The Fool: первый шаг

Ноа Нансен

The Fool: первый шаг

Шут и Запах Соли

Серый предрассветный свет едва пробивался сквозь плотные занавески, но Оделис Винчестер уже была бодра. Пробуждение редко бывало мягким, чаще всего его сопровождал пронзительный крик чаек, словно морские птицы специально устраивали свой концерт прямо под ее окном, возвещая о наступлении нового дня. Она лежала, уставившись в потолок, и ощущала, как свежий, солоноватый воздух проникает в комнату даже сквозь закрытые рамы, принося с собой далекий, но такой знакомый запах моря.

Этот аромат, терпкий и манящий, был для нее чем-то большим, чем просто запахом прибрежного городка, где она родилась и выросла. Он был напоминанием, почти болезненным, о бескрайней свободе, о ветре в волосах и о тех приключениях, которых в ее жизни, казалось, не существовало. Ей так не хватало этой легкости, этого ощущения бесконечных возможностей, которое море обещало каждому, кто осмеливался вглядеться в его горизонт.

– Неужели это все? – прошептала она самой себе, прислушиваясь к настойчивому зову птиц.

Оделис медленно поднялась с кровати, ощущая прохладу полированного деревянного пола под босыми ногами. Подойдя к окну, она решительно распахнула шторы, впуская в комнату яркий, но еще не жаркий утренний свет. Сегодня море было особенно бурным, серо-зеленые волны с грохотом разбивались о скалистый берег, поднимая в воздух соленые брызги, которые казались живыми и свободными.

Вид на беспокойную водную гладь наполнил ее легким, почти неуловимым беспокойством, которое, однако, удивительным образом смешивалось с необъяснимым предвкушением чего-то нового, еще не сформировавшегося, но уже витающего в воздухе. Она наблюдала за танцем волн, и в ее груди что-то сжалось, словно сама душа отзывалась на этот дикий, первозданный ритм.

– Что ты хочешь сказать мне сегодня, стихия? – ее взгляд скользнул по горизонту, где сливались небо и вода, бесконечная загадка.

Однако все эти мысли, полные неопределенного томления и предчувствий, резко оборвались. Реальность постучала в ее дверь не менее настойчиво, чем чайки в окно. Нужно было вставать на работу. Завтрак, душ, затем дорога в управление архитектуры – туда, где царили стабильность, предсказуемость и, по ее глубокому убеждению, невыносимая скука. Каждый день был похож на предыдущий, аккуратно расчерченный по линейке, как и планы зданий, которые она визировала.

Ее работа была олицетворением всего того, от чего она, возможно, подсознательно хотела сбежать, но что одновременно давало ей чувство контроля и порядка. Это был своего рода якорь, удерживающий ее от необдуманных поступков, от тех 'иррациональных порывов', которые она так тщательно подавляла в себе. Ведь семья Винчестер всегда ценила порядок превыше всего.

– Очередной идеальный день, – пробормотала Оделис, поворачиваясь от окна, ирония сквозила в каждом слове.

На кухне, под аккомпанемент тихого гудения кофеварки, Оделис заварила себе крепкий эспрессо. Горячая чашка грела ладони, пока она сидела за столом, пытаясь отогнать наступающую апатию. Этот ритуал был одним из немногих, что позволяли ей на несколько минут выпасть из реальности и погрузиться в свои мечты. Она мечтала о путешествиях, о нехоженых тропах, о новых впечатлениях, которые могли бы раскрасить ее жизнь яркими красками.

В голове всплывали образы экзотических стран, нетронутых уголков планеты, древних руин, спрятанных в джунглях, и таинственных городов, где каждый камень хранил свою историю. Неизведанные миры манили ее, обещая свободу и приключения, которых так не хватало в ее нынешней, тщательно спланированной жизни. И как бы она ни старалась, эти образы были намного притягательнее, чем стопки чертежей на ее рабочем столе.

– Что мешает тебе просто взять и уехать? – спросил внутренний голос, но Оделис лишь крепче сжала чашку.

С тяжелым вздохом она поставила чашку на стол и направилась к гардеробной. Там, аккуратно развешенные по цветам и фасонам, ожидали ее строгие костюмы. Она выбрала темно-серый, почти графитовый, идеально сидящий по фигуре, подчеркивающий ее изящную осанку и деловой настрой. Каждая деталь ее гардероба была продумана, каждое движение – выверено, чтобы соответствовать образу хладнокровной и уверенной в себе женщины, которой она стремилась быть.

Подавляя свои иррациональные порывы, которые иногда вспыхивали в ней яркими искрами, она надела костюм, чувствуя, как он становится ее второй кожей – защитной оболочкой от внешнего мира и от самой себя, от своих скрытых желаний. Рациональность в очередной раз одержала победу, заточив ее мечты о свободе и приключениях глубоко внутри, подальше от посторонних глаз и от ее собственного, слишком чувствительного сердца.

– Не сегодня, – сказала она, застегивая последнюю пуговицу пиджака, – но когда-нибудь.

Выходя из дома, Оделис привычно заперла дверь на ключ. Она бросила прощальный взгляд на море, которое теперь казалось менее бурным, но все еще мощным и полным неразгаданных тайн. Солнце уже поднялось выше, окрашивая волны в золотисто-голубые оттенки, и над горизонтом летали чайки, их крики теперь звучали не так настойчиво, скорее как нежное обещание.

«Когда-нибудь я обязательно вырвусь из этой рутины», – подумала она, шагая по вымощенной улице в сторону остановки, направляясь на работу. Это было не просто обещание, брошенное ветру, это была клятва, данная самой себе. В глубине души она чувствовала, что этот 'когда-нибудь' наступит гораздо раньше, чем она могла себе представить, и что ее жизнь уже начинает двигаться в совершенно ином направлении, даже если она пока не осознавала этого полностью.

День в управлении архитектуры тянулся бесконечной, вязкой лентой, каждый отчет и каждая завизированная бумага казались еще одним кирпичом в стене, которая отделяла Оделис от настоящей жизни. Запах старых чертежей и пыльного пергамента прилип к ее одежде, пропитав собой даже мысли, заставляя ощущать тяжесть и уныние, которое преследовало ее с самого утра. К концу рабочего дня голова гудела, а усталость была настолько глубокой, что чувствовалось, будто каждый сустав скрипит, протестуя против еще одной минуты, проведенной в этих стенах.

– Неужели это все, что меня ждет? – прошептала Оделис, подписывая последнюю папку и откладывая перо. – Бесконечный цикл скуки и рутины?

Она закрыла глаза, пытаясь отогнать навязчивые мысли о бескрайнем море, что зовет за горизонт, и о нереализованных мечтах, которые, казалось, лишь увеличивали ее внутреннюю пустоту. Прогулка по набережной, где соленый ветер очищал мысли, стала для нее единственным способом восстановить равновесие после рабочего дня. Море всегда было ее убежищем, молчаливым слушателем и немым обещанием перемен, которые она так отчаянно ждала.

Сегодня она шла медленно, вдыхая свежий, прохладный воздух, который нежно трепал ее светлые волосы. Солнце уже клонилось к закату, раскрашивая небо в оттенки оранжевого и пурпурного, а волны шумели у ее ног, будто что-то нашёптывая. Оделис почти не смотрела по сторонам, погруженная в свои мысли, пока что-то – или кто-то – не остановило ее взгляд.

Между яркими вывесками туристических магазинчиков и шумных кафе, где разливался смех и звенели бокалы, она заметила неприметную, почти скрытую от глаз лавку. Она была такой, словно сама время забыло о ней. Небольшая, с обшарпанной деревянной дверью и тусклой вывеской, на которой еле виднелось слово ‘ЭЗОТЕРИКА’, написанное витиеватым шрифтом, она резко контрастировала с глянцевым миром вокруг.

Что-то потянуло ее туда. Неосознанно, почти против воли, Оделис свернула с набережной, словно невидимая нить вела ее к этой загадочной двери. Это было странное чувство, будто каждый шаг, каждый удар ее сердца был запрограммирован на этот момент. Обычно она бы прошла мимо, с легкой усмешкой отмахнувшись от 'глупых суеверий', но сегодня что-то было иначе.

Дверь со скрипом отворилась, и Оделис шагнула внутрь, мгновенно окунувшись в совершенно иной мир. В лавке царил полумрак, густой и тягучий, лишь кое-где пронизанный лучами света, пробивающимися сквозь запыленные витражи. Воздух был насыщен причудливой смесью ароматов: сушеные травы, сладковатый ладан, запах старых книг и чего-то еще, необъяснимого, но глубоко успокаивающего. Полки ломились от диковинных предметов: хрустальные шары, амулеты, колбы с разноцветными жидкостями, ряды книг в кожаных переплетах, таинственные шкатулки, будто сошедшие со страниц сказок. Это было не похоже на стерильные офисные помещения или гламурные бутики, к которым она привыкла; это место дышало историей и тайной.

За прилавком, словно вросший в него, сидел старик. Его седые волосы были собраны в небрежный пучок, а глаза, скрытые за круглыми очками, сияли доброй и мудрой искрой. Уголки его губ слегка приподнимались в приветливой улыбке, словно он ждал ее. Он не произнес ни слова, лишь мягко кивнул, а затем его взгляд скользнул к колоде карт, лежащей рядом с ним на деревянной подставке.

– Добро пожаловать, – его голос был тихим, но глубоким, словно шелест осенних листьев. – Сегодня особенный день для новых начинаний.

Оделис невольно подошла ближе, ее обычно непоколебимая рациональность дала трещину. Она, всегда скептически относившаяся к эзотерике, к 'гаданиям на кофейной гуще' и 'бабушкиным сказкам', вдруг почувствовала необъяснимое притяжение к этим картам. На ее лице отразилась внутренняя борьба: ее логический ум кричал 'глупости!', но сердце, казалось, стучало в такт с каким-то древним ритмом, зовущим ее вперед.

– Карты Таро? – она произнесла это скорее как вопрос к себе, чем к старику. – Я… не очень в это верю.

Старик лишь мягко улыбнулся, его глаза чуть прищурились. Он осторожно взял колоду в руки, показав ей изящные рисунки на рубашке, и предложил:

– Попробуйте. Вы их чувствуете, не так ли? Некоторые вещи не требуют веры, они просто… есть.

Оделис протянула руку. Ее пальцы коснулись гладкой поверхности колоды. В тот же миг по ее ладони пробежало легкое покалывание, словно электрический разряд, но не неприятный, а скорее пробуждающий. Это было похоже на пробуждение давно забытых нервных окончаний, или на сигнал, идущий из глубины ее существа. Карты в ее руках казались живыми, они словно пульсировали.

– Странно… – она отдернула руку, но тут же снова прикоснулась, удивленная этим ощущением. Ее взгляд зацепился за одну из карт, лежащих в колоде, которая, казалось, притягивала ее больше всего.

Старик, видя ее замешательство, мягко пояснил, будто читая ее мысли: – Это не просто изображения, юная леди. Это зеркала души. Они отражают то, что уже есть внутри нас, помогают увидеть скрытые пути, которые разум часто игнорирует. Каждая карта – это символ, история, мудрость веков.

Он разложил несколько карт на прилавке, его движения были медленными и размеренными. – Они не предсказывают будущее в строгом смысле слова, – продолжал он. – Они показывают вероятности, уроки, которые нам предстоит усвоить, и возможности, которые мы можем выбрать. Если вы позволите им, они помогут вам найти ответы на вопросы, которые вы носите в своем сердце.

Оделис почувствовала, как по ее спине пробегает легкий холодок. Откуда он знает, что у нее есть вопросы? Она ведь даже не произнесла ни слова о своих переживаниях. Эта загадочная лавка, этот спокойный старик, и теперь эти карты – все это было слишком иррационально, но в то же время невероятно притягательно. Ее разум, воспитанный на логике и фактах, отчаянно сопротивлялся, но что-то внутри нее уже сделало выбор.

– Хорошо, – едва слышно произнесла она, глубоко вздохнув. – Я попробую. Что мне нужно сделать?

Старик кивнул, его глаза светились пониманием. – Просто выберите одну карту, которая потянет вас к себе. Не думайте, просто доверьтесь интуиции.

Оделис закрыла глаза на мгновение, пытаясь отбросить все сомнения. Она сделала глубокий вдох, сосредотачиваясь на своем внутреннем ощущении, и осторожно протянула руку к колоде. Ее пальцы сами нашли нужную карту. Она вытянула ее, перевернула… И увидела Шута.

Яркое, почти детское изображение беззаботного путника, стоящего на краю обрыва, с маленькой собачкой у ног и узелком на палке за спиной. Солнце сияло над ним, и в его глазах читалось одновременно безумие и безграничная вера. Это было так неожиданно, так… не по-её-правилам.

Старик посмотрел на карту, затем на Оделис, и на его лице появилась едва уловимая улыбка. Его голос стал еще тише, но слова прозвучали с удивительной силой, словно эхо древней мудрости: – Шут всегда начинает путь. Он доверяет своему сердцу, несмотря на неизвестность. Не бойся перемен, дитя. Иногда, чтобы найти себя, нужно просто сделать шаг в никуда.

Его слова пронзили ее насквозь. ‘Не бойся перемен’. Это было то самое послание, которое она отчаянно искала, хотя и не осознавала этого. Вся ее жизнь была попыткой контролировать и планировать, избегать неопределенности. А Шут? Он просто шел вперед, доверяя жизни.

Сердце Оделис забилось быстрее, странное сочетание любопытства и тревоги захлестнуло ее. С одной стороны, страх перед неизвестностью, перед тем, что все может измениться. С другой – волнующее предвкушение, почти экстаз от мысли, что наконец-то она сможет вырваться из оков рутины. Она купила колоду Таро, ощущая ее тяжесть в руках, словно она держала не просто карты, а ключ к совершенно новой реальности.

– Спасибо, – пробормотала она, чувствуя, как слова застревают в горле. – Я… я думаю, мне это нужно.

Старик лишь кивнул. – Путь уже начался, – сказал он, и в его глазах блеснул огонек. – Просто позволь себе идти.

Выйдя из полумрака лавки на освещенную вечерним солнцем улицу, Оделис ощутила, как мир вокруг изменился. Воздух казался свежее, краски ярче, а шум моря теперь звучал не как зов из недоступного прошлого, а как обещание грядущего. Колода Таро в ее руках казалась не просто набором карт, а артефактом, несущим в себе скрытую силу. Она не знала, что ждет ее впереди, но впервые за долгое время чувствовала себя готовой к переменам. Шут начал свой путь, и Оделис, сама того не ведая, следовала за ним.

Серый, почти призрачный свет раннего вечера медленно растворялся за окном, уступая место наступающей темноте. Оделис Винчестер сидела в своем любимом кресле, утонув в его мягких объятиях, словно пытаясь отгородиться от внешнего мира. В ее руках была старая книга в потертом кожаном переплете – ‘Символика Сновидений: Путеводитель для Души’. Она нашла ее несколько дней назад на пыльной полке в небольшой книжной лавке, куда забрела совершенно случайно. Ветер с моря доносил соленый, терпкий запах, проникая даже сквозь закрытые окна, и смешивался с отдаленными криками чаек, но ее внимание было целиком поглощено текстом. Каждое слово казалось наполненным тайным смыслом, а страницы, пожелтевшие от времени, шелестели, будто нашептывая древние секреты.

Ей давно хотелось найти ответы, которые ускользали от нее в повседневной рутине. Эта книга, неожиданно появившаяся в ее жизни, казалась подарком судьбы, словно невидимая рука подтолкнула ее к этому знанию. Тяжесть тома в ее ладонях была приятной, давая ощущение причастности к чему-то большему, чем она привыкла думать.

– Интересно, что же вы мне поведаете, древние символы? – прошептала Оделис, проводя пальцем по строчкам.

Книга подробно рассказывала о том, как бессознательное общается с нами через образы и символы, возникающие в сновидениях. Глаза Оделис скользили по главам, посвященным домам, животным, путешествиям, но вдруг ее взгляд зацепился за одно конкретное описание. Раздел назывался ‘Падающая Башня’. Она остановилась, почувствовав, как по спине пробежал холодок. Не так давно ей приснился именно такой сон – разрушающаяся башня, рушащаяся в пыль и хаос.

Сердце забилось чаще, словно предвещая что-то важное, почти судьбоносное. Текст был безжалостно прямым: ‘Падающая башня – это знак грядущих, неизбежных перемен. Она символизирует разрушение старых структур, привычек, убеждений, которые больше не служат вам. Это может быть болезненно, но это необходимо для нового начала. Не бойтесь ее разрушительной силы, ибо за ней всегда следует возрождение’. Эти слова словно эхом отдались в ее душе, заставляя вспомнить ее же собственные мысли об идеальном, но скучном дне, и о ‘когда-нибудь’, которое обещало перемены.

– Неужели это действительно так? Неужели мой подсознательный страх перед переменами так силен, что проявился в таком ярком образе? – Оделис невольно сжала книгу, осознавая, что ее рациональный мир медленно, но верно начинает трещать по швам. И это было одновременно пугающе и невероятно притягательно.

Она отложила книгу, ее взгляд невольно метнулся к окну, за которым море, обычно такое светлое и приветливое в дневное время, теперь казалось необычно темным. Сумерки окончательно сгустились, и вода приобрела глубокий, почти чернильный оттенок, отражая лишь тусклые проблески далеких огней. Волны накатывали на берег с тяжелым, глухим шумом, совсем не похожим на легкий плеск, что успокаивал ее по утрам. Казалось, сама стихия шептала о предстоящих потрясениях.

В ее душе нарастала тревога, почти физическое ощущение давления, которое заполняло каждый уголок ее сознания. Предчувствие неминуемых изменений, о которых говорила книга, теперь витало в воздухе, смешиваясь с запахом моря. Это было похоже на напряжение перед грозой, когда воздух становится тяжелым, а нервы натянуты до предела. Она чувствовала, как ее привычная, контролируемая жизнь, словно карточный домик, начинает покачиваться под невидимым напором.

– Что происходит? – выдохнула она, обхватив себя руками. – Почему я чувствую это так остро?

Внезапно, без предупреждения, погас свет. Комната погрузилась в полную, непроглядную тьму, настолько плотную, что казалось, можно было потрогать ее руками. Оделис резко вздохнула, ее сердце подпрыгнуло к горлу от неожиданности. Откуда-то извне донесся короткий, приглушенный крик, словно кто-то еще был застигнут врасплох. Она вздрогнула, ощущая легкое, почти неуловимое движение воздуха совсем рядом, словно чье-то незримое присутствие коснулось ее. В комнате никого не было, она была абсолютно одна, но чувство, что кто-то невидимый находится рядом, было почти осязаемым, заставляя волоски на затылке встать дыбом.

– Только не сейчас, – пробормотала она, пытаясь отогнать иррациональный страх. – Это просто электричество.

Дыхание участилось, но Оделис, сцепив зубы, попыталась успокоиться. Вспомнив, где лежит аварийная свеча, она нащупала ее в тумбочке, рядом с зажигалкой. Чиркнув колесиком, она зажгла фитиль. Огонек вспыхнул, прогоняя часть тьмы, но его свет был слабым и тревожным. Пламя свечи беспокойно колебалось, отбрасывая зловещие, искаженные тени на стены комнаты, превращая знакомые предметы в причудливые, угрожающие силуэты. Страх сковывал ее движения, превращая обычные действия в медленный, вязкий процесс. Она чувствовала, как по телу пробегает холод, но старалась дышать ровно, убеждая себя, что это всего лишь реакция на темноту, а не на невидимую угрозу.

«Нет, это не просто электричество», – подумала она, глядя на пляшущий огонек. – «Это… что-то другое. Предвестник. Так, соберись, Оделис». Ее обычно непоколебимая рациональность пыталась бороться с внезапно нахлынувшими ощущениями, но теперь она чувствовала, что просто логикой здесь не обойтись. Что-то изменилось. Ее мир расширялся, и это было одновременно пугающе и захватывающе. В ее сознании вспыхнула мысль о колоде Таро, которую она недавно приобрела.

В тот момент, когда страх грозил поглотить ее полностью, Оделис внезапно осознала – ей нужно довериться интуиции. Именно сейчас, когда все вокруг казалось неопределенным и зыбким, ее внутренний голос звучал наиболее отчетливо. Она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках, и решительно поднялась с кресла. Ее взгляд упал на небольшой деревянный сундучок, где лежала ее новая колода Таро, приобретенная в той самой эзотерической лавке, о которой она порой даже забывала, словно это был сон.

– Если вы существуете, – прошептала она, обращаясь то ли к картам, то ли к самой себе, – покажите мне путь. Что меня ждет?

Она осторожно достала колоду, ощущая знакомую тяжесть и тепло в ладонях. Гладкие, прохладные карты успокаивали. Пламя свечи бросало на них блики, заставляя изображения казаться еще более мистическими. Оделис начала неторопливо перемешивать колоду, сосредотачиваясь на своем вопросе. Ей нужно было понять, что означают эти предчувствия, эта темнота, этот сон о падающей башне. Словно подхваченная невидимой волной, она приступила к раскладу, чтобы попытаться заглянуть в будущее, которое, казалось, уже стучало в ее дверь, готовясь ворваться в ее жизнь с оглушительным грохотом.

Осколки Зеркала

После внезапного отключения света, когда последняя мерцающая искорка страха улетучилась вместе с возвращением электричества, Оделис медленно выдохнула. Комната снова наполнилась привычным, уютным светом, но тяжелое предчувствие, словно непрошеный гость, все еще цеплялось за уголки ее сознания. Она взглянула на старинный деревянный сундучок, где хранилась ее новая колода Таро, которую она достала в минуты темноты. Теперь, когда все вернулось на круги своя, карты лежали на полированном столике, ожидая. Оделис провела пальцем по гладкому дереву, ощущая тепло, которое, казалось, исходило от карт, или, быть может, от ее собственного предвкушения.

– Ну что же, – прошептала она, обращаясь то ли к самой себе, то ли к колоде, – если уж начала, то надо довести до конца. Посмотрим, какие тайны вы храните.

Аккуратно, с почти ритуальной грацией, Оделис начала раскладывать карты. Она выложила их веером, затем сформировала привычный для себя расклад, который интуитивно подсказал ей внутренний голос, – ‘Путь Героя’. Каждая карта была произведением искусства: тонкие линии, глубокие цвета, мистические символы, которые, казалось, пульсировали своей собственной жизнью. Она восхищалась сложной детализацией, отголосками средневековых миниатюр, переплетавшихся с более современными, почти сюрреалистическими образами. Мягкий свет настольной лампы отбрасывал причудливые тени, оживляя нарисованных персонажей, и она с любопытством изучала каждого из них, пытаясь угадать их значение еще до того, как обратиться к книге-путеводителю.

«Как же они прекрасны, – пронеслось в голове Оделис. – Каждая из них – целая история, целый мир. Неужели я когда-то могла пройти мимо такой красоты?»

Она перевела взгляд на следующую карту, расположенную в позиции ‘Вызов’, и ее сердце, только что успокоившееся, резко сжалось, пропуская удар. На карте был изображен мужчина. Его темные волосы, чуть растрепанные, падали на высокий лоб. Губы были изогнуты в легкой, почти незаметной усмешке, в которой сквозила надменность. Глаза… эти глаза, словно два темных омута, смотрели прямо на нее, пронизывая насквозь. Оделис почувствовала, как по ее коже пробегает холодок, а дыхание становится прерывистым. Она не могла ошибиться.

– Марк? – выдохнула она, ее голос был лишь шепотом, едва различимым в тишине комнаты. Карту словно окутывал невидимый ореол, и он, казалось, увеличивался в размерах, заслоняя собой все остальное. Неужели это действительно он? Ее бывший абьюзер, чье имя она так старалась стереть из памяти, теперь смотрел на нее с куска картона, с невообразимой дерзостью и вызовом. Воспоминания, которые она так тщательно прятала в самых потаенных уголках своего сознания, обрушились на нее, как штормовая волна, грозя захлестнуть с головой, утянуть в бездну давно пережитого кошмара.

Его смех, такой громкий, такой обесценивающий. Его слова, как острые кинжалы, вонзались в самое сердце. «Ты без меня ничто, Оделис. Ты не сможешь выжить в этом мире, ты слишком слаба». Она помнила, как он с улыбкой, полной снисходительности, называл ее ‘своей маленькой, глупенькой Оделис’, а потом, мгновение спустя, мог взорваться яростью из-за малейшей провинности. Как он отчитывал ее за неправильно подобранное платье, за слишком громкий смех, за желание встретиться с подругами, за любой, даже самый незначительный шаг, который не был согласован с ним. Она была его собственностью, его игрушкой, и он не позволял ей забыть об этом ни на минуту.

Страх, давно забытый, но такой знакомый, снова сковал ее. Ее пальцы дрожали, когда она протянула руку к карте, словно пытаясь убедиться, что это не иллюзия, не сон, а реальное, осязаемое изображение. Сердце колотилось в груди, отбивая тревожный ритм. Воспоминания наваливались одно за другим: вот Марк запрещает ей читать любимые книги, считая их ‘пустой тратой времени’, вот он критикует ее карьерные амбиции, заявляя, что ‘женщина должна сидеть дома и создавать уют’. А вот его рука, резко сжимающая ее запястье, когда она пыталась возразить. Она чувствовала себя марионеткой, чьи нити полностью находились в его руках. Чувство беспомощности и ничтожности вновь закралось в ее душу, грозя поглотить ее целиком, словно темный омут.