что свежеобретенный родственничек за него опасается.
– Как ни странно, но на троне ты бы многих устроил.
Не приведите степные боги!
Эдди поспешно глотнул чаю. И едва не выплюнул. Горячий, зараза!
– Это кружка с подогревом. – Улыбка матушки стала шире. – Нашла в одном премилом магазинчике. Так вот, извини, не хочу тебя обидеть, но ты выглядишь…
– Как дикарь?
– Как орк-дикарь. А о них здесь сложилось весьма однозначное впечатление.
И надо полагать, не самое лучшее. Хотя… чего уж тут. Даже там, дома, орков опасаются, но не настолько, чтобы признать равными.
– Дикарь, стало быть.
– Именно. Ограниченный. Примитивный. И управляемый. А это, поверь, самое желанное качество будущего императора.
– Для кого желанное?
– Для того, само собой, кто захочет им воспользоваться. Так что, полагаю, весьма скоро с тобой постараются свести знакомство.