Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза

Бэрри замер на месте. Он тут не один.

* * *

Обитатели апартаментов, Джеймс и Джесси Донахью, провели лето 1925 года в Европе. Они отправились в путешествие, чтобы переждать ремонт своего дома в Верхнем Истсайде рядом с Пятой авеню, но когда вернулись в конце сентября, работы еще не завершились. Они могли отправиться на свою прибрежную виллу в Палм-Бич, где обычно по-царски развлекались зимой, или в саутгемптонскую усадьбу Вулдон Мэнор на Лонг-Айленде, их летний приют. Но предпочли дожидаться окончания ремонта в роскошной «Плазе».

Джеймс Пол Донахью был фондовым брокером с офисом на Парк-авеню. Его семья сделала некоторое состояние на непрестижном бизнесе – вытапливании жира. Они жили «обеспеченно, но скромно», – без обиняков оценила уровень их достатка нью-йоркская «Дейли Ньюс». Джеймсу никогда даже на секунду не приходила мысль о том, чтобы претендовать на включение в «Светский календарь», пока в 1912 году он не женился на Джесси Мэй Вулворт. Она была младшей дочерью того самого Фрэнка Уинфилда Вулворта, который совершил революцию в розничном секторе, открыв сеть из тысячи с лишним магазинов дешевых товаров. Пяти- и десятицентовые монеты он конвертировал в состояние достаточно крупное, чтобы для штаб-квартиры своей компании построить в Нью-Йорке шестидесятиэтажный небоскреб Вулворт-билдинг, который около двух десятилетий оставался самым высоким зданием в мире. Вулворт умер в 1919 году, оставив после себя состояние в пятьдесят пять миллионов, треть которого – двести восемьдесят миллионов сегодняшних долларов – досталась Джесси, превратившейся в одну из самых богатых американок. Сумма ее налогов за 1924 год составила миллион долларов – примерно столько же, сколько у основателя «Стандард Ойл», мегамагната Джона Д. Рокфеллера.

Миллионы жены позволили Донахью перейти от биржевой игры на новый уровень – попытать счастья за рулеточным столом. Он сделался завсегдатаем в одном из клубов Палм-Бич, где, как поговаривали, однажды просадил девятьсот тысяч долларов всего за одну зиму. Чтобы контролировать расходы мужа во время полосы неудач, Джесси договорилась с руководством клуба, что ему установят лимит и будут просить покинуть заведение по достижении определенной суммы проигрыша.

У Джесси Донахью имелась собственная страсть – драгоценности. И страсть эта – вместе с мужем-игроком – сжирала довольно солидные куски ее богатства. Она заказывала и покупала готовые дорогие украшения, предпочитая не держать их в сейфе, а выставлять напоказ. Появлялась на публике «разряженная, как принцесса, – в ошеломительных модных одеждах и усыпанная драгоценностями». Нью-йоркские газеты разместили множество фотографий с одного светского раута, где она – в огромной сверкающей тиаре, достойной блистать в лондонском Тауэре. «Нью-Йоркер» однажды с сарказмом назвал ее коллекцию «фамильными сокровищами Вулвортов».

Потом началась история с ожерельем. «Моя жена всегда любила жемчуга», – сказал как-то раз Донахью, и это он еще мягко выразился. Чета на протяжении почти десятилетия собирала розовые жемчужины. «Как только нам попадалась жемчужина, совпадавшая по оттенку с теми, с которых мы начали, – объяснял он, – мы тут же ее покупали». Считалось, что некоторые из них некогда принадлежали персидским царям. К 1925 году они собрали нитку из пятидесяти двух жемчужин, и Джесси Донахью носила ее не снимая – за обедом, за ужином, даже на заднем сиденье лимузина во время ежедневной автомобильной прогулки по городу. В Париже они тем летом нашли еще две жемчужины, идеально сочетавшиеся с остальными и достаточно крупные, чтобы стать главными элементами композиции. Их прислали в Нью-Йорк и 29 сентября доставили в «Плазу». В тот же день после обеда Джесси пошла к Картье на Пятую авеню, чтобы там их добавили к ее ненаглядному ожерелью, стоимость которого в результате выросла до четырехсот пятидесяти тысяч. Супруги оказались почти в одной лиге с Косденами, обладателями прославленных жемчугов Флетчера.

– Что ж, – заметил Донахью жене, когда они любовались новыми жемчужинами. – Полагаю, ожерелье завершено.

* * *

Это было накануне. А сейчас Бэрри стоял, прижавшись спиной к входной двери и прислушиваясь к голосам. Разговаривали две женщины, одна из них порой смеялась. Бэрри не мог разобрать, о чем они говорят.

Общий ключ он раздобыл у одного бывшего портье «Плазы». Бэрри нанял подельника, чтобы тот наблюдал за отелем и фиксировал передвижения супругов и их прислуги. Он ожидал, что в это время никого не застанет.

Как быть? Выскользнуть назад в коридор с пустыми руками? Или продолжить начатое, рискуя быть пойманным? Если его припрут к стене, он сможет выхватить револьвер, который обеспечит ему прикрытие для побега. Не прошло и секунды, и он принял решение – метнуть все же кости, поставив на то, что успеет обнаружить камешки раньше, чем кто-нибудь успеет обнаружить его самого.

Комнаты в «Плазе» соединялись дверями, давая возможность создавать апартаменты любой величины и конфигурации – как для кратковременных постояльцев, так и для тех, кто планирует оставаться здесь подольше. Однако эта концепция подразумевала наличие в каждой комнате еще одной, дополнительной двери – в главный коридор. Шесть комнат в апартаментах Донахью располагались буквой L, окна восточной стороны смотрели на Пятую авеню, а окна южной – на 58-ю улицу. Гостиная, куда проник Бэрри, была центральной, угловой комнатой. Спальня и ванная Джесси находились в той части, что выходит на 58-ю, то есть справа от Бэрри, а комнаты с окнами на авеню занимал ее муж.

Бэрри пересек гостиную и приоткрыл дверь, ведущую, если он правильно понял, в спальню. Там никого не было, но голоса зазвучали громче – из примыкавшей к ней ванной.

В туалетном столике он ничего не нашел. А вот в незапертом ящике бюро обнаружилась бархатная шкатулка, заполненная украшениями. Особенно выделялось великолепное кольцо с десятикаратным бриллиантом огранки «маркиз», к которому прилагались два кольца с бриллиантами поменьше, призванные окружить с обеих сторон и выгодно акцентировать красоту мерцающего солитера. Еще там лежали крупная булавка с бриллиантами и рубинами, еще одно кольцо, брошь и украшенный драгоценными камнями ридикюль. Бэрри сгреб все это в портфель.

Он просунул руку вглубь ящика и выудил шесть ниток жемчуга, завернутые в шелковую бумагу. Некоторые из них – наверняка имитация. Если допустить, что все они настоящие, то в его руке сейчас миллионы долларов.

«Самый простой способ отличить настоящий жемчуг от имитации, – позднее рассказывал Бэрри, делясь секретом, – это слегка потереть жемчужиной зубы. Если она настоящая, то будет ощущение трения, шершавости, а подделка – гладкая и плавно скользит».

Он проверил первую нитку. Жемчужины скользили. Он вернул ее на место и взял следующую – розовую, только что собранную из пятидесяти четырех бусин. А эти оказались шероховатыми и отправились в портфель вместе со следующей ниткой – из пятидесяти двух жемчужин, которые тоже прошли тест. Стоимость обеих ниток в сумме составит двести тысяч долларов.

Бэрри находился в спальне уже около трех минут. Он знал, что в любой момент сюда могут нагрянуть Донахью или кто-нибудь из слуг. Удовлетворенный уловом, он убедился, что гостиная пуста, и поспешил к входной двери. Когда он закрывал ее за собой, из ванной по-прежнему доносились голоса.

Он спустился по лестнице на пятый этаж, стягивая на ходу перчатки, а оттуда добрался до лобби на лифте. Выйдя из отеля, он на 59-й улице сел в такси, ехавшее на восток, но вскоре – на случай если за ним следят – попросил остановить. Там поймал другое такси, которое двигалось в противоположном направлении. Водитель высадил его на 115-й улице возле парка Морнингсайд, когда солнце уже садилось. До своего дома на 119-й улице он прошел пешком. В портфеле ощущалась тяжесть: камни и жемчуга на семьсот тысяч долларов – эквивалент сегодняшних десяти миллионов.

Дерзкая кража не заняла и получаса.

* * *

Когда пара одевалась к ужину, Джесси выдвинула ящик бюро, где лежали ее любимые жемчуга. Она сегодня уже надевала новое розовое ожерелье для обеда с мужем в одном отеле на Парк-авеню. Вернувшись примерно в полпятого, она завернула ожерелье в шелковую бумагу, чтобы жемчуг не портился, положила его в бюро и отправилась принимать ванну.

Через три часа ожерелья на месте не оказалось – вместе со второй ниткой и прочими драгоценностями.

– Это ты спрятал мои камешки? – крикнула она мужу, заподозрив его в розыгрыше.

– Нет, – ответил он, – даже не прикасался.

После осмотра всех комнат они поняли, что их обокрали. Вызвали гостиничного детектива. Позвонили страховщикам. Прошел целый день, прежде чем они решили обратиться в полицию, и газетчики тут же обо всем прознали.

Сочетание богатой жертвы и дерзкой, практически неосуществимой кражи – какой соблазн для прессы! «НАСЛЕДНИЦУ ВУЛВОРТА ОБОКРАЛИ В “ПЛАЗЕ”, – кричала первая полоса «Нью-Йорк Таймс». «Бруклин Дейли Игл» назвала произошедшее «самым успешным похищением драгоценностей за всю историю города».

Столь громкое преступление заслуживало реакции на высочайшем уровне. Комиссар полиции Нью-Йорка Ричард Инрайт лично помчался в «Плазу» и провел там почти два часа, утешая потрясенных Донахью. Он поручил это дело шефу сыскного отдела Джону Кафлину. Тот собрал команду из двадцати человек, а вести следствие назначил двух своих лучших подчиненных, лейтенанта Оскара Майера и сержанта Гровера Брауна, обладающих, как отметила «Бруклин Дейли Игл», «обширным опытом в расследовании краж облигаций на Уолл-стрит». Им приказали не останавливаться до тех пор, пока не появится имя подозреваемого и не найдутся драгоценности.

Можно ли говорить, что кражу провернули профессионалы? Газетчики предполагали, что группа искусных жуликов – «международных воров высокого калибра», как назвала их «Бруклин Ситизен», – следила за Донахью от самой Европы. Новые жемчужины прибыли в Париж прямо накануне кражи – выбор времени слишком идеален, чтобы оказаться совпадением.

Или это дело рук кого-то из домашних? Донахью не выходила из спальни, кроме тех десяти или пятнадцати минут, пока принимала ванну. Может, кто-то дал знать злоумышленнику, что путь свободен? Кафлин и его люди допросили горничную и камердинера, а также массажистку, которая была в ванной вместе с Джесси – именно их голоса слышал Бэрри, – и всех троих довольно быстро вычеркнули из списка подозреваемых. Также допросу подвергли сотрудников «Плазы», которые в тот день работали поблизости от апартаментов, но и их сочли невиновными.

Пресса вскоре набросилась на самих пострадавших, обвиняя супругов в попытках утаить информацию о краже. Джеймс в ответ заявил, что они, мол, опасались, как бы огласка не привлекла к их богатству внимание других воров и не сподвигла их похитить ради выкупа двух их сыновей-школьников. Это была слабая отговорка – ведь Джесси, постоянно щеголяя на публике в своих драгоценностях, и без того служила живым напоминанием о том, что денег у нее куры не клюют.

Фора в виде дня отсрочки – признал Кафлин – сильно помешала следствию. «Драгоценности пропали, и это все, что нам пока известно, – фыркнул он, отвечая на вопрос репортера. – Мы потеряли целый день, поскольку о краже нам сообщили не сразу».

Колкая «Дейли Ньюс», всегда с готовностью разоблачавшая слабые стороны миллионеров и знаменитостей, упрекнула Джесси в том, что та ежедневно носит дорогие украшения, в то время как многие состоятельные дамы чаще надевают имитации, а оригиналы хранят в безопасном месте.

Журналисты «Нью-Йоркера» сделали из нее и ее утраты объект для шуток: наследницу, конечно, освободили от «пары литров» камешков на «десяток миллионов пятаков[26]», но – прогнозировал журнал – она «без труда заменит пропавшие драгоценности их точными копиями из магазинов покойного батюшки».

Две вещи можно было констатировать с определенностью. Кем бы ни оказался похититель, он явно следил за супругами, знал обо всех их передвижениях. И обладал профессиональным знанием жемчуга. В ящике лежали шесть ожерелий, из которых четыре – как объяснил полиции Джеймс – были имитациями, парижскими подарками друзьям, и именно эти четыре остались нетронутыми. Преступник – человек, «тонко разбирающийся в жемчуге», указывала «Нью-Йорк Таймс», поскольку подделки столь высокого качества «ввели бы в заблуждение даже знатока».

У Кафлина, однако, на руках имелся важный туз. Он мог сделать получение прибыли от кражи практически невыполнимой задачей для этого продвинутого воришки. Все городские ломбарды и ювелирные магазинчики секонд-хенд получили предупреждение – держать ухо востро на случай, если появятся жемчужины и прочие украденные у Донахью вещи. Картье, собравший розовое ожерелье, предоставил фото и подробное описание каждой жемчужины. Эту информацию разослали по всем полицейским отделениям Северной Америки и телеграфом отправили в Лондон, Париж и другие европейские столицы. «Дейли Ньюс» исполнила свой гражданский долг, опубликовав фотографию ожерелья, чтобы весь Нью-Йорк был начеку. Кафлин предупредил похитителя из «Плазы»: «Сбагрить эти бесценные сокровища у тебя не получится».

Бэрри, скорее всего, посмеивался, читая интервью с Кафлином, где тот называл его «мастером воровского дела». Детектив даже не подозревал, что скрупулезно спланированное преступление, назначенное на время, когда в апартаментах никого не будет, едва не провалилось. И еще Бэрри наверняка мысленно благодарил Кафлина за предупреждение. Попытайся он сбыть украденное у Донахью добро, его бы тотчас поймали. Для продажи улова предстояло искать другие каналы. И он знал, к кому обратиться.

Глава 12. Великий Добытчик

Манхэттен. 1925

В лобби «Эндикотта» Артур Бэрри уселся в кресло, развернул газету и принялся ждать. Семиэтажное здание отеля из тонкого ржаво-коричневого римского кирпича на Западной 81-й улице выделялось на фоне остального ландшафта Верхнего Вест-Сайда. Мраморный пол вздрагивал всякий раз, когда по надземной эстакаде сбоку от здания с грохотом проносился поезд.

Через вращающиеся двери в отель вошел высокий стройный человек с аккуратно подстриженными усами. Бэрри узнал его в лицо, и репутация этого человека тоже была ему известна. «Тайм» однажды назвал Ноэля Скаффу «самым прославленным из американских частных детективов». Его семья перебралась сюда из Сицилии, когда ему было девять, и детство он провел на подсобных работах в подрядной компании отца. Отец рано умер. Его бизнес достался сыну, но у того дело не пошло. Официального образования Ноэль не получил, но – как однажды написала «Дейли Ньюс» – «ему хватило ума, чтобы понять: на свете есть места, где деньги так или иначе добываются легче».

Устроившись на конторскую должность в знаменитое детективное агентство Пинкертона, он вскоре и сам стал принимать участие в расследованиях. Увидел, что искать улики, решать загадки и разрабатывать источники у него получается лучше, чем читать строительные чертежи. Обзавелся друзьями в криминальной среде, наладил там контакты, подсказывавшие ему верное направление при поиске похищенных украшений и прочих ценных вещей.

В 1920 году он открыл собственное дело. «Детективное агентство Скаффы» расположилось на самом юге Манхэттена, неподалеку от Уолл-стрит – по соседству со страховыми компаниями, миллионерами и их драгоценностями. Жертвы воров, не желая огласки, и страховщики в надежде снизить издержки нередко первым делом шли не в полицию, а к нему. Его прозвали Великим Добытчиком, он имел репутацию надежного профессионала, сумевшего вернуть хозяевам украшения на миллионы долларов. «Если их не нашел Скаффа, – писала нью-йоркская “Дейли Миррор”, – значит, они канули в Лету».

Бэрри встал с кресла и приблизился к человеку, которому звонил накануне, чтобы договориться о встрече.

– У меня есть кое-что интересное для вас, – произнес он.

Выйдя из гостиницы, они пересекли Коламбус-авеню и пошагали вдоль Центрального парка. Скаффа был повыше Бэрри, метр восемьдесят с лишним, а федора на голове визуально увеличивала рост. Они остановились и присели на лавку лицом к проезжей части.

– Имеется возможность вернуть камешки Донахью, – сказал Бэрри. – Сколько выложат страховщики?

Страховщики Донахью к Скаффе не обращались, но из газет он представлял стоимость украденного.

– Штук шестьдесят, – небрежно бросил он.

То есть примерно десятая часть общей суммы – столько же, сколько дали бы скупщики. Делая вид, что выступает в роли посредника, Бэрри запросил на несколько тысяч больше – в оплату собственных услуг.

Скаффа попросил пару дней, чтобы все организовать. Потом они снова встретились в «Эндикотте», оттуда на такси проехали через парк и вышли на Пятой авеню. Сели на скамейку, и Бэрри поставил между ними портфель. В своей записной книжке Скаффа набросал опись ожерелий и прочих лежащих в портфеле вещиц. Но тут сделка чуть не сорвалась. Скаффа протянул Бэрри чек на шестьдесят четыре тысячи долларов, но тот хотел только наличные.

Тогда они придумали «план Б», достойный шпионского романа: Скаффа обналичит чек в банке, а Бэрри, в свою очередь, спрячет драгоценности в надежном месте – таком, чтобы у него не было возможности нарушить договор и сбежать с добычей. Они взяли такси, отправились на вокзал Пенн-стейшн на Восьмой авеню, где Бэрри сдал портфель в камеру хранения, а квиток вручил Скаффе. Когда тот вернулся, они забрали портфель и вновь поехали к той же скамейке в Центральном парке. Скаффа переложил драгоценности в карманы и сунул Бэрри толстый конверт. Бэрри насчитал в нем шестьдесят четыре тысячные купюры – без малого сегодняшний миллион.

Убрав конверт в нагрудный карман пиджака, Бэрри пожал Скаффе руку.

– Быть может, еще увидимся, – сказал он.

* * *

13 октября Скаффа вошел в кабинет Джона Кафлина и положил на стол сверток в упаковочной бумаге. Внутри оказались те самые бесценные украшения, которые шеф сыскного отдела тщетно пытался найти вот уже две недели.

Вызванный в отделение Джеймс Донахью подтвердил, что это – украденные вещи. Скаффа поначалу отказывался объяснить, как эти бриллианты с жемчугами оказались у него. Адвокат, сказал он, посоветовал беседовать на эту тему только с окружным прокурором.

Скаффу тут же повезли в здание уголовного суда на Центр-стрит, где он два часа отвечал на вопросы Кафлина и Фердинанда Пекоры, главного помощника окружного прокурора, восходящей звезды в прокурорских кругах Нью-Йорка и политического хамелеона: сначала он поддерживал республиканца Тедди Рузвельта, а затем переметнулся на сторону демократа Вудро Вильсона. Как и Скаффа, он был сицилианец и точно так же еще в детстве вместе с родителями приехал в Нью-Йорк. Заслужил репутацию упорного сыскаря и самую, пожалуй, почетную для прокурора характеристику: «жесткий, но справедливый».

Скаффа поведал, что выплатить шестьдесят четыре тысячи долларов за возврат драгоценностей его уполномочил менеджер страховой фирмы «Чабб и сыновья». Человек, с которым он имел дело, представился Сэмом Лэйтоном, и это все, что ему о нем известно. Скаффа виртуозно пустил полицию во главе с Пекорой по ложному следу. В его описании тот человек выглядел старше, крупнее и смуглее, чем Бэрри. Само имя Скаффа придумал на ходу. И сказал, что они встречались лишь однажды – в люксовом отеле «Принц Джордж» на Восточной 28-й, в трех милях от «Эндикотта». Обмен камней на деньги, написал он в объяснении, состоялся в одном из номеров наверху.

Если полицейским вдруг захочется разыскать свидетелей, которые видели этих двоих вместе, то они пойдут не в тот отель, станут опрашивать штат и постояльцев гостиницы в другом районе города. По меньшей мере один из газетчиков – из «Нью-Йорк Таймс» – проявил достаточный скептицизм и выяснил, что никакого Скаффы в тот день в «Принце Джордже» не было.

Встречаться со Скаффой лицом к лицу – для Бэрри это был риск, но он все же сделал ставку на то, что детектив не станет сотрудничать с властями. Ведь украденные драгоценности – главная фишка Великого Добытчика, и если он сдаст полиции человека, который якобы действует от имени похитителя драгоценностей Донахью, то в преступном мире никто и никогда больше не станет иметь с ним дело. «Один раз надует, – резюмировал Бэрри, – и пиши пропало».

Скаффа в своей лжи продвинулся дальше. «Когда камни уже лежали у меня в кармане, – сказал он Пекоре, – Лэйтон якобы перезвонил ему и предложил сдать вора за дополнительные пять тысяч. «Дайте неделю, – упрашивал он, – и я уговорю Лэйтона вывести его – и полицию вместе с ним – на воришку из “Плазы”». Пекоре тогда не пришло в голову, что Скаффа блефует и пытается выиграть время, и он согласился. Объявил, что дает Скаффе шанс выявить и выследить злоумышленника. При этом он не стал распространяться, как именно драгоценности вернулись к хозяевам, но дал клятву, что «воришку» непременно поймают и арестуют.

«Никаких компромиссов с ворами! – заявил он. – Ни в этом деле, и ни в каком ином». Его босс, окружной прокурор Джоав Бэнтон, высказался в том же духе: «Никаких сделок с мошенниками!»

Пресса, однако, восприняла недельную отсрочку Скаффы как сделку с жуликами. Авторы передовиц всячески высмеивали атмосферу тайны, нагнетаемую вокруг возврата камней. «Общественность вправе знать факты», – грозно объявила «Дейли Ньюс», упрекая Пекору за то, что тот облачил всю эту историю в «покров таинственности». Раздавались требования арестовать Скаффу – ведь уведоми он полицию своевременно, детективы устроили бы ловушку и вор сидел бы уже за решеткой. «И это называется “охраной правопорядка”? – вопрошала “Бруклин Дейли Игл”. – Возврат награбленного не конец дела. Наоборот, это должно стать лишь началом». «Если полиция вместе с прокуратурой смотрят сквозь пальцы на то, как вор получает вознаграждение за свой улов, – предупредил один из бывших окружных прокуроров, – это наверняка послужит стимулом для новых жуликов». Профессиональные юристы подтвердили, что в соответствии с законами штата Нью-Йорк Скаффу можно было бы обвинить в целом ряде правонарушений: во-первых, приняв украденные ценности, он становится соучастником, а во-вторых, он препятствует расследованию, принимая деньги за сокрытие преступления или затягивание следственных мероприятий.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Мэй Уэст (1893–1980) – бродвейская актриса, певица, секс-символ и драматург, автор смелых по тем временам пьес, исполнительница главных ролей в их постановках. (Здесь и далее прим. пер.)

2

Часть Бродвея в районе сороковых улиц.

3

Крупная розничная сеть, где продавались мелкие товары по цене 5 и 10 центов. Прообраз современных дискаунтеров.

4

20-е годы ХХ века в США.

5

Под «опасным сословием» подразумевались низшие социальные слои.

6

Система учета и идентификации преступников по их антропометрическим данным; получила название по имени ее изобретателя – французского юриста и изобретателя Альфонса Бертильона. Применялась в криминалистике, вытеснена дактилоскопией.

7

Самый крупный город в штате.

8

Young Men’s Christian Association (YMCA) – международная волонтерская организация, основанная в Лондоне в 1844 году с целью укрепления физического, интеллектуального и духовного здоровья людей. Штаб-квартира – в Женеве. Действует в 120 странах. Не имеет официальных связей с какими-либо церквями или правительствами.

9

Во время Второй мировой гитлеровцы дадут это же название операции по уничтожению союзных войск в Европе.

10

Пер. М. Лорие.

11

Пер. М. Чуковской.

12

Пер. С. Никоненко, Н. Уманца.

13

В английском языке алмазами называется бубновая масть в картах.

14

Пер. Н. Рахмановой.

15

Пер. Е. Калашниковой.

16

Бэрриморы – старая британо-американская актерская династия. В эпоху немого кино большой популярностью пользовались братья Джон и Лайонел Бэрриморы и их сестра Этель.

17

Пер. Е. Калашниковой.

18

Пер. И. Дорониной.