Двенадцать граней страха

– Татьяна! – Она поднялась мне навстречу, протягивая руки. – Как я рада, что ты согласилась встретиться.

Крутовская была эффектной женщиной лет пятидесяти с идеальной осанкой и короткой стрижкой. Ее кимоно из черного шелка, расшитое золотыми журавлями, стоило, вероятно, как подержанная иномарка.

– У меня мало времени, Элизабет. – Я опустилась в кресло напротив нее. – Что за срочность?

Она щелкнула пальцами, и официант, словно материализовавшийся из воздуха, наполнил наши чашки зеленым чаем.

– Ты всегда такая прямолинейная, – она улыбнулась, но ее глаза оставались настороженными. – Мне нужна твоя помощь. Очень нужна, – добавила она предельно серьезным тоном.

– Что произошло? – деловито спросила я. Елизавета Крутовская не относилась к людям, склонным переживать на пустом месте. И если она решила обратиться ко мне за помощью, значит, случилось что-то действительно серьезное.

– Еще одна подмена. У Степана Гордеева подменили статуэтку. Помнишь Степана? Он был на приеме у меня месяц назад.

Я вспомнила высокого мужчину с военной выправкой и коллекцией тибетских масок.

– Помню. Так что именно пропало?

– Не пропало, а подменено. – Крутовская понизила голос. – Его любимая статуэтка божества здоровья. Степан обнаружил это только вчера, когда она… не сработала.

– Не сработала? – я подняла брови.

– Он всегда прикасался к ней перед важными встречами. Говорил, что она приносит ему удачу. – Крутовская нервно сжала чашку. – Вчера у него был важный тендер. Он прикоснулся к статуэтке, но почувствовал что-то неладное. А потом… потом проиграл тендер и прямо на встрече потерял сознание. Сейчас он в больнице. Врачи говорят о каком-то редком аутоиммунном заболевании.

Я отпила чай, обдумывая информацию.

– Стоп. А почему еще одна? – озадаченно спросила я. В самом деле, откуда бы Крутовской знать о том, что у моего клиента подменили гадальные кости?

– Потому что дня три назад я заметила, что подменили мой веер, – с деланым равнодушием в голосе призналась Элизабет. – Тебя дергать не стала – сначала подумала, что кто-то просто пошутил.

– Тот самый? – приподняла я бровь. Веер Элизабет в кругах местного высшего, если можно так выразиться, света давно стал легендой. Изящная вещичка из сандалового дерева и японского пергамента, с тонкой росписью и знаками удачи, этот веер датировался концом тринадцатого века. Складной веер для чайной церемонии, так называемый тя-сэнсу, считался звездой коллекции японских редкостей. Крутовская его брала с собой на особо важные мероприятия, благодаря чему все складывалось максимально удачно для нее – во всяком случае, так утверждала сама любительница Японии.

– Да. Подделка очень похожа на оригинал, но ощущается иначе, – добавила она.

Третья подмена, третье несчастье. Закономерность становилась очевидной.

– Сначала твой веер, потом кости Дорохова, теперь статуэтка Гордеева, – я перечислила на пальцах. – Все предметы с «особыми» свойствами. Все подменены на идеальные копии.

– Как кости Дорохова? И у него тоже? – вскинулась Елизавета.

– Да, – кивнула я. – Только пусть это останется между нами. – Крутовская была, конечно, той еще болтушкой и сплетницей, но при всем том в действительно важных делах прекрасно умела держать язык за зубами.

– Разумеется, – согласилась Крутовская. – И получается, что на данный момент три подмены, – Крутовская кивнула своим собственным словам. – И всякий раз после подмены с владельцем случается что-то плохое. Мои инвестиции рухнули, планы не сработали. У Дорохова начались проблемы с партнерами – и теперь я понимаю, в чем причина, а Гордеев… – Она замолчала, глядя в окно.

– Когда именно ты заметила подмену веера? – спросила я.

– На следующий день после приема в честь китайского Нового года у Дорохова, – она нахмурилась, вспоминая. – Я достала веер, чтобы показать его Ли Чжану. Он ведь эксперт по таким вещам… И сразу поняла, что что-то не так. Веер был… просто веером. Идеальная копия, но без той особой энергии.

– А Гордеев тоже был на том приеме?

– Конечно. Мы все были там. Весь Клуб ценителей Востока.

Я мысленно отметила еще одну важную деталь – все подмены произошли после того вечера.

– Насколько я знаю, у вас в клубе был конфликт с молодым китайским специалистом много лет назад?

Крутовская вздрогнула и побледнела.

– Кто тебе сказал об этом? Это было давно, совсем другая история…

– История о том, как вы всем клубом засадили невиновного человека на десять лет за решетку? – Я произнесла это тихо, но Крутовская дернулась, словно я ударила ее.

– Ты не понимаешь… Он угрожал разрушить репутацию многих уважаемых людей. Некоторые предметы в наших коллекциях… не всегда имеют безупречное происхождение.

– И поэтому судья Ветров вынес неправомерно суровый приговор, а эксперт Игорь Лаптев подтвердил, что найденные у молодого человека копии антиквариата якобы были оригиналами, похищенными из частных коллекций?

– Откуда ты… – Крутовская оборвала себя, увидев выражение моего лица. – Да, все было именно так. Это была необходимость. Чен Ли грозился сообщить в Интерпол о контрабанде культурных ценностей. Он был идеалистом, не понимал, как устроен реальный мир.

– А теперь этот идеалист вышел из тюрьмы и методично разрушает вашу удачу. – Я откинулась на спинку кресла. – Забавно, как работает карма, не находишь?

– Это не карма, – Крутовская покачала головой. – Это нечто гораздо более конкретное и опасное. Мы все получили предупреждения. Взгляни.

Она достала из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги и протянула мне. Я развернула его и увидела каллиграфическую надпись на китайском и ее перевод внизу: «Судьба – это тропа, проложенная твоими врагами».

– Такие же послания получили Ветров и Гордеев, – добавила она. – И Дорохов, конечно. Он был главным инициатором всей той истории с судом.

– А Игорь Лаптев? – Я вспомнила о реставраторе, который, по словам Кирьянова, тоже был замешан в деле.

– Он отказался говорить со мной. Заперся в своей мастерской и никого не пускает. – Крутовская нервно потеребила край кимоно. – Я боюсь, Татьяна. Что-то подсказывает мне, что это только начало.

Вернувшись домой, я разложила на столе все, что у меня было: копии костей Дорохова, фотографии подозреваемых, записи разговоров и загадочную записку. Мои собственные гадальные кости лежали рядом, словно насмехаясь над моими попытками найти рациональное объяснение происходящему без их помощи.

Я взяла кости в руки, чувствуя их привычный вес. Пластиковые, конечно, не чета дороховским из слоновой кости – но мои. Они никогда меня не подводили.

– Ну что скажете? – прошептала я, бросая кости на стол.

Выпавшая комбинация заставила меня замереть: «Против вас действует тайный противник, но, если вы будете осторожны, он разоблачит себя сам в самый неожиданный момент».

И тут в дверь позвонили. Я взглянула на часы – почти полночь. Я осторожно подошла к двери и посмотрела в глазок. В коридоре стоял пожилой китаец с изящной тростью – Ли Чжан собственной персоной.

– Госпожа Иванова, – его голос был тихим, но отчетливым, – нам нужно поговорить. Это касается безопасности многих людей. Включая вашу.

Я открыла дверь, не спуская глаз с его руки, опиравшейся на трость. Он заметил мой взгляд и слабо улыбнулся.

– Это всего лишь трость, детектив. Годы берут свое.

Я пропустила его в квартиру, мысленно готовясь к разговору, который, я была уверена, изменит ход всего расследования.

Мозг лихорадочно работал, прокручивая новую информацию. Это точно не случайное совпадение. Отец того самого Чена Ли, который вот совсем недавно вышел из тюрьмы и таинственным образом связан с подменами артефактов, вдруг появляется на пороге моей квартиры среди ночи. Мне казалось, что я уже собрала почти все кусочки этой головоломки, но оставалось несколько важных фрагментов, которые могли полностью изменить картину.

Ли Чжан прошел в гостиную и, не дожидаясь приглашения, опустился в кресло. Его движения были плавными и уверенными, несмотря на возраст.

– Чай? – предложила я, скорее из вежливости.

– Нет, благодарю, – он покачал головой. – Времени мало, а рассказать нужно многое.

Я села напротив, скрестив руки на груди.

– Я вас слушаю.

Старик смотрел на меня пронзительными темными глазами – они казались бездонными, хранящими многовековую мудрость.

– Я знаю, что вы расследуете подмены артефактов, – начал он. – И что вы уже связали их с историей моего сына. Это правильно. Но не полно.

– Продолжайте. – Я сохраняла нейтральное выражение лица, хотя внутри все напряглось.

– Десять лет назад мой сын Чен приехал в Россию по программе культурного обмена, – голос Ли Чжана звучал ровно, но я чувствовала глубокую боль за этой маской. – Он был блестящим искусствоведом, специализировался на идентификации подделок. Здесь он познакомился с коллекционерами из Клуба ценителей Востока. Они были впечатлены его знаниями и пригласили оценить некоторые свои приобретения.

Ли Чжан сделал паузу, словно собираясь с мыслями.

– Сначала все шло хорошо. Но потом Чен обнаружил, что некоторые предметы в коллекции Дорохова имеют явные признаки нелегального происхождения. Это были артефакты, вывезенные контрабандой из Китая в обход международных соглашений.

– И он, конечно, сказал об этом Дорохову, – догадалась я.

– Хуже, – Ли Чжан горько усмехнулся. – Он наивно пригрозил сообщить в соответствующие органы. На следующий день в его гостиничном номере провели обыск. «Нашли» несколько редких свитков, якобы украденных из коллекции Дорохова. Я прилетел сразу же, как узнал о его аресте. Привез лучших адвокатов. Но…

– Но Ветров был судьей, а Лаптев – экспертом, – закончила я за него.

– Да. Подделка экспертизы, взятки, сфабрикованные доказательства. Все было решено заранее. Чен получил десять лет за преступление, которого не совершал.

– А вы?

– Я продал все, что имел в Китае, и переехал сюда, ближе к сыну. Открыл маленькую лавку антиквариата.

Я молчала, позволяя старику выговориться. Боль в его глазах была настоящей.

– И теперь, когда Чен вышел, начались эти подмены, – продолжила я за него. – Своеобразная месть.

– Я знаю, о чем вы думаете. – Ли Чжан поднял руку. – Но Чен не делал ничего противозаконного.

– Но кто-то же подменил восточные раритеты. – Я внимательно наблюдала за реакцией старика.

– Подозреваю, что это был сам Дорохов, – Ли Чжан сказал это спокойно, как будто речь шла о чем-то обыденном.

– У вас есть доказательства?

– Нет, – он покачал головой. – Это лишь моя догадка, основанная на знании характеров этих людей. Но я пришел не поэтому.

Ли Чжан наклонился вперед, его глаза сверкнули в полумраке комнаты.

– Завтра мой сын встречается с человеком, который может рассказать вам всю правду о костях Дорохова. Я хочу, чтобы вы пришли на эту встречу. Возможно, это единственный шанс предотвратить дальнейшие трагедии.

Он протянул мне маленькую карточку с адресом и временем.

– Я не могу сказать больше. – Он поднялся, опираясь на трость. – Но, если вы действительно хотите узнать истину, приходите. И будьте осторожны, госпожа Иванова. В этой игре фигуры не всегда те, кем кажутся.

Я проводила Ли Чжана до двери и потом долго смотрела на карточку в своей руке. Адрес антикварной лавки, время работы и подпись: «Жду в любое время». Это мог быть капкан, но интуиция подсказывала мне, что старик не лгал. По крайней мере, не во всем.

Я снова взяла в руки свои гадальные кости. Пластиковые кубики приятно холодили ладонь.

«Разве то, что человек может узнать – именно то, что он должен узнать? Не будьте чрезмерно любопытны», – предупредили кости.

– Я учту, – пробормотала я.

Глава 4

Мелодия будильника на моем телефоне ворвалась в сон с настойчивостью циркулярной пилы. Я позволила себе еще пятнадцать секунд полусна, прежде чем широко открыть глаза. В голове еще звучали слова Ли Чжана о крови и предательстве. Ночной визит китайского антиквара оставил после себя тягостное впечатление – словно на кожу наложили тонкий слой древней патины.

После ухода Ли Чжана я еще часа полтора изучала записку, оставленную мне на лобовом стекле. «Не все кости, которые мы бросаем, приносят удачу». Написано безупречным каллиграфическим почерком на дорогой рисовой бумаге – обычные хулиганы так не шутят.

Я поднялась с постели, с удовольствием потянулась и отправилась на кухню. Утро в моем понимании не могло начаться без чашки крепкого кофе. Добавив в турку две с половиной ложки молотого арабского сорта – не растворимая бурда, а настоящий кофе с тонким ароматом, – я принялась «думать мысли», как называла процесс мозгового штурма.

Итак, что мы имеем?

Подмена древнекитайского артефакта на высококачественную копию. Эксцентричный клиент, который, похоже, действительно верит в мистическую силу своих костей. Пятеро подозреваемых, причем все из одного закрытого клуба. Тревожные предупреждения от Ли Чжана. Странная связь между профессором Ветровым, который был судьей, и сыном Ли Чжана.

Кофе закипел как раз тогда, когда мои мысли начали обретать структуру. Я вылила ароматную жидкость в любимую чашку и сделала первый глоток. Горечь кофе смешалась с горечью моих размышлений.

Что-то здесь не сходилось. Обычно кражи антиквариата совершаются по очевидным причинам – с целью перепродажи. Но в этом случае вор потратил уйму времени и усилий на создание идеальной копии. Зачем? Чтобы отсрочить момент обнаружения пропажи? Или дело в чем-то другом?

Я открыла ноутбук и еще раз просмотрела досье, переданное мне Дороховым. Фотографии, биографии, интересы, связи – на первый взгляд, типичная работа частного детектива. Но все же что-то настораживало меня, какая-то недосказанность, ощущение, что я смотрю лишь на верхушку айсберга.

Время проверить некоторые детали. Я взяла телефон и набрала номер Кирьянова. Подполковник Владимир Кирьянов – мой старый друг еще со времен прокуратуры, надежный, как скала, – ответил после третьего гудка.

– Кирьянов на проводе, – его голос звучал устало, что неудивительно для человека, работающего в криминальной полиции.

– Привет, Киря, – бодро произнесла я. – Как поживает самый неподкупный мент Тарасова?

– Таня? – в его голосе послышалась смесь удивления и радости. – Давно не объявлялась. Что стряслось? Только не говори, что ты опять влипла в какую-то историю.

Я рассмеялась.

– Не влипла, а профессионально погрузилась. Киря, мне нужна информация. Что ты знаешь о судье Аркадии Ветрове? Сейчас он вроде как профессор востоковедения, но раньше судейские мантии примерял.

На том конце провода повисла пауза.

– Ветров? – наконец произнес Киря. – Громкое имя. Был федеральным судьей, сурово карал преступников, имел репутацию человека с железными принципами. Потом внезапно ушел в отставку и посвятил себя науке. Говорят, у него коллекция восточного искусства, которой музеи позавидовали бы.

– А случайно не припомнишь какие-нибудь громкие дела в его практике? – Я барабанила пальцами по столу, чувствуя, что нащупываю что-то важное.

– Ну было несколько резонансных приговоров. Но ты же не просто так спрашиваешь? Давай, колись, Таня, что за дело.

Я вздохнула. Кирьянов слишком хорошо меня знал.

– Официально – кража предмета старины. Неофициально… мне кажется, здесь замешано что-то личное. Возможно, месть.

– За что?

– Вот это и пытаюсь выяснить. Киря, будь другом, посмотри архивные дела Ветрова за последние лет пятнадцать. Особенно те, что связаны с антиквариатом, подделками, контрабандой предметов искусства. И еще – не встречалось ли там фамилии Ли, возможно, китайцы.

– Хм, – Кирьянов помолчал. – Ладно, посмотрю. Но ты будешь должна мне ужин.

– В «Пушкине»? – я улыбнулась, зная его слабость к этому ресторану.

– Идет. – Я почти услышала, как он улыбается в ответ. – Дай мне день-два, перерою архивы.

Мы попрощались, и я сделала еще глоток кофе, который уже начал остывать. Настало время для моего маленького ритуала. Я достала бархатный мешочек с тремя двенадцатигранными костями. Мои собственные кости, подарок бабушки, не претендовали на древнее происхождение, но за годы пользования стали для меня чем-то вроде интуитивного компаса.

Я сосредоточилась на вопросе: «Что скрывает судья Ветров?» – и бросила кости на стол.

Выпало: «Тайна, способная разрушить репутацию, хранится в забытом архиве».

Я задумчиво посмотрела на выпавшую комбинацию. Архивы, значит? Что ж, возможно, и мне стоит заняться некоторыми раскопками.

К полудню я уже сидела в читальном зале городской библиотеки, просматривая подшивки старых газет. Интернет – штука удобная, но, когда речь идет о событиях десятилетней давности в провинциальном городе, бумажные архивы часто оказываются полезнее. Особенно когда не знаешь точно, что ищешь.

Мое внимание привлекла небольшая заметка в разделе криминальной хроники от 2014 года.

«Суд вынес приговор по делу о контрабанде культурных ценностей». Статья была небольшой, но имя судьи Ветрова упоминалось. Дело касалось молодого человека, который обвинялся в подделке антикварных китайских свитков и попытке их продажи. Десять лет лишения свободы – удивительно суровый приговор для такого преступления.

Я сфотографировала заметку на телефон и продолжила поиски. Через час я наткнулась еще на одну статью, на этот раз в «Тарасовском вестнике» – местной газете, специализирующейся на светской хронике. Фотография с открытия выставки восточного искусства. На снимке – Аркадий Ветров, еще в судейском статусе, в окружении местной элиты. Среди присутствующих я узнала Василия Дорохова, а также еще одного персонажа из досье – Степана Гордеева. Статья датировалась 2013 годом, за несколько месяцев до того самого судебного процесса.

Я откинулась на спинку стула.

Итак, Ветров, Дорохов и Гордеев были знакомы еще до того злополучного суда. Интересно, какую роль в этом деле играл мой клиент?

Полистала подшивки газет того времени. И выяснила еще кое-что любопытное.

«Весь город гудит, – читала я строки какого-то давнего борзописца. – Потрясающий скандал! Коллекция молодого китайца-антиквара Чжоу перешла к местному бизнесмену Дорохову после суда над китайцем. Ходят слухи, что дело нечисто, но фактов никто не предоставляет. И казалось бы, шумное дело должно постепенно забыться со временем – но не тут-то было. Спустя месяц после суда жена Чжоу покончила с собой, не выдержала позора. Страшная история…»

Следующая заметка: «Это было громкое дело! Молодой антиквар Чжоу Лян привез из Китая коллекцию редких артефактов. Говорили, что среди них были настоящие сокровища династии Мин. Но тут его обвинили в контрабанде и подделках, а суд признал все доказательства его невиновности недостаточными. Судья Ветров вынес очень строгий приговор, а коллекцию конфисковали. И что удивительно – вскоре большая часть тех самых предметов оказалась в частной коллекции Василия Дорохова. Он выкупил их на каком-то закрытом аукционе конфиската».

Листаю дальше. «Чжоу Ляна после отбытия срока депортировали. Его жена после приговора мужу и сыну выбросилась из окна их дома. Судили и сына Чжоу Ляна, имя которого не упоминалось – в отличие от отца, севшего всего на два года, тот получил десятку, – за подделку антиквариата».

Телефон завибрировал.

Сообщение от Гарика: «Есть интересная информация о Клубе ценителей Востока. Встреча через час у Китайского павильона в парке».

Я отправила краткое «Буду» и собрала свои вещи.

Я вышла из библиотеки, чувствуя, как с каждой минутой дело становится все запутаннее и мрачнее. Что-то подсказывало мне, что сын антиквара Чжоу и загадочный сын Ли Чжана – один и тот же человек.

Китайский павильон в городском парке представлял собой причудливую смесь аутентичной архитектуры и местной самодеятельности. Изящные изгибы крыши соседствовали с откровенно халтурной росписью колонн, а драконы на фризе выглядели так, будто страдали от несварения желудка. Тем не менее это было одно из тех мест, где редко бывает много людей – идеально для конфиденциальной встречи.

Гарик уже ждал меня, нервно прохаживаясь вокруг беседки. Как обычно, он был одет с претензией на стиль – светло-бежевый пиджак, модные джинсы, стильные туфли. Увидев меня, он просиял и картинно раскинул руки.

– Татьяна Александровна! Свет очей моих! – Его армянский акцент, обычно едва заметный, в моменты эмоционального подъема становился отчетливее.

– Привет, Гарик, – я сдержанно кивнула, игнорируя его театральные жесты. – Что у тебя есть?

Он сделал обиженное лицо.

– Сразу к делу? Никаких «как дела, Гарик, как твоя больная мама?», – он вздохнул. – Впрочем, как всегда.

– Как твоя мама? – послушно спросила я, зная, что это самый быстрый способ добраться до сути.

– О, спасибо, что спросила! Гораздо лучше. Доктор Абрамян сказал, что ее артрит… – заметив мой взгляд, он осекся. – Ладно, к делу. Я покопался в информации об этом твоем Клубе ценителей Востока.

Гарик достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот.

– Закрытое сообщество, существует около пятнадцати лет. Основатели – Василий Дорохов и Аркадий Ветров. Членство только по приглашению, обязательное условие – наличие коллекции восточного искусства стоимостью не менее полумиллиона долларов. Встречи раз в месяц, место меняется – обычно особняки членов клуба.

Я кивнула, запоминая детали.

– Но самое интересное, – Гарик понизил голос, хотя вокруг никого не было, – в последние месяцы у членов клуба началась черная полоса. Елизавета Крутовская потеряла около двух миллионов на инвестициях в какой-то стартап. Ветрову отказали в престижном гранте на исследование, хотя все были уверены, что он его получит. А Степан Гордеев… – он сделал драматическую паузу, – уже месяц в больнице с какой-то редкой болезнью. Врачи в недоумении, лечение не помогает.

– Спасибо, но я уже в курсе, – улыбнулась я. – А Дорохов? – спросила я.

– Вот Дорохову как раз везет. Недавно выиграл тендер на строительство торгового центра, хотя его предложение не было самым выгодным. И еще какую-то сделку провернул с недвижимостью очень удачно.

Я задумчиво постучала пальцем по перилам беседки.

– Гарик, а что тебе известно о сыне Ли Чжана?

– Чен Ли? – Гарик приподнял бровь. – Недавно вышел из колонии. Отсидел от звонка до звонка за подделку антиквариата и мошенничество. Вроде как талантливый парень, учился в Пекине, год отучился в нашем университете на искусствоведа, по обмену, потом загремел. Строгий судья попался.

– Ветров? – уточнила я.

– Именно. Дал ему по максимуму – десять лет, хотя обычно за такое впаяли бы условно или максимум пару лет реального срока. В нашем квартале говорили, что судья был предвзят, но доказать никто ничего не смог.

Я чувствовала, как разрозненные детали начинают складываться в общую картину – пока еще нечеткую, но уже проступающую.

– Спасибо, Гарик, ты очень помог.

– Не за что, дорогая, – он улыбнулся своей фирменной улыбкой, от которой, по его собственному утверждению, «таяли все девушки Тарасова». – Может, поужинаем вместе? Я знаю отличный новый ресторан…

– В другой раз, – отрезала я. – Сейчас нужно проверить одну зацепку.

Гарик драматически вздохнул.

– Когда-нибудь ты скажешь «да», Татьяна Александровна. Я терпеливый.

– Именно поэтому ты до сих пор жив, – хмыкнула я и направилась к выходу из парка, оставив его с обиженно-восхищенным выражением лица.

Больница № 8 располагалась на окраине города, в старом здании, которое, несмотря на периодические ремонты, сохраняло атмосферу советских времен. Я поднялась на третий этаж, где находилось отделение аутоиммунных болезней.

Медсестра за стойкой с подозрением посмотрела на меня.

– К кому вы?

– К Степану Сергеевичу Гордееву. – Я показала ей букет, который купила по дороге. – Я от общества коллекционеров.

Медсестра нахмурилась.

– Посещения только для родственников. У пациента серьезное состояние.

Я положила на стойку пятитысячную купюру.

– Всего на пять минут. Передать привет от коллег и пожелания выздоровления.

Купюра исчезла в кармане медицинского халата.

– Палата триста двенадцать. Пять минут, не больше. И не утомляйте его разговорами.

Степан Гордеев выглядел бледной тенью того успешного бизнесмена, которого я видела на фотографиях в досье. Осунувшееся лицо, запавшие глаза, кожа с желтоватым оттенком. Он полулежал на подушках и медленно повернул голову, когда я вошла.

– Здравствуйте, Степан Сергеевич. – Я поставила цветы в вазу на тумбочке. – Меня зовут Татьяна Иванова. Я частный детектив, расследую одно дело, и мне кажется, вы могли бы помочь.

Гордеев слабо усмехнулся.