Координаты тишины

Он перелистнул страницу. Запись была сделана несколькими неделями позже, более сжатым, взволнованным почерком. «Разговаривали сегодня до утра. О будущем. Она говорит, что поедет после института в Крым, в арт-резиденцию. Зовет меня с собой. Говорит, что мы сможем жить там всё лето, работать, творить. Я… я не знаю. Родители уже пророчат мне место в той конторе, где работает дядя. Говорят, это надёжно. А что я ей скажу? Что мы будем есть – её картины и мои фотографии?»

Горькая усмешка сорвалась с его губ. Надёжно. Это слово преследовало его всю жизнь. Надёжная работа. Надёжная жена. Надёжная ипотека. Надёжная, предсказуемая, серая жизнь. И где теперь эта надёжность? В немой ненависти, с которой он ходил на работу? В молчаливых ужинах с женой? В стене, выросшей между ним и сыном?

Он читал дальше, и с каждой страницей боль в груди становилась всё острее, всё ощутимее. Вот запись о их ссоре. Он отказался ехать. Привёл все те же разумные, надёжные аргументы. Она плакала. Он впервые видел её слёзы. «Она сказала, что я предаю не её, а себя. Ушла и хлопнула дверью. Я остался один и чувствовал себя последним подлецом. Но разве я не прав? Взрослая жизнь – не место для романтических бредней».

Последние страницы дневника были почти пустыми. Краткие, сухие заметки о сдаче экзаменов, о получении диплома. И та самая, последняя запись. Та, что перевернула всё вчера. Он перечитал её снова, вслух, шепотом, как заклинание: «Всё кончено. Она уехала одна. Диплом лежит на столе, а кажется, что это моё собственное мёртвое тело. Я даю себе слово. Если когда-нибудь я почувствую, что окончательно заблудился в этой жизни, я сделаю всё, чтобы найти её. Она была единственным человеком, который видел меня настоящего. И, возможно, она сможет показать его мне снова».

Он сидел в полной темноте, и по щекам его текли слёзы. Он не плакал годами. Не тогда, когда умер отец, не во время ссор с Катей, не от усталости. А сейчас – плакал. По тому мальчику, который мог бы быть. По той жизни, которая могла бы случиться. По тому себе, который был мудрее в двадцать лет, чем он сейчас, в сорок с лишним. Он дал себе слово. И нарушил его.

Глава 7

Он не заметил, как уснул, сидя на полу, прислонившись к дивану. Его разбудил резкий звук захлопнувшейся двери. Марк вздрогнул, с трудом фокусируя заспанный взгляд. В прихожей гремели вешалки, слышались шаги.

– Ты что тут в темноте сидишь? – раздался голос Кати. Щёлкнул выключатель, и свет люстры болезненно ударил по глазам.

Марк проморгался, пытаясь прийти в себя. Рядом с ним на полу всё ещё лежали фотографии и раскрытый дневник. Он инстинктивно прикрыл его ладонью.

– Я… задремал, – хрипло проговорил он.

Катя вошла в гостиную, снимая пальто. Её взгляд скользнул по беспорядку на полу, по его покрасневшим глазам, и в них мелькнуло что-то холодное, оценивающее.

– Я была у мамы. Ты так и не вынес мусор, я смотрю. И не протёр пол. Весь коридор в пыльных следах.

– Извини, – он начал торопливо сгребать вещи обратно в коробку. – Я… отвлёкся.

– На старый хлам, – заключила она, и в её голосе прозвучала лёгкая брезгливость. – Ладно, ничего. Уберёшь завтра. Что на ужин?

Он растерянно посмотрел на неё. Мысль об ужине не приходила ему в голову уже несколько часов.

– Я не готовил. Думал, ты…

– Я сказала, что буду у мамы, – перебила она, уже направляясь на кухню. – Ладно, сделаю яичницу.

Он услышал, как она хлопает дверцами шкафов, достаёт сковороду. Звуки были привычными, бытовыми, но сегодня они резали слух. Он медленно поднялся, занёс коробку обратно в кладовку и вышел на кухню.

Они ели молча. Катя уткнулась в телефон, листая ленту соцсетей. Марк ковырял вилкой в тарелке, чувствуя, как между ними нарастает стена. Он хотел что-то сказать, поделиться тем вихрем, что бушевал у него внутри, но слова застревали в горле. Она бы не поняла. Она бы высмеяла. Назвала бы это кризисом среднего возраста, глупостью, сентиментальной чепухой.

– Максим поехал к другу, ночует там, – сообщила Катя, не отрываясь от экрана.

– А… хорошо, – кивнул Марк.

Наступила ещё более гнетущая пауза.

– Слушай, – наконец начал он, откладывая вилку. – Я сегодня нашёл кое-что интересное. В тех старых вещах.

– М-м? – она не подняла на него глаз.

– Свой старый дневник. Времён института. Там такое… столько воспоминаний.

– Понятно, – она пролистала ещё несколько фотографий. – И что, так увлёкся, что забыл про всё на свете?

В её тоне не было ни капли интереса, лишь лёгкое раздражение.

– Там была одна девушка… Анна. Мы с ней… – он запнулся, понимая, как это звучит.

Катя наконец оторвалась от телефона и посмотрела на него с едва заметной усмешкой.

– Ой, да ладно тебе, Марк. Не рассказывай мне про своих бывших. У всех они были. Выбрось эту дурь из головы и займись лучше делом. В раковине посуда не вымыта.

Она встала, отнесла свою тарелку к мойке и вышла из кухни, оставив его одного с недоеденной яичницей и чувством полнейшей опустошённости.

Он остался сидеть за столом, глядя в стену. Её реакция была предсказуемой, обыденной, нормальной. Именно такой, какой и должна была быть. Никто не ждал от него внезапных озарений или душевных метаний. От него ждали, что он будет мыть посуду, выносить мусор и «держать курс». Он был функцией, единицей в системе, и любая попытка выйти за рамки вызывала лишь недоумение и раздражение.

Он убрал со стола, помыл посуду. Механические движения успокаивали. Всё возвращалось на круги своя. Сейчас он ляжет спать, а утром поедет на работу, и этот странный вечер покажется ему просто сном. Он уже почти в этом убедил себя, заходя в спальню. Катя уже лежала в кровати, отвернувшись к стене, и делала вид, что спит.

Он тихо лег рядом, уставившись в потолок. Но стоило ему закрыть глаза, как перед ним снова встали строчки из дневника. «Если когда-нибудь я почувствую, что окончательно заблудился в этой жизни…» Он открыл глаза. Тёмный потолок молчал. Он был заблудившимся. Окончательно и бесповоротно. Он свернул не на ту дорогу много лет назад и теперь пожинал плоды своей «надёжности».

Он осторожно поднялся, вышел в коридор и снова подошёл к кладовке. Он не включал свет. На ощупь, в темноте, он снял с полки коробку, вытащил из неё дневник и вернулся в спальню. Катя не шевелилась. Он сел на край кровати, спиной к ней, и открыл тетрадь на последней странице. Он провёл пальцами по высохшим чернилам, по своей собственной клятве, данной самому себе двадцать лет назад. И тогда, в тишине спящей квартиры, он принял решение.

Глава 8

Ночь тянулась бесконечно. Марк лежал без сна, чувствуя каждый удар своего сердца, отдававшийся гулким эхом в тишине. Решение, принятое в темноте, уже не казалось порывом – оно кристаллизовалось, становилось твёрдым и неотвратимым, как приговор. Он смотрел в потолок, мысленно проходя свой привычный маршрут: метро, офис, совещание, отчёты. Но теперь этот путь виделся ему тропой в клетку, дверь которой вот-вот захлопнется навсегда.

Он осторожно поднялся, стараясь не потревожить Катю, и вышел на кухню. Включил лишь маленькую светодиодную лампу над плитой, достал чайник. Пока вода закипала, он взял со стола блокнот для покупок и ручку. Он не составлял планов. Он выписывал на чистый лист имена. Анна. Потом – Сергей. Тот самый «ботаник Серёга», с которым они когда-то дружили втроём, и который, по идее, мог что-то знать. Больше имён не было. Остальные однокурсники давно растворились в повседневности.

Чайник выключился с тихим щелчком. Он заварил чай, сел за стол и достал телефон. Соцсети. Он зарегистрировался в той самой, которую использовал лишь для просмотра новостей и рабочих контактов. В поисковой строке он набрал: «Анна Орлова». Фамилию он помнил – короткую, немного странную. Выскочило несколько десятков профилей. Он начал листать, вглядываясь в аватарки. Молодые девушки, женщины постарше, закрытые профили… Ничего знакомого. Он сузил поиск, добавив город и университет. Профилей стало меньше, но её лица среди них не было.

Он отложил телефон, чувствуя приступ абсурдного отчаяния. С чего он вообще решил, что сможет её найти? Прошло двадцать лет. У неё могла быть другая фамилия, она могла жить где угодно, её могло не быть вовсе… Он сделал глоток чая. Он был горьким, как и всё в эту ночь.

Тогда он ввёл в поиск имя Сергея. Сергей оказался проще – он работал в IT, был в ВК, и его фотография, хоть и с возрастом, но сохранила черты того самого застенчивого парня в очках. Марк сохранил ссылку. Звонить сейчас – безумие. Было три часа ночи.

Он вернулся в спальню. Катя спала. Он прилёг рядом, но сон не шёл. Он представлял, как завтра утром возьмёт отпуск. Какой предлог придумать? Внезапная болезнь? Срочные дела? Он никогда не врал Кате. Вернее, врал молчанием, умалчиванием, но никогда – прямым текстом. Его сердце сжалось от страха и стыда. Но потом он вспомнил её слова: «Выбрось эту дурь из головы». И стыд отступил, сменившись тихим, упрямым протестом.

Под утро он всё же ненадолго провалился в короткий, тревожный сон. Ему снилось, что он бежит по бесконечному коридору из стекла и бетона, а впереди мелькает чей-то силуэт. Он кричит имя Анны, но звука нет. Он бежит быстрее, но коридор удлиняется, а стеклянные стены смыкаются, не давая пройти.

Его разбудил будильник. Обычный, будничный, ненавистный звон. Катя потянулась, чтобы выключить его.

– Вставай, – буркнула она, не открывая глаз. – Не проспи.

Он сел на кровати, чувствуя, как голова раскалывается от бессонницы, а во рту противный привкус.

– Кать, – сказал он, и голос его звучал хрипло и неуверенно. – Я сегодня не поеду на работу.

Она открыла глаза и повернулась к нему, нахмурясь.

– Что? Ты заболел?

– Нет. Просто… не поеду. Мне нужно кое-что сделать.

Она села, пристально глядя на него. Её взгляд был жёстким, испытующим.

– Что за дела? Какие такие срочные дела?

– Личные, – он не смог выдержать её взгляд, опустил глаза. – Мне нужно… разобраться кое с чем.

– С той своей бывшей? С Аней? – в её голосе прозвучало ледяное презрение.

Он молчал. Молчание было ответом.

– Да ты с ума сошёл! – она резко сбросила одеяло и встала с кровати. – В полном расцвете сил, идиотский дневник нашел и решил молодость вспомнить? Это смешно, Марк!

– Это не смешно, – тихо, но твёрдо сказал он. – Это важно для меня.

– Важно? Важно! – она засмеялась, но смех её был резким и злым. – А семья? Работа? Это не важно? Ты собираешься бросить всё и поехать искать какую-то дуру, с которой ты целовался в институте?

– Я не собираюсь бросать всё, – попытался он возразить, но она уже не слушала.

Она быстрыми, резкими движениями стала одеваться, её лицо было искажено гневом и обидой.

– Знаешь что? Делай что хочешь. Я не буду тебя останавливать. Включай идиота. Но чтобы к вечеру всё это было убрано из головы. И из дома. Понятно?

Не дожидаясь ответа, она вышла из спальни и через минуту хлопнула входной дверью.

Марк остался сидеть на краю кровати, слушая, как в тишине отдаётся эхо от хлопнувшей двери. Сердце бешено колотилось. Ссора, которую он так старался избегать все эти годы, случилась. И он, как ни странно, не чувствовал ни страха, ни вины. Лишь странное, щемящее чувство свободы. Он подошёл к окну. Внизу, на парковке, Катя садилась в свою машину и с визгом шин выезжала со двора.

Он повернулся и посмотрел на телефон. Было восемь утра. До приемлемого времени для звонка оставался час. Он принял душ, чтобы смыть с себя остатки ночи, заварил крепкий кофе. Рука не дрожала, когда он набирал номер Сергея. Он был готов к тому, что его не услышат, что он передумает, что всё это – ошибка. Но когда на том конце провода раздался удивлённый, но всё ещё узнаваемый голос, он понял – пути назад нет.

– Сергей? Привет. Это Марк. Ты не поверишь, зачем я звон.…

Глава 9

Голос в трубке звучал сонно, но узнаваемо – тихий, немного картавый, с теми же интонациями, что и двадцать лет назад.

– Марк? Серьёзно? Давно не слышал. Что случилось?

Марк сжал телефон так, что костяшки пальцев побелели. Он стоял на кухне, глядя в стену, и пытался подобрать слова, которые не звучали бы как полное безумие.

– Давно, да… Извини, что так рано. Мне… нужна твоя помощь. Ты не помнишь, случайно, Анну? Анну с нашего потока?

На другом конце провода повисла пауза. Слышно было, как Сергей откашлялся.

– Анну? Ту самую, с которой вы тогда… Ну, в общем, да? Помню, конечно. Яркая была девочка. А что такое?

– Я пытаюсь её найти. И не могу. Соцсети молчат. Ты с ней не поддерживал связь, случайно?

Ещё одна пауза, на этот раз более напряжённая.

– Нет, Марк, не поддерживал. После института все разъехались. Но… кажется, я слышал от кого-то, что она уехала в Крым. Заниматься искусством, по-моему. Но это было давно, лет пять назад, может больше. Точнее не помню.

Крым. Слово прозвучало как ключ, поворачивающийся в замке. Оно совпадало с тем, что он читал в дневнике – её мечты о море, о пленэрах, о свободе.

– Крым? Ты не знаешь, куда именно?

– Нет, понятия не имею. Слушай, Марк, а всё в порядке? Ты как бы не выглядишь… ну, как человек, который просто ностальгирует.

Марк закрыл глаза. Он чувствовал, как по спине бегут мурашки.

– Всё в порядке, Серёг. Просто… нужно найти. Очень нужно.

– Понятно, – в голосе Сергея послышалась лёгкая озабоченность, но он не стал допытываться. – Удачи тебе. Если что вспомню – напишу.

– Спасибо. И ещё… не говори никому, что я спрашивал. Ладно?

– Договорились. Береги себя.

Марк положил телефон на стол. Его ладони были влажными. Крым. Огромный полуостров. Искать там человека без единой зацепки – всё равно что искать иголку в стоге сена. Безнадёжная затея. Он медленно допил остывший кофе, горечь которого теперь казалась символичной. Он представил себе реакцию Кати, если бы она это услышала. Её хлёсткое: «Я же говорила!» Он представил насмешки коллег, если бы они узнали. Его репутация здравомыслящего, надёжного человека рухнула бы в одночасье.

Он подошёл к окну. Во дворе дети собирались в школу, кто-то выгуливал собаку. Обычное утро обычного дня. А он стоял здесь, на своей кухне, и планировал авантюру, которая могла разрушить всё, что у него было. Страх сжимал горло, холодными пальцами обхватывал сердце. Он был не героем, не искателем приключений. Он был бухгалтером, мужем, отцом. Он должен был пойти помыть посуду, оставшуюся с вечера, и сесть за рабочий ноутбук.

Но вместо этого он взял ключи от кладовки. Он снова вытащил коробку, нашёл дневник и перечитал последнюю запись. Не ту, что была на последней странице, а ту, что была перед ней. Там, мелким почерком, было написано: «Встретились тайком сегодня. Она дала мне свой старый адрес в Питере, где живёт её тётя. Сказала, что письма туда всегда дойдут. Сказала, что будет ждать. А я молчал. Я не сказал, что поеду. Я просто взял бумажку и сунул в карман».

Он замер. Адрес. Он не обратил на это внимания вчера, захваченный эмоциями от последней клятвы. Он лихорадочно перелистал несколько страниц назад. И нашёл. Вклеенный в тетрадь маленький, пожелтевший клочок бумаги от блокнота. На нём был написан адрес: Санкт-Петербург, ул. Профессора Николаева, д. 37, кв. 14. И имя – Лидия Павловна.

Сердце заколотилось с новой силой. Это была зацепка. Первая настоящая зацепка. Тётя. Возможно, она всё ещё там живёт. Возможно, она что-то знает. Питер был ближе и реальнее, чем абстрактный Крым.

Он посмотрел на часы. Было без пятнадцати девять. Он мог успеть на утренний «Сапсан». Без багажа, без планов, только с этим адресом в кармане. Мысль была пугающей и невероятно притягательной.

Он вышел в прихожую. Его пиджак висел на вешалке рядом с пальто Кати. Паспорт лежал в верхнем ящике комода. Деньги… Наличные были, карточки тоже. Он стоял на пороге, один в тихой квартире, и два пути расходились перед ним прямо здесь, в прихожей.

Вернуться. Отнести коробку обратно. Позвонить на работу, сказать, что заболел, и просидеть весь день перед телевизором, стараясь забыть. Или…

Он взял пиджак, достал паспорт, сунул в карман бумажник и тот самый клочок с адресом. Его руки делали это сами, пока разум отчаянно сигналил об опасности. Он вышел из квартиры, не оглядываясь, и вызвал такси по дороге к лифту.

– На Ленинградский вокзал, – сказал он диспетчеру, и его голос прозвучал чужо́, но твёрдо. – Срочно.

Глава 10

Такси мчалось по утренней Москве, обгоняя полные автобусы и неторопливые иномарки. Марк смотрел в окно на мелькающие улицы, и ему казалось, что он видит их впервые. Рекламные щиты, витрины магазинов, сонные прохожие – всё это выглядело иначе, как будто кто-то повысил резкость изображения. В ушах стоял звон от адреналина, а в кармане пальто жёг тот самый клочок бумаги с адресом.

Он попытался позвонить Кате. Один раз, второй. Она сбрасывала. В третий раз телефон был уже выключен. Он отправил короткое сообщение: «Уехал на пару дней по срочным делам. Всё объясню позже». И тут же выключил телефон сам, боясь её ответа, её гнева, её здравого смысла, который мог разрушить этот хрупкий порыв.

Ленинградский вокзал встретил его суетой и гомоном. Он купил билет на ближайший «Сапсан» до Питера, почти не глядя на цену. До отправления оставалось сорок минут. Он зашёл в пустующий зал ожидания, сел на жёсткий пластиковый стул и попытался осмыслить происходящее. Что он делает? Он, Марк, образцовый планировщик, который всегда составлял списки даже для похода в магазин, сейчас сидел на вокзале без чемодана, без плана, с одним лишь старым адресом в кармане. Безумие.

Он достал тот самый клочок бумаги. Бумага была настолько старой, что по сгибу вот-вот должна была рассыпаться. Он попытался представить себе эту Лидию Павловну. Пожилая женщина. Тётя Анны. Возможно, она уже давно переехала. Или её вообще нет в живых. Адрес мог сто раз поменяться. Эта затея была абсурдной с самого начала.

Голос по громкой связи объявил посадку на его поезд. Марк встал, как во сне, и пошёл к выходу на платформу. Он предъявил билет, прошёл в вагон, нашёл своё место у окна. Рядом уже сидела девушка в наушниках, уставившись в ноутбук. Он пристроился рядом, положил руки на колени и смотрел, как за окном проплывают окраины Москвы, потом дачи, потом бесконечные леса.

Поезд набирал скорость. Ритмичный стук колёс убаюкивал, но сна не было. В голове проносились обрывки мыслей. Что он скажет этой Лидии Павловне, если найдёт её? «Здравствуйте, я парень вашей племянницы, который бросил её двадцать лет назад, и теперь я ищу её, чтобы… чтобы что?» Он не знал. Извиниться? Объясниться? Увидеть? Услышать? Цель была размытой, как пейзаж за мокрым стеклом.

Стюард-официант принёс чай в пластиковом стаканчике. Марк взял его, согревая озябшие пальцы. Девушка рядом что-то печатала, из её наушников доносился лёгкий щелкающий бит. Мир вокруг жил своей жизнью, и никто не подозревал, что он, Марк, сорвался с цепи, бежит в никуда по зову прошлого.

Он попытался читать – взял с собой оставленный кем-то в вагоне глянцевый журнал. Но слова не складывались в смысл. Он видел лишь её лицо на старых фотографиях. Смеющиеся глаза. Уверенный взгляд. Ту самую уверенность, которой ему так не хватало.

Поезд сделал остановку в Твери. Он вышел на перрон, чтобы подышать воздухом. Было холодно и ветрено. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на других пассажиров – деловых людей с чемоданами, студентов с рюкзаками, семьи с детьми. У всех были свои маршруты, свои цели. А он ехал в пустоту.

Он купил в вагоне-бистро бутылку воды и бутерброд, но не мог заставить себя есть. Комок в горле мешал глотать. Он вернулся в вагон. Девушка всё так же печатала. Поезд тронулся.

Оставшиеся три часа пути пролетели в каком-то оцепенении. Он то дремал, то просыпался от собственного сердцебиения, то снова смотрел в окно на проплывающие мимо станции, леса, озёра. Чем ближе к Питеру, тем сильнее сжималось беспокойство. А что, если он приедет, а этого дома нет? Или там живут совсем другие люди?

Наконец, поезд начал сбавлять ход. За окном замелькали промзоны Питера, затем крыши домов, мосты. Голос объявил о прибытии на Московский вокзал. Марк взял свою единственную сумку – маленький рюкзак с ноутбуком, который он взял по привычке, – и вышел из вагона.

Холодный питерский воздух пахнул углем, сыростью и дальними путешествиями. Он поднялся по лестнице в главный зал вокзала и остановился, ошеломлённый сутолокой. Люди спешили во все стороны, громко разговаривали, обнимались, прощались. Он стоял неподвижно, как скала в бурном потоке, чувствуя себя совершенно потерянным.

Он достал телефон, снова включил его. Он замер на несколько секунд, ожидая взрыва сообщений от Кати. Но экран оставался чистым. Ни звонков, ни смс. Только уведомление от банка о списании за билет. Это молчание было хуже крика. Оно означало, что его не ждали и не ждут. Что его побег не имеет значения.

Он глубоко вздохнул, зашёл в карты и начал прокладывать маршрут до улицы Профессора Николаева. Ему предстояло ехать на метро и потом ещё идти пешком. Он сделал первый шаг вперёд, растворяясь в толпе. Обратного пути не было.

Глава 11

Петербург встретил его пронизывающей ноябрьской сыростью, въедающейся в кости даже сквозь пальто. Марк вышел из метро «Петроградская» и огляделся. Улицы здесь были уже, камернее, чем в Москве, дома – ниже, с потёртой лепниной и высокими парадными. Воздух пах старым камнем, свежей выпечкой из соседней булочной и сладковатым дымом из трубы где-то рядом.

Он сверился с картой на телефоне. Улица Профессора Николаева была совсем близко. Ноги сами понесли его вперёд, а сердце принялось отчаянно колотиться, смешивая страх и надежду в один коктейль. Каждый шаг по брусчатке отдавался в висках. Он почти физически ощущал ту бумажку в кармане, её шершавый сгиб, который вот-вот истлеет от времени и прикосновений.

Вот и дом 37. Невысокий, старый, жёлтого цвета, с облупившейся штукатуркой и высокими окнами. Он показался Марку одновременно и знакомым по каким-то смутным воспоминаниям, и абсолютно чужим. Он остановился у подъезда, глядя на ряды звонков. Квартира 14. Лидия Павловна. Его пальцы дрожали, когда он искал глазами нужную фамилию. И нашёл. «Л.П. Орлова». Орлова. Да, это была девичья фамилия Анны. Значит, он на правильном пути.

Он долго стоял, не решаясь нажать кнопку. Что, если она дома? Что он скажет? Как объяснит свой визит спустя двадцать лет? А что, если её нет? Или если она уже не живёт здесь? Он представил, как разворачивается и уезжает обратно в Москву, к своему немому ужасу и молчанию Кати. Это было хуже любого провала.