Люда-горочанка

Наконец-то Люда вышла, опять в новых туфельках и в шляпе. Мы пошли, стали подниматься по горе. Ох, после обеда так тяжело! Люда видит, что мы босиком, и тоже разулась, но шляпу не снимает, боится, что голову напечёт. Пашня сменилась лугом – идём по прохладной зелёной траве. Так щекотно и приятно ногам! Всюду белая кашка, жёлтые одуванчики, синие незабудки, иван-чай возвышается то здесь, то там. Как легко дышится здесь!

Вот и канава, она полна воды! Какая удача! Я ногой проверила воду, она оказалась тёплой. Довольная, посмотрела на девочек. Ира тут же, присев на корточки, стала водить рукой по воде, а Люда удивлённо смотрела то на канаву, то на нас. Я быстро сбросила с себя платье, Ира тоже начала раздеваться. Лицо её покраснело от натуги: потное платье прилипло к телу. Люда бросилась помогать ей, кое-как вдвоём они справились.

– А ты чо стоишь? – спросила я Люду.

– Вода же грязная, – ответила та.

– Это грязная вода-а-а?! – удивлённо протянула я. – Да ты ещё не видела по-настоящему грязной воды! – сказала я и прыгнула в канаву.

Течение было слабым, и мне захотелось устроить запруду – перегородить канаву комьями земли.

– Ира, давай рви комья! – приказала я.

– Угу, – с готовностью отозвалась та и, став на четвереньки, начала с силой отдирать от рыхлых краёв канавы тугой дёрн. В том месте, где ей это удавалось, вся грязь от разорванного края стекала чёрными ручейками в нашу запруду. Ира работала на славу, впрочем, я всегда говорила, что силы в ней на четверых! Люда, зажжённая нашим нехитрым трудом, не смогла устоять. Она бросилась помогать Ире! Ура!

Вдвоём девчонки беспощадно драли края канавы руками, ногами, чем только можно, и чем большего размера ком отрывали, тем больше радовались. Я радовалась вместе с ними, успевая утрамбовывать комья в непреодолимую могучую стену, которую бы не смогла снести никакая вода.

– Всё, готово! – сказала я, вложив в последний ком всю силу, и плюхнулась в воду.

Тут взглянула на девочек и меня охватил смех! До того они были перепачканные, чумазые, как поросята.

– Прыгайте! – выдавила я, смеясь.

И они прыгнули. И тогда мы начали по-настоящему купаться: барахтаться, брызгаться, плескаться. Видя, что вода в канаве становится всё грязнее и грязнее, мы смеялись всё больше и больше. И наконец, взявшись за руки, давясь смехом, запели песенку из мультика, возомнив себя поросятами:

Ты – свинья, и я – свинья:

Все мы, братцы, свиньи.

Нынче выделили нам

Целый чан ботвиньи!

Мы по лавочкам сидим,

Из лоханочек едим.

Ай-люли, ай-люли, из лоханочек едим.

Наши рыльца пятачком, наши хвостики – крючком.

Ай-люли, ай-люли, наши хвостики крючком!

Солнце сияло. Мы барахтались в грязи. Что ещё надо поросятам? Однако скоро пришлось вспомнить, что мы девочки. Солнце заслонила грозная тень Митрофана, колхозного бригадира. Он проходил по канаве, проверял, как поступает вода в колхозные баки для поливки капустной рассады, и тут увидел нас. Лицо его было разъярённым, он, видимо, давно пытался до нас докричаться. И вот теперь, красный от гнева и быстрой ходьбы, он возвышался перед нами во весь свой гигантский рост и походил на джинна, внезапно выросшего из бутылки. Послышался его громовой голос: «… родителей в контору… штраф, чтоб не запружали канаву!» Потом он наклонился, с силой тыкнул палкой запруду, и вода, вырвавшись на свободу, рванулась вперёд. Ошарашенные, мы молчали. Люда дрожала, Ира пыталась вылезти из воды, но постоянно соскальзывала вниз. И от страха заголосила, словно обезумела. Митрофан в это время поднял с земли Людины туфельки, шляпу и пошёл прочь. Скоро обернулся и, потрясая в воздухе вещами, прокричал: «А за этим пусть придут родители ко мне!»

ИСПЫТАНИЕ

Наступило молчание. В воздухе пели птицы, солнце светило. Было всё как всегда, но надо было что-то делать. Я понимала, что так оставлять нельзя, а что делать – не знала. Наконец, собравшись с духом, произнесла:

– Надо как-то забрать у него туфли и шляпу, пока он не докопался, чьи они!

– Я лучче пойду домой! – запричитала Ира, зубы её стучали, она никак не могла попасть рукой в рукав платья.

Её белые щёки и бегающие глаза стали мне неприятны. Я сказала:

– Ты можешь не ходить с нами!

– Ты, Маруся, ишшо не знаешь этого Митрофана! Он страшный, мне мамка говорила! – затараторила Ира, озираясь по сторонам.

Я молчала, обдумывая план действий. Ира побежала вниз с горы, запинаясь и торопясь. Посмотрев ей вслед, я подумала, что не поступила бы так никогда. Мы остались с Людой вдвоём. Я заглянула в её глаза: что думает? Вот ответь она сейчас «нет», я бы всё равно пошла, пошла бы одна, ведь невозможно было допустить, чтобы Людина бабушка ещё и из-за этого переживала.

Люда посмотрела на меня, и стало понятно, что она решила пойти со мной. Мы двинулись по горе, направляясь к колхозному огороду. Шли молча, и наши руки сами собой сцепились крепко и надёжно. Скоро стал виден огород. Мы спустились вниз, перешли неглубокий ров и оказались посреди поля с высаженной рассадой капусты. Осторожно пересекли его, прошли через мост и прямиком направились к будке сторожа. Слева стоял сарай, где хранились тяпки, лопаты, различные вёдра, здесь же во время дождя укрывались огородницы. Сейчас сарай был на большом замке. Мы обошли его вокруг. Я остановилась возле широкой щели и заглянула внутрь. От пыли защекотало в носу, и я чихнула. Люда испуганно зашикала на меня. Я взглянула на неё – в распахнутых глазах отражался весь огород с мостом и сараем. Она была напряжена, и черты лица казались заострёнными.

Услышав стук колёс телеги Митрофана, мы затаились. Однако скоро стук утих, телега проехала прямо по улице, не заезжая на огород. Мы облегченно вздохнули. Непонятно откуда рядом с нами возник соседский пёс Шарик, он крутился под ногами, ластился, мешался. Я, не обращая на него внимания, опять припала глазом к щели. Я чуяла, что шляпу и туфли Митрофан запер в сарае. Но как проникнуть внутрь?

Вдруг в сарае что-то загремело, я всмотрелась – это Шарик. Он каким-то чудом пролез туда. Я тихо позвала:

– Ша-ря! Ша-ря! – Он в мгновение ока оказался вне сарая! Как он пролез? Я села на корточки и внимательно рассмотрела нижние доски стены. И, о чудо! Там был виден лаз! Вот это да! Вполне можно пролезть!

– Подожди здесь! – прошептала я Люде и шмыгнула в отверстие сарая. Шарик – за мной. Прохладная пыль обожгла ступни. Я оглянулась по сторонам – чего здесь только не было! Всевозможный инвентарь, скамейки, столы. Стол Митрофана в центре, самый большой. Я выдвинула ящик – туфли были там! Ура! Преспокойно забрала их и задвинула стол. Где шляпа?

Люда в щель шепчет громко:

– Шляпу ищи!

Я ей тоже шёпотом отвечаю:

– Знаю!

Где же в самом деле шляпа? Ещё раз огляделась по сторонам. Ага! В углу стояла треногая вешалка, и беленькая Людина шляпа висела на ней. Подошла, сняла шляпу и заметила своё отражение в зеркале, тут же висящем на стене. Там была лохматая, с выпученными огромными глазами перепуганная девочка. Неужели это я?

А Люда кричит в щёлку:

– Кто-то идёт! Вылезай!

И действительно, послышались приближающиеся голоса. Не помню, как вышмыгнула из сарая. Ну и пустились же мы бежать! Бежали до тех пор, пока могли! Изнемогая, упали возле канавы, эмоции душили нас. Наконец у меня прорвался смех, у Люды – слёзы.

Так бы и сидели мы, наверное, ещё долго, вспоминая пережитое, если бы не увидели грозу нашего дня – Митрофана. Он шёл издалека, покачиваясь своей гигантской фигурой, размахивая длинными руками. Быстрее некуда мы бросились наутёк! Только пятки сверкали с горы! Дух перевели, оказавшись возле наших ворот.

Наконец-то я дома, в безопасности. Ура!

Вечером пошли сажать картошку. Люда нам помогала. Взяли с ней по маленькому ведёрку, насыпали туда картошки и принялись кидать в лунки, которые быстро делал мой брат Гоша. Он орудовал лопатой так, что мы за ним еле-еле поспевали. Глядишь, а он уже наши с Людой ноги подкапывает! Смешно так, что мы от этого подпрыгиваем. Спрашиваем друг у друга: «Картошку со смехом посадили. Какая вырастет?» Да, сажать быстро, копать – долго. Потом пошли ужинать. Я угощала подружку муцугуном[13] и бурдуком[14]. Ей понравилось.

Когда провожала Люду домой, то попросила деда Дея, чтобы он позволил мне помогать им сажать картошку. Но я опоздала, они уже посадили. Жалко, а то б мы с Людой ещё посмеялись. Потом Люда пошла провожать меня, потом – опять я её. В конце концов нам стало смешно, что мы провожаемся-провожаемся и никак не расстанемся. Пришлось расстаться на середине дороги, чтоб одинаково было идти.

Я шла домой, и так мне было радостно! Оттого, что сегодняшний день ни на какой другой не похожий, что именно в этот день мы крепко-крепко подружились с Людой. Шла и улыбалась, и тут мне на нос капнул дождь! Ура! Дождь так нужен сейчас! Он пополнит канаву, напоит землю, польёт огород, даст траве подрасти. Люблю дождь! И я кинулась бежать бегом, подставляя всё нарастающему дождю своё счастливое лицо.

БАБУШКА

Если человеку не спится, значит, ему надо что-то обдумать, что-то важное решить. Или же совесть мучает, значит, не простил кого-то или не досказал что-то, не доделал то, что должен был сделать. Человеку даётся время, чтобы осмыслить свои действия.

Вот и Люде не спится. Ей страшно. Перед глазами то и дело встаёт грозный Митрофан. В избе темно и тихо. Плотно закрыты ставни. Она вспоминает, что в городе у неё в комнате даже сквозь задёрнутые шторы виден свет луны, свет звёзд, свет уличных фонарей. Дома она никогда не замечала такой жуткой тишины: там то где-то далеко музыка, то стук у соседей, то на улице машины, то люди за окном. Здесь всё не так. Тихо-тихо. Ни машин, ни людей, ни огней. Скоро чуть слышно по крыше забарабанил дождь, словно застучал кто-то: тук-тук, тук-тук. Люда села на кровати, обхватила руками колени, и у неё в такт дождю застучали зубы от холода и страха: тук-тук, тук-тук. Она чуть слышно позвала: «Ба-ба!» В углу на кровати зашевелилась бабушка, она, видимо, не спала, ведь у неё ныли ноги, и потому была бессонница. «Чо, доча?» – спросила.

– Мне страшно! Так темно! – ответила Люда дрожащим голосом.

– Не бойся! Погоди! Счас! – бабушка долго ворочалась, наконец дотянулась до выключателя, и в комнате стало светло, а Люде – стыдно. Стыдно за то, что она приехала помогать, а целый день пробегала по улице, что теперь она боится непонятно чего, что бабушке и так тяжело, а она ещё доставляет ей хлопоты, хотя уже и ночь. Люда быстро слезла с кровати, подошла к бабушке и села рядом, прислонившись к плечу.

– Можно я посижу с тобой? – спросила она.

– Пошто не, сиди сугревайся[15], застыла небось? – ответила бабушка, укутывая Люду шалью, потом закачала головой: – Э-хе-хе! Шибко уж ноги болят, – и бессильно опустила руки.

– Ничего, баба, ты только верь, что выздоровеешь, тогда обязательно, обязательно поправишься! Я это знаю! – горячо заговорила Люда.

– Эх, милая, ты такая же сердечная, как и батька твой! – улыбнулась та.

– Баба, спой мне песенку, пожалуйста! – попросила Люда.

Бабушка тихо запела, а Люда крепко прижалась к ней и заплакала.

– Что ж ты, миленькая, плачешь? Может, хочешь чо? – спросила бабушка, обнимая Люду.

Девочка хотела сказать, как сильно она соскучилась по дому, по маме, по папочке, как она хочет к ним, что просто невыносимо. Но понимала, что этого она никогда не скажет, чтобы не огорчить бабушку. Тогда Люда сказала:

– Прости меня, пожалуйста, что я сегодня целый день пробегала и вам совсем не помогала. Меня это мучает, поэтому я не могу заснуть! – Люда говорила чистую правду.

– Эвон как! Напрок[16] приедешь – будешь подмогать, а ноне – бегай! Маленькая ишшо! А нам ничо и не надо!

– Надо! Я знаю, что надо, ведь вы с дедом старенькие! – нежный голос Люды дрожал. Потом она наклонилась и тихо спросила:

– Хочешь, я расскажу всё, что сегодня было?

Бабушка, кивая, ласково посмотрела на внучку. И Люда начала:

– Сначала я, конечно, испугалась, а потом, – и она рассказала и про грязную канаву, и про свои туфли и шляпу, и про сарай – всё-всё, что она пережила в этот день.

Бабушка слушала, не перебивая, только иногда крепче сжимала маленькие Людины ручки в своих тёплых ласковых ладонях. Люде становилось всё легче и легче, словно тяжесть с души её бабушка забрала себе. Потом девочка спросила:

– Баба, правильно мы поступили или нет? Как ты думаешь?

– Ладно, теперь оно прошло, – ответила бабушка, потом тихо произнесла: – Но ты больше на канаву не бегай. Всё наладится. – И, подумав, добавила: – Нашшэт Митрофана не переживай! Ты с Марией была, а она не даст в обиду. Семейские, они ж друг за друга горой!

Люда слушала, и на сердце у неё становилось теплее оттого, что она не ошиблась в подруге. Она улыбнулась и произнесла:

– Спи, бабушка, я пойду на свою кровать, – потом выключила свет и легла. Она заснула быстро и проснулась, когда дед уже открыл ставни. Свет бил в окна с такой силой, что Люда зажмурилась. Она быстро подбежала к окну и увидела, что небо синее, что лужи после дождя блестят на солнце, что трава на горе стала ярче, зеленее, пашни – чернее, а всходы на них словно подросли. Здорово! Однако хотелось ещё немного поваляться в постели, ведь вчера так поздно заснула. И она снова прыгнула в кровать. Но не успела как следует устроиться под тёплым одеялом, как услышала, что её кричит под окном Ира.

– Так рано ещё, а уже гулять, – сказала она, потянувшись, и подошла к окну.

Ира стояла одна-одинёшенька. Она была тепло одета: синяя кофточка, чулки, на голове зелёный платок. «Тоже мне, деревенская-закалённая!» – насмешливо подумала Люда. Уж она-то не будет так кутаться! Она будет летом в деревне закаляться! И позвала Иру в избу.

Позавтракала Люда быстро, так как видела, что Ире не терпится ей что-то сообщить. Поцеловав бабушку, она взяла Иру за руку, и девочки выскочили на улицу.

ДЯДЯ ДАНИЛА

Люда сразу же почувствовала сырость. Вчерашней жары как не бывало. И она тут же пожалела, что не оделась теплее. Сейчас её белая шляпа была некстати, ей как раз не помешала бы тёплая шапочка. Холодный ветер резко смахивал с кустов черёмухи ночной холодный дождь прямо на девочек. Люда вся съёжилась. Короткое платье совсем не согревало. Морщась от ветра, она спросила: «Ты почему одна?»

Ира явно что-то задумала, и теперь от желания быстрее рассказать она не могла устоять на месте. Глаза у неё округлились, словно большие серые пуговицы. Люде это сравнение показалось забавным. Она подумала, что ей, как будущей актрисе, надо учиться выражать свои эмоции на лице, тогда слова будут не нужны. И решила на досуге потренироваться перед зеркалом: лицо загадочное, лицо решительное, лицо озабоченное и лицо, выражающее нетерпение, как сейчас у Иры.

– Что случилось? Говори! – спросила она, продолжая с интересом рассматривать Иру, ей даже стало менее холодно.

Ира схватила Люду за руку и, глядя прямо на неё своими глазами- пуговицами, заговорила быстро, волнуясь и шепелявя от этого:

– Мы ш мамкой вчера были у дяди Данилы, теплица у них, большшие огурцы тама. Во-о-о какие! – она показала рукой.

– Постой, при чём тут огурцы дяди Данилы? – нетерпеливо остановила её Люда.

– Ти-хо! – Ира быстро зажала рукой рот Люде, потом оглянулась по сторонам и посмотрела на подругу, приближая своё лицо так близко, что Люда рассмотрела в её глазах-пуговицах все до одной точечки и прожилочки, все ободочки и кружочки. Лицо Иры исказилось: губы и щёки надулись, а брови, широкие и густые, сошлись на переносице. Она громко зашептала:

– Скажи, у твоей баушки есть в доме свежие огурцы? Не-ту! Я знаю, что нету!

– Ну и что? – Люда совершенно ничего не понимала, зачем она ей это рассказывает.

– Ой! Слухай! Дядя Данила – наш родня. Так вот, счас в теплице никого нет, потому что поливать не будут, вчера был дождь. Надо идти! Давай за мной!

Ира сильно потянула Люду за руку. Люда медленно шла, повинуясь, и молчала. Скоро она стала понимать, куда ведёт её Ира. От бабушки она знала, что Данила не имеет ни детей, ни внуков, что живёт в большом достатке: у него и пчёлы, и сад, и теплица. Он самый богатый в деревне. Ещё она знала, что он никому ничего не продаёт в деревне, а всё увозит в город на базар, потому что там дороже. В деревне его никто не любит за жадность, за его злую цепную овчарку. Говорили, что он может даже выстрелить, если кто-то залезет к ним в огород, который был со всех сторон обнесён колючей проволокой.

– Я без Марии не пойду! – Люда резко выдернула руку, остановилась, вспомнив, что говорила бабушка о подруге.

– Маруська-то? – Ира остановилась тоже. Потом заговорила быстро, не глядя в глаза:

– Знаешь, я к ней заходила, её мамка не пустила. Но она бы пошла! Я тебя не обманываю. Вчера, когда я ушла с канавы, мы работали в теплице. Но он такой жадный! Ни одного огурца не дал, а так хотелось! Я так тебе скажу: Мария хочет отомстить Даниле за жадность. Во как!

Ира остановилась, ведь она наговорила столько неправды, что сама растерялась, но потом продолжила шёпотом:

– Я вчера нашла дырку в заборе рядом с большим камнем, только там крапива, но мы пролезем, ничо! Айда! – она тянула Люду вперёд и продолжала:

– Теплицу он уже отомкнул. Я видела со своей крыши, так что давай! – Ира повернулась, посмотрела Люде прямо в глаза и победно заявила:

– И тогда ты увидишь, что никакая я не трусиха! – и решительно двинулась вперёд, ведь ей так хотелось казаться смелой перед горочанкой.

– Ну что ты, я никогда и не думала, что ты трусиха, придумаешь тоже! – ответила Люда, и ей вдруг самой захотелось отомстить этому жадному Даниле, тем более, вчера с Марией они были в похожей, как ей казалось, ситуации. Как радостно потом билось сердце! Как хотелось ещё чего-нибудь опасного и интересного! Вот тебе, пожалуйста, оно и пришло!

– Хорошо, пойдём, – сказала она и, как тогда с Марией, крепко сжала Ирину руку в своей. Люда и не поняла сразу, что они идут не возвращать своё, а красть чужое.

Девочки быстро оказались в огороде возле теплицы. Здесь остановились. Ира прошептала:

– Счас, когда пойдём, наклоняйся ниже и шляпу белую сними, а то увидят с крыльца!

Быстро пробежав вдоль теплицы, они шмыгнули в отворённую дверь. В лицо ударил влажный тёплый воздух, запахло свежестью и сыростью одновременно. Люда увидела, что длинная стеклянная теплица залита утренним солнцем, словно чудесный аквариум. Запотевшие квадратики стёкол с боков и сверху плакали тяжёлыми прозрачными слезами-каплями. Одна упала Люде прямо на лицо, но не успела она её вытереть, как капли посыпались одна за другой, всюду слышалось: кап-кап, кап-кап.

Люда ощутила особый мир – мир тепличных растений. Она стояла и смотрела, невозможно было оторвать глаз от длинных стройных рядов. Плети огурцов вились вверх по шнуру. Сквозь резные листья она видела соцветия – нежные жёлтые звездочки, то вдруг выглянет маленький зелёненький пузырчатый огурчик, то покажется глазу большой тяжёлый плод, как бы говорящий: рвите меня, я поспел! Люде захотелось побыть здесь, чтобы насмотреться, наслушаться, свыкнуться с этим особым миром, рассмотреть его, почувствовать. Ах, как приятно где-то в углу гудел шмель, цепляясь за цветок! Но… всё время мешала Ира. Она, сердясь на нерасторопность стоящей неподвижно горожанки, ворчала про себя:

– Чо с неё взять? Одно слово: горочан – пустой кочан! – Ира уже забила все имеющиеся у неё карманы огурцами, но продолжала их рвать.

Вдруг Люда услышала приближающиеся к теплице шаги. Она подбежала к Ире с испуганными глазами, и та сразу всё поняла. Они бросились в самый конец теплицы и разом плюхнулись за высокую грядку в углу. Было слышно, как вошёл Данила, как протянул за собой резиновый шланг от насоса и начал поливать. Грязные брызги летели повсюду, больно попадали по голове, по спине, по ногам. Съёжившись в комочек, девочки дрожали, почти лишившись чувств от страха.

Данила тем временем, изрядно полив девочек и растения, напевая, вышел из теплицы, волоча за собой шланг, и запер двери на замок. Сам же сел рядом возле колодца, то ли перекурить, то ли выкурить непрошеных гостей из своих богатых владений.

Когда Данила вышел, девочки подняли головы и испуганно огляделись по сторонам. Ира вся тряслась, её толстое лицо колыхалось: губы выступили вперёд, нос дёргался, глаза-пуговицы часто моргали. Постепенно она успокоилась и решила действовать: подскочила, сорвала первый попавшийся огурец, моментально запихала его в рот и так захрустела, что её мог услышать не только Данила, сидящий рядом, но и кто угодно, проходящий по улице. Так показалось Люде.

– Ти-ше! – прошептала она, судорожно сжимая до боли руку Иры.

– Отойди! – оттолкнула её Ира и принялась дальше вершить своё дело. Люда стояла и смотрела, зубы у неё стучали, и вся она тряслась от холода и налипшей грязи. Шляпа! Её белая когда-то шляпа, теперь скомканная в руках, больше напоминала сетку из-под картошки, чем модную шляпку горожанки.

– Господи! Что я сделала? Зачем я здесь? Как скверно, – думала Люда, и её начало сильно тошнить. Она посмотрела на Иру, как та ела огурцы, и еле сдержалась.

– Ты чо? Ешь давай! – толкала её в локоть Ира.

– Да ну тебя! – Люде казалось, что ей не было так плохо никогда. Ира, удивляясь, продолжала:

– Хоть… наесться… раз… в жизни! – говорила она, еле ворочая языком.

Тем временем Данила напевал уже веселее и нарочно громко стал подзывать со двора грозу всей деревни – овчарку Дуная. Огромный пёс, загремев цепью, быстро приблизился к хозяину, но потом, резко рванувшись в сторону теплицы, залаял зло, надрывно.

– Ты чо раздухарился[17], а, Дунай? – спросил Данила и продолжал:

– Ну поглядим-поглядим, может, там кто есть! – Он очень долго шёл, медленно открывал дверь, тихо крался к сжавшимся в комочек девочкам.

– А-а-а! Во-от кто тута! – сказал он, рассматривая их.

– Гляди-и-и, Дуна-а-ай, кто нас с тобой не бои-и-ится, – говорил он, растягивая слова. – Ох как счас спущу собаку, загрызёт! – зло крикнул он.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Заплот – забор, деревянная сплошная ограда из досок или бревен.

2

Сенешнее окошко – окно в сенях

3

Прясло – жердь для изгороди.

4

Сулиться – обещать.

5

Бравенько – хорошо, приятно, красиво и т. д.

6

Сомустить – позвать, пригласить.

7

Просяная – пшённая.

8

Луст – ломоть.

9

Ись – есть, кушать, принимать пищу.

10

Лучче – лучше.

11

Застени – холодок, место в тени.

12

Завалинка – земляная невысокая насыпь вдоль наружных стен избы.

13

Муцугун – варёный костный мозг.

14

Бурдук – кисель из ржаной муки.

15

Сугревайся – согревайся.

16

Напрок – на будущий год.

17

Раздухариться – разойтись не на шутку.