The Fool: первый шаг

– Нет, нет, только не снова, – прошептала Оделис, пытаясь отогнать эти ужасные флешбэки. Она глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула, стараясь сосредоточиться на ровном ритме своего дыхания. Закрыла глаза, пытаясь избавиться от навязчивого образа Марка. Ей казалось, что его глаза на карте продолжают следить за ней, проникая в самые потаенные уголки ее души. Открыв глаза, она обнаружила, что карты Таро, которые еще минуту назад казались такими прекрасными и загадочными, теперь приобрели зловещий, угрожающий вид. Их символы, некогда притягательные, теперь казались предвестниками несчастья, а яркие краски – блеклыми и мрачными.

– Почему? Почему именно он? – ее голос дрожал от отчаяния и злости. – Что это значит? Я ведь пыталась его забыть, оставить в прошлом! А теперь он здесь… на этой карте. Неужели это знак, что я никогда не освобожусь?

Она сжала кулаки, ногти впились в ладони. Этот призрак из прошлого не имел права снова появляться в ее жизни, тем более так внезапно. Оделис почувствовала волну негодования, которая поднялась в ее груди, прогоняя страх. В этот момент, словно луч света в темноте, она вспомнила слова старика из эзотерической лавки: «Шут всегда начинает путь». Шут – символ начала, чистого листа, свободы от предрассудков и старых оков. Но для того, чтобы начать этот путь, нужно было преодолеть все препятствия, которые он подкидывал.

И этот Марк, который словно материализовался на карте, был одним из таких препятствий. Самым главным, самым болезненным. Но, возможно, и самым необходимым.

– Я не дам ему сломить меня. Больше никогда, – прошептала она, и в ее голосе появилась стальная решимость. Это не было просто совпадением. Это было испытание. Предзнаменование. Карта Марка в раскладе ‘Путь Героя’ – это не проклятие, а вызов. Вызов, который она должна принять. Она должна встретиться со своим прошлым, чтобы окончательно его отпустить, чтобы начать свой путь, свой ‘Шутовской путь’, как сказал старик.

Оделис глубоко вздохнула, собирая всю свою волю в кулак. Ее взгляд снова упал на карту, но теперь в нем не было ни страха, ни отчаяния, только холодная решимость. Она взяла себя в руки, почувствовав, как ее внутренний стержень, некогда пошатнувшийся, снова окреп. Ей нужно было использовать Таро не как источник страхов, а как инструмент для освобождения. Словно подхваченная новой энергией, она переформулировала свой вопрос. Не «почему он здесь?», а «как мне освободиться от его влияния раз и навсегда?».

– Хорошо, карты, – произнесла Оделис, ее голос был тверд и уверен. – Покажите мне путь. Как разорвать эти цепи? Как навсегда вырваться из его тени? Что мне нужно сделать, чтобы он больше никогда не имел надо мной власти?

Она вновь сосредоточилась, закрыла глаза, прогоняя остатки тревоги. Медленно, с намерением, Оделис перетасовала колоду, чувствуя, как сила и решимость возвращаются к ней с каждым движением. Марк был прошлым, и он останется там. А ее будущее… ее будущее начиналось прямо сейчас, с этой колодой карт и с этим новым, непоколебимым намерением. Она готова была бороться за свою свободу, за свое право на новую жизнь, без его тени и его контроля. И Таро, как она теперь понимала, станет ей верным проводником в этом нелегком, но таком необходимом путешествии.

Свежий морской бриз, смешивающийся с солоноватым запахом водорослей и влажного песка, нежно ласкал ее лицо, проникая в распахнутое окно. Оделис стояла, прислонившись к холодному подоконнику новой квартиры, и вдыхала этот воздух полной грудью. Ее взгляд скользил по бескрайней глади моря, отражающей первые, еще робкие лучи утреннего солнца. Глубокое чувство опустошения, которое преследовало ее после расставания с Марком, медленно отступало, уступая место почти невесомому ощущению свободы. Это было похоже на то, как если бы тяжелый камень, долго давивший на грудь, наконец-то скатился, оставив лишь легкую пульсирующую боль – напоминание о том, что он все же был. Но эта боль теперь не сковывала, а скорее указывала на путь к исцелению. Каждый вдох наполнял ее новой, незнакомой энергией, словно сама стихия делилась с ней своей мощью, призывая начать что-то совершенно иное, совершенно свое.

Тихо.

Впервые за долгие годы ее разум не был отягощен его ожиданиями, его критикой, его бесчисленными правилами. Море, такое огромное и непредсказуемое, казалось идеальным фоном для ее нового, только зарождающегося ‘Я’.

– Наконец-то… – прошептала она, и звук собственного голоса показался ей удивительно чужим, но невероятно желанным.

Переезд к морю был не просто сменой адреса, это было ее личное, глубоко выстраданное исцеление. Она оставила позади не только городскую квартиру, полную призраков прошлого, но и саму себя прежнюю – запуганную, неуверенную, постоянно оглядывающуюся на Марка. Каждый упакованный чемодан, каждая коробка с вещами, которые она безжалостно сортировала, выбрасывая все, что хоть как-то напоминало о нем, были шагом к новой жизни. Это был ритуал очищения, отказ от старой, болезненной реальности, где каждый день был пропитан страхом и унижением. Теперь ее жизнь начиналась с чистого листа, на белом холсте которого еще не было ни единого мазка. Это было страшно, но невероятно возбуждающе, словно она стояла на пороге неизведанного мира.

«Никаких компромиссов. Только я, и только то, что мне нужно» – эта мысль теперь звучала в ее голове как мантра.

– Оделис, ты уверена, что хочешь бросить все? – спрашивала Эмили по телефону, когда Оделис паковала свои книги. – Работа в архитектурном управлении… стабильность…

– Стабильность, где я чувствовала себя заключенной, Эмили? – мягко ответила Оделис, не отрываясь от своей задачи. – Теперь я хочу стабильность, которую создам сама. Подальше от всех, кто пытается мне диктовать, как жить.

На небольшом столике у окна, где теперь постоянно стоял букет из полевых цветов, Оделис аккуратно разложила свою колоду Таро. Гладкие, прохладные карты теперь казались ей старыми добрыми друзьями, готовыми выслушать и дать совет. Сегодня ей особенно нужна была ясность. Она закрыла глаза, глубоко вдохнула и сформулировала свой вопрос, сосредоточившись на каждом слове: «Что меня ждет впереди? Какой будет моя новая жизнь?». Ее пальцы скользнули по колоде, выбирая три карты для расклада ‘Новый Путь’. Одна за другой карты ложились на стол, их изображения словно оживали под мягким светом утреннего солнца. Вторая карта, находящаяся в позиции ‘Мое будущее’, заставила ее сердце подпрыгнуть. На ней была изображена женщина, стоящая посреди цветущего сада. Ее руки были раскрыты навстречу солнцу, а лицо озаряла спокойная, умиротворенная улыбка. Вокруг нее порхали бабочки, символизирующие преображение, а ее поза источала силу и гармонию. Эта была карта ‘Исцеленной Женщины’ – символ завершения трудного периода, полного восстановления и готовности к новой, счастливой жизни. Надежда, такая долгожданная, волной накрыла ее с головой, рассеивая остатки тревоги. Оделис почувствовала, как уголки ее губ невольно дрогнули в ответной улыбке. Она верила. Верила в лучшее, верила в себя, верила в то, что именно этот путь приведет ее к долгожданному покою и счастью.

– Это именно то, что мне нужно, – прошептала она, проведя пальцем по изображению.

– Красиво, не правда ли? – голос старика из эзотерической лавки словно прозвучал у нее в голове, хотя он был далеко. – ‘Шут всегда начинает путь’. Эти слова теперь обрели для нее совершенно новый, глубокий смысл. Шут – это не просто глупец, идущий в неизвестность, это смелый первопроходец, не обремененный страхами и предрассудками, готовый к любым приключениям. Именно так она чувствовала себя сейчас – на пороге своего собственного, невероятного путешествия. Он говорил, что нужно доверять интуиции, что нужно отпустить прошлое и идти вперед. Теперь она понимала это на клеточном уровне. Внутри нее пробуждались силы, о существовании которых она даже не подозревала, словно древний источник, таившийся глубоко под землей, наконец-то пробился на поверхность, наполняя ее энергией и решимостью. Эти слова старика стали для нее путеводной звездой, маяком, указывающим путь в темноте.

«Шут начинает путь», – повторила она, и на этот раз слова прозвучали твердо, уверенно.

Она не просто верила в силу карт, она верила в свою собственную силу, которую открыла благодаря им. Эта новая энергия подталкивала ее к действиям, к созданию, к воплощению того, о чем она всегда мечтала, но боялась даже подумать. Оделис уже давно вынашивала идею создания чего-то прекрасного своими руками. Она всегда любила мелкие детали, текстуры, природные материалы. Теперь, когда море было так близко, идея оформилась в нечто осязаемое. Она решила, что откроет небольшую мастерскую по изготовлению украшений из ракушек и морских камней – ее собственное дело, ее маленький уголок свободы и творчества. Воображение тут же нарисовало уютное пространство, наполненное светом, запахами дерева и морской соли, где будут рождаться уникальные, наполненные смыслом изделия. Это будет место, где каждая ракушка расскажет свою историю, а каждый камушек станет частью чего-то большего.

«Буду работать в своем ритме, без давления, без чужих требований», – мечтала Оделис, уже предвкушая процесс.

Она представляла, как будет бродить по берегу на рассвете, собирая самые красивые, самые необычные ракушки, отшлифованные волнами до идеальной гладкости. Эти сокровища моря станут основой для ее будущих творений – изящных ожерелий, тонких браслетов, оригинальных серег. Возможно, она даже добавит к ним магические символы, взятые из древних трактатов, чтобы каждое украшение несло не только красоту, но и некую скрытую силу. Это будет не просто ремесло, а ее личная магия, воплощенная в материале.

Оделис снова посмотрела на море, и на ее лице заиграла искренняя, светлая улыбка. Волны, накатывающие на берег, теперь не казались зловещими предвестниками, а скорее пели колыбельную, обещая новое начало. Она была готова. Готова к новому, светлому будущему, полному возможностей и приятных сюрпризов, которые, как она теперь знала, обязательно принесет ей судьба. Ее путь только начинался, и она, словно Шут, стояла на краю нового мира, с открытым сердцем и душой, готовая сделать этот первый, самый важный шаг.

– Приключения, ждите меня! – весело воскликнула она, и ее смех, легкий и звонкий, растворился в шуме прибоя.

Дни, когда Марк казался воплощением всех ее девичьих грез, теперь воспринимались Оделис с горечью и отстраненностью, словно она вспоминала события из чужой, давно забытой жизни. Он появился в самый уязвимый момент, когда она, словно надломленный стебель, нуждалась в поддержке, и первое время он был именно таким – внимательным, заботливым, буквально обволакивающим ее своим вниманием. Его комплименты, поначалу казавшиеся искренними и такими желанными, тогда растворяли ее тревоги, дарили ощущение безопасности и ценности, которого ей так отчаянно не хватало после долгого периода одиночества и неуверенности в себе. Она, наивная и жаждущая любви, открывала ему свои самые сокровенные уголки души, рассказывала о своих детских мечтах, о нереализованных амбициях в архитектуре, о тихой фантазии открыть однажды свою маленькую галерею у моря, где бы она выставляла работы местных художников. Он слушал, кивал, смотрел на нее так, словно она была самым прекрасным существом на свете, и Оделис верила каждому его слову, каждому взгляду.

– Ты такая талантливая, Оделис, – шептал он, нежно перебирая ее волосы, – твои идеи… это просто гениально. С тобой я чувствую себя на вершине мира.

Ее сердце тогда трепетало, как пойманная птица. В его глазах она видела отражение той Оделис, которой всегда мечтала быть – сильной, уверенной, достойной любви. Она поверила ему безоговорочно, не замечая первых, едва уловимых трещин на этой идеальной картине. Она рассказывала ему о своем желании работать над более креативными проектами, о том, как ей надоела рутина в управлении архитектуры, и он, казалось, полностью разделял ее порывы, лишь мягко направляя ее в ‘правильное’ русло, как он говорил. Его поддержка была для нее целым миром, светом в конце туннеля, обещанием лучшего будущего, где она могла быть собой, не опасаясь осуждения. Она тогда еще не знала, что этот свет – всего лишь ловушка, тщательно расставленная для нее.

Однако эта идиллия оказалась обманчивой, словно мираж в пустыне, тающий при ближайшем рассмотрении. Со временем, неторопливо и почти незаметно, его внимательность сменилась тонкой, но ядовитой критикой. Сначала это были мягкие замечания о ее одежде, затем о ее выборе в еде, потом о манере говорить, даже о ее мыслях и чувствах. Каждое ее достижение, будь то успешно завершенный проект на работе или маленькая победа в каком-нибудь хобби, обесценивалось им одним-единственным предложением, брошенным как бы невзначай, между делом.

– Конечно, хорошо, что ты закончила этот отчет, – небрежно говорил он, перелистывая страницы журнала, – но ведь могла бы и лучше, если бы не отвлекалась на свои глупости, верно?

Или: – Это платье? Ох, Оделис, оно тебя полнит. Ты же знаешь, я хочу, чтобы ты выглядела безупречно. Для меня. Разве нет?

Эти слова, словно мелкие капли яда, постепенно пропитывали ее сознание, заставляя сомневаться в собственной ценности, в своем вкусе, в своем умении принимать решения. Ее уверенность таяла на глазах, как снег под весенним солнцем, оставляя после себя лишь ощущение зыбкой, липкой зависимости от его мнения. Оделис, некогда полная амбиций и идей, превращалась в бледную тень себя прежней, постоянно ищущую его одобрения, его похвалы, которые становились все более редкими и мимолетными. Она боялась ошибиться, боялась разочаровать его, боялась потерять ту иллюзию любви, которая еще каким-то чудом держалась на плаву. Ей казалось, что только он знает, как ей нужно жить, что ей нужно делать, и она послушно следовала всем его указаниям, пытаясь быть 'идеальной' для него, забывая о своих собственных желаниях и потребностях. Это было похоже на медленное, мучительное удушение, когда воздух постепенно выкачивается из комнаты, и ты даже не понимаешь, когда именно начинаешь задыхаться.

Его контроль становился всеобъемлющим, проникая в каждую сферу ее жизни. Марк, некогда восхищавшийся ее независимостью, теперь ревновал ее ко всему – к работе, к друзьям, даже к собственным мыслям. Телефонные звонки от Эмили, ее верной подруги, оставались без ответа, сообщения висели в воздухе, нечитанные. «Он не хочет, чтобы я с ними общалась», – эта мысль, словно тяжелая плита, давила на нее, заставляя уклоняться от встреч, придумывать нелепые отговорки, лишь бы не вызвать его недовольство.

– Куда ты собралась? – его голос, который раньше казался таким нежным, теперь звучал резко, требовательно. – Разве тебе не достаточно меня? Твои подруги… они тянут тебя вниз, не понимают тебя так, как я.

«Тянут вниз? Эмили? Она же всегда поддерживала меня!» – пронеслось в голове Оделис, но слова не вырвались наружу. Страх парализовал ее. Она чувствовала себя пленницей в собственной жизни, запертой в золотой клетке его внимания и контроля, но не смела даже подумать о побеге. Куда ей идти? Кому она нужна? Он убедил ее, что без него она ничто, что она не справится. Это была не просто ловушка, это была тщательно продуманная психологическая тюрьма, где каждый ее шаг, каждая мысль отслеживались и корректировались. Дни сливались в серую, безрадостную череду, а ночи были полны беспокойства и тяжелых снов, один из которых – о падающей башне – надолго врезался в память, предвещая неизбежное разрушение. Ей казалось, что она теряет себя, что ее личность медленно, но верно растворяется в его, и она ничего не может с этим поделать.

Но иногда даже самые крепкие стены дают трещину, и в самую глубокую тьму проникает луч света. Именно в тот день, в полумраке эзотерической лавки, когда старик предложил ей выбрать карту, а ее пальцы легли на изображение Шута, в Оделис что-то сдвинулось. Слова старика, «Шут всегда начинает путь», эхом отдавались в ее сознании, заставляя переосмыслить все, что происходило. А затем, когда она, уже в своей скромной новой квартире, разложила колоду и увидела среди них карту, поразительно похожую на Марка, пелена окончательно спала с ее глаз. Это был момент прозрения, когда все кусочки головоломки сошлись в единую, пугающе четкую картину.

– Он не любит меня, – прошептала Оделис, глядя на карту, – он просто хотел контролировать. Сломить мою волю. Лишить меня индивидуальности.

В ее груди зародился гнев – чистый, жгучий, не оставляющий места сомнениям. Впервые за долгое время она почувствовала не страх, а яростное желание защитить себя, свою истинную сущность. Слова старика о том, что «некоторые вещи не требуют веры, они просто… есть», наполнились для нее новым смыслом. Истина была внутри, она всегда была там, просто Марк так умело ее скрывал, забивая своим голосом, своим мнением, своими правилами. Но теперь голос Шута, его призыв к свободе и доверию к себе, звучал громче. Этот внезапный прилив силы, словно волна, накрыл ее, смывая остатки неуверенности. Она больше не была беспомощной жертвой; она была воином, готовым сражаться за свою свободу, за свое право быть собой. Эта лавка, эти карты, этот старик – они стали ее проводниками, показавшими ей путь к себе настоящей, к своей внутренней силе.

Решение пришло не сразу, но когда оно созрело, то оказалось таким же твердым и непоколебимым, как скалы у берега. «Я ухожу». Эти два слова, произнесенные сначала шепотом, потом громче, а затем прозвучавшие как приговор, стали ее манифестом. Она собрала вещи – быстро, почти механически, не давая себе времени на раздумья или сомнения. Каждая сложенная вещь, каждый упакованный в коробку предмет был еще одним кирпичиком, вынимаемым из тюремной стены, которую она так долго строила вокруг себя. Она не брала ничего, что хоть как-то напоминало о нем, о их совместной жизни, о тех мучительных годах, которые казались теперь страшным сном. Только самое необходимое, только то, что принадлежало ей одной. Когда сумка была застегнута, а в руках оказался ключ от их общей квартиры, на ее лице появилось выражение решимости, смешанное с легким, почти незаметным облегчением. Неизвестность пугала, но свобода манила гораздо сильнее. Она бросила последний взгляд на опустевшую квартиру, где каждый уголок был пропитан его присутствием, его контролем, его правилами. Затем развернулась и, не оглядываясь, вышла. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, который для Оделис прозвучал как начало новой главы, как финальный аккорд старой, давно надоевшей мелодии.

Она вдохнула полной грудью, чувствуя, как легкие наполняются не спертым воздухом прошлого, а свежим, прохладным ветром перемен. Ей было страшно, но этот страх был совсем другим – он был острым, волнующим, словно предвкушение приключения, а не удушающей паникой. Она шла вперед, шаг за шагом, к своему новому дому у моря, к своей новой жизни. Волны, накатывающие на берег, казались ей не просто шумом воды, а голосом, зовущим ее в неизведанное. Карты Таро, заботливо уложенные в небольшой мешочек, теперь стали для нее не просто набором картинок, а настоящими помощниками, мудрыми советниками, проводниками в этот новый, пока еще не до конца понятный мир. Они обещали исцеление, возрождение, открытие скрытых сил, и Оделис была готова принять этот вызов. Она чувствовала, как с каждым днем ее раны затягиваются, а на их месте появляется новая, непривычная, но такая желанная уверенность в себе. Шут, на которого она так случайно наткнулась, теперь был не просто картой, а символом ее собственной отваги, ее готовности начать все с чистого листа, доверяя лишь своему сердцу. Ей предстояло пройти долгий путь, но она уже знала, что больше никогда не позволит никому сломить свою волю. Море встречало ее своим бесконечным горизонтом, обещая бескрайние возможности и удивительные открытия. Ее личное приключение только начиналось, и она была готова к каждому его повороту, к каждой новой странице, которую предстояло написать.

Маг

Три месяца пролетели незаметно, словно легкий бриз, рассеивающий летний зной. Оделис больше не просыпалась под тяжелым грузом предстоящей рутины, каждый ее день начинался с предвкушения чего-то нового и волнующего. Мастерская, которую она обустроила в небольшой комнатушке с видом на море, постепенно наполнялась не только ракушками и отшлифованными камешками, но и какой-то неуловимой, живой энергией. Ей нравилось бродить по пляжу на рассвете, когда солнце только начинало окрашивать небо в нежные оттенки розового и оранжевого, собирая сокровища, выброшенные волнами. Каждый предмет, найденный на песке, был для нее не просто камнем или ракушкой, а маленькой историей, ждущей своего продолжения. Эти прогулки стали для нее священным ритуалом, медитацией, которая очищала разум и наполняла душу покоем. Теперь она чувствовала себя частью этого приморского городка, его неотъемлемой частичкой, а не просто временной гостьей. Прошлое, с его болью и унижением, казалось теперь далеким эхом, почти нереальным воспоминанием из чужой жизни. Она наконец-то дышала полной грудью, и этот воздух был чистым, свободным от тяжелых воспоминаний. Впервые за долгие годы она чувствовала себя на своем месте, без навязанных ролей и чужих ожиданий.

– Ну что, посмотрим, какой сегодня улов? – тихонько говорила она себе, склоняясь над блестящим песком.

Мир вокруг, казалось, тоже преобразился, отзеркаливая ее внутреннее состояние. Цвета стали ярче, запахи – насыщеннее, звуки – мелодичнее. Прогуливаясь по узким улочкам города, Оделис замечала каждую деталь: крошечную трещинку на старой стене, яркую герань на подоконнике, смех ребенка, доносящийся из открытого окна. Люди, казавшиеся раньше лишь безликой толпой, теперь приобретали индивидуальность, каждый со своей историей, своей тайной, своим светом, который она теперь видела. Это было похоже на то, как если бы с ее глаз спала невидимая пелена, и мир предстал перед ней в своем истинном, многогранном великолепии. Она научилась считывать эмоции по глазам прохожих, улавливать их настроение по походке, понимать их невысказанные мысли. Это было не просто наблюдение, а глубокое, интуитивное погружение в жизнь города, в его пульс, в его дыхание. Она чувствовала, как с каждым днем ее связь с окружающим миром становится все сильнее, все ощутимее. Ее старая, сдержанная манера поведения, свойственная Винчестерам, постепенно таяла, уступая место легкой улыбке и открытому взгляду.

Как же я могла раньше этого не замечать?

Иногда, в толпе оживленной городской площади или на причале, куда она приходила за свежей рыбой, ее взгляд цеплялся за определенных женщин. Они выглядели совершенно обычно – никаких ярких нарядов или вызывающего макияжа, никаких экстравагантных причесок. Но было в них нечто иное, нечто, что заставляло Оделис мысленно выделять их из общего потока. Это был особый взгляд, глубокий, проницательный, словно они видели что-то, скрытое от большинства. Легкая, почти неуловимая улыбка на губах, едва заметное движение рук, будто они творили невидимые заклинания, или странные, но изящные украшения, которые казались не просто бижутерией, а амулетами. Оделис про себя называла их ‘городскими ведьмами’. Эти женщины излучали спокойную уверенность, внутреннюю силу, которая не нуждалась в демонстрации, а просто *была*. Они двигались с особой грацией, а их шаги казались почти бесшумными, словно они скользили по земле, а не шли. Их энергия была похожа на тонкую нить, переплетенную с энергией самого города, незаметную для обычного глаза, но ощутимую для нее.

– Ведьмы? В наше время? – она усмехалась собственным мыслям, но знала, что не ошибается.

Она предполагала, что эти женщины тоже, подобно ей, чувствовали нечто большее, чем просто повседневную суету. Возможно, они улавливали невидимые потоки энергии, пронизывающие старинные улицы, слышали шепот древних камней, ощущали дыхание моря, которое связывало все живое и неживое в этом удивительном городе. Они, вероятно, тоже искали свой путь, как и она, только их поиски были глубже, тоньше, более интуитивными. Возможно, они так же, как и Оделис, нашли свои собственные инструменты для познания мира – не обязательно карты Таро, но что-то, что помогало им сонастроиться с этим невидимым планом бытия. Их присутствие, пусть и молчаливое, давало ей ощущение принадлежности, намек на то, что она не одна в своем новом, удивительном восприятии реальности. Это было обнадеживающе, словно встретить давно потерянных родственников, которых никогда не видел, но которых всегда чувствовал душой. Она представляла, как они могли бы обмениваться своими наблюдениями, делиться толкованиями знаков, помогать друг другу расшифровывать послания мира. Это была бы не просто беседа, а глубокий, духовный диалог, наполненный мудростью и пониманием.

– Если бы только можно было подойти и спросить… – задумчиво произнесла она, глядя вслед одной из таких женщин.

Иногда Оделис задумывалась и о мужчинах, которых она мысленно окрестила ‘волшебниками поневоле’. Это были обычные с виду люди – рыбаки, торговцы на рынке, клерки в банке, иногда даже почтальон, который каждое утро приносил ей письма. Но в их глазах она улавливала ту же искорку знания, ту же глубину, что и у ‘городских ведьм’. Возможно, они жили обычной, рутинной жизнью, но где-то глубоко внутри хранили свои тайны, свои магические способности, которые либо не осознавали до конца, либо тщательно скрывали от посторонних глаз. Она представляла, как один из них, крепкий рыбак с обветренным лицом, мог читать по звездам не только погоду, но и судьбы людей, или как скромный библиотекарь в очках мог видеть скрытые смыслы в древних рукописях, доступные лишь единицам. Эти мужчины были словно замаскированные герои, которые могли бы творить чудеса, но предпочитали оставаться в тени, выполняя свои повседневные обязанности. Они были частью тайного сообщества, невидимого для непосвященных, но такого ощутимого для тех, кто начал видеть. Эта мысль вызывала у нее легкую, почти детскую улыбку.